Резонанс Некрозоя

- -
- 100%
- +
– Командор, – Маркус обратился к Кире через связь. – Нам нужно обсудить это открытие. Если кристаллы – это форма жизни, наш подход должен измениться.
– Согласна, – голос Киры был задумчивым. – Продолжайте анализ. Я хочу полный отчёт через два часа.
Следующие два часа прошли в интенсивном исследовании. Маркус, Вентура и Амара прогоняли образец через все доступные тесты: спектрометрия, томография, кристаллография, биохимический анализ. Каждый тест открывал новые детали, новые сложности.
Кристалл был пьезоэлектрическим, как предполагалось, но его эффективность была на порядок выше, чем у обычного кварца. Механическое давление генерировало электрические токи с минимальными потерями. Эти токи могли накапливаться в карманах решётки, создавая своего рода примитивную "память".
Органические компоненты были остатками древней жизни – аминокислоты, нуклеотиды, липиды, – но они были модифицированы. Встроены в кристаллическую структуру не случайно, а целенаправленно, выполняя функции катализаторов химических реакций. Это было похоже на то, как если бы кристаллы "учились" использовать органическую биохимию для собственных целей.
Самым тревожным открытием было то, что кристалл продолжал расти. Медленно, почти незаметно, но определённо. Маркус зафиксировал увеличение массы на ноль целых двенадцать процента за два часа наблюдения. Кристалл поглощал молекулы из воздуха – углекислый газ, следы водяного пара, пыль, – и встраивал их в свою структуру.
– Он растёт, – Маркус сообщил Кире. – В лабораторных условиях, при комнатной температуре и атмосферном давлении. Скорость роста низкая, но если его не остановить, через несколько дней он может удвоить свой размер.
– Может ли он представлять угрозу для корабля?
– Потенциально. Если рост продолжится, и если он начнёт издавать резонансные частоты, как кристаллы на планете, это может повредить оборудование. Или хуже.
Кира задумалась.
– Продолжайте наблюдение. Но если рост ускорится, или появятся признаки враждебного поведения, немедленно выбрасывайте образец в космос.
– Понял.
К концу второго часа у них был полный отчёт. Маркус, Вентура и Амара представили его на экстренном совещании командного состава.
– Выводы, – Вентура начал презентацию, его голос был полон сдержанного возбуждения. – Кристаллические структуры на TRAPPIST-1g демонстрируют признаки примитивной формы жизни. Или, точнее, псевдожизни – системы, которая обладает некоторыми свойствами живых организмов, но основана на неорганических процессах. Они растут, адаптируются, реагируют на стимулы, хранят информацию. Они также интегрировали остатки органической жизни в свою структуру, используя органические молекулы как катализаторы.
– Это означает, что они эволюционировали из остатков мёртвого мира, – Амара добавила. – После того, как гамма-всплеск уничтожил всю живую материю, минералы на планетах начали процесс, который можно назвать… некробиогенезом. Зарождением нежизни из смерти жизни.
– Некробиогенез, – Зара повторила слово с отвращением. – Красивый термин для уродливой реальности. Мёртвая материя, имитирующая жизнь.
– Не имитирующая, – возразил Вентура. – Эволюционирующая в новую форму. Это не просто имитация. Это следующий этап. Жизнь после жизни.
– Независимо от терминологии, – Кира прервала нарастающий спор, – факт остаётся: эти кристаллы враждебны к нашему присутствию. Они уничтожили наш зонд. Они атаковали челнок. Если мы попытаемся высадиться на планету, они убьют нас. Вопрос: можем ли мы найти способ сосуществовать с ними?
Молчание. Затем Маркус сказал осторожно:
– Теоретически, если мы сможем понять их "язык" – паттерны резонансных частот, – мы могли бы попытаться общаться. Показать, что мы не угроза.
– Или показать, что мы угроза, но можем уничтожить их, если они не отступят, – Зара предложила более прямой подход.
– Угрозы не работают с кристаллами, – Амара покачала головой. – У них нет страха, нет самосохранения в человеческом смысле. Они просто реагируют на стимулы по запрограммированным паттернам.
