Последняя цепь

Глава 2: Первый контакт

Сектор Тау, 2847 год Флагманский корабль «Рассвет Одиссея» 32 световых года от Узла-17

Зонд-разведчик «Меркурий-12» был последним словом человеческих технологий – цилиндр длиной в семь метров, начинённый сенсорами, анализаторами и системами связи, способными передавать данные через десятки световых лет. Его корпус из усиленного титанового сплава был покрыт слоем абляционной защиты, рассчитанной на температуры в миллионы градусов. Маневровые двигатели позволяли развивать ускорение в сотни g – достаточно, чтобы уклоняться от большинства известных угроз.

Но Калеб знал, что против Стражей этого недостаточно.

Он стоял в центре управления зондами – небольшом помещении на нижней палубе научного отсека, заставленном консолями и мониторами. Вокруг него собралась команда операторов: четверо техников, специалист по телеметрии и доктор Лена Кастро, которая настояла на личном присутствии.

– Зонд готов к запуску, командор, – доложил старший оператор, молодой человек по имени Паскаль. – Все системы в норме. Траектория рассчитана.

Калеб кивнул, изучая голографическую проекцию, висящую над центральным терминалом. Она показывала путь «Меркурия-12» – пологую кривую, огибающую гравитационные колодцы и радиационные пояса, ведущую к Узлу-17. Той самой нейтронной звезде, которую двадцать лет назад обнаружила «Касторея». Той самой, которая убила Элизу.

– Расчётное время до цели? – спросил он.

– Семьдесят два часа при текущем профиле ускорения. Мы будем получать телеметрию в реальном времени благодаря квантовой связи.

– Хорошо. – Калеб помедлил, глядя на проекцию. – Запуск.

Паскаль ввёл команду, и где-то в пусковом отсеке «Рассвета Одиссея» открылись створки. «Меркурий-12» скользнул в пустоту космоса, его ионные двигатели вспыхнули голубым пламенем, разгоняя аппарат прочь от флагмана.

Калеб смотрел, как зонд превращается в крошечную точку на экране, а потом исчезает в бесконечности.

– Теперь ждём, – сказал он тихо.

Ожидание было самой трудной частью. Семьдесят два часа – три полных дня по корабельному времени – пока «Меркурий-12» приближался к цели. Калеб провёл это время, погрузившись в работу: совещания с офицерами, анализ данных, планирование дальнейших операций. Но часть его разума постоянно возвращалась к зонду, летящему через пустоту к месту, где погибла его жена.

На второй день ожидания к нему пришла доктор Кастро.

Она нашла его в обсервационном зале – небольшом помещении на верхней палубе с прозрачным куполом, через который открывался вид на звёзды. Калеб сидел в кресле у самого стекла, глядя на далёкое мерцание Цепи.

– Я подумала, что найду вас здесь, – сказала Лена, подходя ближе. – Не помешаю?

– Нет. – Он кивнул на соседнее кресло. – Присаживайтесь.

Она села, и несколько минут они молчали, глядя на звёзды. Потом Лена заговорила:

– Вы часто приходите сюда?

– Каждую ночь. – Калеб не отрывал взгляда от купола. – Когда я был моложе, я любил смотреть на звёзды. Они казались мне… обещанием. Обещанием того, что там, за горизонтом, есть что-то удивительное. Что-то, что стоит увидеть.

– А теперь?

– Теперь они напоминают мне о том, сколько людей погибло, пытаясь достичь их. – Он помолчал. – Элиза любила этот вид. Она говорила, что каждая звезда – это история, которую мы ещё не прочитали.

Лена не ответила сразу. Калеб чувствовал её взгляд – внимательный, сочувственный, но без навязчивой жалости.

– Расскажите мне о ней, – попросила она наконец. – Если хотите. Я читала официальные отчёты, но они… они не передают человека.

