Арфомор: погружение

Жажда. Камни. Боль в висках. Август отчаянно пытался вспомнить всё подряд и сразу: остров, катер, так себе попутчик… Но что он здесь делал?

Юная рука крепко взялась за тряпичную рукоять ножа. Пальцы онемели от хватки, сердце билось в страшной скачке как в последний раз, предвещая что-то страшное и непоправимое. Глубоко внутри он хотел наивысших мучений обидчику, но куда как легче на них смотреть, чем воплощать.

– Вик… Ви… Ик! – бредил пьяный.

Пьяное пузатое чудовище пыталось что-то сказать, словно подавало признаки чего-то человеческого, живого. Из чьего-то дома неподалёку послышалась молитва – безумно красивая, напевная, стремительная. Женский голос лепетал слова на латыни – слова древности, слова христианского Бога. Такого же Бога для них всех: для Августа, для его матери, для соседей, тихо ждущих наступления утра. А есть ли Бог у спящего врага?

Сил не оставалось. Август добрёл до высокой гладкой скалы и навалился на неё спиной. Угловатые каменные утёсы вблизи начали быть похожими на стены. «Постараться бы найти воды» – думал про себя Август. Если бы он мог, то отдал бы любые сокровища за бутылку простой чистой воды.

Любые сокровища… Статуэтка!

Чудо возвращения памяти не сравнится ни с чем. В один поразительный миг весь туманный мир вокруг Августа снова стал ощутимо реальным, а вместе с тем и боль вернулась с новой силой.

Наточенный нож уже был занесён над спящим, но мстительная рука дрожала от ужаса. Надлежало сделать один удар – всего один, но как же это много. Когда молитва вдалеке окончилась, Август погрузился в абсолютную тишину, мрачнее которой он не слышал больше никогда. Смерть стояла рядом и вела его за руку, держала нож, направляла удар. Она смеялась безобразной улыбкой, наставляя своего нового любимого сына: «Убей его сейчас! Он спит и ничего не поймёт! Забери его жизнь каких он забрал десятки до тебя!» А есть ли Бог у спящего врага?

Морской ветер бушевал с новой силой, трепал и запутывал волосы, не давал глубоко вдохнуть. Поправляя грязную рубашку, Август не нашёл при себе ни подаренных спичек, ни заветных сигарет.

– Чтоб тебя, Шогголо… – прошипел Август.

До ближайшего табачного магазина сотни морских миль – непростая ситуация для того, кто даже не знал где находится Греция. Августа раздирало желание взвыть от собственной неудачи, легкомысленности и напрасного авантюризма – от безрассудности в самом плохом смысле этого слова. В конце концов, если решение отправиться на сомнительную сделку следовало назвать идиотским, то Август может полноправно прозваться королём идиотов.

Страх управлял им или Смерть? Стоя прямо перед лежащим солдатом и тихо роняя слёзы, юный Август вспоминал с каким удовольствием и упоением его избили прошлым вечером, но всё же не мог решиться на удар. Тогда Смерть ласково приобняла его за плечи и прошептала: «Чего же ты боишься, сынок? Здесь или ты – или они…»

– Э! Ты?.. Ты кто?.. – мычал солдат приоткрыв один глаз.

Животный ужас мигом пронзил юношу, сковав цепью безумного страха – он так далеко зашёл… Руки сами бросились вперёд с остервенелой яростью: удар, ещё один, ещё один, ещё один. Август бил солдата ножом, словно бил перьевую подушку, а в ответ слышал лишь стоны и нелепо тихий крик. Убивать Август не умел, а потому и не знал, что рот жертве следовало бы зажать – глухие жалостливые вопли разносились по всей улице. Каждый удар безумной скорбью отзывался в голове убийцы: он бил солдата за вчера, за маму, за друзей, за соседей, за Эйфелеву башню. С погасшей свечой погасла и жизнь – умирающий держался за раны, сплёвывал сгустки крови и хрипло дышал. Кровавые губы шептали что-то невнятное, а глаза с грустью и ужасом уставились прямо на Августа. Немец умирал некрасиво – пьяный, растрёпанный, грязный, мокрый. Наверняка, отправляясь на войну, он представлял свою смерть совершенно иначе, если вообще о ней думал. А был ли Бог у спящего врага?

