Венецианская жемчужина

– Это опасно, – сказала Софья, выслушав его. – Очень опасно.

– Знаю. Поэтому решение за вами.

– А если мы не найдём манускрипт? Или если нас поймают?

– Тогда… – Лоренцо помолчал. – Тогда мы хотя бы попытаемся. Это лучше, чем сдаться без боя.

Софья смотрела на него долгим, испытующим взглядом.

– Вы странный человек, Лоренцо Фальконе, – сказала она наконец. – Любой другой на вашем месте давно бы сбежал. Забыл меня. Начал новую жизнь где-нибудь далеко от всего этого безумия.

– Любой другой – возможно. Но я – не любой другой.

– Почему?

– Потому что я люблю вас. – Он сказал это просто, без пафоса. – И потому что история наших семей – это и моя история тоже. Я не могу от неё убежать. Могу только попытаться её изменить.

Софья молчала. Потом – медленно, будто решаясь на что-то важное – протянула руку и коснулась его ладони.

– Хорошо, – прошептала она. – Я согласна.

– Вы уверены?

– Нет. – Она улыбнулась – грустно, нежно. – Но разве это имеет значение? Жизнь, которая меня ждёт, если я останусь – это не жизнь. Это медленная смерть. Лучше рискнуть и проиграть, чем сдаться без борьбы.

Дуэнья зашевелилась, и они отпустили друг друга. Но договор был заключён.

Через неделю – во время приёма в честь помолвки – они попытаются изменить свою судьбу.

Оставшиеся дни прошли в лихорадочной подготовке.

Марко добывал лошадей, документы, оружие. Лоренцо заканчивал портрет – и одновременно планировал маршрут. Софья изучала расположение комнат во дворце, искала пути, по которым можно было бы незаметно выбраться.

Портрет продвигался хорошо – даже слишком хорошо. Лоренцо вкладывал в него всё: свою любовь, своё отчаяние, свою надежду. Софья на холсте была живой – более живой, чем на парадных портретах, которые украшали стены дворца.

– Вы талантливы, – сказал ему дож Антонио Контарини, когда пришёл посмотреть на работу.

Это был высокий, сухощавый человек лет шестидесяти, с лицом, высеченным из камня, и глазами, в которых не было ни тепла, ни холода – только бесконечная усталость.

– Благодарю, ваша светлость, – ответил Лоренцо, склоняя голову.

– Вы уловили что-то… – дож помедлил, подбирая слова, – что-то особенное в моей дочери. То, чего другие не видят.

– Я стараюсь, ваша светлость.

– Стараетесь. – Дож кивнул. – Это хорошо. Старание – добродетель. – Он повернулся к Софье. – Граф Сфорца будет доволен. Это достойный подарок.

Софья молчала, опустив глаза.

Дож ещё раз посмотрел на портрет, потом на Лоренцо – и в его взгляде мелькнуло что-то странное. Подозрение? Понимание? Сожаление?

– Заканчивайте работу, художник, – сказал он. – Приём – через три дня. Портрет должен быть готов.

– Будет готов, ваша светлость.

Дож вышел, и в комнате стало легче дышать.

– Он знает, – прошептала Софья, когда дверь закрылась.

– Знает что?

– Всё. Или почти всё. – Она покачала головой. – Мой отец не дурак. Он видит, как ты на меня смотришь. Как я на тебя смотрю. Он знает.

– Тогда почему не остановит нас?

– Потому что… – Софья помолчала. – Потому что, может быть, часть его хочет, чтобы мы сбежали. Чтобы я была свободна. Чтобы ему не пришлось отдавать меня человеку, которого он сам презирает.

– Он презирает Чезаре?

– Он боится его. А для моего отца это одно и то же. – Софья посмотрела в окно. – Дож Венеции – один из самых могущественных людей в мире. Но даже он не свободен. Даже он – пешка в чужой игре.

Лоренцо подошёл к ней и осторожно взял за руку.

– Через три дня всё изменится, – сказал он. – Я обещаю.

– Не обещай того, чего не можешь выполнить.