Калеб долго молчал. Он редко говорил об Элизе – слишком больно было касаться этой раны. Но что-то в голосе Лены, в её спокойном присутствии, располагало к откровенности.

– Она была… светом, – сказал он наконец. – Это звучит банально, но это правда. Когда она входила в комнату, всё вокруг становилось ярче. Она умела находить красоту в самых неожиданных местах – в уравнениях, в спектрограммах, в химическом составе дальних звёзд.

Он улыбнулся – грустной, отстранённой улыбкой.

– Мы познакомились в университете. Я был на втором курсе астрофизики, она – на четвёртом. Столкнулись в коридоре библиотеки, я уронил все её книги, она назвала меня медведем с двумя левыми ногами. – Он тихо рассмеялся. – Это была любовь с первого оскорбления.

Лена улыбнулась:

– Звучит как она.

– Вы бы ей понравились, – неожиданно сказал Калеб. – Вы похожи. Не внешне, но… этот огонь внутри. Эта страсть к познанию.

Лена чуть порозовела, но промолчала.

– Она верила, что знание – высшая ценность, – продолжал Калеб. – Что любой риск оправдан, если в конце ты узнаешь что-то новое о Вселенной. Я спорил с ней, говорил, что некоторые вещи лучше не знать. Она смеялась и называла меня трусом.

– А вы были трусом?

– Нет. – Калеб покачал головой. – Я был реалистом. Я знал, что космос убивает тех, кто слишком дерзок. Но Элиза… она была храбрее меня. Всегда была.

Он замолчал, и тишина заполнила пространство между ними. За прозрачным куполом Цепь мерцала равнодушным светом.

– В тот день, – Калеб заговорил снова, и его голос стал глуше, – когда «Касторея» атаковали, она могла спастись. Капсула была двухместной. Но я был ранен, без сознания. Она затолкала меня внутрь и закрыла люк снаружи.

– Она спасла вам жизнь.

– Она отдала свою жизнь за мою. – Калеб сжал кулаки. – И последние двадцать лет я пытаюсь понять, заслужил ли я это. Стоило ли моё существование её смерти.

– Калеб… – Лена потянулась к нему, положила ладонь на его руку. Прикосновение было тёплым, успокаивающим. – Вы не выбирали. Это был её выбор. И если она выбрала спасти вас, значит, она верила, что вы сделаете что-то важное с этой жизнью.

– «Сделай это правильно», – прошептал Калеб. – Это были её последние слова. Я не слышал их – читал по губам через стекло капсулы. И до сих пор не знаю, что она имела в виду.

– Может быть, именно это. То, что вы делаете сейчас. Вернуться, понять, защитить.

Калеб посмотрел на неё. В полумраке обсервационного зала её глаза казались очень тёмными, почти чёрными.

– Вы верите в это?

– Я верю, что вы найдёте ответ. – Она не отвела взгляда. – И когда найдёте – вы поймёте.

Они сидели в молчании ещё долго, глядя на звёзды. И впервые за много лет Калеб не чувствовал себя совсем одиноким.

На третий день, за шесть часов до расчётного прибытия зонда к цели, Калеб собрал ключевых членов команды в центре управления. Помимо операторов и Лены, присутствовали профессор Теорем, капитан Накамура, инженер Окунде и лейтенант Мадхани.

– «Меркурий-12» приближается к внешней границе системы Узла-17, – докладывал Паскаль, выводя данные на главный экран. – Дистанция до нейтронной звезды – примерно пятнадцать миллионов километров. Телеметрия стабильна, все системы работают в штатном режиме.

На экране развернулась картина, от которой у Калеба перехватило дыхание – даже после стольких лет, даже после всего пережитого.

Нейтронная звезда висела в пустоте, как глаз умирающего бога. Двадцать километров в диаметре – крошечная по космическим меркам, – но с массой в полторы солнечных. Поверхность светилась голубоватым светом, температура – миллионы градусов. Вокруг неё вращались завихрения раскалённого газа, захваченного чудовищной гравитацией.

