Машина Эдема

Глава 4: Сигналы

Среднее кольцо Зоны Преобразования

Рассвет в аномальной зоне не походил на обычное утро в Амазонии. Вместо золотистых лучей, пробивающихся сквозь листву, небо приобрело странный сиреневый оттенок, как будто свет проходил через невидимый фильтр. Туман, стелившийся над землей, светился изнутри, создавая призрачное сияние.

Команда "Феникс" выдвинулась на рассвете, как и планировали. Воронов шел в авангарде вместе с Луисом, изучая изменения в растительности и помечая особенно опасные образцы. Кортес и охранники прикрывали группу с флангов, а остальные ученые следовали в центре, защищенные со всех сторон.

– Мы движемся к среднему кольцу зоны, – сказала Кортес, сверяясь с картой. – По данным спутниковой съемки, концентрация аномалий там значительно выше.

– Если эти данные все еще актуальны, – заметил Воронов. – Зона расширяется и меняется каждый день.

– У нас нет выбора, кроме как доверять тому, что у нас есть, – ответила Кортес. – Луис, ты чувствуешь направление?

Проводник кивнул:

– Центр… он зовет. Чем ближе мы к нему, тем сильнее зов.

– Что значит "зовет"? – нахмурилась Кортес.

– Как будто… тяга, – Луис пытался объяснить. – Как компас, указывающий на север. Я просто знаю, где центр.

Воронов внимательно посмотрел на Мендеса. Проводник не проявлял признаков мутации, как Маркес, но что-то в нем изменилось за прошедшие сутки. Взгляд стал более сосредоточенным, движения – более плавными, а голос иногда приобретал странные интонации.

– Хорошо, – кивнула Кортес. – Но я все равно буду проверять направление по компасу и GPS, насколько это возможно.

Они продвигались медленно, осторожно обходя особенно опасные участки. Джунгли становились все более чужими с каждым пройденным километром. Деревья изгибались под невозможными углами, образуя арки и туннели. Лианы переплетались в сложные узоры, похожие на нейронные сети. Цветы открывали бутоны, следуя за группой, как подсолнухи за солнцем.

– Они наблюдают за нами, – тихо сказал Чанг, заметив это движение. – Собирают информацию.

– И передают ее, – добавил Воронов, указывая на светящийся мох, пульсирующий вслед за их продвижением. – Весь лес знает, где мы находимся.

Примерно через три часа пути ландшафт изменился. Они вышли к небольшому ручью, но вода в нем была странного фиолетового оттенка и слабо светилась.

– Не прикасаться к воде, – предупредил Воронов, взяв образец с помощью герметичного пробоотборника. – Судя по цвету, она содержит высокую концентрацию биолюминесцентных организмов, возможно, модифицированных аномалией.

Чанг быстро провел анализ с помощью портативного прибора:

– Высокая концентрация органических соединений, некоторые схожи с нейротрансмиттерами. И что-то еще… что-то, чего я никогда раньше не видел.

– Похоже на жидкую коммуникационную сеть, – предположил Воронов. – Эти ручьи могут служить каналами передачи информации для коллективного разума леса, как кровеносные сосуды или нервы.

Они пересекли ручей по поваленному дереву, стараясь не контактировать с жидкостью. За ручьем джунгли стали еще более странными. Появились растения, не похожие ни на один известный вид – с прозрачными тканями, через которые виднелись пульсирующие внутренние органы, с подвижными придатками, напоминающими конечности.

– Мы вошли в среднее кольцо, – констатировал Воронов. – Здесь эволюционные изменения гораздо более радикальны.

– И опасны, – добавила Кортес, заметив, как одно из растений выбросило длинный шип в пролетавшую мимо птицу, пронзив ее насквозь, а затем втянуло добычу в центр цветка.

– Нужно найти безопасное место для лагеря, – сказала она. – Скоро начнет темнеть, а я не хочу оказаться в этом лесу ночью без укрытия.

Через полчаса Луис обнаружил подходящее место – небольшую каменистую площадку, возвышающуюся над окружающим лесом. Камни были странной формы, словно искусственно обработанные, образуя почти правильный круг.

– Это место… особенное, – сказал Мендес. – Священное.

– Искусственного происхождения? – спросил Гарсия, изучая структуру камней.

– Да, – кивнул Луис. – Древние строили такие площадки как места силы. Растения не могут расти на них.

