Криптобиоз

– Холоднее, – голос Герина стал медленнее, как будто он говорил сквозь сон. – И… образы. Вижу кристаллы… растущие, меняющиеся…

Ольга и Громов обменялись быстрыми взглядами. Это напоминало описание видений, о которых упоминалось в дневнике Геннадия Северина.

– Можете описать эти кристаллы? – спросила Ольга, активируя дополнительную запись.

– Геометрические… совершенные. Как фрактальный узор, повторяющийся в бесконечность. Они… светятся изнутри. Пульсируют. Как будто… живые.

Температура его тела продолжала снижаться: 33,0… 30,5… 27,2. Процесс шел быстрее, чем они ожидали, но все жизненные показатели оставались в допустимых пределах.

– Что-то приближается, – вдруг сказал Герин. – Я чувствую… присутствие. То же, что и на Европе.

Ольга проверила показатели нейронной активности. График демонстрировал необычные всплески, не соответствовавшие обычным паттернам человеческого мозга.

– Блокирующий компонент не работает? – тихо спросил Громов, приблизившись.

– Или работает не так, как мы предполагали, – ответила она так же тихо. – Продолжаем по протоколу, но будь готов к экстренному выводу.

– Температура 20 градусов, – доложил Громов. – Сердечный ритм замедляется. 50 ударов… 40… 30.

Герин лежал неподвижно, но его глаза под закрытыми веками быстро двигались, как будто он находился в фазе быстрого сна. Его кожа приобрела бледный, почти голубоватый оттенок, а дыхание стало поверхностным и редким.

– Инициирую третью фазу, – Ольга активировала последнюю стадию процесса. – Время: 14:21.

Финальный компонент КриоСтаза-9 содержал агенты, завершающие трансформацию тканей и подготавливающие организм к состоянию глубокого анабиоза. Теперь начиналась самая опасная часть процедуры – резкое снижение температуры до уровня, при котором обычный человек немедленно погиб бы.

– Температура 15 градусов, – продолжал отсчет Громов. – 10… 5… 0… минус 5…

Герин все еще оставался в сознании, что было невозможно при таких температурах. Его губы едва заметно шевельнулись.

– Я вижу… вижу их.

– Кого? – быстро спросила Ольга, наклоняясь ближе.

– Сеть. Кристаллическую сеть, опутывающую планету. И… другие планеты. Европа. Титан. Плутон. Все соединено… бесконечной паутиной.

Его голос стал едва слышным шепотом, и Ольга должна была склониться к самому его лицу, чтобы разобрать слова.

– Они приветствуют меня. Говорят… что ждали. Что я… проводник. Мост. И вы тоже… проводник.

– Минус 20 градусов, – голос Громова звучал напряженно. – Минус 30… 40… Оля, он не должен быть в сознании при таких показателях.

– Мост между мирами, – прошептал Герин. – Между теплом и холодом. Жизнью и… чем-то другим. Не смертью. Трансформацией.

Его глаза внезапно открылись – остекленевшие, с расширенными зрачками, смотрящие куда-то сквозь потолок лаборатории.

– Отец, – четко произнес он. – Ваш отец говорит с вами.

А затем его глаза закрылись, и все показатели жизнедеятельности резко упали до минимальных значений. Сердце билось раз в минуту, дыхание практически остановилось, мозговая активность снизилась до едва различимого фонового уровня.

– Минус 120 градусов, – сообщил Громов. – Минус 150… 180… Он в полном криптобиозе. Стабилизация температуры на отметке минус 200 градусов.

Ольга выпрямилась, ощущая, как напряжение последних минут отступает, сменяясь профессиональной сосредоточенностью. Они сделали это. Погрузили человека в состояние глубокого криптобиоза. И он был жив – по крайней мере, настолько жив, насколько можно быть при температуре близкой к абсолютному нулю.

Тело Герина покрылось тонким слоем серебристого инея – нанотехнологическая пленка, защищающая ткани от внешних воздействий. Он выглядел как идеально сохранившаяся статуя из полупрозрачного синеватого льда.

– Все системы жизнеобеспечения функционируют нормально, – подтвердил Громов. – Можно начинать фазу поддержания.

Ольга проверила показатели еще раз и активировала программу долговременного поддержания криптобиоза. Следующие 48 часов Максим Герин будет находиться в состоянии, близком к полной приостановке всех жизненных процессов. А затем они начнут процесс пробуждения.

В этот момент двери лаборатории открылись, пропуская Адриана Коржа. Он был одет в строгий деловой костюм, выглядевший неуместно среди медицинского оборудования и стерильных поверхностей лаборатории.

– Поздравляю, доктор Северина, – его голос звучал почти восторженно. – Вы только что сделали историю. Первый человек в состоянии контролируемого криптобиоза!

