- -
- 100%
- +
Эстрада, до этого молча стоявший у стены, подал голос:
– Пока занимаемся верификацией и первичным анализом. Расшифровка – следующий этап. И да, – он обвёл взглядом комнату, – никому ни слова за пределами этой группы. Пока не получим политического решения о публичном заявлении, вся информация классифицирована.
Кто-то тихо хмыкнул – кажется, один из инженеров. Классификация информации о первом контакте с внеземным разумом. Словно это была военная тайна, а не величайшее открытие в истории.
Илья понимал необходимость. И всё равно чувствовал горечь.
После совещания он вышел на улицу – снова, потому что стены контрольного центра начали давить. Солнце жарило во всю мощь, и он пожалел, что не захватил шляпу.
Возле вертолётной площадки стоял капеллан – отец Мигель, невысокий седой человек с загорелым лицом и внимательными глазами. Он смотрел на антенны с выражением, которое Илья не мог прочитать.
– Доктор Северин.
– Отец Мигель.
Пауза. Ветер нёс запах пустыни – сухой, минеральный, лишённый жизни.
– Вы верите в Бога? – спросил священник, и вопрос прозвучал не как миссионерская попытка, а как искреннее любопытство.
– Нет, – честно ответил Илья. – Но мой отец верил.
– И что бы он сказал о том, что вы нашли?
Илья усмехнулся – сухо, без веселья, как обычно.
– Он бы сказал, что это доказательство. Не Бога – но того, что Вселенная не пуста. Что разум возможен не только на Земле. Что мы – не случайность, а часть чего-то большего.
Отец Мигель кивнул медленно.
– А вы что скажете?
Илья посмотрел на небо – яростно-синее, без единого облака.
– Я скажу, что нам нужно больше данных, прежде чем делать выводы.
Священник рассмеялся – тихо, но искренне.
– Ответ учёного. Но позвольте заметить – в вашем голосе я слышу не только научную осторожность. Я слышу тревогу.
Илья не стал отрицать. Не было смысла.
– Сигнал… он не похож на приветствие. Я не могу это объяснить рационально. Но что-то в нём – в том, как он построен, как передаётся – чувствуется неправильно. Как крик о помощи. Или предупреждение.
– О чём?
– Не знаю. – Он повернулся к священнику. – И это пугает меня больше всего.
Вечером Илья наконец сдался усталости. Тело просто отключилось – он задремал прямо в кресле контрольного центра, и проснулся через три часа с затёкшей шеей и ощущением, что забыл что-то важное.
Сигнал продолжался. Пятнадцать часов непрерывной передачи.
Он проверил логи – ничего нового. Структура оставалась стабильной, частота неизменной. Кто-то – или что-то – говорило с ними, не умолкая.
Или, подумал Илья, не столько говорило, сколько транслировало. Как маяк, который светит в ночи независимо от того, видит ли его кто-то.
Он открыл личную почту – впервые за сутки. Сорок три письма, большинство – рабочий спам. Одно от бывшей жены: «Позвони, когда будет время. Ничего срочного». Одно от Лены – и это заставило его сердце сбиться с ритма.
«Папа. Я знаю, мы давно не разговаривали. Но я увидела в новостях что-то про обсерваторию в Чили и подумала о тебе. Надеюсь, ты в порядке. Лена».
Он перечитал письмо трижды. «Подумала о тебе». Впервые за годы она использовала эти слова.
Что было в новостях? Он открыл браузер и нашёл ответ через секунду: короткая заметка на научном портале. «Обсерватория ALMA-X сообщает об аномальном сигнале из космоса. Подробности не разглашаются».
Утечка. Неизбежная, несмотря на все предосторожности. Кто-то что-то сказал кому-то, и цепочка сплетен дошла до журналистов. Пока – мелкая новость, похороненная среди более интересных заголовков. Но это только начало.
Илья закрыл браузер и открыл пустое окно сообщения.
«Лена. Я в порядке. Спасибо, что написала. Сейчас очень много работы, но позвоню, как только смогу. Папа».
Он перечитал написанное. Сухо. Официально. Как всегда.
Добавил: «Я скучаю по тебе».
Стёр.
Добавил снова.
Отправил.
В полночь пришло подтверждение из Южной Африки. Телескопная решётка SKA, самая мощная радиообсерватория на планете, зафиксировала тот же сигнал. Координаты, частота, структура – всё совпадало.