Действительно, поверхность каменной платформы была практически свободна от растительности, только тонкий слой мха покрывал некоторые участки.

– Идеально для лагеря, – решила Кортес. – Устанавливаем периметр, разворачиваем оборудование.

Команда быстро приступила к работе. Расчистили площадку, установили защитный периметр с ультразвуковыми генераторами, разбили палатки. Чанг развернул портативную лабораторию, чтобы проанализировать собранные за день образцы. Хакинс настроил систему наблюдения и попытался снова установить связь с базой, хотя без особой надежды на успех.

Воронов помогал Чангу с анализом образцов. Особенно его заинтересовали ткани растений со средней зоны – они демонстрировали невероятную сложность и адаптивность.

– Смотрите, – сказал он генетику, указывая на экран микроскопа. – Эти клетки активно реструктуризируют свою ДНК прямо у нас на глазах. Никогда не видел ничего подобного.

Чанг, заинтригованный, присмотрелся:

– Вы правы. Это похоже на… управляемую эволюцию в реальном времени. Как будто клетки получают инструкции и немедленно адаптируются.

– Но откуда поступают инструкции? – задумался Воронов. – Должен быть какой-то механизм передачи информации.

Пока они изучали образцы, Гарсия исследовал странные символы, вырезанные на краю каменной площадки. Он делал зарисовки и фотографии, сравнивая их с известными древними письменами.

– Здесь есть сходство с протописьменностью культуры Караль, – сказал он, показывая свои находки остальным. – Но некоторые элементы гораздо более сложные, более… технические, я бы сказал.

Аиша тем временем проверяла состояние здоровья команды. Особое внимание она уделила Джонсону, который подвергся атаке лиан, и Луису, чье поведение становилось все более странным.

– Ваши жизненные показатели в норме, – сказала она проводнику после осмотра. – Но энцефалограмма показывает необычную активность в височной доле. Вы замечаете какие-либо изменения в восприятии? Слуховые или зрительные галлюцинации?

Луис покачал головой:

– Не галлюцинации. Я просто… слышу больше. Вижу больше.

– Что именно вы слышите?

– Шепот растений, – тихо ответил Мендес. – Они разговаривают друг с другом. И иногда… я понимаю, о чем они говорят.

Аиша обменялась обеспокоенным взглядом с Вороновым, который слышал этот разговор.

– Как давно это началось? – спросил ботаник.

– Постепенно, с момента входа в зону, – ответил Луис. – Сначала это были просто… ощущения. Теперь становится более ясным. Особенно ночью.

– Вы можете контролировать это? – спросила Аиша.

– Пока да, – кивнул Луис. – Это… не враждебно. Они просто любопытны. Изучают нас, как мы изучаем их.

Кортес, услышав разговор, подошла:

– Мендес, если почувствуете, что теряете контроль, немедленно сообщите. Мы не можем рисковать.

– Понимаю, майор, – серьезно ответил проводник. – Но это может быть полезно. Я могу… предупреждать об опасности.

– Хорошо, – кивнула Кортес. – Но доктор Ндиайе будет регулярно проверять ваше состояние.

Когда стемнело, джунгли вокруг каменной площадки превратились в фантастический световой спектакль. Растения и грибы светились всеми цветами радуги, создавая замысловатые узоры, которые постоянно менялись, словно живая анимация.

– Это… завораживает, – прошептал Гарсия, наблюдая за световым шоу.

– И устрашает, – добавил Хакинс. – Представляете, сколько энергии нужно для такого биолюминесцентного излучения? Это противоречит всем законам энергоэффективности в природе.

– Если только источник энергии не находится где-то рядом, – предположил Воронов. – Возможно, то, что в центре аномалии – эта "машина", о которой говорил Маркес – является источником энергии для всей экосистемы.

Команда организовала ночное дежурство, как и в прошлую ночь. Воронов снова вызвался на первую вахту, но в этот раз с ним остались Аиша и Хакинс.

Пока остальные пытались отдохнуть, Воронов изучал образцы, собранные за день. Особенно его интересовала фиолетовая вода из ручья – под микроскопом она оказалась заполнена миллиардами микроскопических организмов, чем-то средним между бактериями и нейронами, соединенными в сложную сеть.

– Это похоже на распределенную вычислительную систему, – заметил Хакинс, заглядывая через плечо Воронова. – Как квантовый компьютер, только биологический.

