- -
- 100%
- +
Каждая находка подтверждала реальность открытия. Это не была ошибка. Не галлюцинация. Здесь, в поясе астероидов, существовали следы цивилизации. Древней. Мёртвой. Но несомненно реальной.
И теперь Сара пыталась понять самый фундаментальный вопрос: откуда эта цивилизация пришла?
Она начала с простого предположения. Если артефакты находились на астероидах, то либо (а) эта цивилизация путешествовала между астероидами, используя их как базы или шахты, либо (б) астероиды когда-то были частью чего-то большего, что содержало эту цивилизацию.
Первая гипотеза казалась маловероятной. Астероиды были разделены огромными расстояниями. Даже с продвинутой технологией, путешествие между ними требовало бы значительных ресурсов. Зачем цивилизации рассеиваться по такому обширному пространству?
Вторая гипотеза была более интригующей. Что если астероиды не всегда были астероидами? Что если они были частью планеты?
Идея разрушенной планеты не была новой. Ещё в восемнадцатом веке астрономы, обнаружив "правило Тициуса-Боде" – математическую закономерность в расстояниях планет от Солнца – заметили, что между Марсом и Юпитером должна была находиться планета. Когда вместо неё нашли пояс астероидов, некоторые предположили, что это обломки уничтоженного мира.
Эта гипотеза была отвергнута в двадцатом веке. Расчёты показали, что общая масса всех астероидов составляла всего около четырёх процентов массы Луны – слишком мало для планеты. Более того, динамические модели демонстрировали, что гравитация Юпитера препятствовала формированию планеты в этом регионе, постоянно возмущая орбиты протопланетных тел, не давая им собраться воедино.
Но что если…
Сара смотрела на экраны, на орбитальные данные аномальных астероидов. Двадцать три объекта, на которых были найдены артефакты или признаки обработанного металла. Двадцать три точки данных.
Она начала строить трёхмерную модель. На экране появилось изображение пояса астероидов – облако точек, представляющих миллионы объектов. Затем она выделила аномальные астероиды красным цветом.
Двадцать три красные точки в море серых.
На первый взгляд они казались случайными, разбросанными по всему поясу. Но Сара знала: в космосе мало что было случайным. Орбиты подчинялись законам физики, гравитации, механике небесных тел. Если искать достаточно внимательно, всегда можно найти закономерность.
Она начала анализировать орбитальные параметры красных точек. Большая полуось – среднее расстояние от Солнца. Эксцентриситет – насколько орбита отличалась от круга. Наклонение – угол орбиты относительно плоскости эклиптики.
Для большинства астероидов в поясе эти параметры были высоковариабельными. Орбиты имели разные эксцентриситеты, разные наклоны, разные периоды. Это была хаотичная система, результат миллиардов лет гравитационных взаимодействий, столкновений, возмущений от планет.
Но для красных точек…
Сара увеличила данные, фокусируясь на аномальных астероидах. Начала строить распределение их орбитальных элементов.
Большая полуось: среднее значение 2.77 астрономических единиц от Солнца. Стандартное отклонение: 0.03 а.е.
Это было удивительно узко. Обычные астероиды пояса имели большие полуоси от 2.2 до 3.2 а.е. – разброс в целую астрономическую единицу. Но аномальные астероиды были сконцентрированы в очень узкой орбитальной зоне.
Эксцентриситет: среднее значение 0.07. Стандартное отклонение: 0.02.
Снова узко. Большинство астероидов имели эксцентриситеты от 0.05 до 0.25. Аномальные астероиды имели почти круговые орбиты.
Наклонение: среднее значение 3.4 градуса. Стандартное отклонение: 1.1 градуса.
Большинство астероидов имели наклоны до 30 градусов. Аномальные астероиды были почти в плоскости эклиптики.
Паттерн был неоспорим. Эти астероиды не были случайной выборкой из пояса. Они имели схожие орбитальные характеристики. Как если бы все они когда-то были частью одного объекта, движущегося по единой орбите.
Сердце Сары забилось быстрее. Она была на пороге чего-то большого.