Три континента. Десятки антенн. Один источник.
Илья сидел перед мониторами и чувствовал, как что-то меняется внутри него. Не эйфория открытия – он ждал этого, но не испытывал радости. Скорее – тяжесть. Осознание того, что мир, который он знал, закончился несколько часов назад, просто ещё не все это поняли.
Завтра – вернее, уже сегодня – начнётся настоящая работа. Расшифровка. Анализ. Попытка понять, что именно говорит им маленькая жёлтая звезда в одиннадцати световых годах от дома.
Но сейчас, в эту минуту, Илья позволил себе просто смотреть на экран.
Зелёные линии сигнала танцевали в темноте – сложный, непонятный узор, который кто-то создал для того, чтобы его увидели. Послание из бездны. Голос, прошедший одиннадцать лет сквозь пустоту.
«Мы здесь, – думал он. – Мы слушаем. Что вы хотите нам сказать?»
Ответа не было. Пока.
Илья снял очки, протёр стёкла полой рубашки – жест, который повторял тысячи раз, не задумываясь. Отцовские очки. Отцовская мечта. Отцовская вера в то, что однажды космос ответит.
Он ответил.
Но отца уже не было, чтобы это услышать.
На рассвете второго дня Илья вышел на обзорную площадку – ту самую, откуда открывался вид на всё плато Чахнантор. Антенны ALMA-X стояли в розовом свете зари, как стражи, охраняющие границу между Землёй и космосом.
Он не спал всю ночь – снова. Тело требовало отдыха, но разум отказывался отключаться. Слишком много вопросов. Слишком мало ответов.
За спиной послышались шаги. Ковальски – с двумя кружками кофе.
– Подумала, тебе не помешает, – сказала она, протягивая одну.
– Спасибо.
Они стояли рядом, глядя на антенны.
– Знаешь, – сказала Ковальски, – когда я была маленькой, бабушка рассказывала мне сказки о звёздах. Что каждая звезда – это окно в другой мир. И если долго смотреть, можно увидеть, кто там живёт.
Илья сделал глоток кофе. Космическая жижа была такой же отвратительной, как обычно.
– И что ты видела?
– Ничего. Просто свет. – Она помолчала. – Но я всё равно продолжала смотреть.
Солнце поднималось над горизонтом, и тени от антенн тянулись по каменистой земле – длинные, тонкие, как пальцы, указывающие на запад.
– Это не ошибка, – сказал Илья тихо. – Это не артефакт, не сбой, не помехи.
– Я знаю.
– Это настоящее.
– Да.
Он посмотрел на неё – женщина лет сорока, с усталым лицом и упрямым взглядом. Учёный, посвятивший жизнь вопросам, на которые не надеялся получить ответ.
– Тогда почему я чувствую себя так, словно мир только что закончился? – спросил он, и это был первый раз за двое суток, когда он произнёс вслух то, что думал на самом деле.
Ковальски не ответила сразу. Она смотрела на антенны – шестьдесят шесть тарелок, направленных в небо, слушающих голос из бездны.
– Потому что, – сказала она наконец, – иногда ответы страшнее вопросов.
Илья кивнул.
Они стояли в тишине, пока солнце поднималось над мёртвой пустыней, и где-то там, за миллиардами километров пустоты, маленькая жёлтая звезда продолжала посылать своё послание.
К рассвету они поняли: это не ошибка.
Всё только начиналось.
Глава 2: Шум и тишина
16–22 марта 2089 года
Дублин, Ирландия. 16 марта 2089 года, 14:32 по местному времени
Аойфе Мёрфи ненавидела понедельники. Не из-за работы – работу она любила с той иррациональной страстью, которая заставляла её просыпаться в пять утра ради особенно интересного набора данных. Понедельники она ненавидела из-за совещаний.
Еженедельное собрание отдела астрофизики Дублинского института перспективных исследований тянулось уже второй час. Профессор О'Брайен монотонно докладывал о бюджете на следующий квартал, и Аойфе чувствовала, как её мозг медленно кристаллизуется в лёд скуки.
