Последняя цепь

Глава 4: Артефакт

Сектор Тау, 2847 год Дрейфующая структура, 50 световых лет от Цепи Три недели после отступления флота Странн

Объект появился на сенсорах «Рассвета Одиссея» в три часа ночи по корабельному времени. Дежурный офицер сначала принял его за астероид – небольшое тело неправильной формы, дрейфующее в межзвёздной пустоте. Но когда алгоритмы анализа выдали результаты спектрального сканирования, он немедленно связался с командором.

Калеб прибыл на мостик через семь минут, всё ещё застёгивая китель. Сон приходил к нему с трудом в последние недели – слишком много мыслей, слишком много планов, слишком много неопределённости. Но усталость мгновенно отступила, когда он увидел данные на главном экране.

– Это не природный объект, – сказал дежурный офицер, молодой лейтенант по фамилии Корсаков. – Спектральный анализ показывает материалы, идентичные тем, из которых построены проводники Цепи.

Калеб наклонился к экрану, изучая показания. Объект имел неправильную форму – вытянутый эллипсоид примерно трёхсот метров в длину и ста пятидесяти в поперечнике. Его поверхность была покрыта геометрическими узорами, слишком регулярными для естественного происхождения.

– Расстояние?

– Примерно пятьдесят световых лет от ближайшего узла Цепи. Он дрейфует в межзвёздном пространстве, не привязанный ни к какой звёздной системе.

– Странно, – пробормотал Калеб. – Почему мы не обнаружили его раньше?

– Он находился за пределами нашего стандартного сканирования. Мы засекли его только потому, что расширили зону поиска после событий последних недель.

Калеб кивнул. После отступления флота Странн он приказал провести полное картографирование сектора – искать любые аномалии, любые следы Предтеч, которые могли ускользнуть от предыдущих экспедиций. И вот – первая находка.

– Разбудите доктора Кастро и профессора Теорема, – приказал он. – И подготовьте разведывательный шаттл.

К рассвету – или тому, что считалось рассветом по корабельному времени – исследовательская группа была готова. Калеб лично возглавил экспедицию, несмотря на возражения Накамуры о безопасности. Лена сидела рядом с ним в пассажирском отсеке шаттла, её глаза светились тем особенным блеском, который появлялся у неё при виде чего-то нового и непознанного.

– Вы думаете, это связано с Цепью? – спросила она, пока шаттл преодолевал расстояние до объекта.

– Материалы идентичны. – Калеб смотрел в иллюминатор, где далёкие звёзды складывались в незнакомые созвездия. – Но почему он так далеко от основной структуры? И почему дрейфует свободно, без привязки?

– Может быть, это обломок? Часть Цепи, отколовшаяся миллиарды лет назад?

– Возможно. Или… – он помедлил, – или это что-то другое. Что-то, что Предтечи оставили намеренно.

Теорем, сидевший за научной консолью в глубине отсека, оторвался от своих приборов:

– Я фиксирую слабое энергетическое поле вокруг объекта. Не защитное – скорее, что-то вроде маяка. Он излучает на частотах, близких к тем, которые использует Цепь для внутренней коммуникации.

– Он сигнализирует?

– Возможно. Или просто работает. После миллиарда лет.

Шаттл приближался к объекту, и теперь Калеб мог рассмотреть его в деталях. Поверхность была покрыта не просто узорами – это были надписи. Тысячи, миллионы символов, вырезанных в металле, который не поддавался эрозии даже за миллиард лет. Они переплетались, накладывались друг на друга, создавая сложный, почти гипнотический рисунок.

– Письменность, – прошептала Лена. – Это письменность Предтеч.

– Или что-то вроде того, – согласился Теорем. – Но не такая, как на проводниках Цепи. Это другой стиль. Может быть, более древний.

Шаттл завис в нескольких сотнях метров от объекта. Калеб изучал поверхность через увеличительные сенсоры и заметил нечто, что заставило его сердце забиться быстрее.

– Там. – Он указал на экран. – Видите? Это похоже на вход.

Тёмное отверстие в боку объекта – овальный проём примерно трёх метров в высоту и двух в ширину. Края были гладкими, идеально ровными, словно вырезанными лазером.

– Сенсоры не показывают активных защитных систем, – доложил пилот. – Радиация в пределах нормы. Атмосфера отсутствует, но это ожидаемо.

– Садимся, – решил Калеб. – Готовьте скафандры.

Поверхность объекта под ногами была странно тёплой – даже через подошвы скафандра Калеб чувствовал это. Он стоял у входа, глядя в темноту проёма, и ощущал странное чувство – словно стоял на пороге чего-то важного.