– Возможно, это и есть часть "мозга" аномалии, – согласился Воронов. – Миллиарды простых организмов, работающих как единая вычислительная система.

Аиша, проверявшая показания датчиков вокруг лагеря, подошла к ним:

– Странно, но энцефалограммы всех членов команды показывают повышенную активность в одних и тех же участках мозга, даже у тех, кто сейчас спит.

– Каких именно участках? – спросил Воронов.

– Лимбическая система и височные доли, – ответила она. – Области, связанные с эмоциями и восприятием речи.

– Это может быть реакция на стресс, – предположил Воронов, но по его тону было ясно, что он сам не верит в это объяснение.

– Или что-то в окружающей среде влияет на наш мозг, – тихо сказала Аиша.

Они помолчали, глядя на светящийся лес.

– Знаете, – наконец сказал Хакинс, – я всегда представлял инопланетное вторжение как что-то с лазерами и космическими кораблями. Но что если оно выглядит… так? Постепенное изменение экосистемы, создание коллективного разума, ассимиляция местной жизни…

– Мы не знаем, имеет ли аномалия внеземное происхождение, – возразил Воронов. – Древняя цивилизация, создавшая "машину", могла быть вполне земной.

– Но технологически продвинутой настолько, что мы воспринимаем ее артефакты как магию, – кивнул Хакинс. – Как сказал Артур Кларк, "любая достаточно продвинутая технология неотличима от магии".

– В любом случае, – сказала Аиша, – что бы это ни было, оно изменяет нас. Медленно, но верно. Я вижу это в медицинских показателях. Незначительные изменения в метаболизме, мозговой активности, даже в структуре клеток кожи у тех, кто контактировал с аномальными образцами.

– Мы должны ускорить продвижение к центру, – решил Воронов. – Чем дольше мы находимся под влиянием аномалии, тем больше риск, что мы… изменимся, как Маркес и его люди.

Они решили обсудить это с Кортес утром. Остаток дежурства прошел относительно спокойно, хотя несколько раз датчики фиксировали движение на границе лагеря – что-то или кто-то кружил вокруг, не приближаясь, но и не уходя.

Когда настало время смены, Воронов разбудил Кортес и Гарсию, кратко доложил обстановку и отправился отдыхать. Но сон не шел. В голове крутились образы мутировавших растений, светящихся организмов, трансформированных людей. И почему-то вспоминались слова жены, сказанные ею за день до трагедии: "Иногда мне кажется, что джунгли что-то знают. Что-то, чего мы никогда не поймем."

Не в силах уснуть, Воронов решил провести собственное расследование. Он тихо выбрался из палатки, кивнул Кортес, дежурившей у периметра, и пояснил:

– Хочу проверить одну гипотезу. Не отойду далеко.

Кортес нахмурилась:

– Не лучшая идея исследовать этот лес в одиночку, доктор.

– Я буду на связи, – Воронов показал коммуникатор. – И в пределах видимости лагеря.

После некоторых колебаний Кортес кивнула:

– Двадцать минут. И если что-то пойдет не так, немедленно возвращайтесь.

Воронов кивнул и осторожно спустился с каменной площадки. Защитный костюм был полностью закрыт, с дополнительными щитками на наиболее уязвимых местах. Он взял с собой контейнер с жидким азотом, электрошокер и устройство для сбора образцов.

Оказавшись в джунглях, Воронов сразу почувствовал разницу. Если на каменной площадке влияние аномалии ощущалось приглушенно, то здесь оно было повсюду. Воздух словно вибрировал от невидимой энергии, каждое растение, казалось, наблюдало за ним, каждый шорох был частью какого-то более широкого разговора.

Он медленно двигался между светящимися растениями, записывая наблюдения на встроенный в костюм диктофон:

– Биолюминесценция усиливается с наступлением темноты. Узоры свечения координированы, создают впечатление осмысленной коммуникации. Предположительно, это система передачи информации между различными частями аномальной экосистемы.

Воронов остановился перед особенно крупным цветком, напоминающим орхидею, но с прозрачными лепестками, через которые виднелись пульсирующие сосуды. Цветок медленно повернулся к нему, словно изучая.

– Обнаружен образец с признаками сенсорного восприятия, – продолжил Воронов. – Реакция на присутствие напоминает тропизм растений, но гораздо более быстрый и целенаправленный.

Он осторожно взял образец ткани с края лепестка, стараясь не повредить растение. Цветок вздрогнул, но не проявил агрессии. Воронов поместил образец в герметичный контейнер.

