Константа

Первый шаг: контроль информации. Сделано. Никто на станции, кроме узкого круга, не узнает об аномалии. Никто на Земле не узнает, пока он не решит, как подать эту информацию и кому.

Второй шаг: исследование. Лемье и Патель сделают работу – они учёные, это их природа. Они выяснят, что это за аномалия, откуда она взялась, как она работает.

Третий шаг…

Третий шаг зависел от того, что они найдут.

Масланский отошёл от окна и сел за стол. Экран перед ним показывал структуру станции – иерархию, связи, зависимости. Он изучал её, прикидывая, кого включить в группу.

Инженер. Нужен кто-то, кто может построить оборудование для исследования – зонды, датчики, что угодно. Кто-то надёжный и не слишком любопытный.

Пилот. На случай, если потребуется отправить миссию к аномалии. Опытный, хладнокровный, способный работать в нестандартных условиях.

Безопасность. Обязательно. Кто-то, кто будет следить за утечками – и за самой Лемье, если понадобится.

И ещё… врач? Возможно. Если аномалия влияет на физические константы, она может влиять и на биологию. Нужен специалист, способный оценить риски.

Масланский начал набрасывать список имён.

Он думал о Лемье – о её горящих глазах, о её наивной вере в «право людей знать». Опасная женщина. Талантливая, но опасная. Из тех, кто ставит принципы выше целесообразности.

Нужно будет за ней присматривать.

Иза провела остаток дня в лаборатории, пытаясь работать.

Не получалось.

Данные плыли перед глазами – в буквальном смысле: зрение снова барахлило, буквы расплывались, графики теряли чёткость. Она сняла очки, протёрла их, надела снова. Не помогло.

– Всё в порядке? – Марко смотрел на неё с соседнего рабочего места.

– Да. Просто устала.

Ложь давалась легко. За два года она научилась лгать о своём зрении так же естественно, как дышать.

– Может, перерыв? Кофе?

– Потом.

Марко пожал плечами и вернулся к своим делам. Иза ещё несколько минут смотрела на экран, потом сдалась и свернула окна.

Масланский.

Она думала о нём весь день. О его реакции – не удивление, не восторг, не страх. Расчёт. Холодный, быстрый расчёт: как это можно использовать? Как это можно контролировать?

Тридцать лет назад он был физиком. Что случилось? Что превратило учёного в бюрократа, для которого открытие – не цель, а инструмент?

Она вспомнила слухи, которые ходили по станции. Масланский – человек с прошлым. Какие-то неудачи в молодости, какие-то разочарования. Потом – стремительный карьерный рост, который никто не мог объяснить одними только способностями.

Связи? Шантаж? Или просто талант к политике, который он развил вместо таланта к науке?

Не важно. Важно то, что он теперь контролировал её работу. Её открытие.

Иза стиснула кулаки.

Неправильно. Всё это было неправильно. Но Арджун был прав: у неё не было выбора.

Пока.

Вечером она пришла к Арджуну – без предупреждения, просто постучала в дверь его кабинета.

– Открыто.

Он сидел в своём кресле у окна, как обычно. На коленях – старая книга в бумажном переплёте. «Структура научных революций» Томаса Куна. Классика философии науки.

– Не спится? – спросил он, откладывая книгу.

– Не работается. – Иза опустилась в гостевое кресло. – Слишком много мыслей.

– О Масланском?

– О всём.

Арджун кивнул, не требуя объяснений. Это было одной из вещей, которые она ценила в нём, – способность понимать без слов.

– Ты веришь, что он прав? – спросила она после долгой паузы.

– В чём именно?

– В секретности. В контроле. В том, что людям нельзя знать правду.

Арджун задумался. За окном Юпитер медленно смещался – станция двигалась по своей орбите, и угол обзора менялся.

– Я верю, – сказал он наконец, – что правда редко бывает простой. И что способ, которым её сообщают, иногда важнее самой правды.