– Командор? – голос Лены в шлемофоне.

– Иду первым. Держитесь за мной.

Он шагнул внутрь.

Фонарь на шлеме пронзил темноту, высветив коридор – узкий, но достаточно высокий, чтобы идти в полный рост. Стены были покрыты теми же символами, что и снаружи, но здесь они светились – слабым, призрачным светом, который, казалось, появился в ответ на их присутствие.

– Объект реагирует на нас, – сказала Лена, идя следом. – Эти символы не светились минуту назад.

– Система активации, – предположил Теорем. – Энергосберегающий режим. Он просыпается.

Они продвигались по коридору, и с каждым шагом свечение становилось ярче. Калеб чувствовал, как что-то меняется в атмосфере – не физически, скорее ментально. Словно невидимое присутствие наблюдало за ними, оценивало.

Коридор расширился, переходя в большой зал – куполообразное помещение диаметром около пятидесяти метров. И в центре…

– Невероятно, – выдохнула Лена.

В центре зала возвышалась колонна из того же материала, что и стены, – но эта колонна была живой. Она пульсировала светом, и с каждой пульсацией по её поверхности пробегали волны символов – не вырезанных, а проецируемых, меняющихся, живых.

– Это интерфейс, – сказал Теорем, подходя ближе. – Как тот, что мы видели в сфере-убежище. Но более… другой.

Калеб остановился в нескольких метрах от колонны. Свечение было тёплым, приятным – не слепящим, как свет в сердце Цепи, но мягким, приглашающим.

– Как его активировать?

– Может быть… – Лена сделала шаг вперёд и протянула руку к колонне.

– Лена, подождите…

Но было уже поздно. Её пальцы коснулись поверхности – и зал взорвался светом.

Когда зрение вернулось, Калеб обнаружил, что стоит посреди космоса.

Нет, не настоящего космоса – голограммы. Огромной, всеобъемлющей проекции, заполнившей весь зал. Вокруг него сияли звёзды, галактики, туманности – целая Вселенная в миниатюре.

– Это карта, – прошептала Лена рядом с ним. Её голос дрожал от изумления. – Карта галактики.

Она была права. Калеб узнавал очертания – спиральные рукава, центральный балдж, тёмные провалы газопылевых облаков. Но эта карта показывала галактику не такой, какой они знали её сейчас.

– Смотрите на временну́ю метку, – сказал Теорем, указывая на символы в углу проекции. – Если мои расчёты верны, это галактика миллиард лет назад.

– Когда Цепь была создана, – добавил Калеб.

– Да. – Теорем подошёл к проекции, и его рука прошла сквозь звёзды. – И смотрите. Вот Цепь.

В секторе Тау – там, где они знали её – светилась знакомая структура из трёхсот нейтронных звёзд. Но она была не одна.

– Господи, – выдохнула Лена.

По всей галактике – десятки, сотни подобных структур. Некоторые маленькие, всего несколько звёзд. Другие – огромные, превосходящие их Цепь в десятки раз. Они были везде: в спиральных рукавах, в гало, даже в центральном балдже, опасно близко к сверхмассивной чёрной дыре.

– Сеть, – сказал Калеб. – Предтечи построили сеть.

– Не просто сеть. – Теорем лихорадочно изучал проекцию. – Смотрите на цветовую кодировку. Синие – активные. Красные – завершённые или неактивные. Серые – в процессе строительства.

Калеб посмотрел на их Цепь. Она светилась синим – всё ещё активная после миллиарда лет.

– Большинство других – красные или серые.

– Да. – Теорем помрачнел. – Либо они завершили свои вычисления, либо были уничтожены. Или выключены.

– Но некоторые всё ещё синие, – заметила Лена. Она указала на несколько точек в разных частях галактики. – Смотрите. Пять, нет, шесть структур, включая нашу.

Калеб подошёл ближе к проекции, изучая синие точки. Они располагались по всей галактике – на огромных расстояниях друг от друга, но, казалось, образуя какой-то паттерн.

– Они координируют усилия, – сказал он вдруг. – Вот почему мы фиксировали сигналы, уходящие за пределы галактики. Цепи общаются друг с другом, синхронизируют вычисления.

– Но если одна из них будет уничтожена… – начала Лена.

– Весь расчёт нарушится, – закончил Теорем. – Контр-сингулярность будет создана с неправильными параметрами. Или вообще не будет создана.

Тишина повисла над ними – тяжёлая, давящая. Калеб смотрел на карту и чувствовал, как масштаб происходящего обрушивается на него.