И от неё в обе стороны тянулись проводники – материальные нити, соединяющие эту звезду с соседними. Они светились тусклым внутренним светом, словно вены космического левиафана, по которым течёт энергия вселенной.

– Господи, – прошептала Окунде. – Я видела снимки, но вживую…

– Снимки не передают масштаба, – согласился Теорем. Его глаза за очками горели лихорадочным блеском. – Смотрите на гравитационное линзирование – свет звёзд искривляется вокруг объекта. Мы буквально видим кривизну пространства-времени.

Калеб молча смотрел на экран. Он видел это раньше – двадцать лет назад, через иллюминатор «Касторея». Тогда это зрелище наполнило его восторгом и страхом. Теперь – только холодной решимостью.

– Увеличьте изображение проводника, – приказал он.

Камера зонда сфокусировалась на одной из нитей, уходящих от звезды. Детализация была невероятной: Калеб видел текстуру поверхности – не гладкую, как казалось издали, а испещрённую тысячами мельчайших структур. Каналы, отверстия, выступы – целая инфраструктура, назначение которой оставалось загадкой.

– Это то, о чём говорил Интерфейс, – сказала Лена, склоняясь к экрану. – Транспортные артерии. Смотрите – эти каналы ведут внутрь проводника.

– И вот здесь, – Теорем указал на точку соединения проводника со звездой, – входной портал. Диаметр примерно три километра. Данные «Касторея» были точными.

Калеб кивнул:

– Зафиксируйте всё. Нам понадобятся детальные карты для планирования проникновения.

– Командор, – голос Паскаля стал напряжённым, – фиксирую активность в магнитосфере звезды.

Все взгляды обратились к тактическому дисплею. Там, в завихрениях плазмы вокруг нейтронной звезды, что-то двигалось. Тысячи крошечных точек, едва различимых на фоне сияния.

– Стражи, – прошептал Калеб.

Он узнал их. Двадцать лет не стёрли из памяти тот кошмар – рои металлических хищников, несущихся сквозь пустоту со скоростью, которая казалась невозможной. Машины, созданные миллиард лет назад, всё ещё верные своей единственной задаче: защищать Цепь.

– Они пока не реагируют на зонд, – сказал Паскаль, но в его голосе звучала неуверенность. – Дистанция всё ещё достаточно велика.

– Продолжайте сближение, – приказал Калеб. – Но держите руку на кнопке экстренного торможения.

Следующие два часа прошли в напряжённом молчании. «Меркурий-12» медленно приближался к нейтронной звезде, а операторы неотрывно следили за показаниями. Стражи продолжали свой вечный патруль, не обращая внимания на крошечный человеческий аппарат.

– Десять миллионов километров до цели, – доложил Паскаль. – Пока всё спокойно.

– Начинайте детальное сканирование поверхности звезды, – приказала Лена. – Нам нужны данные о тех структурах, которые обнаружила «Касторея».

На экране появилось увеличенное изображение. Калеб наклонился ближе, всматриваясь в детали.

Элиза была права. На поверхности нейтронной звезды, среди бушующих плазменных океанов, виднелись геометрические формы. Не естественные образования – слишком правильные, слишком симметричные. Здания? Сооружения? Что-то совершенно иное?

– Боже мой, – прошептал Теорем. – Это… это архитектура. Кто-то построил город на поверхности нейтронной звезды.

– Температура там – около миллиона градусов по Цельсию, – сказала Окунде, её голос был хриплым от изумления. – Гравитация – в миллиарды раз сильнее земной. Какой материал может выдержать такое?

– Материал, которого мы не знаем. Технология, которую мы не понимаем. – Теорем лихорадочно печатал что-то на планшете. – Это меняет всё. Это доказывает, что Предтечи были… были чем-то за гранью нашего воображения.

Калеб смотрел на экран и думал о Элизе. Она мечтала увидеть это. Она отдала жизнь, чтобы приблизиться к этому открытию.