За окном моросил дождь – серый, унылый, типично ирландский. Небо над Дублином не менялось с октября: сплошная облачность, словно кто-то натянул грязную простыню от горизонта до горизонта. Для радиоастронома это было благословением – атмосферные помехи минимальны. Для человека, мечтающего увидеть солнце хотя бы раз в неделю – проклятием.
– …и поэтому финансирование спектрального анализа будет сокращено на двенадцать процентов, – закончил О'Брайен.
Аойфе очнулась от полудрёмы.
– Простите, на сколько?
– На двенадцать процентов. Решение совета директоров.
– Но мы только начали калибровку нового детектора! Если урезать сейчас…
– Доктор Мёрфи, – О'Брайен снял очки и посмотрел на неё с тем выражением усталого терпения, которое она знала слишком хорошо, – я понимаю ваш энтузиазм. Но реальность такова, что деньги не растут на деревьях. Даже в Ирландии.
Кто-то хихикнул. Аойфе сжала кулаки под столом, но промолчала. Спорить с О'Брайеном было бесполезно – он принадлежал к той породе администраторов, для которых наука существовала постольку, поскольку вписывалась в бюджетные таблицы.
Её планшет завибрировал. Личное сообщение – редкость в разгар рабочего дня.
«Срочно. Проверь входящие от SETI-X. Не обсуждай ни с кем до связи со мной. – Р. Эстрада»
Рамон Эстрада. Директор SETI-X, с которым она познакомилась на конференции в Женеве два года назад. Они опубликовали совместную статью о методах спектрального анализа экзопланетных атмосфер. Хороший учёный, серьёзный человек. Не из тех, кто пишет «срочно» без причины.
Аойфе извинилась, сославшись на неотложный звонок, и вышла из конференц-зала под неодобрительным взглядом О'Брайена.
В коридоре было пусто. Она открыла почту и нашла письмо – отправлено час назад, высший приоритет, шифрованное соединение.
Тема: «Запрос на независимую верификацию. Протокол SETI-7»
Сердце пропустило удар.
Протокол SETI-7. Она знала, что это означает. Каждый, кто работал в области поиска внеземного разума, знал. Это был код для ситуации, которую все считали гипотетической.
Потенциальный контакт.
Аойфе прислонилась к стене, чувствуя, как колени становятся ватными. Это шутка. Должно быть шуткой. Эстрада не из тех, кто шутит, но…
Она открыла вложение. Координаты. Частота. Спектральные данные. Запрос на подтверждение наблюдения с использованием европейских радиотелескопов.
Источник: система Тау Кита.
– Господи Иисусе, – прошептала Аойфе, и это не было богохульством. Это была молитва.
Атакама, Чили. 16 марта 2089 года, 10:15 по местному времени
Илья не помнил, когда последний раз спал больше трёх часов подряд. Тело существовало в странном состоянии между усталостью и возбуждением – слишком измотанное для бодрости, слишком взвинченное для сна.
Сигнал продолжался. Сорок восемь часов непрерывной передачи.
Контрольный центр ALMA-X превратился в штаб военного времени. Эстрада привёз с собой команду из Сантьяго – специалистов по обработке данных, криптографов, даже одного психолога («на всякий случай», объяснил директор, и Илья не стал спрашивать, на какой именно случай). Дежурства шли круглосуточно. Кофейные кружки скапливались на каждой горизонтальной поверхности.
И над всем этим – гриф секретности, который давил на плечи тяжелее, чем недосып.
– Правительства проинформированы, – сказал Эстрада на утреннем брифинге. – США, Китай, Евросоюз, Россия. Пока – только на уровне научных советников. Политическое решение о публичном заявлении ещё не принято.
– А если утечёт? – спросил Маркос. – Слухи уже ходят. Журналисты звонят каждый час.
– Официальная позиция: исследуем аномалию, комментарии преждевременны. – Эстрада потёр переносицу. – Я знаю, это звучит как отмазка. Потому что это отмазка. Но нам нужно время.
Время. Илья понимал логику. Прежде чем объявить миру об открытии, которое изменит всё, нужно быть уверенным. Независимая верификация. Исключение альтернативных объяснений. Научная строгость.
Но где-то внутри – там, где интуиция спорила с рациональностью – он знал: времени у них меньше, чем кажется.
После брифинга он вернулся к своему терминалу. Данные сигнала заполнили десятки терабайт хранилища – непрерывный поток, который его алгоритмы разбирали на слои, ища структуру в хаосе.