– Тогда нам нужно изменить паттерны, – Вентура встал, подходя к голографической проекции планеты. – Если кристаллы учатся, адаптируются, значит, их можно научить не атаковать нас. Или, по крайней мере, не реагировать на наше присутствие как на угрозу.
– И как именно ты предлагаешь их "научить"? – Зара скрестила руки скептично.
– Через резонанс, – Вентура улыбнулся. – Если мы создадим устройство, которое будет издавать правильные частоты, мы сможем "говорить" с кристаллами. Показать им паттерны, которые не ассоциируются с угрозой. Приучить их к нашему присутствию.
– Это теория, – Маркус указал. – Непроверенная, рискованная теория.
– У нас есть образец, – Вентура указал на лабораторию. – Мы можем экспериментировать. Пробовать разные частоты, наблюдать, как кристалл реагирует. Если мы найдём частоты, которые успокаивают его, вместо того чтобы провоцировать, мы сможем использовать их на планете.
Кира обдумывала предложение. Маркус видел по её лицу, что она взвешивает риски против потенциальной выгоды. Наконец, она кивнула.
– Вентура, ты получаешь разрешение на эксперименты с образцом. Но под строгим надзором. Маркус и Амара будут контролировать процесс. Любой признак опасности – эксперимент немедленно прекращается.
– Я понимаю, – Вентура уже направлялся к выходу, его шаги были быстрыми от нетерпения.
– И Вентура, – Кира остановила его. – Не забывай, что этот образец – наш единственный физический контакт с кристаллами. Если ты его уничтожишь в своих экспериментах, второго шанса не будет.
– Я буду осторожен, – Вентура пообещал и исчез за дверью.
Маркус остался на командной палубе с Кирой после того, как остальные разошлись.
– Ты ему доверяешь? – спросил он тихо.
– Нет, – Кира ответила честно. – Вентура слишком увлечён своей теорией. Он видит в кристаллах не угрозу, а чудо. Это делает его опасным.
– Тогда почему ты позволила ему продолжить?
– Потому что мне нужны его знания, – Кира повернулась к экрану, где TRAPPIST-1g медленно вращалась. – Мы застряли здесь, Маркус. Гравитационный двигатель повреждён, ресурсы ограничены. Если мы не найдём способ сосуществовать с кристаллами или добывать ресурсы с планеты, мы умрём на орбите. Медленно, но неизбежно. Вентура может быть нашим лучшим шансом понять эти структуры достаточно, чтобы выжить.
– А если его эксперименты пойдут не так?
– Тогда мы потеряем образец и вернёмся к исходной точке, – Кира пожала плечами. – Но по крайней мере мы попытались.
Маркус кивнул, понимая логику, но всё ещё чувствуя беспокойство. В космосе попытки, которые шли не так, обычно заканчивались смертью.
В лаборатории Вентура приступил к работе с маниакальной энергией. Маркус и Амара наблюдали, как он настраивал акустический генератор – устройство, способное излучать звуковые волны в широком диапазоне частот. Он начал с низких частот, пяти килогерц, направляя волны на кристалл через специальный волновод.
Кристалл не реагировал. Его внутреннее свечение оставалось постоянным, рост продолжался с той же медленной скоростью.
Вентура увеличил частоту. Десять килогерц. Пятнадцать. Двадцать.
При двадцати килогерцах кристалл вздрогнул.
Это было едва заметно – крошечная вибрация, зафиксированная чувствительными датчиками, – но определённо реакция. Свечение внутри кристалла усилилось на мгновение, затем вернулось к норме.
– Он откликается, – прошептал Вентура. – Двадцать килогерц – это частота, на которую он настроен.
Он продолжал эксперимент, варьируя частоту вокруг двадцати килогерц. При определённых частотах кристалл светился ярче. При других – тускнел. Вентура записывал каждую реакцию, строя карту частотного отклика.
Через час у него была примитивная "грамматика" резонанса. Определённые частоты, казалось, "успокаивали" кристалл – его свечение становилось равномерным, вибрации минимальными. Другие частоты "возбуждали" его – свечение пульсировало, вибрации усиливались.
– Это как язык, – Вентура объяснял, показывая результаты Маркусу и Амаре. – Не слова, конечно, но паттерны резонанса, которые несут информацию. Если мы сможем воспроизвести "успокаивающие" паттерны на планете, возможно, кристаллы не будут реагировать на нас агрессивно.