– Это звучит как оправдание.

– Это звучит как наблюдение. – Он повернулся к ней. – Подумай об этом, Иза. Что произойдёт, если мы сейчас объявим на всю станцию: «Через восемнадцать дней нас поглотит аномальная зона, и мы не знаем, что это значит»?

– Люди будут знать правду.

– И? Что они с ней сделают? У нас нет эвакуационных кораблей на четыреста пятьдесят человек. Ближайшая помощь – в месяцах пути. Правда не спасёт их. Она просто сделает последние дни… невыносимыми.

Иза хотела возразить, но слова застряли в горле.

– Это не значит, что Масланский прав, – продолжил Арджун. – Его мотивы… не о защите людей. Но результат может оказаться тем же. Иногда неправильные причины приводят к правильным решениям.

– А если мы ошибаемся? Если аномалия не угрожает станции? Если всё это – ошибка измерений, галлюцинация, что угодно?

– Тогда мы выясним это. И никто не пострадает от несказанной правды.

Иза покачала головой.

– Мне не нравится эта логика.

– Мне тоже. – Арджун улыбнулся – грустно, понимающе. – Но мы живём в мире, который не спрашивает, нравится нам его логика или нет.

Они сидели в молчании, глядя на звёзды за окном. Где-то там, в пустоте между светилами, росла аномалия – невидимая, непостижимая, неумолимая.

– Арджун, – сказала Иза наконец. – Я должна тебе кое-что рассказать.

– Что?

Она помедлила. Слова давались тяжело – она произносила их вслух второй раз в жизни.

– Я слепну.

Тишина.

Арджун не отшатнулся, не ахнул, не выразил шокированного сочувствия. Он просто смотрел на неё – внимательно, спокойно, как будто она сообщила о погоде.

– Как давно?

– Диагноз – два года назад. Макулярная дегенерация. Редкая форма, устойчивая к лечению.

– Прогноз?

– Полная слепота. Год, может два. – Она сглотнула. – Прогрессирует быстрее, чем ожидалось.

Арджун кивнул – медленно, обдуманно.

– Почему ты мне это рассказываешь?

– Потому что ты должен знать. Если что-то случится во время исследования, если моё зрение откажет в критический момент… ты должен быть готов взять на себя руководство.

– Иза…

– Я серьёзно. – Она посмотрела ему в глаза – или туда, где, как она помнила, были его глаза; периферийное зрение было чётче, чем центральное, и это сбивало с толку. – Это не просьба о жалости. Это… передача ответственности. На случай.

Арджун долго молчал. Потом протянул руку и коснулся её ладони – мягко, почти невесомо.

– Спасибо, что доверилась мне.

– Ты единственный, кто знает. Кроме врача.

– Масланский?

– Нет. Особенно не Масланский.

Арджун кивнул. Он понимал почему. Если директор узнает о её состоянии, он может использовать это – отстранить её от работы «по медицинским показаниям», передать руководство кому-то более… управляемому.

– Твой секрет в безопасности, – сказал он. – Но Иза… ты уверена, что хочешь продолжать? Это исследование… оно будет требовать многого. Физически, эмоционально…

– Именно поэтому я хочу продолжать.

Он посмотрел на неё вопросительно.

– Мне осталось… сколько? Год? Два? – Иза выпрямилась в кресле. – Я хочу провести это время, делая что-то важное. Не сидя в тёмной комнате, жалея себя. Если аномалия – это то, чем она может быть… если там действительно что-то есть… я хочу это увидеть. Пока ещё могу.

Арджун молчал.

– Это эгоистично, – добавила Иза тише. – Наверное. Но я не могу иначе.

– Это не эгоизм. – Голос Арджуна был мягким, но твёрдым. – Это… человечность. Желание понять, прежде чем уйти. Оставить след.

Он снова сжал её руку.

– Я буду рядом. Что бы ни случилось.

