Код Создателя

Глава 5: Враги

Цюрих, Швейцария

Элиас Штерн стоял у панорамного окна в своем пентхаусе, откуда открывался захватывающий вид на Цюрихское озеро. В свои 62 года он сохранял стать и энергию, лишь трость из редкого эбенового дерева намекала на старую травму. Его худощавая фигура, облаченная в идеально скроенный костюм, отражалась в стекле, сливаясь с городским пейзажем.

Штерн отпил глоток редкого виски, наслаждаясь его сложным ароматом. За ним, в глубине просторной гостиной, собралось около двадцати человек – все члены ближнего круга "Наследников Прометея". Руководители корпораций, политики, ученые, военные – элита общества, объединенная общим секретом и верой в необходимость радикальных перемен.

– Господа, – Штерн повернулся к собравшимся. – И дамы, разумеется, – он слегка поклонился в сторону нескольких женщин, среди которых выделялась элегантная седовласая особа в строгом темно-синем костюме. – Благодарю всех за то, что прибыли так быстро. События развиваются стремительно, и нам необходимо согласовать наши действия.

Он подошел к голографическому проектору в центре комнаты и активировал его. В воздухе появилась объемная модель Земли с отмеченными на ней яркими точками.

– Это карта аномалий, фиксируемых нашими источниками по всему миру, – пояснил Штерн. – Как видите, их количество и интенсивность растут по экспоненте.

– Процесс начался слишком рано, – произнес лысый мужчина с военной выправкой. – Мы не завершили подготовку убежищ. Стабильность системы жизнеобеспечения в комплексе "Ковчег" всего 76 процентов.

– Я осведомлен об этом, генерал Хоффман, – Штерн слегка нахмурился. – Но у нас нет выбора. Манускрипт был активирован археологом Лейлой Хашеми, и теперь процесс идет сам по себе. Мы должны адаптировать наши планы к новым обстоятельствам.

– А что с самим манускриптом? – спросила женщина в синем костюме с британским акцентом. – Ваши люди нашли его?

– Пока нет, леди Бэнкрофт, – признал Штерн. – Хашеми оказалась изобретательнее, чем мы предполагали. Но наши оперативники идут по её следу. И у нас есть преимущество – нам не нужен сам манускрипт для достижения наших целей.

– Объяснитесь, – потребовал пожилой азиат, сидящий в инвалидном кресле. Доктор Чжао, один из ведущих физиков-теоретиков мира и давний член организации.

Штерн улыбнулся и изменил изображение на проекторе. Теперь перед собравшимися парила трехмерная модель странных символов – точная копия тех, что были на артефакте.

– Благодаря нашим информаторам в различных спецслужбах, мы получили все фотографии и данные, собранные проектом "Феникс". Наши собственные криптографы и лингвисты работают над расшифровкой. Более того, – Штерн сделал многозначительную паузу, – у нас есть собственный фрагмент манускрипта.

По комнате пробежал удивленный шепот.

– Откуда? – спросил Хоффман.

– Из Сирии, – ответил Штерн. – Десять лет назад, когда российская спецгруппа обнаружила первый фрагмент, наши агенты также были там. В результате… инцидента, фрагмент считался уничтоженным. Но на самом деле мы сумели извлечь его.

– Почему же вы не использовали его раньше? – требовательно спросила леди Бэнкрофт.

– Потому что один фрагмент бесполезен без остальных, – пояснил Штерн. – Он может активировать лишь малую часть процесса. Нам нужен был полный манускрипт, или хотя бы большая его часть. И теперь, когда Хашеми активировала оригинал, мы можем использовать наш фрагмент как резонатор – для усиления и направления изменений в нужное русло.

Штерн подошел к стеклянной витрине в углу комнаты и открыл её. Внутри лежал небольшой металлический предмет, похожий на пластину с выгравированными символами, идентичными тем, что демонстрировались на голограмме.

– Это наш ключ, – торжественно произнес он, бережно доставая пластину. – С его помощью мы сможем не просто наблюдать за процессом, но и влиять на него. Направлять изменения физических констант так, как нужно нам.

– И как именно вы собираетесь это делать? – скептически спросил молодой мужчина в элегантном итальянском костюме. Марко Витали, технологический магнат и новейшее приобретение "Наследников".