Она создала новую модель. Взяла средние орбитальные параметры аномальных астероидов и экстраполировала назад во времени, используя программу орбитальной интеграции. Если эти астероиды были обломками одного объекта, то когда они разделились? Где они были тогда?
Компьютер работал несколько минут, вычисляя траектории назад через миллионы лет. Орбитальная механика была хаотичной на длинных временных масштабах – небольшие возмущения накапливались, траектории расходились. Но для первых нескольких миллионов лет расчёты были относительно надёжными.
Результаты появились на экране.
Сара смотрела, не веря глазам.
Шестьдесят пять миллионов лет назад, все аномальные астероиды сходились в одну точку. Одну орбиту. Одну позицию в пространстве.
На расстоянии 2.77 астрономических единиц от Солнца, с орбитальным периодом 4.6 года, с почти нулевым эксцентриситетом и наклоном.
Там, шестьдесят пять миллионов лет назад, должно было находиться единое тело. Крупное. Массивное.
Планета.
– Боже мой, – прошептала Сара в пустоту мостика.
Её пальцы дрожали, когда она начала дополнительные расчёты. Если астероиды были обломками планеты, можно было оценить размер исходного тела, основываясь на общей массе обломков и энергии, необходимой для их рассеивания.
Двадцать три известных аномальных астероида имели общую массу примерно пять триллионов тонн. Но это были только те, что они нашли и исследовали. Сколько ещё было там, не обнаруженных? Если предположить, что аномальные астероиды составляли один процент от общего числа в данной орбитальной семье…
Быстрые расчёты. Оценка общей массы: пятьсот триллионов тонн. Примерно одна десятая массы Цереры.
Но это была только часть. Много материала должно было быть потеряно. Выброшено из системы при взрыве. Упало на другие планеты. Распылено в пыль.
Если предположить, что сохранилось только десять процентов исходной массы…
Общая исходная масса: пять квадриллионов тонн. Примерно масса Цереры.
Нет, подумала Сара. Это слишком мало. Церера была карликовой планетой, но недостаточно большой для полноценной планеты. Для настоящей планеты, способной поддерживать плотную атмосферу, тектоническую активность, возможно жизнь…
Она пересмотрела свои предположения. Что если сохранилось только один процент? Что если большая часть массы была потеряна?
Исходная масса: пятьдесят квадриллионов тонн. Размер примерно как Марс.
Это было правдоподобно. Планета размером с Марс, на орбите между Марсом и Юпитером. Достаточно большая для гравитации, способной удержать атмосферу. Достаточно массивная для внутреннего тепла, тектоники, вулканизма. Достаточно стабильная для развития жизни.
И затем, шестьдесят пять миллионов лет назад, что-то случилось. Что-то разрушило эту планету.
Вопрос был: что?
Сара откинулась в кресле, её разум лихорадочно работал. Естественные процессы, способные разрушить планету, были редки. Столкновение с другой крупной планетой? Возможно, но статистически маловероятно. Планеты не часто сталкивались, особенно после первых хаотичных миллионов лет формирования системы.
Приливное разрушение, прохождение слишком близко к массивному телу? Юпитер был близко, но не настолько близко. Предел Роша Юпитера – расстояние, на котором приливные силы разрывают объект – составлял примерно 200,000 километров от центра Юпитера. Эта гипотетическая планета находилась на расстоянии 400 миллионов километров.
Внутренний катаклизм? Планеты иногда имели катастрофические вулканические события, но даже самые масштабные не могли полностью разрушить мир.
Что оставалось?
Внешнее воздействие. Намеренное. Технологическое.
Если на этой планете существовала цивилизация, достаточно развитая для создания металлических артефактов, для строительства структур, для письменности… была ли она достаточно развита для создания оружия, способного уничтожить планету?
Мысль была ужасающей. Но объясняла данные.
Сара начала новый расчёт. Энергия, необходимая для разрушения планеты размером с Марс. Гравитационная связывающая энергия – энергия, удерживающая планету вместе – была огромной. Для планеты массой пятьдесят квадриллионов тонн это составляло примерно 10^30 джоулей.
