Пульсация бездны

- -
- 100%
- +
– Если доживем до этого момента, – пробормотал Ляо.
– Всегда такой оптимист, Виктор, – саркастически заметила Самира.
Дальнейшую перепалку прервал голос ЛОГОСа, раздавшийся из динамиков:
– Внимание всем членам экипажа. До старта осталось 15 минут. Займите свои места согласно протоколу отправления. Активация гравитационного ускорителя через 10 минут.
Последовавшие минуты прошли в напряженном молчании. Мира закрыла глаза, пытаясь сконцентрироваться на своем дыхании и унять нервозность, которую всегда испытывала перед стартом. Вопреки распространенному мнению, космические полеты оставались опасным предприятием даже в XXII веке. Процент аварий значительно снизился благодаря технологическому прогрессу, но никогда не опускался до нуля.
– Пять минут до старта, – объявил ЛОГОС. – Все системы функционируют нормально. Метеоусловия оптимальные. Разрешение на отправление получено.
Мира открыла глаза и посмотрела на экран, транслирующий вид снаружи корабля. «Окулус» все еще был пристыкован к орбитальной верфи, но стыковочные механизмы уже начали процесс отсоединения.
– Одна минута до старта, – голос ЛОГОСа звучал неестественно спокойно. – Гравитационный ускоритель активирован. Энергосистемы работают на полной мощности.
Мира почувствовала легкую вибрацию, проходящую через корпус корабля – гравитационный ускоритель, сердце двигательной системы «Окулуса», разогревался перед запуском.
– Десять секунд до отстыковки… девять… восемь… – начал ЛОГОС обратный отсчет.
Мира крепче схватилась за подлокотники кресла, хотя знала, что настоящие перегрузки начнутся только после полного отделения от верфи.
– …три… два… один… Отстыковка завершена. «Окулус» находится в свободном полете.
На экране было видно, как стыковочные узлы верфи медленно удаляются. Корабль начал плавный дрейф от орбитальной станции, управляемый маневровыми двигателями.
– Дистанция до верфи – 500 метров, – сообщил ЛОГОС. – Готовность к запуску гравитационного ускорителя… 100%. Запуск через десять секунд.
Мира глубоко вдохнула. Сейчас начнется настоящее испытание.
– Запуск гравитационного ускорителя, – объявил ЛОГОС. – Ожидаемое ускорение – 3G, с компенсацией до 1.5G.
Мира почувствовала, как невидимая сила вдавливает её в кресло. Несмотря на работу гравитационных компенсаторов, перегрузка была ощутимой. Дышать стало труднее, конечности отяжелели.
На экране Земля стремительно уменьшалась, превращаясь из величественного голубого шара в маленькую яркую точку.
– Первая фаза ускорения завершена, – сообщил ЛОГОС через пять минут, которые показались Мире вечностью. – Выход на расчетную траекторию. Скорость – 0.1% от скорости света и продолжает увеличиваться.
Давление постепенно ослабло, пока не сменилось легкостью невесомости. Гравитационные компенсаторы теперь создавали искусственную силу тяжести, примерно равную 0.8G, чтобы предотвратить мышечную атрофию во время длительного путешествия.
– Мы на пути к J-1523, – сказал ЛОГОС. – Расчетное время прибытия – 183 дня.
Мира расстегнула ремни безопасности и поднялась с кресла. Слабость в ногах быстро прошла, сменившись ощущением необычной легкости. 0.8G – достаточно для нормального функционирования, но всё равно заметно меньше земной гравитации.
– Итак, – обратилась она к своей научной группе, – теперь, когда формальности позади, мы можем приступить к настройке оборудования для предварительных наблюдений. Хотя до J-1523 еще далеко, мы можем начать собирать данные уже сейчас.
– Квантовый компьютер полностью функционален, – сообщил Ляо. – Я запускаю диагностику всех научных систем.
– Отлично, – кивнула Мира. – Доктор Новак, пожалуйста, проверьте калибровку гравитационных детекторов. Доктор Вэй, подготовьте спектральный анализатор для исследования радиационного фона.
Она подошла к своей рабочей станции, где располагался главный интерфейс квантового интерферометра – её собственного изобретения, способного регистрировать мельчайшие квантовые флуктуации в пространстве-времени.
