Константа

- -
- 100%
- +
Значение торчало из ряда нормальных данных, как гвоздь из доски.
Иза потёрла глаза – осторожно, кончиками пальцев, хотя доктор Ренар запретил. Глаза болели. Экран расплывался, если смотреть слишком долго. Она сняла очки, положила на стол, зажмурилась на несколько секунд.
Темнота.
Когда-нибудь это будет всё, что останется. Вечная темнота, в которой не будет ни графиков, ни цифр, ни того момента озарения, когда хаос данных складывается в осмысленную картину.
Она открыла глаза. Надела очки. Посмотрела на экран.
Данные никуда не делись.
Аномалия тоже.
– Доктор Лемье?
Голос Ли Вэй – тихий, нейтральный, как всегда.
– Да?
– Вы просили оповестить, когда архив будет готов.
– Уже? – Иза бросила взгляд на часы. – Я думала, к полудню.
– Марко работал быстро. И я помогла с сортировкой. – Ли Вэй подошла ближе, протягивая планшет. – Все данные за три месяца, отфильтрованные по секции C4. Готовы для анализа.
Иза взяла планшет. Экран показывал структуру файлов – тысячи записей, организованных по датам и времени.
– Спасибо, Вэй. Отличная работа.
Ли Вэй кивнула и отступила, но не ушла. Она стояла рядом, глядя на Изу с выражением, которое было трудно прочитать.
– Что-то ещё? – спросила Иза.
– Разрешите вопрос?
– Конечно.
– Вы что-то нашли?
Пауза. Иза взвесила варианты – соврать, уклониться, сказать правду. Ли Вэй была одной из лучших аналитиков на станции. Её помощь была бы неоценима. Но…
– Возможно, – сказала она наконец. – Пока не уверена. Мне нужно больше данных.
Ли Вэй кивнула снова, принимая ответ без дальнейших расспросов.
– Если понадобится помощь – я свободна после четырёх.
– Спасибо, Вэй. Я учту.
Ли Вэй вернулась к своему рабочему месту. Иза проводила её взглядом, потом открыла планшет и погрузилась в данные.
Архив был огромен. Терабайты информации, собранные за девяносто два дня непрерывных измерений. Иза начала с конца – с самых свежих данных, постепенно двигаясь назад во времени.
Она искала похожие аномалии. Любые отклонения, даже минимальные. Любые паттерны, которые могли бы объяснить увиденное.
Первый день – норма. Второй – норма. Третий – норма.
Неделя – норма.
Две недели – норма.
Месяц – норма.
Она продолжала копать. Глаза слезились от напряжения, голова гудела. Кофе остыл в чашке, забытый на краю стола.
Полтора месяца – норма.
Два месяца – и там.
Иза замерла.
Ещё одна аномалия. Меньше, чем вчерашняя – всего 0.0001% отклонения. Но в ту же сторону. Тот же тип. Та же секция детектора.
Два месяца назад.
Она лихорадочно открыла данные, увеличила масштаб. Да, вот оно – едва заметный выброс среди нормальных значений. Тогда она его пропустила. Или, скорее, автоматический фильтр отнёс его к статистическому шуму.
Но теперь, в контексте вчерашней находки, это выглядело иначе.
Два события. Два месяца разницы. Оба – отклонения в сторону увеличения. Оба – на одном и том же участке детектора.
Случайность?
Или…
Иза откинулась в кресле, позволяя мыслям устояться.
Одно аномальное значение – почти наверняка ошибка. Статистика, случайность, сбой, который не удалось идентифицировать.
Два значения – начало паттерна.
Она снова наклонилась к экрану и продолжила поиск.
Три месяца назад – ничего. Четыре – архив заканчивался, дальше нужно было запрашивать данные из основного хранилища.
Но два события уже были чем-то. Две точки – это линия. Возможно – случайная, возможно – значимая. Чтобы понять какая, нужно больше информации.
Иза открыла текстовый файл и начала набирать заметки.
«Аномалия №1: 17.09.2098, 02:14:37 – 02:14:52 СВ. Отклонение α от эталона: +0.0003%. Диагностика оборудования: норма.
Аномалия №2: 19.07.2098, 11:47:23 – 11:47:31 СВ. Отклонение α от эталона: +0.0001%. Изначально отнесена к шуму.