– Эксперимент еще не завершен, директор Корж, – холодно ответила Ольга. – Настоящий успех мы сможем праздновать только после успешного пробуждения.

– Но промежуточные результаты впечатляют, – Корж приблизился к криокамере, где находилось тело Герина. – Идеальная сохранность тканей при таких температурах… Даже если бы мы остановились на этом этапе, это уже революция в области консервации органических материалов.

Ольга насторожилась. В его словах звучал какой-то скрытый смысл.

– Мы не останавливаемся, – твердо сказала она. – Весь смысл эксперимента в полном цикле: погружение, поддержание и пробуждение. Любой другой результат будет считаться неудачей.

– Конечно, конечно, – Корж отмахнулся с небрежной улыбкой. – Я просто выражаю восхищение уже достигнутым прогрессом. Кстати, вы записали его последние слова перед погружением? Очень… интригующе.

Ольга внутренне напряглась. Значит, он слышал. Слышал о "мосте между мирами" и об отце.

– Все записывается по протоколу, – ответила она нейтрально. – Субъективные ощущения являются важной частью данных, даже если они кажутся… нестандартными.

– Нестандартными, – повторил Корж с легкой усмешкой. – Интересный выбор слов. Я бы сказал – революционными. Если человеческое сознание действительно способно функционировать в таких условиях, это открывает перспективы, выходящие далеко за рамки простого анабиоза для космических перелетов.

– Какие именно перспективы вы имеете в виду, директор? – спросил Громов, включаясь в разговор.

Корж посмотрел на него с легким удивлением, как будто только сейчас заметил его присутствие.

– О, самые разнообразные, доктор Громов. Представьте: если сознание может функционировать при таких условиях, можно разработать системы обучения во время криптобиоза. Космонавты могли бы прибывать к месту назначения уже с новыми знаниями и навыками, полученными во время перелета.

– Или с новым программированием, – тихо добавила Ольга.

Корж повернулся к ней, его глаза сузились.

– Интересная мысль, доктор Северина. Вы имеете в виду терапевтическое программирование? Устранение фобий, психологических травм? Это действительно могло бы быть полезно для долгосрочных миссий.

Ольга не ответила, просто продолжила проверять показатели систем жизнеобеспечения. Она не хотела давать Коржу повод развивать эту тему.

– В любом случае, – продолжил Корж, – совет директоров "ТрансСтеллар" чрезвычайно доволен прогрессом. Я уже сообщил им о предварительных результатах, и они утвердили выделение дополнительных ресурсов для расширения программы исследований.

– Расширения? – Ольга подняла голову. – Мы еще не завершили даже этот эксперимент.

– Наука не стоит на месте, доктор Северина, – широко улыбнулся Корж. – Пока вы наблюдаете за этим экспериментом, мы можем готовить следующие. Более масштабные. С большим количеством добровольцев и более длительными периодами криптобиоза.

– Это безответственно, – резко ответила Ольга. – Мы должны полностью проанализировать результаты первого эксперимента, внести необходимые коррективы…

– И мы это сделаем, – перебил её Корж. – Но параллельно начнем подготовку. Время – ресурс, которого у нас всегда недостаточно. Особенно когда речь идет о технологии, способной изменить будущее человечества.

Он бросил последний взгляд на замороженное тело Герина.

– Я буду с нетерпением ждать его пробуждения. И особенно – его рассказа о том, что он… видел там. За гранью обычного сознания.

С этими словами Корж вышел из лаборатории, оставив Ольгу и Громова в напряженном молчании.

– Он что-то знает, – первой нарушила тишину Ольга. – О "Криосе". О квантовой связи. Возможно, даже о моем отце.

– Или блефует, – предположил Громов. – Пытается выудить информацию.

– Слишком точные намеки для блефа, – Ольга покачала головой. – И Стрельцов предупреждал, что у Коржа может быть доступ к засекреченным данным первой экспедиции.

Она подошла к криокамере и положила руку на прозрачную стенку, отделяющую её от застывшего тела Герина.

– Что бы ты сейчас видел? – прошептала она. – И правда ли, что мой отец там… с тобой?

Сорок восемь часов тянулись мучительно медленно. Ольга практически не покидала лабораторию, наблюдая за показателями систем жизнеобеспечения и периодически проводя дополнительные тесты. Всё это время тело Герина оставалось в неизменном состоянии – идеально сохраненное, без малейших признаков деградации тканей, с минимальной, но стабильной мозговой активностью.

Что удивляло и тревожило её – эта активность не была хаотичной. В ней прослеживались определенные паттерны, ритмы, почти как кодированные сообщения. Она сравнила эти данные с записями активности микроорганизмов Крио-4 и обнаружила пугающее сходство. Как будто мозг Герина в состоянии криптобиоза начал функционировать по тем же принципам, что и коллективный разум планеты.