Для сравнения, самое мощное оружие, когда-либо взорванное на Земле – советская "Царь-бомба" – высвободило около 2×10^17 джоулей. Чтобы разрушить планету, потребовалось бы эквивалент десяти триллионов "Царь-бомб", взорванных одновременно.
Это было за пределами человеческих технологий. Но для более продвинутой цивилизации? Той, что могла манипулировать гравитацией, как предполагали некоторые характеристики артефактов?
Возможно.
Сара сохранила все свои расчёты, создала презентацию с графиками и моделями. Проверила хронометр: 05:43. Через несколько часов остальные проснутся. Она должна была показать им это.
Но сначала ей нужен был кофе. И душ. И, возможно, несколько минут, чтобы осознать, что она только что доказала: шестьдесят пять миллионов лет назад, в этой солнечной системе, существовала планета, населённая разумной цивилизацией, и эта планета была уничтожена.
Полностью. Абсолютно. Превращена в миллионы каменных обломков, дрейфующих в пустоте.
И где-то на Земле, в то же самое время, гигантский метеорит упал на полуостров Юкатан, создав кратер Чиксулуб и запустив цепь событий, приведших к вымиранию динозавров.
Совпадение?
Сара не верила в совпадения.
В 08:00 по корабельному времени вся команда собралась в конференц-зале. Сара стояла перед большим экраном, её презентация была готова. Она выглядела измождённой – глаза покрасневшие, волосы растрёпанные, руки дрожащие от избытка кофеина – но глаза горели возбуждением.
Остальные члены команды сидели вокруг стола: Ирина Соколова, Елена Волкова, Джеймс Чэнь, Маркус Обиа, Томас Райли. Все смотрели на Сару с любопытством, смешанным с беспокойством. Она созвала это экстренное совещание через внутреннюю связь час назад, сказав только, что нашла "нечто критически важное".
– Спасибо, что пришли, – начала Сара. Её голос был хриплым от усталости. – Я знаю, что мы все устали последние дни. Но то, что я собираюсь показать, не может ждать.
Она активировала экран. Появилось изображение пояса астероидов, красные точки выделяли аномальные объекты.
– Последние тридцать восемь часов я анализировала орбитальные данные всех астероидов, где мы нашли артефакты или признаки обработанных металлов. Двадцать три объекта. И я обнаружила паттерн.
Она увеличила данные, показывая распределение орбитальных элементов.
– Эти астероиды не случайно распределены по поясу. Они имеют очень схожие орбиты. Почти круговые. Низкий эксцентриситет. Малый наклон. Все сконцентрированы на среднем расстоянии 2.77 астрономических единиц от Солнца.
Джеймс наклонился вперёд.
– Что это значит?
– Это значит, – Сара сделала паузу для эффекта, – что когда-то они были частью одного объекта. Единого тела, движущегося по единой орбите.
Тишина. Затем Елена медленно сказала:
– Ты предлагаешь, что была планета.
– Да. – Сара кивнула. – Планета на расстоянии 2.77 а.е. от Солнца. Я провела орбитальную интеграцию назад во времени. Шестьдесят пять миллионов лет назад все эти астероиды сходились в одну точку.
Она показала анимацию – красные точки, движущиеся назад во времени, сближающиеся, объединяющиеся в одну сферу.
– Планета. Я оцениваю размер примерно как Марс. Масса около пятидесяти квадриллионов тонн. Достаточно большая для атмосферы, тектоники, всех условий для жизни.
– Фаэтон, – прошептал Томас.
Все повернулись к нему.
– Что?
– Фаэтон. Гипотетическая планета между Марсом и Юпитером. Астрономы восемнадцатого века искали её. Правило Тициуса-Боде предсказывало её существование. Они думали, пояс астероидов – это её обломки.
– Но эта теория была отвергнута, – возразил Маркус. – Масса астероидов слишком мала для планеты.
– Потому что большая часть массы была потеряна, – сказала Сара. – Выброшена из системы при разрушении. Или упала на другие планеты. То, что мы видим сейчас – это только остатки.
Елена встала, подошла к экрану, изучая данные.
– Какова была причина разрушения? Планеты не разрушаются сами по себе.