Наблюдения: – Оба события – отклонения в сторону увеличения. – Оба события зафиксированы секцией C4. – Временной интервал: ~60 дней. – Длительность: 15 и 8 секунд соответственно.
Гипотезы:
Систематическая ошибка оборудования (требует проверки).
Локальные помехи (источник?).
Реальное изменение константы в наблюдаемом регионе (невероятно, но не исключено).
Дальнейшие действия: – Запросить расширенный архив (6+ месяцев). – Провести независимое измерение другим инструментом. – Картографировать область, на которую указывает секция C4.
Конфиденциальность: пока – максимальная. Не сообщать руководству до получения дополнительных данных.»
Она сохранила файл, зашифровала его и скопировала на личный носитель. Паранойя? Возможно. Но лучше перебдеть.
Если это ошибка – никто никогда не узнает.
Если не ошибка…
Иза посмотрела на экран, где всё ещё светились две аномальные точки на временной шкале.
Если не ошибка, тогда она стоит на пороге чего-то большого. Чего-то, что изменит всё. Чего-то, что войдёт в учебники – или похоронит её карьеру, если она ошибётся.
Она сделала глубокий вдох.
Одно она знала точно: нужно больше данных. Много больше данных. И нужна помощь – кто-то, кому она могла бы доверять.
Арджун.
Имя всплыло само собой. Арджун Патель – теоретик, специалист по квантовой механике, один из немногих на станции, с кем она могла говорить на равных. И, что важнее, – человек, который умел хранить секреты.
Завтра. Она поговорит с ним завтра.
А сегодня – ещё несколько часов работы с архивом. Убедиться, что она ничего не пропустила.
Часы показывали девятнадцать сорок пять, когда Иза наконец выключила консоль.
Лаборатория опустела – вечерняя смена ушла, ночная ещё не заступила. Иза сидела в полумраке, глядя на тёмный экран, где только что мерцали данные.
Глаза горели. Спина ныла. Голова была тяжёлой, как будто набитой ватой.
Но внутри – там, глубоко, под усталостью и сомнениями – горел огонёк. Маленький, но настойчивый. То чувство, которое каждый учёный узнаёт мгновенно.
Предчувствие открытия.
Иза встала, разминая затёкшие мышцы. За обзорным окном – она наконец позволила себе посмотреть – висел Юпитер. Огромный, полосатый, равнодушный к человеческим заботам. Где-то там, в направлении, куда указывала секция C4 интерферометра, находился участок пространства, где постоянная тонкой структуры – возможно, вероятно, почти наверняка по ошибке – отличалась от эталона.
Три сотых процента.
Мелочь по человеческим меркам.
Бездна по меркам физики.
Иза отвернулась от окна и направилась к выходу. Нужно было поесть, поспать, дать телу восстановиться. Завтра – новый день, новые данные, новые вопросы.
И, возможно, – первые ответы.
Двери лаборатории закрылись за её спиной с тихим шипением. Коридор был пуст и тих. Станция продолжала жить своей жизнью – гудели системы жизнеобеспечения, где-то далеко звучали голоса, в реакторном отсеке пульсировало термоядерное сердце «Лагранжа».
Четыреста пятьдесят человек. Учёные, инженеры, мечтатели. Все они пришли сюда, чтобы раздвинуть границы человеческого знания.
Никто из них не знал, что границы, возможно, только что раздвинулись сами.

Глава 2: Перепроверка
Интерферометр BETA-3 располагался на противоположном конце научного кольца – сорок минут пешком через переходы и коридоры, или пятнадцать, если повезёт с лифтами. Иза выбрала пешую прогулку. Ей нужно было время подумать.
Утро выдалось серым – не в буквальном смысле, конечно; на станции не было погоды, только искусственное освещение, имитирующее земной цикл дня и ночи. Но что-то в качестве света, в гудении вентиляции, в лицах встречных коллег создавало ощущение пасмурности. Или это было её собственное настроение, спроецированное на окружающий мир.
Она плохо спала. Снились графики – бесконечные ряды цифр, уходящие в темноту, и среди них – одно число, светящееся красным, пульсирующее, как сердце. Она просыпалась трижды, каждый раз с одной и той же мыслью: «Нужно проверить».