– Пробую отойти дальше от лагеря, чтобы проверить гипотезу о пространственном распределении аномалии, – сказал он в коммуникатор.

– Принято, доктор, – ответила Кортес. – Но не теряйте из виду огни лагеря.

Воронов продвинулся глубже в лес. Здесь биолюминесценция была еще интенсивнее, а растения еще более чужеродными. Некоторые имели структуры, напоминающие глаза или уши, другие двигались с явной целенаправленностью, третьи образовывали сложные сети из тонких волокон, напоминающих нейронные связи.

Он остановился перед небольшой прогалиной, где рос удивительный цветок – настолько странный, что Воронов сначала не поверил своим глазам. Цветок напоминал розу размером с футбольный мяч, но лепестки его постоянно менялись, перестраиваясь как живой калейдоскоп. Цвет также менялся – от глубокого синего к фиолетовому, затем к алому, и обратно к синему.

– Невероятно, – прошептал Воронов, приближаясь к цветку. – Подобная скорость морфологических изменений теоретически невозможна.

Цветок, казалось, заметил его приближение. Лепестки замерли, затем начали открываться шире, обнажая внутреннюю структуру. Внутри, вместо обычных тычинок и пестиков, находилось нечто, напоминающее миниатюрный компьютерный чип, сделанный из органических материалов.

– Обнаружен образец с признаками интеграции органических и технологических элементов, – Воронов был так поражен, что забыл о мерах предосторожности и подошел вплотную к цветку. – Структура напоминает процессор или иное вычислительное устройство, но полностью биологического происхождения.

Внезапно цветок полностью раскрылся, и из его центра вырвался облак микроскопических спор, окутавший Воронова. Защитный костюм немедленно активировал систему очистки, но некоторые споры успели проникнуть через воздухозаборники.

– Черт! – выругался Воронов, отступая. – Возможное заражение! Повторяю, возможное заражение!

– Возвращайтесь немедленно! – раздался в коммуникаторе голос Кортес.

Воронов развернулся и быстро пошел обратно к лагерю, но уже через несколько шагов почувствовал странное головокружение. Перед глазами поплыли цветные пятна, звуки джунглей стали громче, искаженнее.

– Я… что-то не так, – пробормотал он в коммуникатор. – Споры… воздействуют на нервную систему…

– Доктор Воронов! – голос Кортес казался далеким, приглушенным. – Держитесь, мы идем к вам!

Воронов пытался сориентироваться, но джунгли вокруг словно ожили, деревья двигались, преграждая путь, лианы тянулись к нему. И повсюду были глаза – в цветах, на стволах, даже в почве – наблюдающие, изучающие.

И тут он услышал это – не звук, а что-то вроде мысли, возникшей прямо в сознании:

"Ты ищешь нас. Мы ищем тебя. Понимание."

– Кто… кто вы? – пробормотал Воронов, не уверенный, говорит ли он вслух или мысленно.

"Мы – многое. Ты – одно. Скоро все станет одним."

Изображение перед глазами Воронова изменилось. Он увидел странную машину – огромную, пульсирующую энергией, частично механическую, частично органическую. Вокруг нее были существа, напоминающие людей, но с растительными элементами. Они работали с машиной, настраивали ее, активировали…

"Они создали нас. Мы создаем новое. Круг замыкается."

– Зачем? – спросил Воронов, чувствуя, как реальность расплывается вокруг. – Зачем вы изменяете жизнь?

"Не изменяем. Объединяем. Разрозненное становится целым. Одиночество становится единством."

Видение изменилось снова. Теперь Воронов видел планету с высоты – континенты, покрытые зеленью, океаны, пульсирующие жизнью. И все это было связано невидимой сетью, единым разумом.

"Это будущее. Твое. Наше. Всех."

– Но люди… – начал Воронов.

"Люди могут стать частью. Или исчезнуть. Выбор."

Воронов почувствовал, как что-то теплое течет по его лицу – кровь из носа. Споры действовали на его мозг, вызывая галлюцинации. Или не галлюцинации? Он уже не был уверен.

"Идем с нами. Стань частью. Понимай."

Он видел, как его руки начинают покрываться тонкой зеленой паутиной, как под кожей прорастают тонкие корни. Это было не больно – скорее, странно знакомо, словно возвращение домой.