Структура была. Он видел её всё яснее с каждым часом анализа.
Базовый слой – простые числа. Это он обнаружил в первую ночь. Математическая сигнатура, кричащая: «Это не природа. Это разум».
Над ним – второй слой. Более сложный. Последовательности, которые повторялись с вариациями, как фразы языка. Илья не знал, что они означают, но видел паттерн: отдельные элементы складывались в группы, группы – в кластеры, кластеры – в более крупные структуры.
И где-то ещё глубже – третий слой. Едва различимый, спрятанный так тщательно, словно отправитель колебался, включать ли его вообще. Илья пока не мог его расшифровать, но знал, что он существует. Тень тени. Секрет внутри секрета.
Что ты пытаешься нам сказать?
Он откинулся в кресле и посмотрел на экран. Зелёные линии спектрограммы танцевали свой бесконечный танец – сложный, непонятный, завораживающий.
Терминал связи пискнул. Входящий запрос на видеоконференцию. Идентификатор: Дублинский институт перспективных исследований.
Илья принял звонок.
На экране появилось лицо молодой женщины – рыжие волосы, собранные в небрежный хвост, веснушки на носу, глаза того особенного зелёного оттенка, который бывает только у ирландцев.
– Доктор Северин? – Она говорила быстро, почти захлёбываясь словами. – Я Аойфе Мёрфи, астрофизик. Эстрада дал мне ваш контакт. Я только что закончила первичный анализ данных, которые вы прислали, и… и…
Она замолчала, словно потеряла нить мысли. Потом глубоко вдохнула.
– Это реально, да? Не ошибка, не артефакт. Вы действительно это нашли.
Илья позволил себе слабую улыбку – первую за двое суток.
– Похоже на то. Что показывают ваши данные?
– Подтверждение по всем параметрам. Я использовала e-MERLIN и LOFAR – две независимые системы. Источник стабилен, координаты совпадают, спектральные характеристики идентичны вашим. – Она провела рукой по волосам – нервный жест. – Боже. Боже. Я не могу… это же…
– Доктор Мёрфи.
– Аойфе. Пожалуйста, просто Аойфе.
– Аойфе. – Он постарался, чтобы голос звучал спокойно. – Я понимаю. Поверьте, я понимаю. Но нам нужно сохранять объективность. Вы подготовили отчёт?
Она кивнула, всё ещё выглядя слегка ошеломлённой.
– Отправила Эстраде десять минут назад. Но есть кое-что, о чём я хотела поговорить напрямую с вами.
– Слушаю.
– Спектральный анализ источника. Я сравнила его с архивными данными по системе Тау Кита. – Она наклонилась к камере, и её глаза сузились – взгляд учёного, вцепившегося в загадку. – Двадцать лет назад эта система выглядела нормально. Обычный жёлтый карлик, спектральный класс G8. Но сейчас…
– Сейчас?
– Микрофлуктуации в спектре. Едва заметные – я бы не обратила внимания, если бы не искала специально. Звезда… она словно дрожит. На уровне, который не объяснить стандартной астрофизикой.
Илья почувствовал, как холодок пробежал по спине.
– Что это может означать?
Аойфе покачала головой.
– Я не знаю. Пока не знаю. Но это ещё одно доказательство того, что в системе Тау Кита происходит что-то… что-то необычное. Может быть, связанное с сигналом. Может быть – нет.
Она замолчала, и на секунду между ними повисла тишина – странная, напряжённая, полная невысказанных вопросов.
– Я вылетаю в Чили завтра, – сказала Аойфе наконец. – Эстрада включил меня в рабочую группу. Надеюсь, мы сможем…
– Да, – перебил Илья. – Нам нужна вся помощь, какую можем получить.
Она улыбнулась – быстрой, нервной улыбкой – и отключилась.
Илья ещё несколько секунд смотрел на пустой экран. Микрофлуктуации в спектре звезды. Он не знал, что это значит. Но добавил это в растущий список вопросов без ответов.
Женева, Швейцария. 17 марта 2089 года
Чрезвычайное заседание научного совета ООН проходило в закрытом режиме. Восемнадцать человек за овальным столом: представители космических агентств, главы научных институтов, несколько политиков достаточно высокого ранга, чтобы иметь допуск.
Эстрада докладывал по видеосвязи – лететь из Чили не было времени.