На следующее утро Иза пришла в конференц-зал за десять минут до назначенного времени.

Помещение было небольшим – овальный стол на восемь человек, экран во всю стену, кофейный автомат в углу. Окон не было; комната находилась в защищённой части хаба, вдали от обзорных секций.

Арджун уже был там – сидел в углу, листая что-то на планшете. Он кивнул ей, когда она вошла.

Вскоре начали появляться другие. Первым пришёл мужчина лет пятидесяти, с лицом, словно вырубленным из камня, – спокойный, неторопливый, с глазами, которые замечали всё и не выдавали ничего. Он представился коротко:

– Олег Демин. Пилот.

Иза пожала его руку – жёсткую, мозолистую. Она слышала это имя раньше; Демин был ветераном, одним из самых опытных пилотов на станции. Кризисные миссии, спасательные операции, работа в условиях, которые убили бы большинство других.

Что он здесь делает?

Следующей появилась женщина – молодая, азиатских черт, с короткой стрижкой и татуировкой схемы какого-то устройства на левом предплечье. Она представилась ещё короче:

– Вэнь Цзяхуэй. Инженер.

Иза узнала её – они пересекались на технических совещаниях. Вэнь работала в системном отделе, занималась инфраструктурой станции. Блестящий специалист, судя по репутации, но не склонная к разговорам.

Потом пришла женщина в форме службы безопасности – высокая, атлетичного сложения, с волосами, собранными в строгий узел. Капитан Юкико Танака. Она кивнула всем присутствующим и села у двери – позиция, с которой можно контролировать вход и выход.

И наконец – Масланский.

Он вошёл ровно в восемь ноль-ноль, как будто его появление было синхронизировано с часами. Занял место во главе стола, окинул взглядом собравшихся.

– Все на месте. Хорошо. Начнём.

Следующий час был посвящён тому, что Масланский называл «ориентацией».

Он представил ситуацию – коротко, схематично, опуская большинство научных деталей. Аномалия. Изменение констант. Потенциальная угроза станции. Необходимость исследования. Необходимость секретности.

Реакции были разными.

Демин слушал с каменным лицом, не задавая вопросов. Казалось, он уже видел достаточно странного в своей жизни, чтобы не удивляться ещё одной невозможности.

Вэнь хмурилась, делая пометки в планшете. Её вопросы были техническими: какова точность измерений? Какие инструменты использовались? Можно ли построить оборудование для исследования на месте, или придётся запрашивать с Земли?

Танака не задавала вопросов вообще. Она слушала, наблюдала, оценивала – и молчала.

Когда Масланский закончил, он повернулся к Изе.

– Доктор Лемье представит научную часть. Детали, которые вам понадобятся для работы.

Иза встала, чувствуя на себе взгляды. Четверо незнакомых людей – и Арджун, единственное знакомое лицо в этой комнате. Она прочистила горло и начала.

Она говорила о константах – что они такое, почему важны, что означает их изменение. О карте аномалии – показывала проекцию, объясняла цветовую кодировку, указывала на слепое пятно в центре. О расчётах – восемнадцать дней до контакта, экспоненциальный рост, неопределённость прогноза.

Вэнь прервала её посреди объяснения:

– Вы говорите, что в центре – область, которую нельзя измерить. Что именно вы имеете в виду?

– Именно то, что сказала. Наши инструменты не получают оттуда данных. Не ошибки, не шум – просто ничего.

– Это невозможно. Если область существует физически, она должна взаимодействовать со светом.

– Согласна. Но данные говорят иное.

Вэнь нахмурилась сильнее.

– Нужно отправить зонд. Измерить на месте.

– Это входит в план. – Иза бросила взгляд на Масланского; он едва заметно кивнул. – Нам понадобится ваша помощь в проектировании.

– Проектировании чего?

– Зонда, способного работать в условиях изменённых констант. Если наши теории верны, стандартная электроника может вести себя… непредсказуемо.

Вэнь сделала пометку в планшете.