– ЛОГОС, – обратилась Мира к корабельному ИИ. – Статус интерферометра?
– Квантовый интерферометр функционирует в пределах нормы, доктор Кович, – отозвался ЛОГОС. – Текущая чувствительность – 97% от теоретического максимума. Идет автокалибровка под пространственные координаты J-1523.
Мира активировала голографический дисплей, отображающий данные, поступающие с интерферометра. Пока это был лишь фоновый шум квантовых флуктуаций вакуума – красивая, но хаотичная трехмерная паутина цветных линий, представляющих различные уровни энергии.
Она углубилась в настройку параметров, фильтруя шум и усиливая потенциально значимые сигналы. Это была кропотливая работа, требующая полной концентрации.
Через несколько часов интенсивной работы, когда основные системы были настроены и запущены, в научный модуль вошла капитан Чен. Она обвела взглядом помещение, отмечая оживленную деятельность научной группы.
– Доктор Кович, – обратилась она к Мире. – Как продвигается настройка оборудования?
Мира оторвалась от своих расчетов:
– Все идет по плану, капитан. Основные системы функционируют нормально. Мы собираем первичные данные и калибруем приборы для более точных измерений по мере приближения к цели.
– Хорошо, – кивнула Чен. – Я собираю экипаж в столовой через час. Традиционный ужин в честь начала миссии. Ваше присутствие обязательно.
– Конечно, капитан, – согласилась Мира. – Мы будем там.
Когда Чен вышла, Ляо подошел к Мире:
– Я заметил странную аномалию в данных квантового компьютера, – сказал он без предисловий. – Похоже на эхо-сигнал от J-1523, но на такой дистанции это теоретически невозможно.
Мира удивленно посмотрела на него:
– Покажите.
Ляо вывел на её экран серию графиков.
– Здесь, – он указал на едва заметное отклонение в одной из кривых. – И здесь. Периодический паттерн с интервалом в 4.73 секунды. Слишком регулярный для случайного квантового шума.
Мира внимательно изучила данные. Действительно, в квантовом фоне присутствовала странная регулярность – почти невидимая на первый взгляд, но неоспоримая при статистическом анализе.
– Это может быть интерференция от наших собственных систем, – предположила она. – ЛОГОС, проверь все корабельные системы на предмет периодических сигналов с частотой около 0.211 Герц.
– Выполняю, – отозвался ИИ. – Проверка завершена. Ни одна из корабельных систем не генерирует сигналы с такой частотой.
Мира и Ляо обменялись взглядами – впервые без враждебности, лишь с профессиональным любопытством.
– Если это сигнал от J-1523, – медленно сказал Ляо, – то он должен распространяться со скоростью, значительно превышающей скорость света. Что невозможно.
– Или, – тихо произнесла Мира, – это указывает на существование квантовой запутанности между нашей локацией и черной дырой. Что также считается невозможным на таких расстояниях, но…
– Но имеет больше теоретических оснований, – закончил за неё Ляо. – Хотя для этого требуется механизм генерации запутанных частиц в масштабе, который мы даже не можем себе представить.
– ЛОГОС, – обратилась Мира к ИИ. – Начни непрерывный мониторинг этого сигнала. Отмечай любые изменения в частоте или амплитуде. И запусти поиск подобных паттернов во всем диапазоне квантовых флуктуаций.
– Выполняю, доктор Кович, – отозвался ЛОГОС. – Установлен постоянный мониторинг.
Мира повернулась к Ляо:
– Спасибо, что показали мне это, доктор Ляо. Это… интересное наблюдение.
Ляо кивнул, его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах мелькнуло что-то похожее на уважение:
– Я следую данным, доктор Кович. Независимо от моего личного отношения к вашим теориям.
Он вернулся к своей консоли, оставив Миру размышлять над странным сигналом. Если это действительно было эхо от J-1523, передаваемое через квантовую запутанность, это могло стать первым подтверждением её теории о необычной природе черной дыры.
Но сейчас было слишком рано делать выводы. Она нуждалась в большем количестве данных, более тщательном анализе. И у неё было шесть месяцев пути, чтобы исследовать этот феномен, прежде чем они достигнут самой черной дыры.