– Тогда обещаю, что попытаюсь. Изо всех сил.

Она посмотрела на него – и в её глазах, впервые за много дней, блеснул огонёк надежды.

– Этого достаточно, – прошептала она. – Этого достаточно.

Накануне приёма Лоренцо встретился с Марко в последний раз.

Они стояли на крыше заброшенного дома у края Венеции, глядя на закат над лагуной. Вода горела золотом и алым, и город казался ненастоящим – сказочным видением, готовым раствориться в наступающей темноте.

– Всё готово, – сказал Марко. – Лошади ждут в Местре. Лодка – у пристани Сан-Джорджо. Документы – на имя торговцев из Падуи.

– А оружие?

– Две шпаги, три кинжала, арбалет. – Марко усмехнулся. – Надеюсь, не понадобятся.

– Я тоже.

Они помолчали, глядя на закат.

– Знаешь, – сказал Марко наконец, – когда ты только появился в Венеции, я думал – ещё один наивный провинциал, которого сожрёт этот город. Такие приезжают сотнями и исчезают без следа.

– А теперь?

– Теперь… – Марко покачал головой. – Теперь я думаю, что, может быть, ты – тот, кто изменит правила игры. Или погибнет, пытаясь.

– Ободряющая перспектива.

– Правда редко бывает ободряющей. – Марко повернулся к нему. – Слушай, Лоренцо. Что бы ни случилось завтра – помни: ты не один. Я буду рядом. И я сделаю всё, чтобы вы с Софьей ушли.

– Почему?

– Почему – что?

– Почему ты помогаешь мне? – Лоренцо посмотрел на него. – Ты – шпион Совета Десяти. Твоя работа – защищать Венецию. А то, что мы делаем – это измена. Или, по крайней мере, близко к измене.

Марко долго молчал.

– Потому что я устал, – сказал он наконец. – Устал от лжи. От масок. От того, что каждый день приходится предавать кого-то, чтобы служить чему-то. – Он вздохнул. – Я шпион, да. Но я также человек. И иногда… иногда хочется сделать что-то правильное. Не для Совета. Не для Венеции. Просто – правильное.

– Спасибо.

– Не благодари. – Марко отвернулся. – Благодарить будешь, когда всё закончится. Если закончится хорошо.

Солнце село, и темнота начала сгущаться вокруг них.

– Пора, – сказал Марко. – Завтра рано вставать.

– Да. Пора.

Они спустились с крыши и разошлись в разные стороны. Лоренцо – в мастерскую, чтобы провести последнюю ночь перед тем, как всё изменится. Марко – туда, куда уходят шпионы, когда наступает темнота.

Венеция спала вокруг них – или делала вид, что спит. На самом деле этот город никогда не спал по-настоящему. Под покровом ночи плелись интриги, заключались сделки, совершались преступления. Маски сменяли маски, и никто не знал, какое лицо скрывается под следующей.

Но завтра – завтра всё могло измениться.

Или закончиться.

Лоренцо шёл по тёмным улицам и думал о Софье. О её глазах, её улыбке, её прикосновении. О том, как она говорила: «Лучше рискнуть и проиграть, чем сдаться без борьбы».

Она была права.

Жизнь без борьбы – это не жизнь.

Он дошёл до мастерской, поднялся в свою каморку и лёг на койку.

Сон не шёл. Он лежал, глядя в темноту, и мысленно проходил план снова и снова. Лодка, лошади, документы, маршрут. Всё должно было сработать. Всё было продумано.

Но он знал: в таких делах ничего нельзя предсказать. Один неверный шаг – и всё рухнет.

«Не думай об этом», – сказал он себе. – «Думай о Софье. О том, ради чего ты это делаешь».

Он достал медальон и открыл его. Лицо Елены смотрело на него из темноты – прекрасное, печальное, мёртвое.

«Я не подведу», – пообещал он ей мысленно. – «Я спасу твою дочь. Или погибну, пытаясь».

Он закрыл медальон и прижал его к груди.

И наконец уснул.