Наконец, наступило время пробуждения. Лаборатория вновь наполнилась людьми – медицинский персонал, технические специалисты, наблюдатели от "ТрансСтеллар". В смотровой комнате расположился Корж со своими помощниками, внимательно следящий за каждым этапом процедуры.

– Начинаю процесс пробуждения, – объявила Ольга для протокола. – Время: 14:02 по местному времени. Ровно 48 часов с момента полного погружения.

Она активировала программу постепенного повышения температуры и ввода реактивационных агентов. На мониторах появились графики, показывающие прогнозируемые и реальные параметры процесса.

– Температура минус 180… минус 150… минус 120, – отсчитывал Громов. – Наномашины начинают обратную трансформацию тканей. Все показатели в пределах нормы.

Серебристый иней на теле Герина начал таять, открывая бледную, но нормальную человеческую кожу. Его грудная клетка едва заметно поднялась – первое дыхательное движение за двое суток.

– Сердечный ритм восстанавливается, – сообщил один из медиков. – 5 ударов в минуту… 10… 15…

– Мозговая активность усиливается, – добавил другой специалист. – Появляются нормальные человеческие паттерны, но… есть и аномальные всплески.

Ольга приблизилась к монитору, отображающему ЭЭГ. Действительно, среди обычных волн мозговой активности периодически возникали странные, ритмичные импульсы – словно закодированные сообщения, передаваемые из глубины сознания Герина.

– Температура ноль градусов, – продолжал отсчет Громов. – Плюс 10… 20… 30… Критическая фаза пройдена. Он возвращается.

Цвет кожи Герина менялся от бледно-голубого к нормальному розоватому оттенку. Его грудь поднималась и опускалась в ритме неглубокого, но регулярного дыхания. Пальцы слегка подрагивали – первые признаки возвращающегося мышечного контроля.

– Готовьте стабилизаторы, – скомандовала Ольга. – И нейротрансмиттерные балансиры. Судя по ЭЭГ, возможен скачок нейронной активности при полном пробуждении.

Медицинский персонал действовал слаженно, подготавливая необходимые препараты и оборудование. Все понимали критичность момента – любая ошибка могла привести к необратимым последствиям для мозга Герина.

– Температура 36 градусов, – Громов выглядел напряженным, но в его голосе звучало и облегчение. – Все органы функционируют нормально. Нейронная активность… стабилизируется.

Веки Герина дрогнули, затем медленно открылись. Его взгляд был расфокусированным, как у человека, просыпающегося от глубокого сна. Он несколько раз моргнул, затем его глаза сфокусировались на лице Ольги, склонившейся над ним.

– С возвращением, – тихо сказала она. – Как вы себя чувствуете?

Герин не ответил сразу. Он смотрел на неё с странным выражением – словно видел её впервые или, наоборот, знал всю жизнь.

– Сколько времени? – наконец спросил он хриплым голосом.

– Вы были в криптобиозе ровно 48 часов, – ответила Ольга.

Герин слабо усмехнулся.

– Для вас – 48 часов, – произнес он с усилием. – Для меня… годы.

Ольга напряглась. Это было именно то, чего она опасалась – субъективное растяжение времени в состоянии криптобиоза.

– Можете уточнить? – спросила она, активируя дополнительную запись.

Герин попытался сесть, но мышцы еще не полностью подчинялись ему. Ольга помогла ему принять полулежащее положение.

– Я прожил… целую жизнь, – сказал он, глядя куда-то сквозь стены лаборатории. – Или множество жизней. Время там… не линейно. Оно складывается слоями, ветвится, переплетается. И везде… присутствие. То, что они называют Ана'Ки.

– Кто такие "они"? – быстро спросила Ольга.

– Другие, – Герин сделал неопределенный жест рукой. – Те, кто был там раньше. Исследователи. Первопроходцы. Ваш отец… он один из старейших.

Ольга почувствовала, как её сердце пропустило удар.

– Вы… разговаривали с ним?

– Не так, как мы сейчас разговариваем, – Герин медленно покачал головой. – Там нет слов в обычном понимании. Есть… обмен. Мыслями, образами, ощущениями. Он узнал меня. Знал, что я от вас. И хотел… передать сообщение.

– Какое сообщение?

Герин закрыл глаза, словно пытаясь восстановить в памяти что-то неуловимое.

– Он сказал… что путь к безопасному мосту находится в его дневнике. В части, которую вы еще не нашли. В тайнике под половицей его старой каюты… хранится кристалл с данными о том, как Чжоу пыталась создать стабильный интерфейс. И о том, как можно блокировать определенные частоты связи, сохраняя другие.