– Для этого у нас есть человек, понимающий суть кода лучше всех, – Штерн нажал кнопку на своей трости, и дверь в дальнем конце комнаты открылась.

Вошел высокий седовласый человек в простой белой рубашке и черных брюках. Его лицо с глубокими морщинами казалось вырезанным из темного дерева, а глаза светились странным внутренним огнем.

– Познакомьтесь, – произнес Штерн. – Профессор Джабир аль-Фарси, ведущий мировой эксперт по древним ближневосточным языкам и, что важнее, последний живой потомок хранителей знания.

Аль-Фарси обвел взглядом присутствующих и слегка склонил голову. Когда он заговорил, его голос оказался неожиданно глубоким и мелодичным:

– Моя семья хранила знание о манускрипте тысячи лет. Мы были хранителями традиции, передававшейся из поколения в поколение. Мы знали, что однажды код будет найден и активирован. И мы готовились к этому дню.

– Профессор аль-Фарси помог нам частично расшифровать сирийский фрагмент, – пояснил Штерн. – И теперь он поможет нам использовать его для влияния на процесс преобразования.

– Объясните подробнее, – попросил Чжао, подкатив свое инвалидное кресло ближе.

Аль-Фарси подошел к голографическому проектору и жестом сменил изображение на схему, напоминающую атомную структуру.

– Манускрипт – это не просто текст или код в привычном понимании, – начал он. – Это квантовый резонатор, созданный для взаимодействия с фундаментальными силами природы. Каждый символ – это формула, описывающая определенный аспект реальности. Когда символы активируются в правильной последовательности, они создают квантовый эффект, влияющий на базовые константы мироздания.

– Кем создан этот… резонатор? – спросил Витали.

– Древней цивилизацией, достигшей понимания реальности, которое намного превосходит наше, – ответил аль-Фарси. – Они называли себя Архитекторами. И они создали манускрипт как инструмент для коррекции параметров Вселенной в случае их дестабилизации.

– Коррекции? – переспросила леди Бэнкрофт. – То есть, это своего рода механизм безопасности?

– Именно, – кивнул аль-Фарси. – Но он может быть использован и для… переформатирования реальности. Для создания новых условий существования.

Штерн вернулся к центру комнаты, держа в руках сирийский фрагмент.

– Что нам нужно понять, – сказал он, – так это то, что процесс, запущенный Хашеми, следует собственной логике. Он будет продолжаться, пока все семь частей кода не будут активированы, так или иначе. Мы не можем остановить его. Но мы можем направить его, использовать для достижения наших целей.

– И каких именно целей? – спросил Хоффман. – Мы много лет говорили о необходимости "перезагрузки" цивилизации, о создании нового мирового порядка. Но сейчас, когда это становится реальностью, я хотел бы услышать конкретику.

Штерн положил фрагмент на стол и опёрся на свою трость. Его голубые глаза сверкнули опасным блеском.

– Конкретика, генерал, такова: человечество в его нынешнем виде зашло в эволюционный тупик. Перенаселение, истощение ресурсов, деградация генофонда, духовная и интеллектуальная стагнация. Мы стоим на пороге коллапса. Манускрипт даёт нам возможность создать новый мир, с новыми правилами. Мир, где такие как мы – интеллектуальная и духовная элита – будут направлять эволюцию человечества в правильное русло.

– Ценой жизней миллиардов, – тихо произнесла молодая женщина, до этого молчавшая. Доктор Алиса Хоффман, дочь генерала и известный генетик.

– Ценой необходимых жертв, – холодно ответил Штерн. – Великие изменения всегда требуют жертв. Но подумайте, что мы создадим! Мир без болезней, без генетических дефектов, без ограничений, наложенных нынешними физическими законами. Мир, где избранные смогут развить свой потенциал до максимума. Где технологии, о которых мы сейчас можем только мечтать, станут реальностью.

– Вы говорите о создании нового вида людей, – заметил Чжао. – Об эволюционном скачке.

– Именно так, – кивнул Штерн. – Homo Superior. Следующая ступень эволюции. И мы будем архитекторами этого нового мира.

– А те, кто выживет, но не войдет в число избранных? – спросила Алиса. – Что будет с ними?

Штерн пожал плечами.

– Они станут необходимым генетическим материалом. Рабочей силой для переходного периода. А в долгосрочной перспективе… ну, естественный отбор сделает свое дело.