День приёма выдался солнечным и ясным – словно сама природа решила посмеяться над теми, кто готовился к побегу под покровом тьмы.

Лоренцо провёл утро в мастерской, нанося последние штрихи на портрет. Софья смотрела на него с холста – живая, дышащая, прекрасная. Это была лучшая его работа. И, возможно, последняя.

– Хорошо, – сказал Тициан, осмотрев портрет. – Очень хорошо. Ты превзошёл себя.

– Благодарю, маэстро.

– Не благодари. – Тициан посмотрел на него. – Ты ведь не вернёшься, правда?

Лоренцо вздрогнул.

– Маэстро?

– Не притворяйся. – Тициан усмехнулся. – Я не слепой и не глухой. Я знаю, что ты задумал. И я не буду тебя останавливать.

– Почему?

– Потому что на твоём месте я поступил бы так же. – Маэстро положил руку ему на плечо. – Иди, Лоренцо. Делай то, что должен. И если всё получится… – он помедлил, – если всё получится, возвращайся. Я буду ждать.

– А если не получится?

– Тогда я буду помнить тебя. Как помню всех, кто осмелился бросить вызов судьбе. – Тициан сжал его плечо. – Удачи, мальчик. Она тебе понадобится.

Он отпустил его и вернулся к работе.

Лоренцо постоял ещё мгновение, глядя на человека, который за эти недели стал для него больше, чем учителем. Потом поклонился – молча, низко – и вышел.

Вечер наступил слишком быстро.

Дворец дожей сиял тысячами свечей. Гости прибывали в нарядных гондолах, поднимались по мраморным ступеням, исчезали в сверкающем чреве дворца. Музыка, смех, звон бокалов – всё смешивалось в одну оглушительную симфонию праздника.

Лоренцо стоял в тени колонны, наблюдая. На нём была тёмная одежда слуги – Марко достал её накануне. В таком наряде он мог передвигаться по дворцу, не привлекая внимания.

«Двадцать минут», – сказал Марко. – «Ровно в девять. Софья выйдет через боковую дверь в восточном крыле. Ты будешь её ждать».

Девять без четверти. Ещё пятнадцать минут.

Лоренцо двинулся сквозь толпу, стараясь держаться у стен. Он видел гостей – дворян в шёлках и бархате, дам в драгоценностях, послов, кардиналов, генералов. Вся элита Италии собралась здесь, чтобы отпраздновать помолвку дочери дожа.

И среди них – он увидел его.

Чезаре Сфорца.

Граф стоял в центре зала, окружённый свитой. Высокий, светловолосый, с лицом, высеченным из мрамора, и глазами, холодными, как зимнее море. На щеке – тонкий шрам, делавший его ещё более зловещим.

Он смеялся над чем-то, что сказал один из собеседников, но смех этот был механическим, пустым – как у человека, который давно разучился веселиться по-настоящему.

Лоренцо почувствовал, как по спине пробежал холодок.

«Это мой враг», – подумал он. – «Человек, который хочет забрать Софью. Который, возможно, убил её брата. Который…»

В этот момент Чезаре повернул голову – и их взгляды встретились.

Лоренцо замер.

Глаза графа – льдистые, пронзительные – смотрели прямо на него. Секунду, две, три. Потом Чезаре отвернулся и продолжил разговор, словно ничего не произошло.

Но Лоренцо знал: он был замечен.

«Быстрее», – подумал он. – «Нужно действовать быстрее».

Он ускорил шаг и направился к восточному крылу.

Боковая дверь была там, где говорил Марко – неприметная, скрытая за гобеленом. Лоренцо встал рядом, прислонившись к стене, и ждал.

Без пяти девять. Без трёх. Без одной.

Девять.

Дверь открылась, и в коридор выскользнула Софья.

На ней было простое тёмное платье – совсем не то, в котором она появилась на приёме. Волосы убраны под капюшон, лицо бледно, глаза блестят.

– Идём, – шепнул Лоренцо, хватая её за руку.