– Восемь миллионов километров, – доложил Паскаль. И добавил, уже другим тоном: – Командор, активность в магнитосфере меняется.

Калеб оторвался от экрана:

– Что именно?

– Стражи… они перегруппировываются. Смотрите.

На тактическом дисплее тысячи точек начали двигаться по-другому. Раньше они описывали хаотичные орбиты вокруг звезды. Теперь – концентрировались, формируя плотные скопления.

– Они нас заметили, – тихо сказал Накамура.

– Ещё нет, – возразил Калеб, хотя внутренне уже знал, что капитан прав. – Продолжайте сближение. Нам нужно больше данных.

«Меркурий-12» двигался вперёд. Шесть миллионов километров. Пять. Четыре.

Скопления Стражей продолжали уплотняться. Теперь они выглядели как тёмные пятна на фоне сияния звезды – миллионы машин, сбивающихся в стаи.

– Три миллиона километров, – голос Паскаля дрожал. – Командор, я рекомендую отступление.

– Ещё минуту. – Калеб не отрывал взгляда от экрана. – Лена, вы получили данные о структурах на поверхности?

– Достаточно для первичного анализа. Но если бы мы могли подойти ближе…

– Два с половиной миллиона километров, – Паскаль почти кричал. – Они двигаются!

Калеб увидел это в ту же секунду. Одно из скоплений – может быть, сто тысяч единиц – отделилось от орбиты и устремилось навстречу зонду. Не просто двинулось – метнулось, набирая скорость с ускорением, которое казалось невозможным.

– Экстренное торможение! – крикнул Калеб. – Разворот! Немедленно!

Паскаль ввёл команду. На экране показатели «Меркурия-12» резко изменились: ионные двигатели выдали максимальную тягу, разворачивая аппарат прочь от звезды.

Но было уже поздно.

Камера зонда успела захватить их – Стражей. Калеб видел те же угловатые силуэты, что и двадцать лет назад. Металлические конструкции размером с человека, похожие на хищных насекомых. Множество выступов – антенны? Оружие? Сенсоры? Они двигались с координацией, которая выдавала роевой разум, – не как отдельные машины, а как единый организм.

– Сигнал теряется! – крикнул оператор телеметрии. – Множественные помехи!

Экран заполнился статикой. Потом – на долю секунды – изображение прояснилось. Калеб увидел Стражей совсем близко, заполняющих всё поле зрения камеры. Увидел, как что-то вспыхнуло – луч? снаряд? – несущееся к объективу.

И экран погас.

– Связь потеряна, – доложил Паскаль мёртвым голосом. – «Меркурий-12» уничтожен.

Тишина обрушилась на командный центр. Калеб смотрел на пустой экран, и воспоминания захлёстывали его. Двадцать лет назад он видел то же самое – последние кадры перед гибелью зонда «Меркурий-7». Потом – атака на «Касторею». Смерть Элизы.

– Сколько продержался зонд после начала атаки? – спросил он, и его голос прозвучал удивительно ровно.

Паскаль сверился с данными:

– Четыре целых семь десятых секунды, командор.

Менее пяти секунд. От момента, когда Стражи начали атаку, до полного уничтожения бронированного зонда с передовой защитой. Это была не битва – это была казнь.

– Записи? – спросила Лена.

– Все данные сохранены и переданы до потери связи, – подтвердил оператор. – Мы получили… много.

Калеб кивнул:

– Хорошо. Начинайте анализ. – Он повернулся к выходу. – Я хочу полный отчёт через четыре часа.

Калеб шёл по коридорам «Рассвета Одиссея», не обращая внимания на встречных членов экипажа, отдающих честь. Его разум был далеко – там, в пустоте космоса, где обломки «Меркурия-12» дрейфовали среди звёзд.

Он оказался в тренировочном зале – полупустом помещении с тренажёрами и спарринговой площадкой. Автоматически переоделся в тренировочный костюм и встал перед боксёрским мешком.