Шесть месяцев научной работы… и шесть месяцев из оставшихся ей десяти месяцев зрения. Мира невольно задумалась, что она увидит первым – разгадку тайны J-1523 или вечную темноту.
Традиционный ужин в честь начала миссии прошел в неожиданно теплой атмосфере. Столовая «Окулуса», расположенная в центральном ядре корабля, была оформлена со вкусом – мягкое освещение, удобные кресла, панорамные экраны на стенах, имитирующие виды Земли.
Капитан Чен предложила тост за успех экспедиции, и даже самые скептически настроенные члены экипажа, включая Ляо, присоединились к нему. После формальной части вечер перешел в более непринужденное общение, где члены экипажа имели возможность узнать друг друга лучше.
Мира, обычно избегавшая социальных мероприятий, неожиданно для себя втянулась в оживленную дискуссию с Новаком и одним из инженеров об особенностях квантовой гравитации в экстремальных условиях. К её удивлению, Ляо также присоединился к разговору, внося ценные замечания без обычной язвительности.
Позже, когда большинство экипажа уже разошлось по своим каютам, Мира вернулась в научный модуль, чтобы проверить данные с квантового интерферометра. Странный сигнал, обнаруженный Ляо, продолжал регистрироваться – слабый, но отчетливый паттерн в квантовом шуме.
– Не можешь уснуть? – раздался голос за её спиной.
Обернувшись, Мира увидела доктора Акиндеми, входящего в модуль с двумя чашками чего-то горячего в руках.
– Скорее, не могу оторваться от данных, – ответила она. – Сигнал продолжается, и я пытаюсь понять его природу.
Акиндеми поставил одну чашку рядом с ней:
– Травяной чай. Помогает расслабиться без побочных эффектов, которые могли бы повлиять на твое… состояние.
Мира благодарно кивнула и взяла чашку. Ароматный пар поднимался от темной жидкости, наполняя воздух запахом мяты и чабреца.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Акиндеми, занимая кресло рядом с ней. – Первый день в космосе всегда самый тяжелый, особенно для нервной системы.
– Нормально, – ответила Мира. – Небольшая головная боль, но это обычное дело при адаптации к пониженной гравитации.
Акиндеми внимательно посмотрел на неё:
– А зрение?
Мира вздохнула:
– Без изменений. Периферийное зрение немного затуманено, но центральное остается четким. Никаких приступов с момента взлета.
– Хорошо, – кивнул Акиндеми. – Ты принимаешь препараты, которые я тебе дал?
– Да, сегодня утром выпила первую капсулу.
– Отлично. Они должны помочь стабилизировать состояние. И не забывай про регулярные осмотры – я хочу следить за прогрессированием синдрома.
Мира кивнула и вернулась к изучению данных. Акиндеми некоторое время молча наблюдал за ней, затем спросил:
– Что ты там видишь?
– Не уверена, – честно ответила Мира. – Ляо обнаружил странную регулярность в квантовом шуме. Сигнал слишком слабый, чтобы делать выводы, но он определенно не случаен.
– И ты думаешь, это связано с J-1523? – в голосе Акиндеми не было скептицизма, только искреннее любопытство.
– Возможно, – Мира повернулась к нему. – Это может быть проявление квантовой запутанности на космических расстояниях, что противоречит современным физическим теориям. Но если черная дыра каким-то образом генерирует запутанные частицы в масштабе, который мы не можем себе представить…
Она запнулась, осознав, что снова приближается к своей противоречивой теории о «разумном» поведении черной дыры.
– Продолжай, – мягко поощрил её Акиндеми. – Я не из тех, кто сразу отвергает необычные идеи.
Мира благодарно улыбнулась:
– Если черная дыра способна манипулировать квантовой запутанностью на таких расстояниях, это указывает на уровень организации материи и энергии, который выходит за рамки наших представлений о «неживой» природе. Я не говорю о сознании в человеческом понимании, но о чем-то… функционально аналогичном.
