Глава 1
25 июня 1898 г.
С самого утра стояла душная пыльная жара. По блекло-голубому небу лениво ползли тощие рваные облака. Вторую неделю не было дождя. Тонкие стебельки пырея устало никли к горячей земле, бабочки замерли, сложив легкие крылышки, на старом кусте дикой яблоньки. Прозрачный воздух едва заметно колыхался от зноя. Толстые коровы и тонконогие телята лениво лежали в березовой роще, равнодушно пережевывая зеленую жвачку. Дурманящий запах лесных трав перемешивался со сладким ароматом лесной земляники, особенно сильно пахнущей в самую жару. Не успев как следует вызреть, ягода подвялилась под горячими лучами, источая приторно-сладкий аромат варенья. Сонную тишину леса разбудили звонкие девичьи голоса. Несколько девушек, смеясь и повизгивая, вышли на поляну из леса. В руках у каждой берестяные туески, доверху наполненные сладкой ягодой.
– Девчат, айда к озеру, а? Шибко охолонуться охота!
Рыжая веснусчатая девчонка, задрав подол, скакала по лугу на одной ноге и весело махала снятым с головы белым платочком в сторону небольшого озерца, заманчиво поблескивающего недалеко от полянки.
– А и правда, если маленечко побродиться, может полегче будет. Дуня, пойдем искупаемся?– стройная высокая девушка с темной тугой косой потянула девушку постарше за руку.
– Купаться? Вот явишься домой в мокрой рубахе, отец тебя возжами и оприходует.
– А мы, Дуня, рубахи-то сымем, а коса по дороге обсохнет, – рассмеялась темнокосая.
– Ой, Ульяша, пропаду я с тобой.
– Не пропадешь, Дунечка, я только от бережка до бережка доплыву, а потом сразу домой. Ты глянь, сколько ягоды набрали, спину ломит, комары заели, так что ж теперь, и в водичке поплескаться нельзя?
Взявшись за руки, Дуня и Ульяна кинулись догонять убежавших вперед подруг.
Той весной Ульяше Никитиной сравнялось семнадцать лет. Была она высокой, тонкошеей, с ясными карими глазами и самой длинной косой в деревне. Уля была младшей дочкой крепкого крестьянина, сильного работящего мужика Ильи Никитина. Двор Никитиных, широкий и чистый, стоял почти в самом центре деревни. Высокий дом с резными ставнями был виден издалека. Илья Никитин держал большое хозяйство, во дворе его беспрестанно мычало, блеяло и кукарекало. Трудом и силой заработал Илья все свое имущество, и к пятидесяти годам слыл не только в своей деревне, но и за ее пределами человеком достойным и состоятельным. Илья был из тех крестьян, что не боялись никакой работы, к тому же приучал и своих детей. Выжило из пяти рожденных только трое: сыновья Матвей и Алексей да младшая отцова любимица Ульяша. Старший Матвей прошлой осенью женился на девушке из соседнего села. Была Ксения тихой и послушной, чем и приглянулась Илье Федоровичу и жене его Анисье Михайловне. А Матвей Ксюшу полюбил всем сердцем, как только увидел. Работящая и добрая Ксюша была дочерью небогатых родителей, но честных и работящих. Никитины приняли ее как дочь, хоть и принято было после женитьбы старшего сына пришедшую в дом сноху нагружать работой да заботой, Анисья не спешили взваливать дом и хозяйство на плечи молодой невестки. Вместе с Ксюшей она делила все семейные заботы, да и егозу Ульянку не забывала привлечь к труду. Все в их большом доме было мирно и ладно. Вот только внучат не могли дождаться Никитины: одного за одним на малых сроках скинула Ксюша меньше чем за год двух младенцев. Первого аккурат после рождества, споткнувшись на высоком скользком от снега крыльце, второго летом, в самую жару напарившись в баньке. Завернув склизкий кровавый комочек в белый платок, прикопала плод Анисья под старой березой в углу двора. Ксюша от горя и слез за неделю высохла, подурнела, тяжким бременем лежала на сердце вина за нерожденное дитя. Никто в доме Ксюшу не попрекал, на время в избе установилась тишина и полумрак – Никитины переживали потерю. Сник и Матвей, крепко любивший жену, все чаще стали посещать его мысли о безрадостной жизни без потомства. Оберегая жену, он ни слова ей не сказал дурного, ни взглядом, ни намеком не дал ей понять, что винит ее в случившемся. Улучив момент, подговорил Ульяну сходить в лес по землянику, чтобы накормить любимым лакомством жену. На следующий день Ульяна и дальняя родственница Никитиных Дуняшка, практически жившая у Никитиных с малолетства и приходившаяся троюродной сестрой самому Федору Никитину, вместе с косоглазой соседской Марфой и Ульяшиной подругой Настей пошли с самого утра в лес за сладкой ароматной ягодой
Первой к воде прибежала шустрая быстроногая Марфуша. Быстро оглядевшись по сторонам, скинула с себя синюю юбку и сорочку и, не мешкая ни секунды, ворвалась в прохладную воду озерца. Поплыла быстро, по-мужицки загребая руками, фыркая и отплевываясь. Настя осторожно потрогала воду ногой, поежилась, потом разделась, аккуратно сложив на бережку одежду, и медленно вошла в воду. Воровато оглядываясь, не глядит ли кто, разделась и Дуня.