Они двинулись по коридору, сворачивая в боковые проходы, спускаясь по лестницам. Марко подробно описал маршрут, и Лоренцо знал его наизусть.

– Охрана? – спросил он шёпотом.

– Отвлечена. – Софья тяжело дышала. – Марко устроил какой-то переполох в западном крыле.

– Хорошо. Продолжаем.

Они вышли через служебный вход – тот, которым пользовались поставщики и слуги. Во дворе было темно и тихо. Лодка ждала у причала – маленькая, неприметная.

– Садись, – сказал Лоренцо, помогая Софье спуститься.

Он оттолкнулся от причала, и лодка заскользила по тёмной воде канала.

«Получилось», – подумал он. – «Мы сделали это. Мы…»

– Стой!

Голос раздался из темноты – резкий, властный.

Лоренцо обернулся.

На причале стоял человек. Высокий, в тёмном плаще. Факел в его руке освещал лицо – и Лоренцо узнал его.

Чезаре Сфорца.

– Я знал, что вы попытаетесь, – сказал граф, и в его голосе звучало что-то похожее на уважение. – Должен признать – неплохой план. Почти сработал.

– Отпустите нас, – сказал Лоренцо. – Вам не нужна Софья. Вам нужна жемчужина.

– Верно. – Чезаре кивнул. – Но жемчужина – у неё. А значит, мне нужна она.

– Я отдам вам жемчужину, – вмешалась Софья. – Только отпустите его.

– Нет! – Лоренцо обернулся к ней. – Не смей…

– Трогательно, – перебил Чезаре. – Но боюсь, что переговоры окончены. – Он щёлкнул пальцами.

Из темноты вышли люди – пять, шесть, семь. Все вооружены. Все в чёрном.

Лоренцо понял: они в ловушке.

– Возвращайтесь на причал, – приказал Чезаре. – Медленно. Без резких движений.

Лоренцо колебался. Он мог попытаться уплыть – но они бы не успели. Арбалетные болты летят быстрее вёсел.

– Делай, как он говорит, – прошептала Софья. – Пожалуйста.

Он посмотрел на неё – и увидел в её глазах не страх, а решимость. Она что-то задумала.

Он подчинился.

Лодка вернулась к причалу. Чезаре смотрел на них сверху – как хозяин смотрит на беглых рабов.

– Художник, – сказал он, обращаясь к Лоренцо. – Вы доставили мне немало хлопот. Но я должен признать – вы храбрец. Глупый храбрец, но всё же.

– Что вы собираетесь с нами делать?

– С вами? – Чезаре улыбнулся. – Вас я убью. Простите, но вы слишком опасны, чтобы оставлять в живых. А синьорина Контарини… – он повернулся к Софье, – синьорина станет моей женой. Как и было запланировано.

– Никогда, – процедила Софья.

– О, поверьте, станете. – Чезаре шагнул ближе. – У меня есть методы убеждения, которые… – он не договорил.

Потому что в этот момент раздался свист – и один из его людей упал с арбалетным болтом в груди.

– Что?! – Чезаре обернулся.

Из темноты вылетела ещё одна тень – и ещё один человек упал.

– Беги! – крикнул знакомый голос. Марко!

Лоренцо не стал ждать. Он схватил Софью и прыгнул в воду.

Холод обжёг тело, но он не остановился. Он плыл, увлекая Софью за собой, прочь от причала, прочь от Чезаре, прочь от смерти.

Позади слышались крики, выстрелы, звон стали. Марко отвлекал их, давая им время.

Они плыли долго – или так казалось. Наконец Лоренцо нащупал ногами дно и вытащил Софью на берег.

Они были у какой-то заброшенной пристани, далеко от дворца.

– Ты цела? – спросил он.

– Да. – Софья дрожала от холода. – А ты?

– Тоже. – Он обнял её, пытаясь согреть. – Нам нужно уходить. Сейчас.

– А Марко?

Лоренцо посмотрел в сторону дворца. Там ещё мелькали огни факелов, слышались крики.

– Он справится, – сказал он, хотя не был в этом уверен. – Он профессионал.