Они защищали не просто свою Цепь. Они защищали часть гигантского механизма, охватывающего всю галактику. Механизма, работающего миллиард лет ради единственной цели – спасения Вселенной.

– Есть ещё кое-что, – сказала Лена. Её голос был странным – напряжённым, почти испуганным.

Она указала на центр галактики.

Там, в самом сердце, светилось что-то тёмное. Не чёрная дыра – Калеб знал, как выглядят чёрные дыры на таких картах. Это было пятно. Растущее, пульсирующее пятно тьмы, которое медленно поглощало звёзды вокруг себя.

– Сингулярность Распада, – прошептал он.

– Миллиард лет назад она была меньше, – сказал Теорем. – Смотрите на масштаб. Сейчас она должна быть значительно больше.

Проекция мигнула, и карта изменилась. Теперь она показывала галактику в настоящем времени – Калеб узнал расположение знакомых звёзд и созвездий. И тёмное пятно в центре было действительно больше. Намного больше.

– Оно растёт, – сказала Лена. – Медленно, но неуклонно.

– И через пятьдесят лет… – начал Калеб.

– Через пятьдесят лет Цепи завершат вычисления и создадут контр-сингулярность, – закончил Теорем. – Или не создадут. В зависимости от того, выживут ли они.

Калеб смотрел на пульсирующую тьму в сердце галактики и чувствовал холод внутри. Это была угроза, о которой говорил Хранитель. Реальная, видимая, неумолимая.

И они были одной из последних линий обороны.

Они провели в артефакте несколько часов, изучая проекции, записывая данные, пытаясь понять назначение различных систем. Помимо галактической карты, колонна-интерфейс показывала множество других вещей: схемы строительства Цепей, данные о Предтечах, что-то похожее на научные записи или инструкции.

Но больше всего Калеба заинтересовало одно конкретное изображение.

Оно появилось, когда Теорем случайно активировал последовательность символов на стене. Проекция мигнула, и над колонной развернулась фигура – гуманоидный силуэт, но явно не человеческий.

Существо было высоким – около трёх метров, судя по пропорциям. Тонкое, изящное тело, покрытое чем-то, напоминающим чешую или перья. Голова – удлинённая, с множеством органов чувств, которые Калеб не мог идентифицировать. И глаза – огромные, сложные, похожие на глаза насекомых, но с чем-то разумным, почти человечным в их глубине.

– Предтеча, – прошептала Лена.

Существо на проекции двигалось – не как запись, скорее как интерактивная модель. Оно повернулось, показывая себя со всех сторон, и Калеб заметил детали: тонкие руки с множеством пальцев, сложная структура суставов, что-то похожее на крылья или плавники на спине.

– Они были красивыми, – сказала Лена тихо. – По-своему.

– Они были чуждыми, – поправил Теорем. – Но да. Красивыми.

Проекция изменилась, показывая других Предтеч – группу существ, работающих над чем-то, что напоминало модель Цепи. Они общались – не звуками, а, судя по всему, световыми импульсами, пробегавшими по их телам. Это было похоже на танец – сложный, гипнотический, полный смысла, который люди не могли понять.

– Они были социальными существами, – заметила Лена. – Работали вместе, планировали вместе.

– И умерли вместе, – добавил Калеб. – Вымерли миллиард лет назад, оставив только свои творения.

Проекция мигнула в последний раз и погасла. Зал снова погрузился в полумрак, освещённый только слабым свечением символов на стенах.

– Нам нужно вернуться на корабль, – сказал Калеб. – И проанализировать всё, что мы нашли.

– Согласна, – кивнула Лена. – Но можем мы вернуться сюда? Позже?

– Да. – Калеб посмотрел на колонну-интерфейс. – Этот артефакт слишком важен, чтобы просто уйти. Мы установим охрану и начнём систематическое изучение.

Они направились к выходу, но у самого порога Лена остановилась.

– Калеб?

– Да?

Она смотрела на него странным взглядом – смесь изумления, страха и чего-то ещё.

– Вы понимаете, что это значит? Вся эта информация, эти записи… мы нашли библиотеку Предтеч. Хранилище их знаний.

– Понимаю.

– Это меняет всё. Не только для нашей миссии. Для всего человечества. Для всех разумных видов в галактике.

Калеб кивнул:

– Я знаю. Но сначала нам нужно убедиться, что всё это выживет. Что Цепь выполнит свою работу.

– Да. Сначала – это.

Возвращение на «Рассвет Одиссея» прошло без происшествий. Калеб немедленно созвал совещание командного состава, на котором представил находки. Реакция была предсказуемой – изумление, недоверие, затем – осознание масштаба.