Наступила тишина. Каждый из присутствующих осознавал масштаб обсуждаемых планов. Они говорили не просто о смене политического строя или экономической системы – они говорили о фундаментальном переустройстве самих основ реальности и человеческого общества.

– И вы уверены, что можете контролировать этот процесс? – наконец спросил Витали. – Что изменения пойдут именно так, как вы планируете?

– Абсолютной уверенности нет, – честно признал Штерн. – Но у нас есть знания профессора аль-Фарси, наш фрагмент манускрипта и лучшие умы планеты. И самое главное – у нас нет выбора. Процесс уже запущен. Либо мы направим его, либо он пойдет хаотично, что может привести к полному уничтожению нашего мира.

– Что вы предлагаете конкретно? – спросил Хоффман.

Штерн вернулся к голографическому проектору и вывел новое изображение – карту мира с несколькими отмеченными точками.

– Мы установили, что для максимального контроля над процессом нам нужен доступ к определенным географическим локациям – точкам резонанса, где влияние манускрипта наиболее сильно. Одна из них – подземная камера под Храмовой горой. Другие расположены здесь, – он указал на отмеченные точки. – Остров Пасхи. Плато Гиза в Египте. Северный полюс. Бермудский треугольник. Гора Кайлас в Тибете. И Великий барьерный риф.

– Силовые линии Земли, – пробормотал аль-Фарси. – Архитекторы строили свои структуры в точках пересечения энергетических потоков планеты.

– В каждой из этих точек, согласно нашим исследованиям, должно быть устройство, подобное тому, что нашла Хашеми, – продолжил Штерн. – Активация всех семи синхронно даст полный контроль над процессом трансформации. Мы уже отправили группы на Остров Пасхи и в Египет. Подготовка экспедиций в остальные точки завершается.

– А что с проектом "Феникс"? – спросил один из мужчин в костюме. – Они тоже ищут эти устройства?

– Пока они сосредоточены на поисках Хашеми и расшифровке того, что уже имеют, – ответил Штерн. – Но они быстро продвигаются. Особенно этот русский, Краевский. У него исключительный талант к дешифровке.

– Его нужно нейтрализовать, – резко сказал Хоффман.

– Или привлечь на нашу сторону, – задумчиво произнес Штерн. – Он мог бы быть полезен. У него есть личная история с манускриптом – он был единственным выжившим из группы, обнаружившей сирийский фрагмент. И у него есть мотив – чувство вины за гибель товарищей. Такими людьми легко манипулировать.

– Слишком рискованно, – покачал головой генерал. – Судя по его досье, он не из тех, кто легко меняет сторону.

– Возможно, вы правы, – согласился Штерн. – В любом случае, мы должны ускорить наши действия. Времени остается все меньше.

Он снова изменил изображение на проекторе, показав график с резко восходящей кривой.

– Это прогноз нарастания аномалий. Если он верен, то через три недели изменения станут необратимыми и будут нарастать экспоненциально. Точка невозврата, после которой полный контроль будет невозможен.

– Три недели, – пробормотала леди Бэнкрофт. – Так мало времени.

– Да, – кивнул Штерн. – Поэтому мы должны действовать решительно. Немедленно. Каждый из вас получит конкретные инструкции относительно своей роли в предстоящих событиях. Убежища должны быть готовы как можно скорее. Все ключевые ресурсы – переведены в безопасные места. Наши люди в правительствах и корпорациях должны обеспечить нам свободу действий и доступ к необходимым технологиям.

– А что с широкой общественностью? – спросил Витали. – Люди уже замечают аномалии. Социальные сети полны сообщений о странных явлениях.

– Мы запустили несколько отвлекающих теорий, – ответил Штерн. – НЛО. Секретные военные эксперименты. Естественные геофизические процессы. Люди верят во что угодно, лишь бы не признавать, что основы их реальности рушатся. А когда они поймут, что происходит на самом деле, будет уже слишком поздно.

Обсуждение продолжалось еще несколько часов. Каждый член ближнего круга получил конкретные задания и инструкции. Были распределены ресурсы, назначены ответственные за ключевые направления, определены каналы связи и протоколы на случай чрезвычайных ситуаций.

Когда встреча подошла к концу, большинство участников покинули пентхаус. Остались лишь Штерн, профессор аль-Фарси и генерал Хоффман.