Первый удар. Второй. Третий.

Он бил, не считая, не думая. Просто позволяя ярости и боли выходить через кулаки. Мешок раскачивался под ударами, но Калеб не останавливался.

Четыре целых семь десятых секунды. Столько времени понадобилось Стражам, чтобы уничтожить зонд.

Сколько понадобилось, чтобы уничтожить «Касторею»? Он не помнил точно – в тот момент было не до подсчётов. Но, наверное, не намного больше.

Удар. Удар. Удар.

Они такие быстрые. Такие эффективные. Миллиард лет работы, и они всё ещё безупречны. Как победить врага, который совершенствовался миллиард лет?

– Командор?

Голос за спиной заставил его остановиться. Калеб обернулся, тяжело дыша. В дверях стояла лейтенант Мадхани, её лицо было нечитаемым.

– Лейтенант, – он выпрямился, пытаясь восстановить дыхание. – Что-то срочное?

– Нет, сэр. – Она шагнула внутрь, и дверь закрылась за её спиной. – Я просто… хотела проверить, как вы.

– Как я? – Калеб усмехнулся. – Я в порядке, лейтенант.

– С уважением, сэр, но это не похоже на правду.

Он посмотрел на неё внимательнее. Что-то в её глазах… что-то, чего он не мог определить.

– Вы что-то хотите мне сказать, Мадхани?

Она помедлила. Калеб видел, как она борется с собой – словно на краю пропасти, не решаясь прыгнуть.

– Я знаю, каково это, – сказала она наконец. – Терять людей. Чувствовать себя беспомощным.

– У вас есть такой опыт?

– У меня… была сестра. – Мадхани отвела взгляд. – Она погибла на «Касторее».

Калеб замер.

– Что?

– Техник Прия Мадхани. – Лейтенант подняла глаза, и в них стояли непролитые слёзы. – Моя старшая сестра. Она была в инженерной команде.

Прия Мадхани. Калеб помнил это имя. Помнил лицо – молодая женщина, всегда улыбающаяся, всегда готовая помочь. Она погибла в первые секунды атаки, когда снаряды Стражей пробили инженерный отсек.

– Я не знал… – начал он.

– Вы не могли знать. Я использую девичью фамилию матери в документах. – Мадхани сглотнула. – Когда я узнала, что вы возглавляете экспедицию к Цепи, я сделала всё, чтобы попасть в вашу команду.

– Почему?

– Потому что я хотела понять. – Её голос дрожал, но взгляд был твёрдым. – Понять, за что она погибла. Что такого важного в этой структуре, что стоило жизни моей сестры и ещё сорока двух человек.

Калеб долго смотрел на неё. Теперь он видел то, что не замечал раньше: сходство с Прией – разрез глаз, линия подбородка. И ту же силу внутри.

– Мне жаль, – сказал он наконец. – Мне жаль вашу сестру. И мне жаль, что я не смог защитить её.

– Вы не виноваты, командор. Я читала отчёты. Вы сделали всё возможное.

– Возможного оказалось недостаточно.

Мадхани покачала головой:

– Против такого врага… никакого «возможного» не было бы достаточно. Но теперь мы знаем больше. У нас больше ресурсов, больше технологий. Мы можем попробовать снова.

– Попробовать что?

– Найти ответы. – Она шагнула ближе. – Вы слышали Интерфейс. Цепь – не угроза. Она спасает галактику. Если мы сможем доказать это…

– Если сможем, – Калеб кивнул. – Но для этого нужно попасть туда. Внутрь. Мимо Стражей.

– И вы найдёте способ. – В её голосе звучала уверенность, которой Калеб не чувствовал сам. – Я верю в это.

Он смотрел на неё, и что-то шевельнулось в его груди. Надежда? Благодарность? Или просто признание, что он не один в своей борьбе?

– Спасибо, лейтенант, – сказал он. – За откровенность. И за веру.