– А я с мостика прыгну!– Ульяша, смеясь, побежала в сторону хлипкого мосточка, стягивая на ходу рубашку. Вышла на мосток, сбросила юбку, отшвырнула ее ногой, сделала несмелый шаг к краю мостика, зажмурилась и плюхнулась в прохладную воду. Через мгновение выскочила стрелой на поверхность, рассмеялась, вдохнула поглубже, легла на водную гладь и медленно, не торопясь, поплыла.
Лесное озеро было неглубоким, но прохладным – на дне его били холодные ключи, потому и плавать в нем долго было невозможно, ноги сводило судорогой, губы синели, а зубы стучали так, что даже рукой нельзя было удержать прыгающую челюсть.
Поплескавшись в воде несколько минут, посмеиваясь и играя, девушки поплыли к берегу. Первой встрепенулась осторожная Дуня. Охнув, она присела почти у самого берега, прикрыв наготу водой и руками. Ульяна повернула голову в сторону берега и вскрикнула.
На берегу, смеясь и размахивая руками, стояли деревенские парни – Семка-пастушок и его дружок рябой Васька. В руках у Васьки была девичья одежда, намоченная и стянутая в тугой узел. Васька потряс узлом над головой и отшвырнул подальше от воды.
– Ах ты падлюка! Дай только выбраться, я все Алешке расскажу, он тебя выдерет!– Ульяна погрозила парням кулаком.
– Ага, расскажешь, если только выберисся, – хохотал Васька, – а ну-ка, кто тут самый смелый? Выходь на бережок!
– Васенька, Сенечка, -запричитала Дуня, – холодно, зябко, идите уже.
Васька веселился от души, скакал на берегу и крутил фиги в сторону девчонок, Семен молча сидел под березкой и смотрел на Ульяшу. Он хотел увидеть, как Уля, гибкая, стройная, выйдет из озера, хотел любоваться ее телом, разглядеть его до последней черточки, но в то же время, не желал , чтоб ее наготу будет лицезреть и Васька. Он уже жалел, что согласился на эту дурацкую проказу, хотел уже уйти, но отступить сразу мешала гордость. «Еще минуточку, – думал он, и позову Ваську с берега».
– Ах ты, зараза! – косоглазая Марфушка резво выскочила на берег,
наклонилась, схватила горсть песка и швырнула его в глаза Ваське.
Сгребла ком одежды,вгрызлась зубами в ткань, потянула, рванула, и через полминуты уже швыряла подругам в воду их юбки и сорочки. Кое-как натянув мокрую одежду, девушки выскакивали из воды. Настя тугими кулачками лупила не успевшего протереть глаза Ваську по спине, называя змеем и иродом, Васька уворачивался, прикрывался, наконец, запнулся об корягу, свалился. Девушки вцепились в него и поволокли по траве к озеру. Дотащили, приподняли насколько смогли на руках и швырнули в озеро. Весь в ссадинках и царапинках Васька ввзвыл, оказавшись в воде. Вовремя заметивший опасность Семен успел отбежать на порядочное расстояние от берега. Теперь он наблюдал за происходящим с безопасного расстояния, громко и заливисто хохоча.
Обиженный Васька выбрался ползком на берег, чертыхнулся. Веселость с него словно смыло ледяной водой.
– Дуры,– сплюнул воду Васька, – новую обувку мне спортили.
– Иди, иди, откель пришел, – Настя ткнула его в спину, – пока совсем не утопили.
– Дуры, – повторил гнусаво Васька и поплелся к тропинке, ведущей от озера к деревне.
Он уже и забыл о дружке, незаметно скрывшемся в лесочке, все его мысли были о попорченных ботинках да о мести девушкам, которую он непременно устроит, дай ему только шанс.