– Именно, – согласилась Сара. – Естественные процессы не объясняют это. Столкновения маловероятны. Приливное разрушение невозможно на этом расстоянии. Что оставляет…
Она не закончила предложение, но все поняли.
– Искусственное разрушение, – сказал Джеймс тихо. – Ты предполагаешь, что цивилизация уничтожила свою собственную планету.
– Я предполагаю, что энергия, необходимая для такого разрушения, огромна. Но для цивилизации, способной манипулировать гравитацией, создавать сложные металлические сплавы, строить структуры… технологически возможно.
Маркус покачал головой.
– Это безумие. Зачем кому-то уничтожать свой собственный мир?
– Может быть, не намеренно, – предположила Елена. – Может быть, это была авария. Испытание оружия, которое вышло из-под контроля. Или война, эскалировавшая за пределы возможности остановить.
– Или природная катастрофа, которую они пытались предотвратить, но ошиблись, – добавил Джеймс.
Ирина, молчавшая до сих пор, наконец заговорила:
– Это впечатляющая работа, доктор Аль-Фараби. Но это всё ещё гипотеза. Нам нужны дополнительные доказательства.
– Я знаю, – кивнула Сара. – Но есть ещё кое-что.
Она переключила экран на новое изображение. Траектории, расходящиеся от точки предполагаемого разрушения, протянувшиеся к внутренней солнечной системе.
– Когда планета разрушилась, обломки разлетелись во всех направлениях. Большинство осталось на похожих орбитах, формируя то, что мы сейчас называем поясом астероидов. Но некоторые получили достаточную скорость, чтобы покинуть этот регион.
Она увеличила одну траекторию, направленную к Земле.
– Я рассчитала баллистику. Обломок массой примерно десять триллионов тонн, движущийся со скоростью тридцать километров в секунду, достиг бы Земли примерно через шесть месяцев после разрушения Фаэтона.
– Чиксулуб, – выдохнула Елена.
– Да. Чиксулубский импактор. Метеорит, который упал на Юкатан шестьдесят пять миллионов лет назад и вызвал массовое вымирание, включая динозавров. Его расчётная масса и скорость соответствуют обломку Фаэтона.
Тишина в комнате была абсолютной. Вес этого откровения давил на всех.
– Вы понимаете, что это значит? – сказал Джеймс, его голос был едва слышен. – Цивилизация на Фаэтоне не просто уничтожила себя. Они случайно уничтожили динозавров. Изменили ход эволюции на Земле. Создали условия для возникновения млекопитающих, приматов, людей.
– Мы существуем, – добавила Елена медленно, – потому что они умерли.
Никто не говорил несколько минут. Масштаб этой идеи был слишком огромен для немедленного осмысления.
Наконец, Томас спросил:
– Какова точность этих расчётов? Насколько ты уверена?
– Орбитальная интеграция на таких временных масштабах имеет погрешности, – призналась Сара. – Хаотические эффекты накапливаются. Но базовый вывод устойчив. Астероиды с артефактами действительно имеют общее орбитальное происхождение. Датировка около шестидесяти пяти миллионов лет соответствует множественным независимым методам. Совпадение с Чиксулубом… может быть совпадением, но статистически маловероятным.
– Нам нужно больше данных, – сказала Ирина. – Больше образцов. Изотопный анализ, чтобы подтвердить возраст. Сравнение минералогического состава аномальных астероидов с Чиксулубским метеоритом.
– Согласна, – кивнула Елена. – У нас есть образцы Чиксулуба в базах данных на Земле. Мы можем запросить детальные спектральные характеристики, сравнить с нашими находками.
– Я подготовлю запрос, – сказала Ирина. – Но это займёт время. Задержка связи плюс время на анализ на Земле… минимум неделя.
– Тем временем, – Джеймс повернулся к Саре, – можешь ли ты уточнить список астероидов для исследования? Если твоя модель верна, должны быть ещё многие с похожими орбитами, которые мы не проверили.
– Уже работаю над этим, – ответила Сара. – По моим оценкам, ещё около пятидесяти астероидов имеют орбитальные характеристики, соответствующие семье Фаэтона.