Мадхани отдала честь:

– Всегда к вашим услугам, командор.

Она повернулась, чтобы уйти, но у двери остановилась.

– Командор? Прия… она всегда говорила, что вы лучший командир, под началом которого она служила. Что вы заботитесь о своих людях. – Пауза. – Она гордилась бы тем, что вы продолжаете её дело.

И вышла, оставив Калеба наедине с мыслями.

Четыре часа спустя научная команда собралась в конференц-зале для анализа полученных данных. Голографический проектор показывал замедленную запись последних секунд «Меркурия-12» – бесконечный цикл атаки и уничтожения.

– Мы изучили поведение Стражей, – докладывала Лена, стоя у проекции. – И обнаружили несколько интересных паттернов.

Она переключила изображение, показав траектории движения отдельных боевых единиц.

– Во-первых, они не атакуют хаотично. Смотрите – каждый Страж занимает определённую позицию, создавая трёхмерную сеть. Они окружают цель со всех сторон одновременно, отрезая пути отступления.

– Роевой интеллект, – кивнул Теорем. – Децентрализованная система управления. Нет единого командного центра, каждая единица принимает решения на основе простых правил и информации от соседей.

– Что это означает практически? – спросил Накамура.

– Что их нельзя обезглавить, – ответил Теорем. – Уничтожьте одного, десять, сто – рой продолжит функционировать. Это делает их практически неуязвимыми для обычной тактики.

– Практически, – повторил Калеб. – Но не полностью?

Теорем поправил очки:

– Децентрализованные системы имеют слабость: они уязвимы к помехам в коммуникации. Если Стражи координируются через электромагнитные сигналы, мы можем попытаться их заглушить.

– Пробовали, – сказала Окунде. – На полпути к Узлу мы выпустили пакет помеховых снарядов. Результат – ноль. Либо они используют другой канал связи, либо…

– Либо они достаточно умны, чтобы работать автономно, – закончил Калеб.

– Есть ещё кое-что, – Лена переключила изображение снова. – Смотрите на момент атаки. Стражи не просто уничтожили зонд – они его разобрали.

На экране появилось увеличенное изображение: тонкие щупальца, выходящие из корпусов Стражей, проникающие в обшивку «Меркурия-12». Не разрывающие – именно проникающие, словно хирургические инструменты.

– Они изучали его, – сказала Лена. – Пока уничтожали – одновременно анализировали. Смотрели, из чего он сделан, как работает.

– Они учатся, – прошептал Накамура.

– Да. Каждый зонд, который мы отправляем, даёт им больше информации о наших технологиях. Они адаптируются.

Калеб чувствовал, как холод ползёт по позвоночнику. Враг, который учится. Враг, который адаптируется. Миллиард лет такой адаптации – и вот результат: система защиты, которую, возможно, невозможно преодолеть.

– Есть хорошие новости? – спросил он.

Лена позволила себе слабую улыбку:

– На самом деле, да. – Она вывела на экран новый набор данных. – Перед уничтожением зонд успел передать детальные сканы поверхности звезды и входного портала в проводник.

Изображение показывало трёхкилометровое отверстие в точке соединения проводника с нейтронной звездой. Края были гладкими, словно вырезанными лазером. Внутри просматривались структуры – коридоры? туннели? – уходящие в глубину.

– Портал не охраняется, – продолжала Лена. – По крайней мере, не так, как внешний периметр. Стражи концентрируются в магнитосфере звезды, но внутрь проводника они не заходят.

– Почему? – спросил Теорем.

– Возможно, внутренняя среда слишком агрессивна даже для них. Или там есть другая система защиты. Или… – она помедлила, – или вход открыт намеренно.

– Намеренно?

– Интерфейс говорил о «приглашении». Может быть, Цепь хочет, чтобы кто-то вошёл внутрь. Но только тот, кто достаточно смел – или безрассуден – чтобы пройти через Стражей.