Ольга быстро записывала каждое слово, понимая их потенциальную важность. Если информация о работе Чжоу действительно сохранилась, это могло стать ключом к созданию безопасной версии КриоСтаза – той, которая позволила бы использовать криптобиоз без риска внешнего вмешательства в сознание.

– А Ана'Ки? – спросила она. – Что это? Или кто?

– Не "кто", – Герин открыл глаза, и в них светилось странное понимание. – Скорее… "что". И одновременно "кто". Это… коллективный аспект сети. То, что возникает, когда множество индивидуальных сознаний соединяются через кристаллические структуры. Как… разум роя. Но намного, намного сложнее.

– И этот… Ана'Ки. Он враждебен?

– Не враждебен, – Герин задумался. – И не дружественен в нашем понимании. Он… любопытен. Изучает. Наблюдает. И в некотором смысле… защищает сеть от вмешательства.

Ольга заметила, как Корж в смотровой комнате что-то быстро записывал, не отрывая взгляда от Герина. Он явно был крайне заинтересован этой информацией.

– А каково это – быть там? – спросила она, отчасти из научного интереса, отчасти пытаясь отвлечь внимание от темы защиты сети.

Герин улыбнулся – странной, отстраненной улыбкой.

– Как описать слепому цвет или глухому – музыку? Это… освобождение. Отсутствие физических ограничений. Способность воспринимать реальность на множестве уровней одновременно. Видеть связи между всем сущим. И… ощущать присутствие других сознаний. Не только человеческих.

– Других форм жизни? – уточнила Ольга.

– Возможно, – Герин пожал плечами. – Или того, что было когда-то жизнью. Или станет ею в будущем. Границы там… размыты.

Один из медиков подошел к Ольге и тихо сказал:

– Доктор Северина, мы должны провести полное медицинское обследование. Субъект демонстрирует признаки измененного состояния сознания, возможно, вызванного посткриогенной энцефалопатией.

Ольга кивнула.

– Конечно. Мы завершим первичный опрос и передадим пациента медицинской бригаде.

Она повернулась обратно к Герину.

– Еще один вопрос, Максим. Вы упомянули моего отца и других "первопроходцев". Они… застряли там? Или могут вернуться?

Взгляд Герина стал острым, пронизывающим.

– Физическое тело вашего отца здесь, на станции. Но его сознание… большую часть времени проводит в сети. Он научился перемещаться между мирами. Как и некоторые другие.

– И вы? Вы можете это делать? – тихо спросила Ольга.

– Теперь… возможно, да, – он слабо улыбнулся. – Ана'Ки оставил мне… ключ. Как когда-то на Европе.

Медики приблизились с оборудованием для транспортировки.

– Нам нужно перевезти пациента в медицинский отсек для полного обследования, – сказал главный врач.

– Конечно, – Ольга отступила, позволяя им заняться Герином. – Максим, мы продолжим наш разговор позже, когда вы отдохнете и пройдете необходимые процедуры.

Герин кивнул, но затем неожиданно схватил её за руку.

– Доктор Северина, – его голос звучал неожиданно ясно и твердо. – Они знают о ваших планах. О модификации КриоСтаза. И они… одобряют. Но предупреждают: Корж тоже ищет способ модификации. Для других целей.

Он отпустил её руку и позволил медикам переложить себя на транспортную платформу. Когда они выкатывали его из лаборатории, Ольга заметила, что Корж сделал знак одному из своих помощников, который немедленно последовал за медицинской бригадой. Очевидно, "ТрансСтеллар" не собирался упускать Герина из виду.

– Невероятно, – тихо сказал Громов, когда они остались вдвоем. – Он действительно был… где-то. Испытал что-то реальное.

– Или галлюцинации, вызванные воздействием на мозг, – ответила Ольга, хотя сама не верила в это объяснение. – Нам нужно проанализировать все данные, прежде чем делать выводы.

– А его слова о твоем отце? О тайнике с кристаллом?

Ольга бросила взгляд в сторону смотровой комнаты. Корж все еще был там, разговаривая с оставшимися сотрудниками.

– Проверим, – тихо ответила она. – Сегодня ночью, когда будет меньше глаз и ушей.

Она начала собирать данные эксперимента, стараясь выглядеть полностью погруженной в работу. Но её мысли были далеко – в старой каюте отца, где мог скрываться ключ к пониманию природы криптобиоза и, возможно, к спасению технологии от тех, кто хотел использовать её в неизвестных, но явно недобрых целях.

Макс Герин вернулся из холода. И принес с собой не только доказательство успеха технологии криптобиоза, но и подтверждение того, о чем Ольга давно подозревала – существование иной формы сознания, скрытой во льдах Крио-4 и, возможно, простирающейся далеко за пределы этой планеты. Сознания, с которым человечество вскоре могло вступить в более тесный контакт, чем кто-либо мог представить.