Повернувшись к окну соседского дома, Август увидел в нём зажжённый свет. Две высокие фигуры молча смотрели на него и не смели пошевелиться. И хотя Август не видел их глаз, но отчего-то знал, что они молча наблюдают за ним. Всхлипы умолкли, страх уходил, безумие спадало. Не вытирая кровь, Август спешно засунул мокрые руки обратно в карманы вместе с ножом. Напоследок, перед тем как до самого конца войны уйти в партизаны, он забрал с тела солдата фляжку, сапоги и бритву – пора сбрить свои первые усы. Фотография, подписанная как «Виктория», так и стояла на столе, оставаясь последним спутником угасающего солдата.

Фигуры соседей в окне всё же осмелились пошевелиться, но только лишь для того, чтобы погасить лампу – они, приняв происходящее, отправились спать. Сосед не выбежал на улицу и не отчитал Августа за его преступление, не поднял тревогу, не доложил местному коменданту – он ушёл спать, и пока толстое скрюченное тело источало кровь в его летнем домике, седой француз поправлял своё одеяло, словно ничего не произошло. Наутро, не найдя убийцу, хозяина дома ожидала путёвка в концентрационный лагерь «Руалье», откуда через полгода его переведут в лагерь «Освенцим», где судьба молчаливого свидетеля оборвётся навсегда.

До конца войны оставалось чуть менее двух лет. За это время Август Ревиаль – знаменитый анархист и легенда партизан Франции по прозвищу «Оптимист» – прославится как безжалостный командир своего небольшого отряда из таких же неприметных «горячих голов», ушедших в лес сразу после него. Местный гарнизон немецких солдат держал полковник Хейн, ставший вскоре кровным врагом юному мстителю.

Август Ревиаль убьёт более десятка человек собственноручно, и ещё более тридцати, организовав и подготовив нападения совместно с другими партизанами. Кто-то его поддерживал, кто-то даже боготворил, а кто-то рьяно ненавидел за ту жестокость, что сеял его отряд, провоцируя Хейна на всё более жёсткие меры борьбы. Оптимист быстро освоил новое ремесло и сильно в нём преуспел, не оставляя к себе равнодушным никого из окрестных деревень. В ту лунную ночь он стал убийцей: не хищным животным, не жестоким маньяком, не бравым солдатом – только убийца будет столь разумен и при этом же столь пристрастен к своему занятию.

Море всё также плескалось вдали, пока Август сидел на корточках и предавался мрачным воспоминаниям, словно бы листая страницы старой книги про героя романа, а не юношу родом из Алье. Катер исчез, но не следы Шогголо – к разлому в скале, уходящему далеко вглубь, вело несколько характерных царапин, словно кто-то протащил туда что-то тяжёлое. Август поднялся на ноги и аккуратно побрёл в сторону углубления, стараясь не издавать лишнего шума. Вслушиваясь в отзвуки эха необитаемой пещеры, ему смутно слышалось необъяснимое – то ли шестерёнки, то ли поршни, то ли гул старых электрических ламп.

5

Августу приходилось прикрывать глаза, чтобы те не высыхали от стремительного потока тёплого воздуха, выходящего наружу из расщелины. Усталость и боль словно по волшебству улетучились – полный сил пытливый ум перебирал в голове множество вариантов происходящего в этой пещере, но ничего так и не могло объяснить звуки механизмов, исходящих из глубины. Каменный коридор продолжал сужаться до тех пор, пока французу не пришлось развернуться боком, протискиваясь меж пещерных стен. Лабиринт изогнуто петлял, но, наконец, вывел к тусклому свету в скрытом от любопытных глаз помещения.

Пол, стены и потолок комнаты состояли из того же камня, что и вся остальная пещера. Окинув взглядом таинственное помещение, Август быстро пришёл к очевидному выводу: «Никак иначе это и есть убежище контрабандистов». Запах моря сменило зловонье пыли и спёртого воздуха – сосредоточиться на поисках похитителя статуэтки было тяжело, но француз смело шагнул вперёд, оглядываясь по сторонам. Каждая стена и угол были уставлены неприметным мусором: деревянными ящиками, мешками, металлоломом. Однако сомнений не оставалось – кто-то использовал это помещение совсем недавно.

– Лампочка, значит… – любопытствовал Август, осторожно трогая руками свисающую с потолка тусклый светильник – А электричество у вас тоже ворованное?