– Интересная теория, – задумчиво сказал Акиндеми. – Знаешь, в неврологии есть концепция, что сознание возникает как эмерджентное свойство сложных нейронных сетей. Если применить эту идею к космическим масштабам… теоретически, система достаточной сложности могла бы породить нечто похожее на сознание, независимо от её физической основы.
Мира удивленно посмотрела на него:
– Именно так! Большинство ученых не могут преодолеть «углеродный шовинизм» – представление, что сложные информационные процессы возможны только в биологических системах. Но с точки зрения фундаментальной физики, информация – это абстрактное понятие, не привязанное к конкретному материальному носителю.
Они продолжили дискуссию еще час, затрагивая темы от квантовой механики до философии сознания. Мира была приятно удивлена глубиной понимания Акиндеми областей, далеких от его медицинской специализации.
– Уже поздно, – наконец заметил Акиндеми, взглянув на часы. – Тебе нужен отдых, Мира. Особенно с учетом твоего состояния.
– Ты прав, – неохотно согласилась она. – Еще немного проанализирую данные и пойду спать.
– Не больше часа, – строго сказал Акиндеми. – Доктор прописал.
Он ушел, а Мира вернулась к своим исследованиям. Странный сигнал продолжал поступать, но его частота начала меняться – теперь интервал составлял 4.8 секунды вместо прежних 4.73.
– ЛОГОС, – обратилась Мира к ИИ. – Запусти анализ изменения частоты сигнала. Ищи математические закономерности.
– Выполняю, доктор Кович, – отозвался ЛОГОС. – Предварительный анализ указывает на продолжающееся изменение частоты по убывающей экспоненциальной кривой.
Мира нахмурилась. Экспоненциальное изменение напоминало естественный процесс затухания, но начальные параметры сигнала не соответствовали ни одному известному квантовому явлению.
– Продолжай мониторинг, – сказала она. – Уведомь меня о любых значительных изменениях.
Она выключила консоль и направилась к выходу из модуля, когда её внимание привлекла странная голубоватая вспышка на краю поля зрения. Мира резко обернулась, но ничего не увидела.
«Начинаются галлюцинации?» – с тревогой подумала она. Доктор Хеншоу предупреждал, что по мере прогрессирования СЛР визуальные искажения будут усиливаться.
– ЛОГОС, – обратилась она к ИИ. – Было какое-либо энергетическое возмущение в модуле в последние пять секунд? Световая вспышка или электромагнитный импульс?
– Отрицательно, доктор Кович, – ответил ЛОГОС. – Все системы функционируют нормально. Никаких аномалий не зарегистрировано.
Значит, это была галлюцинация. Мира потерла глаза, чувствуя внезапную усталость. Возможно, Акиндеми был прав, и ей действительно нужен отдых.
Она вышла из научного модуля и направилась к своей каюте, размышляя о странном сигнале и его возможной связи с J-1523. Если это действительно было проявление квантовой запутанности на космических расстояниях, то их ждало революционное открытие в понимании фундаментальной физики.
А если это было нечто большее – первый контакт с внеземным разумом, пусть и радикально отличающимся от человеческого… Мира почувствовала трепет от этой мысли. Неудивительно, что большинство ученых отвергало её теорию как абсурд – она была слишком революционной, слишком пугающей в своих импликациях.
Войдя в свою каюту, Мира сразу заметила, что экран-окно теперь показывал вид на звездное небо с едва видимой точкой Земли вдали. «Окулус» быстро удалялся от родной планеты, направляясь к J-1523.
Она подошла к экрану и коснулась его пальцами, чувствуя легкую вибрацию корабля. Где-то там, в двенадцати световых годах отсюда, ждала черная дыра, которая, возможно, пыталась что-то сказать человечеству. И Мира была полна решимости услышать это послание, прежде чем вечная темнота поглотит её зрение.

Часть II: Приближение
Глава 5: Траектория
Два месяца в космосе меняют человека. Бесконечная чернота за иллюминаторами, монотонное гудение систем жизнеобеспечения, одни и те же лица день за днем – всё это создает особое психологическое состояние, которое ветераны космических полетов называют «синдромом длинной тени».