– Шесть активных Цепей по всей галактике, – повторил Накамура, глядя на проекцию карты. – И все они должны завершить вычисления скоординированно.

– Каждая вносит свою часть в общий расчёт, – объяснил Теорем. – Результаты объединяются, и только тогда создаётся контр-сингулярность.

– А если одна из них выйдет из строя?

– Тогда весь расчёт нарушится. Это как уравнение с шестью неизвестными. Если одно из них будет неправильным, весь результат бесполезен.

– Но мы не знаем, где находятся другие Цепи, – сказала Окунде. – Карта показывает их положение миллиард лет назад. Галактика с тех пор изменилась.

– Верно, – согласился Калеб. – Но мы можем экстраполировать. Звёзды движутся медленно – за миллиард лет их положение изменилось, но не критично. С достаточной вычислительной мощностью мы можем рассчитать текущие координаты.

Обсуждение продолжалось часами. К концу совещания был разработан план: Теорем и его команда займутся расчётом координат других Цепей, Лена продолжит анализ данных из артефакта, а Калеб сосредоточится на политических аспектах – союзах, угрозах, возможностях.

В ту ночь Калеб снова не мог заснуть. Он бродил по кораблю, заглядывая в лаборатории, проверяя посты охраны, просто двигаясь. И оказался в обсервационном зале почти случайно.

Лена была там.

Она обернулась, услышав его шаги.

– Не спится?

– Вам тоже, похоже.

– Слишком много мыслей. – Она кивнула на соседнее кресло. – Присоединитесь?

Он сел рядом, и некоторое время они молчали, глядя на звёзды. Цепь мерцала вдали – знакомое сияние, которое теперь означало для них гораздо больше.

– Я всё думаю о Предтечах, – сказала Лена наконец. – О том, какими они были. Чего хотели. Почему сделали то, что сделали.

– И к чему пришли?

– К тому, что они были как мы. Не физически, конечно. Но внутри. Они любили, боялись, надеялись. Они хотели, чтобы Вселенная продолжала существовать, даже если их самих уже не будет.

– Это утешительно?

– По-своему. Это значит, что мы не одиноки. Не в смысле «есть другие разумные виды». Но в смысле того, что кто-то до нас уже сталкивался с теми же вопросами. И нашёл ответы.

– Ответ – построить машину из трёхсот нейтронных звёзд?

– Ответ – сделать что-то для тех, кто придёт после. – Её голос стал тише. – Калеб, вы думали о том, что будет после? После Завершения, после того, как угроза будет нейтрализована?

– Честно? Нет. Я думал только о том, как дожить до этого момента.

– А я думала. Если Цепь выполнит свою задачу, если галактика будет спасена – это откроет новую эру. Эру, когда разумные виды будут знать, что они часть чего-то большего. Что их существование имеет смысл.

– Или они забудут, – возразил Калеб. – Через несколько поколений это станет просто историей. Легендой. А потом – мифом.

– Может быть. Но даже мифы имеют силу. Даже легенды формируют нас.

Калеб молчал, обдумывая её слова. Легенды о Предтечах, о Цепи, о спасении – будут ли они рассказывать их через тысячу лет? Через миллион?

– Лена, – сказал он вдруг, – я рад, что вы здесь.

Она посмотрела на него:

– Что?

– Рад, что вы здесь. На этом корабле, в этой миссии. Рядом со мной.

Она не ответила сразу. В полумраке зала её глаза казались очень большими, очень тёмными.

– Калеб, я…

– Вы не обязаны ничего говорить. Я просто хотел, чтобы вы знали.

Лена молчала несколько долгих секунд. Потом – медленно, осторожно – протянула руку и взяла его ладонь в свою.

– Я тоже рада, – сказала она тихо. – Что вы здесь.

Они сидели так, рука в руке, глядя на звёзды. И Калеб чувствовал, как что-то меняется внутри него – старая боль, которую он носил двадцать лет, начинала отступать. Не исчезать – он знал, что она никогда полностью не уйдёт. Но смягчаться.

– Элиза, – сказал он вдруг, и сам удивился тому, как легко произнёс это имя. – Она бы хотела, чтобы я продолжал жить. Не просто существовал, а жил.

– Вы любили её.

– Да. И часть меня всегда будет любить. Но это не значит, что моё сердце должно быть закрыто навсегда.

Лена сжала его руку крепче:

– Калеб…

– Не сейчас. Не здесь, не так. Нам предстоит слишком много всего. Но когда это закончится, если мы выживем…

– Если мы выживем, – повторила она.