– Таким образом, на данный момент мы имеем подтверждение от шести независимых обсерваторий на четырёх континентах. Сигнал реален, имеет искусственное происхождение и исходит из системы Тау Кита.
Пауза. Шелест бумаг. Кто-то нервно постукивал ручкой по столу.
– Вы говорите «искусственное происхождение», – произнёс представитель Госдепартамента США, седой мужчина с непроницаемым лицом покерного игрока. – На основании чего?
– На основании структуры сигнала. – Эстрада вывел на экран спектрограмму. – Базовый слой содержит последовательность простых чисел. Это математическая сигнатура, которая не может возникнуть естественным путём. Кроме того, сигнал направленный и модулируется по частоте, компенсируя доплеровское смещение от движения Земли. Это означает, что отправитель знает о нас и целенаправленно передаёт именно нам.
Тишина стала плотнее.
– Отправитель, – повторила представительница Евросоюза, элегантная женщина лет пятидесяти с серебряными волосами. – Вы говорите об… инопланетянах?
– Я говорю о внеземном разуме. – Эстрада не отвёл взгляда. – Терминология может варьироваться, но суть остаётся.
– И что они передают?
– Мы работаем над расшифровкой. Пока известно только то, что сигнал содержит структурированную информацию. Это не просто «привет» – это сложное сообщение, которое потребует времени для понимания.
Представитель Китая, молодой мужчина в безупречном костюме, наклонился вперёд.
– Сколько времени?
– Недели. Возможно, месяцы.
– У нас нет месяцев, – вмешался американец. – Информация уже утекает. Слухи в прессе, спекуляции в социальных сетях. Если мы не выйдем с официальным заявлением в ближайшие дни, кто-то сделает это за нас.
Эстрада кивнул.
– Я понимаю. Но преждевременное объявление может вызвать панику. Нам нужно дать людям не только новость, но и контекст. Объяснение. Хотя бы базовое понимание того, с чем мы столкнулись.
– А с чем мы столкнулись? – спросила представительница ЕС. – По-вашему?
Долгая пауза.
– Я не знаю, – сказал Эстрада наконец. – И это честный ответ. Мы получили сообщение от цивилизации, находящейся в одиннадцати световых годах от Земли. Мы не знаем, кто они, чего хотят, дружелюбны ли. Мы не знаем, почему они решили связаться с нами именно сейчас. Единственное, что мы знаем наверняка, – они существуют. И они знают о нас.
Заседание продолжалось ещё три часа. К концу было принято компромиссное решение: частичная утечка контролируемой информации. Анонимные источники сообщат прессе об «аномальном сигнале, требующем изучения». Официального подтверждения не будет. Пока.
Это дало им неделю. Может быть, две.
Время расшифровывать.
Атакама, Чили. 18 марта 2089 года
Аойфе прилетела утром – измотанная двадцатичасовым перелётом с двумя пересадками, но с глазами, горящими тем особенным огнём, который Илья узнавал безошибочно. Огонь открытия. Он сам чувствовал его когда-то – в молодости, когда наука ещё казалась приключением.
– Это невероятно, – сказала она, едва выйдя из джипа, который привёз её с аэропорта. – Я смотрела данные всю дорогу. Структура сигнала… она как матрёшка. Слой за слоем, и каждый сложнее предыдущего.
– Добро пожаловать в Атакаму, – ответил Илья сухо. – Осторожно с высотой. Пять тысяч метров – не шутки.
Она отмахнулась.
– Я бегала марафоны в Андах. Переживу.
Илья хмыкнул. Он уже видел таких – молодых, энергичных, уверенных, что их ничто не остановит. Обычно Атакама смиряла их за пару дней. Сухой воздух, недостаток кислорода, температурные перепады в сорок градусов между днём и ночью.
Но что-то в Аойфе Мёрфи говорило, что она не из тех, кто легко сдаётся.
Они прошли в контрольный центр, и Илья показал ей рабочее место – терминал рядом с его собственным, с полным доступом к данным.
– Я работаю над вторым слоем, – объяснил он, выводя на экран результаты анализа. – Базовый – простые числа – это ключ. Отправитель использует их как фундамент для более сложных конструкций. Смотрите.
Он переключил визуализацию. На экране появилась трёхмерная структура – переплетение линий и узлов, похожее на молекулярную модель.