– Пятьдесят, – повторил Маркус. – У нас нет ресурсов для исследования пятидесяти астероидов. Топливо, время, износ оборудования…
– Мы можем приоритизировать, – предложила Елена. – Выбрать самые перспективные. Те, что ближе всего, или те, что имеют наибольшие спектральные аномалии.
– Или те, что наиболее вероятно содержат нетронутые структуры, – добавил Томас. – Если мы правы о планете, некоторые обломки должны содержать части городов, зданий, возможно целые комплексы. Найти такое было бы…
Его глаза блестели от возбуждения.
Ирина подняла руку.
– Подождите. Прежде чем мы начнём планировать грандиозные экспедиции, нам нужно обсудить практическую реальность. – Она посмотрела на всех серьёзно. – Наша миссия была рассчитана на два с половиной года. Мы уже здесь четырнадцать месяцев. Через десять месяцев должны начать обратный путь к Земле, иначе не хватит топлива и припасов.
– Но мы только начали, – запротестовал Джеймс. – Мы на пороге величайшего открытия в истории!
– Я понимаю. Но физика не заботится о наших амбициях. У нас есть ограничения.
– Можем ли мы запросить продление миссии? – спросила Сара. – Дополнительные ресурсы?
– Я уже связалась с Танакой по этому вопросу, – ответила Ирина. – Он консультируется с администрацией. Но даже если одобрят, потребуется время для отправки дополнительного корабля с припасами. Минимум год.
– Значит, мы должны максимизировать то, что можем сделать за имеющееся время, – сказала Елена. – Сосредоточиться на самых важных вопросах.
– Какие именно? – спросил Маркус.
Елена задумалась.
– Первое: подтвердить гипотезу Фаэтона. Доказать, что действительно существовала планета, и что она была разрушена шестьдесят пять миллионов лет назад. Это требует изотопного датирования, минералогического анализа, орбитальных расчётов.
– Второе, – продолжил Джеймс, – понять, кем они были. Биология, культура, уровень технологии. Это требует больше артефактов, органических образцов, возможно целых структур.
– Третье, – добавил Томас, – расшифровать их письменность. Понять, что они хотели сказать. Это ключ ко всему остальному.
– И четвёртое, – сказал Маркус тихо, – выяснить, что их убило. Потому что если они могли уничтожить планету, мы должны знать, как и почему. На случай, если…
Он не закончил, но все поняли: на случай, если человечество столкнётся с той же проблемой.
Ирина кивнула.
– Хороший план. Давайте разделим задачи. Сара, продолжай орбитальный анализ. Составь приоритетный список астероидов. Елена и Маркус, планируйте экспедиции к самым перспективным. Джеймс, сосредоточься на биологическом анализе образцов, которые у нас уже есть. Томас, работай над письменностью. Я буду координировать с Землёй и управлять ресурсами.
– А я? – спросила Сара.
– Ты, – улыбнулась Ирина, – иди спать. Ты выглядишь как зомби.
Сара хотела протестовать, но зевота предала её.
– Может быть, несколько часов, – согласилась она.
Собрание закончилось. Члены команды начали расходиться, каждый к своим задачам. Но атмосфера изменилась. Раньше они искали артефакты. Теперь они раскрывали историю погибшей цивилизации. Масштаб их миссии стал на порядки больше.
Томас Райли сидел в своей каюте, окружённый экранами. На каждом были изображения символов, найденных на артефактах. Сотни символов, сфотографированных, увеличенных, проанализированных.
Расшифровка неизвестного языка была одной из самых сложных задач в лингвистике. Для исторических языков Земли – египетских иероглифов, линейного письма Б, майяской письменности – расшифровка заняла десятилетия работы блестящих учёных. И у них были преимущества: знание родственных языков, культурный контекст, иногда билингвальные тексты вроде Розеттского камня.
Здесь у Томаса не было ничего из этого. Язык рептилоидов был полностью чуждым. Никаких родственных языков. Никакого культурного контекста, кроме того, что они могли вывести из артефактов. Никаких билингвальных текстов.
Но были паттерны. Всегда были паттерны. Язык, по определению, был системой. Системы имели структуру. Структуру можно было анализировать.