– Задача интересная. Я посмотрю, что можно сделать.

Совещание продолжалось ещё два часа.

Они обсуждали логистику: расписание измерений, распределение ресурсов, легенды прикрытия для остальной команды станции. Масланский настаивал на максимальной изоляции – группа должна работать автономно, минимизируя контакты с внешним персоналом.

Танака получила особое задание: мониторинг информационной безопасности. Любые утечки, любые подозрительные разговоры – докладывать немедленно.

Иза слушала, и внутри неё росло чувство нереальности. Ещё неделю назад она была обычным учёным, занимающимся рутинными измерениями. Теперь – часть секретной группы, работающей над чем-то, что могло изменить понимание Вселенной.

Или уничтожить их всех.

Когда совещание закончилось и участники начали расходиться, Масланский задержал её жестом.

– Доктор Лемье. На минуту.

Она осталась. Арджун бросил на неё вопросительный взгляд; она кивнула – всё в порядке, иди.

Когда дверь за последним участником закрылась, Масланский заговорил:

– Вы недовольны.

Это не было вопросом.

– Да.

– Чем конкретно?

– Всем этим. – Иза обвела рукой комнату. – Секретностью. Контролем. Тем, как вы превратили научное исследование в… операцию.

Масланский кивнул, как будто ожидал именно этого ответа.

– Понимаю. Но хочу, чтобы вы кое-что знали, доктор Лемье.

– Что?

– Я делаю это не ради власти. Не ради контроля самого по себе. – Он сделал паузу, и на мгновение его лицо смягчилось – или Изе показалось? – Я делаю это, потому что верю: это единственный способ защитить то, что вы нашли.

– Защитить от чего?

– От тех, кто не понимает его значения. От тех, кто использует его неправильно. От тех, кто не готов к правде, которую оно несёт.

Иза смотрела на него, пытаясь понять, что скрывается за этими словами.

– Вы верите, что там что-то есть, – сказала она медленно. – В центре аномалии. Вы верите в гипотезу Арджуна.

Масланский не ответил. Но что-то мелькнуло в его глазах – искра, которая появляется, когда человек думает о чём-то важном.

– Работайте, доктор Лемье. Выясните, что это. А я позабочусь о том, чтобы вам никто не мешал.

Он открыл дверь и вышел, оставив её одну в пустом конференц-зале.

Той ночью Иза не спала.

Она лежала в темноте каюты, глядя в потолок, и думала о Масланском. О его словах, о его взгляде, о том, что он не сказал.

«Защитить от тех, кто не готов к правде».

Кого он имел в виду? Экипаж станции? Правительства на Земле? Или… кого-то ещё?

Она вспомнила его реакцию на доклад – не удивление учёного, столкнувшегося с невозможным. Скорее… узнавание? Как будто он ждал чего-то подобного. Как будто знал, что рано или поздно это произойдёт.

Паранойя. Наверное. Усталость и стресс рождали призраков там, где их не было.

Но мысль не отпускала.

Что, если Масланский знал больше, чем говорил? Что, если проект FINESTRUCTURE с самого начала был создан не просто для измерения констант, а для… обнаружения чего-то? Что, если они нашли именно то, что он искал?

Иза повернулась на бок, пытаясь устроиться удобнее. Матрас был жёстким, подушка – слишком плоской. Станционный стандарт: функционально, но не комфортно.

Как и всё остальное в её жизни сейчас.

Она думала о команде – о новых людях, которых Масланский включил в группу.

Олег Демин. Пилот с репутацией человека, который не паникует, что бы ни случилось. Она читала о нём – несколько статей в архивах станции, упоминания в отчётах о миссиях. Надёжный. Компетентный. И, судя по взгляду, видевший вещи, о которых не рассказывал.

Вэнь Цзяхуэй. Инженер-практик, для которой теории – просто прелюдия к реальной работе. «Покажите мне схему» – вот её философия. Иза уважала это. В мире, полном слов, люди, умеющие делать вещи, были на вес золота.