Для Миры Кович эти два месяца на борту «Окулуса» стали временем интенсивной научной работы. Странный сигнал, обнаруженный в день старта, продолжал регистрироваться, хотя его характеристики постепенно менялись. Частота колебаний увеличивалась по сложной математической прогрессии, которая не соответствовала ни одному известному физическому процессу.
– Теория квантовой запутанности на таких расстояниях противоречит фундаментальным законам физики, – в очередной раз повторил Виктор Ляо на утреннем собрании научной группы. – Даже если предположить существование механизма генерации запутанных частиц в масштабе черной дыры, корреляция должна разрушаться при малейшем взаимодействии с окружающей средой.
Они сидели в конференц-зале научного модуля – Мира, Ляо, Самира Вэй и Тадеуш Новак. Перед ними парили голографические проекции последних данных.
– И тем не менее, сигнал существует, – спокойно ответила Мира. – Более того, его характеристики меняются предсказуемым образом. Это не случайный шум.
– Возможно, это артефакт работы наших собственных систем, – предположил Ляо. – Квантовый интерферометр может создавать ложные корреляции из-за резонанса с энергетическими системами корабля.
– ЛОГОС проверял эту гипотезу семнадцать раз, – вздохнула Мира. – Никакого резонанса нет. Сигнал приходит извне.
– А что, если, – вмешался Новак, его акцент стал заметнее от возбуждения, – что, если мы наблюдаем проявление квантового туннелирования на космических масштабах? Теоретически, при достаточно экстремальных условиях, которые, несомненно, присутствуют вблизи J-1523, возможно туннелирование информации через подпространственные каналы.
Ляо скептически фыркнул:
– Подпространственные каналы? Звучит как научная фантастика, а не серьезная физика.
– Многие серьезные физические теории начинались как фантастика, – заметила Самира. – Квантовая механика казалась абсурдом даже Эйнштейну.
– Давайте придерживаться фактов, – сказала Мира, прерывая начинающийся спор. – Факт первый: мы регистрируем регулярный сигнал, который, судя по всем признакам, связан с J-1523. Факт второй: характеристики этого сигнала меняются по математически предсказуемой прогрессии. Факт третий: частота сигнала коррелирует с последними данными об изменениях в поведении черной дыры, полученными от обсерваторий Солнечной системы.
Она вывела на главный экран новый график:
– Вот последние данные, полученные вчера от обсерватории «Тихо-9». Частота гравитационных волн, испускаемых J-1523, изменилась на 0.03% – точно такой же сдвиг мы наблюдаем в нашем сигнале, с поправкой на релятивистские эффекты.
Ляо внимательно изучил график, его скептицизм временно уступил место научному любопытству:
– Действительно, корреляция слишком точная для совпадения. Но это не обязательно означает квантовую запутанность. Возможно, существует классический механизм передачи информации, который мы пока не понимаем.
– Какой бы ни была природа сигнала, – сказала Мира, – мы должны продолжать его изучение. Я предлагаю модифицировать квантовый интерферометр для повышения чувствительности в диапазоне наблюдаемых частот.
– Это потребует дополнительной энергии, – предупредил Ляо. – Капитан Чен не одобрит увеличение нагрузки на энергосистему без веских оснований.
– Я поговорю с ней, – решительно заявила Мира. – Думаю, корреляция с данными обсерваторий – достаточно веский аргумент.
На этом совещание завершилось, и члены научной группы разошлись по своим станциям. Мира направилась в свою каюту, чтобы подготовиться к разговору с капитаном Чен. За два месяца полета их отношения оставались формально-корректными, но без особой теплоты. Чен строго придерживалась протоколов безопасности и часто ограничивала научные эксперименты, если считала, что они могут представлять риск для корабля.
В каюте Мира села за рабочий стол и активировала личный терминал. На экране появились фотографии, которые она загрузила с Земли – виды Антарктиды, где она провела последние годы, фотография молодой Елены Соколовой с родителями Миры, несколько снимков из экспедиций на Марс и Европу. Маленькие якоря к прошлому, к жизни за пределами металлической скорлупы корабля.
Её взгляд остановился на последней фотографии, сделанной в день отправления. На ней Соколова обнимала Миру на фоне космического лифта. Лицо Елены выражало смешанные чувства – гордость за ученицу и тревогу за её будущее.