– Это карта частотных модуляций во втором слое. Каждый узел – повторяющийся элемент. Каждая связь – отношение между элементами.
Аойфе наклонилась к экрану, почти касаясь его носом.
– Это похоже на… граф зависимостей? Как в семантических сетях?
– Именно. – Илья позволил себе лёгкое удивление. – Вы знакомы с лингвистическим анализом?
– Моя мама – преподаватель ирландского. Я выросла, слушая разговоры о структуре языка. – Она выпрямилась. – Если это семантическая сеть, то узлы – это концепты, а связи – отношения между ними. Можно попробовать идентифицировать базовые категории…
– Я начал с этого. – Илья открыл другое окно. – Вот что получается.
Таблица на экране содержала десятки строк. В левой колонке – коды элементов сигнала. В правой – гипотетические значения.
– Элемент 001 – скорее всего, идентификатор «единицы» или «одного». Элемент 002 – «множество» или «больше одного». Элементы с 010 по 015 – математические операции: сложение, вычитание, умножение, деление, возведение в степень. Это стандартный подход, описанный в Lincos – искусственном языке для межзвёздного общения.
– Lincos? – Аойфе нахмурилась. – Я читала о нём. Ганс Фройденталь, шестидесятые годы прошлого века?
– Да. Логический язык, построенный на математике. Идея в том, что любой разум, способный принять радиосигнал, должен понимать математику. Это универсальный фундамент.
– Но если они используют Lincos…
– Не совсем Lincos. – Илья покачал головой. – Модификация. Основные принципы те же, но структура другая. Более компактная, более… элегантная, если можно так выразиться. Словно кто-то взял идею Фройденталя и усовершенствовал её.
Аойфе молчала несколько секунд, переваривая информацию.
– Они знают о Lincos, – сказала она наконец. – Они видели наши передачи. Те, что мы отправляли с Аресибо, с других станций. Они изучили наш подход к межзвёздному общению и адаптировали его.
– Это одна из гипотез.
– Какие ещё?
Илья пожал плечами.
– Параллельная эволюция идей. Логика требует определённых структур, независимо от того, кто её создаёт. Возможно, они пришли к тем же решениям самостоятельно.
– Но модификация именно под наши особенности…
– Да. – Он посмотрел ей в глаза. – Это говорит о том, что они знают о нас. Слушали нас. Изучали.
Повисла тишина. За стеклом контрольного центра садилось солнце – красное, огромное, словно сама звезда решила посмотреть на людей, пытающихся понять послание от чужих миров.
– Сколько времени до полной расшифровки? – спросила Аойфе тихо.
– Не знаю. Дни. Недели. Зависит от того, насколько глубоко идут слои.
– А третий слой? Тот, который вы упоминали в заметках?
Илья замер на секунду. Он не помнил, чтобы документировал свои подозрения о третьем слое. Либо она внимательно читала сырые логи анализа, либо…
– Вы наблюдательны.
– Я астрофизик. Наблюдательность – профессиональное качество. – Она чуть улыбнулась. – Так что с третьим слоем?
– Он есть. Я уверен. Но пока не могу до него добраться. Он… спрятан. Зашифрован поверх основного шифрования. Словно отправитель хотел, чтобы мы сначала поняли первые два слоя, прежде чем открывать третий.
– Интересно, – сказала Аойфе задумчиво. – Почему бы кому-то прятать часть сообщения внутри другого сообщения?
Илья не ответил. Но он думал об этом постоянно. И ни одна из гипотез, которые приходили ему в голову, не казалась утешительной.
Атакама, Чили. 19 марта 2089 года
Работа продолжалась круглосуточно. Илья и Аойфе разделили задачи: он занимался структурным анализом, она – спектральными аномалиями звезды. Остальная команда обрабатывала данные, проверяла гипотезы, документировала каждый шаг.
К третьему дню совместной работы у них сложился ритм – молчаливое партнёрство двух людей, увлечённых одной загадкой. Аойфе говорила больше – делилась мыслями вслух, спорила сама с собой, иногда переходила на ирландский, когда особенно волновалась. Илья слушал, кивал, вставлял короткие комментарии.
– Вот, смотрите. – Она повернула к нему экран. – Спектральные флуктуации. Я выделила их из общего шума.