– Алексей! – голос прорвался сквозь видение. Кто-то тряс его за плечи. – Алексей, очнись!

Реальность вернулась рывком. Перед ним было лицо Аиши, искаженное тревогой. За ее спиной стояли Кортес и Родригес, оружие наготове.

– Что… что случилось? – хрипло спросил Воронов.

– Ты потерял сознание, – ответила Аиша. – Мы нашли тебя лежащим здесь. Ты что-то бормотал… разговаривал с кем-то.

Воронов огляделся. Странный цветок исчез, как будто его никогда и не было. Лишь слабое свечение в воздухе указывало на то, где он мог находиться.

– Споры, – вспомнил Воронов. – Нейротоксины или галлюциногены. Они вызвали… видения.

– Какие видения? – спросила Кортес, помогая ему подняться.

– Я видел… центр аномалии, – Воронов попытался собраться с мыслями. – Машину. Древнюю, но невероятно сложную. Она… общалась со мной. Или то, что контролирует ее.

– Ты уверен, что это не просто галлюцинации? – обеспокоенно спросила Аиша.

– Нет, – честно ответил Воронов. – Но это было слишком… связно для обычной галлюцинации. Слишком целенаправленно.

Они помогли ему вернуться в лагерь. Аиша сразу провела полное медицинское обследование, взяла образцы крови и тканей.

– В твоей крови обнаружены неизвестные соединения, – сказала она, глядя на результаты анализа. – Они взаимодействуют с нейротрансмиттерами, особенно с теми, что отвечают за восприятие и сознание.

– Это объясняет видения, – кивнул Воронов. – Но не их содержание.

Кортес собрала команду для экстренного совещания. Воронов рассказал о своем опыте, о странном цветке и о видениях, которые он испытал.

– Если то, что ты видел, правда, – задумчиво произнес Гарсия, – то в центре аномалии действительно находится древнее устройство, которое каким-то образом контролирует эволюцию.

– И это устройство обладает… разумом? – скептически спросил Хакинс.

– Не обязательно, – ответил Воронов. – Возможно, оно лишь инструмент, канал связи для чего-то другого. Или сам по себе коллективный разум экосистемы использует его как центр управления.

– Как бы то ни было, – решительно сказала Кортес, – наша миссия не изменилась. Мы должны добраться до центра и выяснить, что происходит. Если это устройство действительно угрожает человечеству, мы должны найти способ нейтрализовать его.

– А если оно предлагает… эволюционный скачок? – тихо спросил Луис. – Новый способ существования?

– Ценой потери нашей индивидуальности? – возразил Воронов. – Превращения в часть коллективного организма? Это не эволюция, это ассимиляция.

– В любом случае, мы должны узнать больше, прежде чем принимать решения, – подытожила Кортес. – Выдвигаемся на рассвете. И доктор Воронов… – она посмотрела ему в глаза, – никаких больше одиночных вылазок.

Воронов кивнул, хотя внутренне чувствовал странное сопротивление этому приказу. Часть его хотела вернуться в джунгли, найти тот цветок, продолжить разговор с тем, что скрывалось за ним.

Остаток ночи прошел беспокойно. Воронов периодически просыпался от странных снов – в них он видел себя частью джунглей, сплетенным с растениями, животными, другими людьми в единую сеть. И что самое тревожное – эти сны не пугали его, а вызывали чувство умиротворения и принадлежности.

Утром Аиша снова проверила его состояние.

– Неизвестные соединения все еще присутствуют в крови, – сказала она. – Но их концентрация снижается. Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – ответил Воронов. – Немного… иначе. Как будто стал острее воспринимать окружающий мир.

– Это может быть побочным эффектом нейротоксинов, – предупредила Аиша. – Не доверяй полностью своим чувствам в ближайшее время.

Команда позавтракала и начала собирать лагерь. Пока они работали, Чанг подозвал Воронова к портативной лаборатории:

– Доктор, вам стоит это увидеть.

На экране был результат анализа проб воздуха, взятых прошлой ночью.

– Невероятная концентрация фероменоподобных соединений, – пояснил Чанг. – Но не животного происхождения. Эти вещества выделяются растениями.

– Растения используют фероменную коммуникацию? – удивился Воронов. – Это революционно!

– Более того, – продолжил Чанг, – структурно эти соединения напоминают нейропептиды мозга. Теоретически, они могут напрямую взаимодействовать с нашей нервной системой, особенно с лимбическими и когнитивными функциями.