– Или, – Маркус указал на другую часть данных, – мы можем использовать "возбуждающие" паттерны как оружие. Если правильная частота может успокоить кристалл, неправильная может его дестабилизировать.
– Ты предлагаешь использовать их же резонанс против них? – Вентура нахмурился.
– Я предлагаю иметь варианты, – Маркус ответил прагматично. – Дипломатия – это хорошо, но нам нужна и защита.
Они продолжали эксперименты. Вентура был сфокусирован на поиске "мирных" частот. Маркус тайно проводил свои собственные тесты, ища частоты, которые могли бы разрушить кристаллическую структуру.
К концу третьего часа эксперимента произошло что-то неожиданное.
Кристалл начал издавать собственные звуки.
Сначала это были едва различимые вибрации, зафиксированные датчиками. Затем они усилились, стали слышимыми – высокочастотный гул на грани человеческого восприятия. Частота была около восемнадцати килогерц, модулирующаяся в сложных паттернах.
– Что это? – Амара подалась ближе к стеклянному корпусу, где хранился кристалл. – Он… общается?
– Возможно, – Вентура проверял показания. – Или реагирует на наши эксперименты. Записывайте всё!
Звук продолжался несколько минут, затем постепенно затих. Но что-то изменилось в кристалле. Его свечение стало ярче, более интенсивным. И рост ускорился.
Маркус проверил датчики массы.
– Скорость роста увеличилась в три раза, – доложил он, и в его голосе зазвучала тревога. – Если это продолжится, через двенадцать часов кристалл удвоит размер.
– Прекратить эксперименты, – Амара решила. – Мы не знаем, что мы активировали.
– Нет, подождите, – Вентура протестовал. – Это может быть прорывом. Кристалл откликается на резонанс. Возможно, он пытается расти, чтобы лучше общаться, увеличить свою "антенну"…
– Или он готовится атаковать, – Маркус перебил. – Мы видели, что происходит, когда кристаллы достигают определённого размера на планете. Они начинают излучать резонансные частоты, способные разрушать материю.
Вентура хотел возразить, но в этот момент кристалл издал новый звук. Более высокий, более пронзительный. Двадцать два килогерца – резонансная частота, которая уничтожила зонд.
– Эвакуация! – крикнул Маркус. – Немедленно!
Все трое бросились к выходу из лаборатории. За спиной Маркус слышал, как звук усиливается, как оборудование в лаборатории начинает вибрировать в такт резонансу.
Они выскочили в коридор за секунду до того, как автоматические переборки захлопнулись, изолируя лабораторию. Через смотровое окно Маркус видел, как кристалл светится всё ярче, как вокруг него начинают трескаться стеклянные приборы, как металлические столы дрожат от вибраций.
– ЭГИДА, немедленная депрессуризация лаборатории, – приказал Маркус, задыхаясь от бега и адреналина. – Выбросить образец в космос через аварийный шлюз!
– Команда принята, – откликнулся ИИ.
Воздух в лаборатории начал откачиваться. Без атмосферы резонансные волны не могли эффективно распространяться – им нужна была среда для передачи колебаний. Звук стих, вибрации прекратились.
Затем внешний шлюз лаборатории открылся, и кристалл, всё ещё светящийся яростным внутренним огнём, был выброшен в космос. Маркус наблюдал через внешние камеры, как образец удалялся от корабля, вращаясь в пустоте, его свечение медленно угасало по мере охлаждения.
Тишина в коридоре была оглушительной. Вентура опустился на пол, спиной к стене, его лицо было бледным от шока.
– Мы… мы чуть не погибли, – прошептал он.
– Да, – Маркус согласился, его собственные руки всё ещё дрожали. – Чуть не погибли, потому что ты не послушал предупреждений.
– Я не знал… я думал, это безопасно…
– Ты думал то, что хотел думать, – Амара сказала жёстко, её обычная мягкость исчезла. – Ты видел чудо там, где была опасность. И это почти убило нас.
Вентура не ответил, просто сидел, уставившись в пол. Маркус оставил его там и направился на командную палубу делать доклад.