Когда Васька скрылся из виду, девушки разбежались по кустам, чтобы выжать мокрые юбки и косы. Ульяша спряталась под ивовым кустом, стянула мокрую юбку, неприятно холодившую ноги, отжала ее, бросила на траву, озираясь, задрала подол сорочки, скрутила тугой ждут, выдавливая из него согретую телом воду. Вздрогнула, услышав треск веток, бросила подол, отскочила за ствол дерева. Перед ней стоял Семен.
– Уйди, ты чего, увидят, – Уля все дальше отступала от парня.
– Да не гляжу я, не бойся, – парень медленно отвернулся, – чего ты мимо ходить перестала, не глядишь даже?
– А чего мне глядеть? Не хочу и не гляжу.
– Отца боишься?
– Боюсь, -Ульяна вдруг поникла и опустила голову, – не отдаст он меня за тебя. Не пара ты мне, говорит.
– А что, лучше кого сыскал?
– Не сыскал, да и я замуж не хочу. Мне у тяти с мамой хорошо живется.
– Богато да сытно?
– А хоть бы и так. Что ж я стыдится должна?
Ульяна вышла из-за дерева, яростно отжимая потяжелевшую от воды косу.
– А бежать со мной от отца?
– Никуда я не побегу. Хочешь жениться, заработай, чтоб и дом был, и хозяйство. Тогда и отец мой согласится.
– Дождешься?
– Я ж обещалась. Забыл?
– Не обманешь?
Семен осторожно взял Ульяну за руку. Глаза его, пронзительно синие, смотрели на девушку с тихой мольбой.
– Ульяша, ну ты где? Заждались уже., – послышалось с бережка.
– Пора мне. Спрячься, чтоб не увидели. Не дай бог, тятя узнает, что виделись…
– Ульяна, я на заработки уеду, ты дождись только.
Ульяша вздрогнула, посмотрела парню в глаза: не шутит ли. Синие ясные глаза смотрели серьезно и ласково.
– Куда?
– А хоть куда! Мало ли разных мест? Приеду, обвенчаемся. Выкуплю тебя у отца!
При упоминании об отце Ульяна словно опомнилась, погрустнела.
– Не бывать тому, Сема… Забудь меня, не ходи за мной, не береди душу.
– Уля, – Семен схватил девушку за руку, потянул к себе.
– Пусти, увидят…
Оттолкнув Семена, Ульяна убежала к подружкам.
Ах, какой же веселой и беззаботной была Ульяша еще год назад! Прошлым летом, играя с молодежью вечерами на большой поляне возле деревни, разглядела Ульяна среди парней белокурого деревенского пастушка Семена Березина. Веселый светловолосый парень ухватил Ульяну за руку во время игры в салки. Смеясь, они бежали до заветного березового пня, осаливать на котором нельзя, а вскочивший на него может передохнуть и понаблюдать за играющими. Дотащив запыхавшуюся Улю до пня, Сенька вскочил на него и затянул на него девушку, и стояли они тесно прижавшись друг к другу и шумно дыша, пока Ульяна не перевела дух и не захотела продолжать игру. Вскоре Сенька стал все чаще догонять веселую кареглазую хохотушку, помогая ей спастить от преследователей в игре, вставая с ней в хороводе, оттеснял других парней. Уле нравилось любоваться голубоглазым сильным парнем, потом уже и она сама подавала ему руку в кругу, искала его глазами в игре, пряталась за его спиной от салящего. В дождливые дни, когда молодежь не играла вечерами, Ульяна тосковала по Семену. Никогда еще девичье ее сердце не трепетало при встрече с парнем так, как трепетало оно при встрече с Семеном. Однажды, прячась вместе с ним за кустом, Ульяна хохоча, прижалась к парню, а он, внезапно отстранившись, взял ее за плечи, посмотрел долго и пристально в ее карие смеющиеся глаза и поцеловал в раскрасневшуюся щеку. Для Ули это было неожиданно, но приятно. Замерев на мгновение, Ульяна зажмурилась, а потом быстро и широко раскрыв глаза, оттолкнула парня и выскочила из укрытия. Весь оставшийся вечер Уля не могла понять своих чувств: ей хотелось снова испытать тот удивительный момент их робкого поцелуя, и одновременно было боязно взглянуть парню в глаза. Семен в тот вечер больше не тянул ее в укромное место, не брал за руку, но вертелся постоянно неподалеку. Никто не заметил того, что произошло в тот день, но сама Ульяна внутренне изменилась и чувствовала эти перемены в себе. Стыдливое и одновременно сладкое чувство разливалось в ее груди каждый раз, когда она встречалась глазами с Семеном, если он снова осмеливался коснуться ее руки, Ульяна замирала, все внутри ее словно переворачивалось и холодело. Ульяна влюбилась.