Томас начал с самого базового: подсчёта частот. Сколько раз каждый символ появлялся в текстах? Это был фундаментальный метод криптоанализа, использованный для взлома шифров на протяжении веков.
Он создал базу данных всех символов со всех артефактов. Всего было идентифицировано 247 уникальных символов. Это было слишком много для алфавита – большинство алфавитных систем имели от 20 до 40 символов. Слишком мало для полностью идеографической системы, вроде китайской, которая имела тысячи символов.
Возможно, смешанная система? Частично фонетическая, частично идеографическая? Как японская, которая использовала кану (фонетические символы) в сочетании с кандзи (идеографическими символами)?
Томас начал анализировать частотное распределение. В большинстве естественных языков частоты символов или букв следовали паттерну, известному как закон Ципфа: несколько символов использовались очень часто, многие – редко. Если нанести на график, это создавало характерную кривую.
Он построил график для символов рептилоидов.
Результат был… странным.
Кривая не была гладкой. Вместо этого она имела несколько пиков. Как если бы символы были разделены на группы, каждая с собственным частотным распределением.
Интересно.
Томас начал группировать символы по частоте. Первая группа – 23 символа, каждый появляющийся более 100 раз. Вторая группа – 67 символов, появляющихся от 20 до 100 раз. Третья группа – остальные 157 символов, редкие.
Гипотеза: первая группа была фонетической. Базовые звуки языка. Согласные и гласные.
Вторая группа – общие слова или грамматические элементы. Эквиваленты "и", "или", "в", "из" и так далее.
Третья группа – специфические слова. Имена, технические термины, редкие концепции.
Это была рабочая гипотеза. Томас начал её проверять.
Он выбрал самый частый символ – спираль, появлявшуюся 342 раза. Если это была фонема, она должна была появляться в комбинации с другими символами, формируя слова.
Он искал паттерны. Спираль часто появлялась в начале последовательностей. Иногда в конце. Редко в середине.
В начале и конце… как гласная? В многих языках слова начинались и заканчивались гласными, но редко имели гласные подряд в середине.
Томас отметил спираль как потенциальную гласную. Назвал её "A" для удобства.
Следующий частый символ – треугольник, острым концом вверх. Появлялся 298 раз. Часто в середине последовательностей. Редко в начале или конце.
Согласная? Томас назвал её "T".
Он продолжал этот процесс, медленно строя предварительную фонетическую карту. A, T, K, S, R… Это были произвольные названия, не отражающие реальных звуков, но помогающие отслеживать символы.
После нескольких часов работы у него было двадцать три предполагаемые фонемы. Он начал транслитерировать тексты, заменяя символы буквами.
Результаты были… многообещающими.
Последовательности начали выглядеть как слова. Паттерны повторялись. Некоторые "слова" появлялись в похожих контекстах.
Например, одна последовательность – SKRA – появлялась часто перед другими словами. Возможно, артикль? Или местоимение?
Другая последовательность – TAAK – часто была в конце предложений. Возможно, глагол? Или вопросительная частица?
Томас не мог знать значения, но мог видеть структуру. А структура была ключом.
Он работал через ночь, забыв о времени, о еде, о всём, кроме паттернов на экранах. Это было как решение огромной головоломки, где каждая деталь открывала новые вопросы.
К рассвету – хотя в космосе рассвета не было, только произвольное корабельное время – он создал базовую грамматическую карту. Порядок слов казался относительно гибким, что предполагало использование падежных окончаний для обозначения синтаксических ролей. Глаголы, вероятно, спрягались по времени, возможно по аспекту.
Но самое интересное было в одном конкретном тексте – длинной последовательности на крупнейшем артефакте, пластине размером полметра.
Томас транслитерировал его, используя свою предварительную фонетическую карту:
SKRA TAAL KRAAS SITH VRAAN TAAK VRAAN SKRAA MAAL DRAAK KETH TAAK DRAAK SKRAA LITH VRAAN SKAR TAAK
Он смотрел на эти строки долго. Что-то в их структуре было знакомым. Повторение. Ритм. Параллелизм.
Не проза. Поэзия? Или молитва?
Последние слова каждой строки были одинаковыми – TAAK. Рефрен? Припев?