Теперь она шла проверять.
BETA-3 был резервным инструментом – менее точным, чем ALPHA-7, но построенным на других принципах. Другая оптическая схема, другие детекторы, другое программное обеспечение. Если аномалия появится и здесь, это исключит целый класс возможных ошибок. Если не появится – значит, проблема в ALPHA-7, несмотря на чистую диагностику Ковальски.
Иза миновала сектор биологических исследований, где за стеклянными стенами зеленели гидропонные фермы. Лена наверняка была где-то там, среди своих растений. Иза не стала заходить – не хотела объяснять, куда идёт и зачем.
Секретность давалась ей легко. Слишком легко, возможно. За годы работы она научилась держать мысли при себе, не делиться незавершёнными результатами, не давать пищу для слухов. Это было профессиональной необходимостью в мире, где каждое открытие становилось политическим инструментом, где данные крали, а приоритеты оспаривали.
Но сейчас секретность ощущалась иначе. Тяжелее. Как груз, который она несла одна.
BETA-3 встретил её полумраком и запахом озона – характерный признак работающей высоковольтной электроники. Лаборатория была меньше, чем у FINESTRUCTURE, и значительно скромнее оснащена. Здесь не было постоянной команды – только дежурный оператор, который присматривал за оборудованием между плановыми экспериментами.
Сегодня дежурил Хироши Танабе, японский аспирант с вечно удивлённым выражением лица и привычкой кланяться при каждом приветствии.
– Доктор Лемье! – Он вскочил из-за консоли, едва не опрокинув чашку с чаем. – Я не ожидал… Вам назначено время?
– Нет. – Иза огляделась, оценивая состояние оборудования. Всё выглядело штатно. – Мне нужен внеплановый доступ к интерферометру. Несколько часов, не больше.
Хироши замялся. Внеплановый доступ требовал согласования – формы, подписи, объяснения причин. Бюрократия UNOOSA-2 не делала исключений даже для руководителей проектов.
– Я… конечно, доктор Лемье. Но протокол…
– Я знаю протокол. – Иза достала из кармана идентификационную карту. – Запиши как тестовый прогон для калибровки ALPHA-7. Перекрёстная проверка между инструментами. Форму заполню позже.
Хироши кивнул, явно облегчённый тем, что ему предложили легальный выход. Перекрёстная калибровка была стандартной процедурой – никто не станет задавать вопросов.
– Вам нужна помощь с настройкой?
– Нет. Справлюсь сама. Можешь вернуться к своим делам.
Ещё один кивок, ещё один полупоклон, и Хироши отступил к своему углу лаборатории, старательно делая вид, что не наблюдает за тем, что она делает.
Иза села за консоль и начала вводить параметры измерения.
Настройка заняла сорок минут – дольше, чем она рассчитывала. BETA-3 был капризным инструментом, требовавшим ручной калибровки перед каждым серьёзным экспериментом. Иза возилась с оптическими путями, подстраивала детекторы, проверяла юстировку зеркал. Пальцы двигались по клавиатуре автоматически, выполняя знакомые операции, пока разум был занят другим.
Что она надеялась найти?
Если честно – она надеялась не найти ничего. Надеялась, что BETA-3 покажет нормальные значения, что аномалия окажется артефактом ALPHA-7, что загадка разрешится простым и скучным объяснением. Тогда можно будет выдохнуть, списать всё на сбой оборудования и вернуться к рутине.
Но другая часть её – та, что не давала спать ночью, та, что заставляла сердце биться чаще при взгляде на аномальное число, – эта часть хотела иного. Хотела подтверждения. Хотела, чтобы данные оказались настоящими, чтобы за ними скрывалось что-то новое, неизведанное, невозможное.
Учёный, который не мечтает об открытии, – не учёный. Просто техник.
Иза закончила настройку и запустила измерение.
Час ожидания.
Она сидела в полумраке, глядя на экран, где медленно накапливались данные. BETA-3 работал тише, чем ALPHA-7, – только едва слышное гудение охлаждающих систем и редкие щелчки механики. Хироши ушёл за кофе и не вернулся – видимо, решил дать ей пространство.