Они поднялись и двинулись в темноту.

План провалился. Чезаре знал. Кто-то предал их.

Но они были живы. И они были вместе.

А значит – надежда ещё оставалась.

Они брели по тёмным улицам, мокрые, замёрзшие, но живые.

– Куда теперь? – спросила Софья.

– К Джанне. В «Золотой лев». Там безопасно.

Они шли, избегая освещённых улиц, прячась в тенях. Город вокруг них жил своей обычной ночной жизнью, не подозревая о драме, которая только что разыгралась у стен дворца дожей.

Наконец они добрались до таверны.

Джанна открыла им без вопросов – одного взгляда на их состояние было достаточно.

– Быстро, наверх, – сказала она. – Там сухая одежда и огонь.

Они поднялись в маленькую комнату под крышей. Джанна принесла им плащи, одеяла, горячее вино.

– Что случилось? – спросила она.

Лоренцо коротко рассказал.

– Кто-то вас предал, – заключила Джанна мрачно. – Кто-то знал о плане.

– Но кто? – Софья закуталась в одеяло. – Марко? Он бы не…

– Не Марко, – сказал Лоренцо уверенно. – Он спас нам жизнь. Это кто-то другой.

– Дуэнья, – вдруг сказала Джанна. – Донна Маргарита. Она всегда казалась мне подозрительной.

– Она? – Софья нахмурилась. – Но она… она служит моей семье много лет.

– Именно поэтому, – сказала Джанна. – Чезаре Сфорца не дурак. Он купил бы кого-то близкого к тебе. Кого-то, кому ты доверяешь.

Софья побледнела.

– Если это правда… если донна Маргарита работает на него… – она не договорила, но смысл был ясен.

Чезаре знал всё. С самого начала.

– Что теперь? – спросила Софья. – Мы не можем вернуться во дворец. И не можем остаться здесь – нас найдут.

Лоренцо думал. План провалился, но цель осталась прежней. Падуя. Манускрипт. Сокровища.

– Мы всё ещё можем ехать в Падую, – сказал он. – Лошади ждут в Местре. Если доберёмся туда до рассвета…

– Чезаре будет искать нас, – возразила Софья. – Он перекроет все дороги.

– Он будет искать нас в Венеции. – Лоренцо посмотрел на неё. – Он не знает о Падуе. О манускрипте. Это наше преимущество.

Софья колебалась. Потом кивнула.

– Хорошо. Едем.

Джанна дала им сухую одежду, еду на дорогу, немного денег.

– Будьте осторожны, – сказала она на прощание. – И если Марко жив – скажите ему, что я… – она не договорила, но в её глазах блеснула влага.

– Скажем, – пообещал Лоренцо.

Они вышли из таверны и растворились в ночи.

Впереди их ждала Падуя. Манускрипт. Ответы на вопросы, которые мучили их обоих.

И, может быть – только может быть – свобода.

Но сначала – нужно было выжить до рассвета.

Они добрались до Местре, когда небо на востоке только начинало светлеть.

Лошади ждали там, где обещал Марко – в конюшне на окраине городка, под присмотром молчаливого старика, который не задавал вопросов.

Лоренцо помог Софье сесть в седло.

– Ты умеешь ездить верхом?

– Немного. – Она криво улыбнулась. – Дочерей дожей не учат скакать по полям. Но я справлюсь.

– Хорошо. Держись рядом и не отставай.

Они выехали из Местре, когда первые лучи солнца коснулись горизонта.

Дорога на Падую лежала перед ними – пыльная, пустынная, полная неизвестности.

Но впервые за долгое время Лоренцо чувствовал не страх, а странное спокойствие.

Они были вместе. Они были свободны – пусть временно, пусть ненадёжно.

И они двигались вперёд.

«Держись, Софья», – подумал он. – «Мы почти у цели».

Лошади мчались по дороге, унося их всё дальше от Венеции – города масок, города тайн, города, который едва не стал их могилой.

Но история ещё не закончилась.

Она только начиналась по-настоящему.