– Элиас, – генерал подошел к Штерну, когда они остались втроем. – Ты уверен, что делаешь это по правильным причинам?

Штерн удивленно поднял бровь.

– Ты сомневаешься в нашей миссии, Курт? После стольких лет?

– Я не сомневаюсь в необходимости изменений, – ответил Хоффман. – Но масштаб… То, что ты предлагаешь – это не просто реформа или революция. Это полное переформатирование человечества. И я не уверен, что мы имеем право принимать такое решение за всех.

Штерн усмехнулся.

– Кто-то должен его принять. Кто-то должен иметь мужество сделать то, что необходимо. Альтернатива – медленное угасание нашего вида, деградация, возможно, полное самоуничтожение. Ты предпочитаешь это?

Хоффман не ответил, лишь устало покачал головой.

– Твоя дочь, – продолжил Штерн. – Алиса. Она разделяет твои сомнения, я вижу. Она надежна?

– Алиса лояльна семье, – резко ответил генерал. – И она понимает необходимость изменений. Просто ей, как и многим молодым, трудно принять некоторые жесткие решения.

– Убедись, что она полностью осознает важность нашего дела, – Штерн положил руку на плечо Хоффмана. – Мы не можем позволить себе слабых звеньев. Особенно сейчас.

Когда генерал ушел, Штерн остался наедине с аль-Фарси. Профессор сидел в кресле, перебирая древние четки и тихо шепча что-то на языке, который мало кто на Земле мог бы понять.

– Вы не сказали им всего, – произнес аль-Фарси, не поднимая глаз от четок.

– Они знают достаточно, – ответил Штерн. – Полное понимание доступно лишь немногим.

– Вы не сказали им, что процесс необратим. Что никто не может полностью контролировать его. Даже вы.

Штерн подошел к окну, глядя на огни вечернего Цюриха.

– Правда многогранна, профессор. Они знают свою часть истины – ту, которая необходима для их роли в предстоящих событиях. Вы знаете свою. Я знаю свою.

– А что знает тот, кто активировал манускрипт? – тихо спросил аль-Фарси. – Доктор Хашеми. Что знает она?

– Пока слишком мало, – Штерн повернулся к профессору. – Но она быстро учится. И с помощью Краевского… они могут зайти слишком далеко.

– Вы боитесь их.

– Я опасаюсь непредсказуемости, – поправил Штерн. – Хашеми активировала процесс случайно. Она не понимает, что делает. Она может повернуть ключ не в ту сторону, в переносном смысле. И тогда вместо контролируемой трансформации мы получим хаос.

Аль-Фарси поднял взгляд от четок, и в его темных глазах отразился странный свет.

– Возможно, хаос – это именно то, что нужно миру, – тихо произнес он. – Возможно, из хаоса родится нечто большее, чем вы можете представить.

Штерн внимательно посмотрел на профессора.

– Вы что-то скрываете от меня, Джабир. Что именно?

Старик улыбнулся загадочной улыбкой.

– Я хранитель традиции, Элиас. Я знаю то, что знали мои предки. И они знали, что конец одной эры всегда является началом другой. Но каким будет это начало – зависит от тех, кто повернет ключ.

Штерн нахмурился. Он не любил загадок и иносказаний. Он был человеком действия, конкретных планов и результатов. Но он понимал ценность знаний аль-Фарси и готов был терпеть его странности ради доступа к этим знаниям.

– Скоро мы отправимся в Иерусалим, – сказал он, меняя тему. – Я хочу лично присутствовать при активации второго устройства. И встретиться с доктором Хашеми… и Краевским.

– Вы думаете, они будут сотрудничать? – спросил профессор.

– У них не будет выбора, – холодно улыбнулся Штерн. – Когда они поймут истинный масштаб происходящего, они осознают, что могут либо помочь нам направить процесс, либо бессильно наблюдать за хаосом. Я верю в рациональность, профессор. Даже такие идеалисты, как они, в конце концов, делают рациональный выбор.

Аль-Фарси ничего не ответил, лишь продолжил перебирать свои четки. За окнами Цюриха сгущалась ночь, и где-то вдалеке сверкнула странная голубоватая молния – еще одна аномалия, еще один знак надвигающихся перемен.

Штерн допил свой виски и поставил бокал. Три недели до точки невозврата. Три недели, чтобы подготовиться к рождению нового мира. Его мира.