За это время Иза успела трижды проверить координаты, на которые был направлен инструмент. Тот же участок неба, что фиксировала секция C4 ALPHA-7. Та же область пространства, где – возможно, вероятно, почти наверняка по ошибке – константа отличалась от нормы.
Если BETA-3 увидит то же самое…
Она не позволяла себе заканчивать эту мысль.
Индикатор прогресса дополз до ста процентов. Экран мигнул, обновляя данные.
Иза наклонилась вперёд, вглядываясь в цифры.
0.00729749256928
Она моргнула. Перечитала. Моргнула снова.
Значение было ниже эталонного. Не выше, как показывал ALPHA-7, а ниже. Отклонение в другую сторону, примерно той же величины.
Что?
Иза нахмурилась, открывая детализацию. BETA-3 смотрел на тот же участок неба, но под немного другим углом – разница в позиционировании инструментов составляла около двух угловых секунд. Достаточно, чтобы захватить чуть другую область пространства.
И эта другая область показывала отклонение в другую сторону.
Она откинулась в кресле, пытаясь осмыслить увиденное.
Если бы аномалия была ошибкой ALPHA-7, BETA-3 должен был показать норму. Он показал аномалию – но другую. Если бы оба инструмента ошибались одинаково, значения были бы похожи. Они были противоположны.
Единственное объяснение, которое приходило в голову…
Иза снова наклонилась к экрану и начала лихорадочно набирать команды.
Следующие два часа она провела, перенастраивая BETA-3 снова и снова. Сдвигала направление наблюдения на минимальные углы – секунду дуги туда, секунду сюда – и каждый раз записывала результат.
Картина, которая вырисовывалась, была… странной.
В одних направлениях константа была выше нормы. В других – ниже. Граница между «выше» и «ниже» была нечёткой, размытой, но определённо существовала. Как будто там, в пустоте между звёздами, находилось… что-то. Что-то, искажающее фундаментальные свойства пространства вокруг себя.
Иза смотрела на предварительную карту – грубую, неточную, построенную на двух десятках измерений – и чувствовала, как по спине бежит холодок.
Это не было похоже на ошибку.
Это было похоже на структуру.
Она вернулась в лабораторию FINESTRUCTURE к обеду, голодная и измотанная, но с папкой данных, которая жгла руки.
Команда была на месте – Марко что-то объяснял Ли Вэй, размахивая руками и едва не задевая монитор; двое лаборантов возились с калибровочным оборудованием в дальнем углу. Нормальный рабочий день. Нормальная рутина.
Иза прошла к своему месту, стараясь выглядеть спокойной. Открыла консоль, загрузила данные с BETA-3, наложила их на результаты ALPHA-7.
Два набора точек. Два инструмента. Одна картина.
Аномалия была реальной.
Она сидела неподвижно, глядя на экран, и думала о том, что делать дальше.
Протокол требовал немедленного доклада руководству. Любое значимое отклонение от ожидаемых результатов должно быть задокументировано и передано по цепочке командования. Масланский узнает, созовёт совещание, привлечёт экспертов, начнётся процедура верификации…
И всё выйдет из-под её контроля.
Иза знала, как работает система. Открытие – если это было открытие – перестанет быть её открытием. Оно станет собственностью проекта, станции, UNOOSA-2, международного научного сообщества. Её имя будет в списке авторов, возможно даже первым, но решения будут принимать другие.
Это было правильно. Это было справедливо. Наука – коллективное предприятие, и никто не должен ставить личные амбиции выше общего дела.
Но…
Но она хотела понять сама. Прежде чем машина закрутится, прежде чем бюрократия поглотит открытие, – она хотела знать, с чем имеет дело.
Ей нужна была помощь. Но не официальная.
Арджун Патель жил и работал в секторе D – «философском углу», как его называли на станции. Там располагались кабинеты теоретиков: математиков, космологов, специалистов по интерпретациям квантовой механики. Людей, которые не проводили экспериментов сами, но придавали смысл экспериментам других.
Иза постучала в дверь с табличкой «Д-р А. Патель, квантовая космология» и услышала приглушённое «Войдите».
Кабинет Арджуна был полной противоположностью её лаборатории. Никаких экранов с данными, никакого гудящего оборудования. Только книги – настоящие, бумажные, занимающие каждый сантиметр стен. Стол, заваленный рукописями. Кресло у окна, где сейчас сидел хозяин кабинета, держа в руках чашку чая и задумчиво глядя на Юпитер за стеклом.