Кира выслушала его отчёт молча, её лицо было непроницаемым.
– Образец потерян, – констатировала она. – Эксперименты провалились. Что мы получили?
– Мы получили подтверждение, что кристаллы реагируют на резонансные частоты, – Маркус доложил. – И что они могут учиться, адаптироваться очень быстро. Слишком быстро для безопасного изучения в контролируемой среде.
– Значит, идея Вентуры об общении с ними нереализуема?
– Не обязательно. Но нужен другой подход. Более осторожный. С лучшей защитой.
Кира кивнула медленно.
– Хорошо. Мы поучились на ошибке. Следующий шаг: ремонт повреждений корабля и подготовка к долгосрочному пребыванию на орбите. Если мы не можем высадиться на планету, нам нужно найти другие способы получения ресурсов. Астероиды, луны, что угодно.
– А кристаллы? – спросил Маркус. – Мы просто оставляем их?
– На время, – Кира посмотрела на планету на экране. – Мы не готовы к контакту. Не с той информацией, что у нас есть. Нам нужно больше данных, лучшие инструменты, более продуманная стратегия. А пока… мы держимся на расстоянии и наблюдаем.
Это было разумное решение, подумал Маркус. Осторожное. Но в глубине души он чувствовал, что это только откладывает неизбежное. Рано или поздно им придётся столкнуться с кристаллами напрямую. И когда этот момент наступит, им лучше быть готовыми.
В медицинском отсеке доктор Лаура Гомес работала в ночную смену, проверяя состояние членов экипажа, которые жаловались на головные боли после инцидента с кристаллом. Она была молодым врачом, тридцати лет, специализировалась на космической медицине. Это была её первая долгосрочная миссия, и она не ожидала, что она будет включать в себя борьбу с кристаллическими псевдоформами жизни.
Закончив с последним пациентом, Лаура услышала странный звук из дальнего угла медицинского отсека. Высокочастотный гул, едва различимый, но определённо там.
Она подошла посмотреть и застыла.
На полу, рядом с аварийным медицинским комплектом, лежал крошечный осколок кристалла. Не больше ногтя, но светящийся той же внутренней энергией, что большой образец в лаборатории. Он, должно быть, отломился во время транспортировки контейнера и застрял в складке её униформы, незамеченный до сих пор.
И он рос.
Лаура наблюдала в ужасе, как осколок медленно увеличивается, поглощая молекулы из воздуха, встраивая их в свою структуру. Через минуту он был уже размером с палец. Ещё через минуту – с кулак.
Она потянулась к коммуникатору, чтобы вызвать помощь, но в этот момент кристалл начал издавать резонансную частоту.
Двадцать два килогерца. Частота смерти.
Лаура почувствовала, как вибрация проходит через её тело. Сначала это было просто неприятно – покалывание в коже, дискомфорт в костях. Затем боль. Острая, жгучая боль, когда резонанс начал разрушать молекулярные связи в её клетках.
Она закричала, но звук потонул в более громком гуле кристалла. Её тело начало распадаться, белки деполимеризовались, клетки лопались, ДНК разрывалась на фрагменты.
Через двадцать минут доктор Лаура Гомес была мертва. Первая жертва некрозойской эволюции среди экипажа «Персеиды».
И кристалл продолжал расти, питаясь остатками органической материи, что когда-то была человеком.

Глава 3: Совет
Тело доктора Лауры Гомес нашли через сорок минут после её смерти. Ночной техник, проходивший мимо медицинского отсека, услышал тишину там, где должны были быть обычные звуки работающего оборудования. Войдя внутрь, он обнаружил то, что осталось от врача.
Кира стояла у входа в медотсек, глядя на место, где лежали останки. Называть это телом было бы преувеличением. Резонансная частота разрушила органическую материю настолько полно, что от Лауры остался только вязкий осадок на полу – смесь денатурированных белков, разложившихся липидов, фрагментов костной ткани. Словно человека пропустили через молекулярный измельчитель.
Рядом с останками, на расстоянии двух метров, лежал кристалл. Он был размером с футбольный мяч теперь, его поверхность покрыта красноватыми прожилками – следами поглощённой органики. Светился он уже не так ярко, как раньше. Насытившись, он перешёл в состояние покоя.