«Интересно, что бы она сказала о наших находках?» – подумала Мира.
Звуковой сигнал прервал её размышления – пришло сообщение от Самиры Вэй.
«Ты свободна? Хотела бы обсудить кое-что интересное. Личная каюта, сектор С, номер 14».
Мира отправила короткий ответ: «Буду через 10 минут» и вышла из каюты. По пути она задумалась о том, как за эти два месяца изменились её отношения с экипажем. Если с капитаном Чен сохранялась определенная дистанция, то с Самирой Вэй развилась настоящая дружба. Астробиолог оказалась не только компетентным ученым, но и прекрасным собеседником, с широкими интересами за пределами своей специальности. Они часто проводили вечера за обсуждением всего – от квантовой физики до древней поэзии, находя неожиданные параллели между столь разными областями.
С Тадеушем Новаком отношения также сложились хорошо. Несмотря на первоначальное академическое соперничество, они быстро нашли общий язык, когда обнаружили общую страсть к нестандартным теориям и готовность рассматривать даже самые экзотические гипотезы. Его восточноевропейская прямота иногда граничила с бестактностью, но Мира ценила отсутствие фальши.
Самыми сложными оставались отношения с Виктором Ляо. Хотя открытая враждебность сменилась профессиональным нейтралитетом, особенно после обнаружения странного сигнала, Мира чувствовала, что он по-прежнему считает её недостойной руководства научной группой. Каждое её решение подвергалось тщательному анализу с его стороны, каждая гипотеза – жесткой критике. Это было утомительно, но, как ни странно, заставляло Миру быть еще более тщательной в своих исследованиях.
Каюта Самиры располагалась в другом секторе жилого модуля. Когда Мира подошла к двери, та автоматически открылась.
– Входи! – донесся изнутри голос Самиры. – Я на балконе.
«Балконом» на жаргоне экипажа называлась небольшая ниша с панорамным экраном, имитирующим окно во внешний космос. В каждой жилой каюте была такая ниша, и многие члены экипажа проводили там часы, глядя на звезды и размышляя о доме.
Самира сидела на небольшом диванчике, поджав под себя ноги, с планшетом на коленях. На экране-окне за её спиной медленно проплывали звезды – корабельный ИИ создавал иллюзию движения, хотя на самом деле «Окулус» двигался слишком быстро, чтобы человеческий глаз мог заметить смещение звезд.
– Присаживайся, – Самира похлопала по дивану рядом с собой. – Хочешь чаю? У меня есть настоящий жасминовый, привезенный с Земли.
– С удовольствием, – улыбнулась Мира, устраиваясь рядом. – Что ты хотела обсудить?
Самира отложила планшет и внимательно посмотрела на Миру:
– Тебе снятся странные сны в последнее время?
Мира удивленно подняла брови:
– С чего такой вопрос?
– Просто ответь, – настояла Самира.
Мира задумалась. Обычно она не запоминала свои сны, но в последние недели её действительно преследовали странные видения.
– Да, – наконец признала она. – Геометрические фигуры, сложные паттерны, которые постоянно трансформируются. Иногда они кажутся почти… осмысленными, словно пытаются что-то сказать.
Самира кивнула с таким видом, будто ожидала именно этого ответа:
– И когда эти сны начались? Примерно две недели назад?
– Да, – Мира напряглась. – Откуда ты знаешь?
– Потому что они снятся не только тебе, – Самира повернула к ней планшет. На экране был открыт файл с записями снов нескольких членов экипажа. – Я начала замечать странные паттерны в своих снах и решила поспрашивать других. Оказалось, минимум семь человек из экипажа видят похожие сны. И все они начались примерно в одно и то же время.
Мира просмотрела записи, и по её спине пробежал холодок. Описания были пугающе похожи – геометрические фигуры, трансформирующиеся паттерны, ощущение скрытого смысла.
– Это может быть совпадение, – сказала она, не очень веря собственным словам. – Возможно, психологический эффект долгого пребывания в замкнутом пространстве.
– Я думала об этом, – согласилась Самира. – Но есть одна деталь, которая не даёт мне покоя. – Она пролистала файл до конца. – Смотри, как Новак описал свой сон.