Арджуну было тридцать семь, но выглядел он старше – не из-за морщин или седины, а из-за чего-то в глазах. Глубины, что ли. Или усталости от вопросов, на которые нет ответов.
– Иза. – Он улыбнулся, откладывая чашку. – Редкий гость. Что-то случилось?
– Можно?
– Конечно. Садись.
Она опустилась в гостевое кресло – продавленное, уютное, явно помнившее сотни разговоров. Арджун не торопил её, не задавал вопросов. Просто ждал, давая ей время собраться с мыслями.
Это было одной из причин, почему она пришла именно к нему. Арджун умел молчать.
– Мне нужна твоя помощь, – сказала Иза наконец. – Но сначала – обещание.
– Какое?
– То, что я тебе покажу, не выходит за пределы этой комнаты. Пока. Пока я сама не решу иначе.
Арджун приподнял бровь – единственное проявление удивления, которое он себе позволил.
– Звучит серьёзно.
– Звучит параноидально, – поправила Иза. – Но да. Серьёзно тоже.
Пауза. Арджун смотрел на неё – не оценивающе, скорее внимательно, как будто читал что-то между строк.
– Хорошо, – сказал он. – Обещаю. Что ты нашла?
Следующие двадцать минут Иза говорила. Рассказывала о первой аномалии, о диагностике, о поиске в архивах, о сегодняшнем эксперименте на BETA-3. Показывала данные на своём планшете – графики, таблицы, предварительную карту. Арджун слушал молча, лишь изредка задавая уточняющие вопросы.
Когда она закончила, он долго молчал, глядя на карту.
– Значит, – произнёс он наконец, – два независимых инструмента фиксируют отклонение постоянной тонкой структуры. Величина отклонения зависит от направления наблюдения. И отклонения образуют… структуру?
– Похоже на то.
– Ты проверила системные ошибки? Атмосферные эффекты… нет, глупость, мы в космосе. Гравитационное линзирование?
– Слишком мало массы в этом направлении. Ближайший крупный объект – астероид в поясе Троянцев, но он в стороне от зоны наблюдения.
– Солнечный ветер? Магнитные поля Юпитера?
– Не объясняет изменение константы. Эти факторы могут влиять на спектральные линии, но не на саму альфу.
Арджун кивнул, принимая её аргументы.
– Что остаётся?
Иза помедлила.
– Либо оба инструмента ошибаются синхронно и противоположно – что статистически невероятно, – либо…
– Либо константа действительно отличается в этом регионе пространства.
Слова повисли в воздухе, тяжёлые и невозможные.
– Это противоречит всему, что мы знаем, – сказала Иза. – Постоянная тонкой структуры одинакова везде. Это проверено тысячами экспериментов, от Земли до квазаров на краю наблюдаемой Вселенной.
– Проверено с определённой точностью, – мягко возразил Арджун. – И на определённых масштабах. Возможно, мы просто никогда не смотрели… туда.
– Туда?
Он указал на карту.
– В эту конкретную точку. С этой конкретной точностью. В этот конкретный момент.
Иза нахмурилась.
– Ты хочешь сказать, что аномалия могла существовать всегда, и мы её просто не замечали?
– Или, – Арджун сделал паузу, подбирая слова, – она появилась недавно.
Эта мысль была ещё более безумной, чем предыдущая.
– Константы не появляются и не исчезают, – сказала Иза. – Они либо есть, либо их нет. Они не меняются со временем.
– Насколько мы знаем.
– Арджун…
– Я не спорю с тобой, Иза. – Он поднял руки в примирительном жесте. – Я просто… расширяю пространство гипотез. Мы столкнулись с чем-то, что не укладывается в рамки нашего понимания. В такой ситуации стоит рассмотреть все варианты, даже безумные.
– Какие, например?
Арджун встал из кресла и подошёл к окну. Юпитер висел за стеклом, огромный и равнодушный.
– Вариант первый, – начал он, загибая палец. – Систематическая ошибка, которую мы не идентифицировали. Маловероятно, учитывая два разных инструмента, но не исключено.
Иза кивнула.