– Как он здесь оказался? – голос Киры был ледяным, контролируемым. Она научилась говорить таким тоном ещё в военной академии – голосом, который не допускал возражений, который требовал ответов.
Зара стояла рядом, её лицо было напряжённым.
– Вероятно, осколок от образца. Микроскопический фрагмент, который отломился при транспортировке и застрял в одежде или оборудовании. Мы проверили всю лабораторию после инцидента, но не подумали проверить другие помещения.
– Должны были подумать, – Кира не смягчала удар. – Мы знали, что кристаллы растут. Знали, что они опасны. Протокол требовал полной деконтаминации всех, кто контактировал с образцом.
– Я знаю. Это моя ошибка, – Зара приняла ответственность без колебаний. – Я недооценила угрозу.
Кира хотела было продолжить, но остановилась. Обвинения не вернут Лауру. И Зара уже знала, что ошиблась – написано было на её лице, в напряжении плеч, в том, как она сжимала челюсти.
– Статус кристалла? – вместо этого спросила Кира.
– Неактивен. После того, как… после того, как он поглотил доктора Гомес, он прекратил расти. Как будто насытился. Мы держим его под изоляцией. Если он проявит признаки активности, будет немедленно выброшен в космос.
– Хорошо. Организуй полную зачистку всего корабля. Каждое помещение, каждый коридор, каждая вентиляционная шахта. Я хочу знать, что больше нет осколков.
– Это займёт дни. У нас недостаточно персонала для такого масштаба…
– Тогда разбуди больше людей, – Кира развернулась к выходу. – Ускорь пробуждение второй смены. Нам нужны руки, и нам нужна полная безопасность. Приоритизируй безопасность.
Зара кивнула и ушла выполнять приказ. Кира осталась ещё на минуту, глядя на останки доктора Гомес. Молодая женщина, талантливый врач, вся жизнь впереди. Погибла от крошечного осколка минерала, который никто не заметил.
Первая смерть экипажа после пробуждения. Не будет последней, Кира знала это. В космосе смерть была постоянным спутником. Но это не делало её легче. Каждая потеря была ударом по моральному духу, напоминанием о том, насколько они уязвимы.
Она покинула медотсек и направилась в свою каюту. Нужно было несколько минут для себя, чтобы собраться, прежде чем делать следующие шаги. В каюте Кира плеснула холодной водой в лицо, посмотрела на своё отражение в зеркале. Усталость была написана на каждой черте – тёмные круги под глазами, напряжённые линии вокруг рта, несколько новых седых волос у висков.
Тридцать четыре года биологически. Восемьсот сорок семь миллионов лет фактически. Последний командир последнего корабля последнего человечества.
– Соберись, – сказала она своему отражению. – Люди рассчитывают на тебя.
Отражение смотрело в ответ мёртвыми глазами.
Через час Кира созвала экстренное собрание командного состава. Не просто ключевых офицеров, как обычно, а всего командного состава – сто двадцать человек, каждый из которых занимал руководящую позицию в какой-либо области. Начальники отделов, старшие инженеры, ведущие учёные, командиры секций безопасности, медицинский персонал. Все, кто принимал решения, кто нёс ответственность.
Они собрались в главном конференц-зале – самом большом помещении на корабле после ангара, способном вместить двести человек. Зал был спроектирован для общих собраний экипажа, для тех моментов, когда требовалось объединить всех, когда нужно было донести информацию до каждого одновременно.
Сто двадцать человек заполняли ряды кресел, обращённых к центральной платформе, где стояла Кира. Позади неё – большой экран, на котором вращалась голографическая проекция TRAPPIST-1g. Планета-загадка. Планета-угроза. Планета, которая, возможно, будет их домом или их могилой.
Кира ждала, пока все займут места, пока разговоры стихнут, пока внимание сфокусируется на ней. Затем начала говорить. Её голос, усиленный системой обращения, заполнил зал.
– Благодарю всех за то, что пришли так быстро. Я знаю, что многие из вас только что проснулись после криосна, всё ещё восстанавливаются. Но у нас нет времени на постепенную акклиматизацию. Ситуация критическая, и вам нужно знать всё.