Юкико Танака. Вот с ней было сложнее. Глава безопасности – зачем она здесь? Защищать группу? Или следить за ней? Её молчание во время совещания было… профессиональным. Она слушала, но не участвовала. Наблюдала, но не реагировала.

Глаза Масланского. Его глаза и уши.

Иза вздохнула. Паранойя усиливалась. Нужно было поспать.

Она закрыла глаза, пытаясь очистить разум.

Не получилось.

На следующий день работа началась всерьёз.

Иза составила план исследований – серию измерений, которые должны были уточнить границы аномалии, скорость её расширения, структуру слепого пятна. Арджун работал над теоретическими моделями, пытаясь объяснить наблюдаемые эффекты.

Вэнь занялась зондом. Она затребовала спецификации всего оборудования FINESTRUCTURE, провела ночь над расчётами и к утру представила первый эскиз.

– Проблема в электронике, – объяснила она на импровизированном совещании. – Если константа тонкой структуры меняется, меняются и электромагнитные взаимодействия. Транзисторы начнут работать иначе. Или перестанут работать вообще.

– Можно экранировать? – спросила Иза.

– От чего? – Вэнь пожала плечами. – Мы не знаем механизма воздействия. Это не излучение, не поле, не частицы. Это изменение самих законов физики. Как экранировать от математики?

– Тогда что ты предлагаешь?

– Резервирование. Много резервирования. Разные типы компонентов, разные технологии. Если одна система откажет – подхватит другая. И ещё – минимальное время в зоне. Вошли, собрали данные, вышли. Не задерживаться.

– Это выполнимо?

– Посмотрим. Дайте мне три дня.

Демин готовил траекторию.

Расстояние до центра аномалии составляло около четырёхсот тысяч километров – примерно как от Земли до Луны. Для станционного зонда это была серьёзная дистанция, требующая нескольких дней полёта.

– Нужно учитывать расширение, – говорил он, водя пальцем по голографической карте. – Если зона растёт со скоростью, которую вы указали, к моменту прибытия зонда границы будут другими. Придётся корректировать курс в реальном времени.

– Справишься?

– Справлюсь. – Он посмотрел на неё с лёгким прищуром. – Не первый раз веду машину в неизвестность.

Иза хотела спросить, что он имеет в виду, но что-то в его тоне подсказало: не стоит.

Танака занималась тем, что называла «периметром безопасности».

Это означало: контролировала всё.

Иза замечала её присутствие везде – в коридорах рядом с лабораторией, в столовой, когда группа собиралась на обед, в технических отсеках, где Вэнь работала над зондом. Танака никогда не вмешивалась, не задавала вопросов, не комментировала. Просто была рядом.

Как тень.

– Она меня нервирует, – призналась Иза Арджуну.

– Она всех нервирует. В этом, вероятно, смысл.

– Ты думаешь, она докладывает Масланскому?

– Уверен. Но это… ожидаемо. Мы работаем в режиме секретности. Кто-то должен следить за её соблюдением.

– И тебя это не беспокоит?

Арджун пожал плечами.

– Нам нечего скрывать. Мы делаем свою работу. Пусть смотрит.

Легко ему говорить, подумала Иза. У него нет секретов, которые могут разрушить карьеру.

К концу недели зонд был готов.

Вэнь превзошла себя. Устройство было компактным – не больше холодильника, – но набитым электроникой под завязку. Три независимых компьютерных системы, четыре типа датчиков, резервные блоки питания, защитный кожух из экспериментального сплава.

– Не гарантирую, что выдержит, – сказала Вэнь на финальной проверке. – Но это лучшее, что можно сделать за три дня с тем, что есть.

– Этого достаточно?

– Узнаем, когда попробуем.

Иза кивнула. Это была единственная правда, которая имела значение.

Масланский пришёл на запуск лично.