– Вариант второй. Локальное искажение пространства-времени неизвестной природы. Что-то вроде гравитационной аномалии, но влияющее не на метрику, а на константы связи.
– Такое вообще возможно теоретически?
– В рамках стандартной физики – нет. Но есть спекулятивные модели… струнные теории, многомерные браны… некоторые из них допускают локальные вариации констант.
– Спекулятивные, – повторила Иза скептически.
– Спекулятивные, – согласился Арджун. – Но не более спекулятивные, чем то, что показывают твои данные.
Он помолчал, глядя в окно.
– И вариант третий.
– Какой?
– Что-то… или кто-то… меняет константу намеренно.
Тишина.
Иза смотрела на Арджуна, пытаясь понять, шутит ли он. Его лицо было абсолютно серьёзным.
– Ты сейчас предлагаешь… что? Инопланетян?
– Я предлагаю не исключать никаких возможностей на данном этапе. – Арджун повернулся к ней. – Послушай, Иза. Мы наблюдаем аномалию в области, где по всем расчётам не должно быть ничего интересного. Аномалия имеет структуру. Она влияет на фундаментальные константы. Если это естественное явление – мы переписываем физику. Если неестественное…
– То мы переписываем всё остальное.
– Именно.
Иза встала и подошла к окну, вставая рядом с Арджуном. Юпитер казался близким – обманчивое впечатление, на самом деле до него были сотни тысяч километров. Но отсюда, из точки Лагранжа, он заполнял четверть неба, полосатый и величественный.
– Допустим, – сказала она медленно, – только допустим, что ты прав. Что там… что-то есть. Что-то, что меняет константы. Как мы это проверим?
– Нужно больше данных. Много больше. Картографировать аномалию детально, определить её границы, форму, скорость изменения – если она меняется.
– Это займёт недели. И потребует доступа к инструментам, который я не могу получить без объяснения причин.
Арджун задумчиво потёр подбородок.
– А если использовать архивные данные? У ALPHA-7 есть записи за несколько лет, верно? Можно прочесать их, поискать следы аномалии в прошлом.
– Я уже начала. Нашла одно похожее событие два месяца назад.
– Всего одно?
– За три месяца архива – одно. Но я не проверяла более ранние записи.
– Тогда это первый шаг. – Арджун снова сел в своё кресло, и в его глазах появился знакомый блеск – азарт исследователя, почуявшего загадку. – Дай мне доступ к данным. Я помогу с анализом. У меня есть алгоритмы поиска аномалий, которые я разрабатывал для другого проекта – они могут пригодиться.
– Ты уверен? Это может быть тупиком. Ошибкой. Потерей времени.
– Или открытием века. – Он улыбнулся. – Риск, который стоит принять, не находишь?
Иза посмотрела на него – на этого странного человека, философа среди физиков, который верил в сознание как фундаментальный аспект реальности и не боялся безумных гипотез.
Единственного на станции, кому она рассказала о своей слепоте.
– Хорошо, – сказала она. – Начнём прямо сейчас.
Они работали до позднего вечера.
Арджун перебрался в лабораторию FINESTRUCTURE – благо к этому времени остальная команда разошлась по каютам. Он сидел за соседней консолью, погружённый в код своих алгоритмов, изредка бормоча что-то себе под нос. Иза прочёсывала архивы, методично проверяя месяц за месяцем.
Они почти не разговаривали – не было нужды. Оба знали, что делают, и оба понимали важность задачи.
К одиннадцати вечера у них была первая серьёзная находка.
– Иза, – позвал Арджун, и что-то в его голосе заставило её оторваться от экрана. – Посмотри на это.
Она подошла к его консоли. На экране светился график – временная шкала за последние восемнадцать месяцев, с отмеченными аномальными событиями.
Их было семь.
– Семь случаев, – сказал Арджун. – Самый ранний – четырнадцать месяцев назад. Самый поздний – твоя находка позавчера.
Иза всмотрелась в даты. Интервалы между событиями были неравными – то два месяца, то три, то шесть недель.
– Никакой периодичности?
– На первый взгляд – нет. Но есть кое-что другое. – Арджун переключил экран на другой график. – Я наложил координаты всех семи событий на звёздную карту. Смотри.
Семь точек, разбросанных по небесной сфере. На первый взгляд – хаотично.