Она сделала паузу, позволяя словам осесть. Видела, как люди напрягаются, готовясь к плохим новостям. Они уже знали основы – мёртвая Вселенная, кристаллические структуры на планете, – но не детали. Не полную картину.
– Начну с основ для тех, кто не в курсе последних событий. Мы проснулись восемьсот сорок семь миллионов лет после запуска «Персеиды». Земля мертва. Вся органическая жизнь в галактике уничтожена гамма-всплеском от сверхновой. Мы – единственные оставшиеся люди. Возможно, единственная оставшаяся органическая жизнь во Вселенной.
Молчание в зале было тяжёлым. Некоторые уже знали это, слышали через внутреннюю связь, через слухи, через шёпот в коридорах. Но услышать это официально, от командира, было другим опытом. Это делало это реальным. Окончательным.
– Наше текущее местоположение – система TRAPPIST-1, в сорока световых годах от бывшей Солнечной системы. Мы застряли на орбите седьмой планеты, TRAPPIST-1g, потому что наш гравитационный двигатель серьёзно повреждён. Межзвёздный прыжок невозможен без капитального ремонта, на который у нас нет ресурсов.
Она активировала проекцию, увеличивая изображение планеты. Кристаллические леса, горные хребты из минеральных игл, равнины, покрытые переплетёнными структурами.
– Планета под нами покрыта кристаллическими образованиями неизвестного происхождения. Эти структуры демонстрируют признаки самоорганизации, возможно, примитивной формы псевдожизни. Они враждебны к нашему присутствию. Мы потеряли два зонда, пытаясь исследовать поверхность. Оба были уничтожены резонансными частотами, которые кристаллы используют как оружие.
На экране появились записи с камер зондов – моменты перед разрушением, когда кристаллы начинали вибрировать, синхронизироваться, атаковать.
– Вчера мы потеряли члена экипажа. Доктор Лаура Гомес погибла от воздействия кристаллического осколка, который случайно оказался на борту. Резонансная частота разрушила её на молекулярном уровне. Смерть наступила в течение двадцати минут.
Волна шока прокатилась по залу. Кто-то задохнулся. Кто-то выругался вполголоса. Лаура была популярна среди экипажа – молодая, дружелюбная, всегда готовая помочь. Её смерть была личной потерей для многих.
– Это подводит нас к текущей ситуации, – Кира продолжила, не давая эмоциям взять верх. – У нас есть ресурсы для выживания на орбите. Термоядерный реактор функционален, энергии хватит на пятнадцать лет при текущем уровне потребления. Система жизнеобеспечения работает с эффективностью девяносто семь процентов. Вода рециркулируется. Воздух регенерируется. Но есть одна критическая проблема – пища.
Она вызвала новый набор данных на экран – графики потребления, производства, запасов.
– Наши запасы продовольствия ограничены. Гидропонные модули производят пищу, но их площадь недостаточна для полного обеспечения четырёх тысяч человек. При текущем уровне производства и потребления, если мы разбудим весь экипаж, запасов хватит на восемь месяцев. После этого мы начнём голодать.
Цифры на экране были безжалостными. Красная линия потребления пересекала синюю линию запасов через восемь месяцев. После этой точки – только снижение.
– Если мы разбудим только часть экипажа, мы можем продлить время выживания. Триста человек – три года. Пятьсот человек – два года. Тысяча человек – один год. Но это означает выбор. Кого будить, кого оставить спать. Кто заслуживает жить, кто может подождать.
Она видела, как люди обмениваются взглядами. Никто не хотел принимать такое решение. Никто не хотел играть в бога.
– Я не собираюсь делать этот выбор, – Кира сказала твёрдо. – Я командир, но я не диктатор. Судьба экипажа должна решаться экипажем. Поэтому я созвала это собрание. Нам нужно принять коллективное решение о наших следующих шагах.
Она выключила проекцию и повернулась лицом к залу.
– У нас есть три варианта. Первый: попытаться отремонтировать гравитационный двигатель и покинуть эту систему. Искать другую звезду, другую планету, где условия могут быть более благоприятными. Это потребует ресурсов, которых у нас нет. Нам придётся добывать их с планеты или астероидов, что займёт месяцы, возможно, годы.