Ответить было некому – ни один деревянный ящик не реагировал на его остроты. По-исследовательски прищурившись, француз принялся разглядывать нагромождение коробок с особой внимательностью. При ближайшем рассмотрении на ящиках можно было заметить лишь неизвестного назначения цифры и почти нечитаемый текст – никаких известных эмблем, гербов, флагов или хотя бы узнаваемых слов.

Иногда чтобы найти искомое, нужно просто перестать на короткое время действовать – приравнять себя к окружению, стать незримым обстоятельством. Минута полной тишины – всего одна минута наедине со своими ощущениями, и Август безошибочно нашёл новый ответ: поток тёплого воздуха, за которым он и пошёл в эту пещеру, веял откуда-то с противоположной стены. По мере приближения в нужную сторону, поток становился всё очевиднее и сильнее, пока и звук поршней не стал ещё более ясным.

Собравшись с силами и закатав рукава, Август, всё ещё стараясь не шуметь, принялся двигать увесистые ящики в разные стороны. Некоторые, наперекор его ожиданиям, оказались вовсе были пустыми, но над большинством пришлось изрядно постараться, чтобы сдвинуть хотя бы на метр. После такой разминки бутылочка воды была нужна как никогда кстати…

Наконец, управившись с маскирующими преградами, перед ним предстала кабина лифта. Подъёмники такого типа, как правило, можно увидеть разве что в шахтах – пыльная тёмная кабина с плотной металлической сеткой по всем сторонам. Внутри с периодичностью мигала кнопка в форме стрелки вниз, в то время как вторая, со стрелкой вверх, оставалась неактивной. Докос не переставал удивлять – мало кто мог бы подумать, что на таком неприметном маленьком острове вообще могла располагаться шахта. Если здесь работает электричество, то значит объект кто-то использует, но почему же тогда снаружи нет ни единой постройки?

– Это же сколько сволочи наворовали, чтобы отстроить себе лифт… – ругался на контрабандистов Август, осторожно заходя внутрь.

Лифт был сделан на совесть – платформа под ногами ни на сантиметр ни просела и не пошатнулась: вряд ли лифт часто использовался. Осмотрев комнату взглядом ещё раз, Август предпринял решение всё же воспользоваться внезапно найденным обстоятельством – других мест для поисков ответов не оставалось: катер пропал, а похититель если не уплыл куда подальше, то, очевидно, скрывался где-то внизу. Совесть начала медленно но верно ввинчиваться в самое сердце, шепча Августу нелицеприятную правду:

А ведь эта статуэтка была единственным, что осталось от матери, а ты не то что не продал – ты её просто потерял.

Больше всего на свете Августу хотелось сейчас далеко не вернуться домой в Лион, а найти свою статуэтку, которую он столь недавно чуть не продал за какие-то бумажки. Обещание продать статуэтку обернулось в обещание её вернуть во что бы то ни стало: с этими мыслями, подчинившись природному любопытству, Август безо всяких промедлений нажал на кнопку вниз. Спустя несколько секунд тишины, за которые Август уже попытался шагнуть из кабины обратно, раздался характерный металлический лязг, после чего двери лифта тяжело и громко закрылись прямо перед лицом француза. Под ногами почувствовалась тряска и вибрация – инстинктивно хотелось схватиться за что угодно, чтобы не упасть, но никаких поручней, разумеется, не было. В тот же миг с неприятным гулом в кабине включилось освещение, а с потолка на рычаге выдвинулся совсем небольшой выпуклый монитор.

Тряска окончилась, и на экране возникла надпись: «подача топлива». Звук текущей жидкости по трубам охватил всю кабину. Трубы, судя по плеску и шороху, проходили повсюду: и под полом, и над потолком, и в каждой из опор металлической коробки.

– Сначала рациями дерётесь, а потом лифт заправляете?.. – отшутился Август – Совсем инженеры уже с ума посходили…

Ни одна из встреченных за этот злосчастный круиз технологий не могла дать Августу никакого вменяемого объяснения о принципах своей работы: катер с навигацией, нагревающееся оружие, собственный двигатель кабины лифта – нигде и никогда француз не слышал ни о чём подобном.

Заправка окончилась, дребезжание вернулось с новой силой – теперь это нельзя было назвать иначе, чем тарахтением. Надпись на экране монитора сменилась на: «0 метров», и лифт с протяжным гудящим звуком отправился в путь. Стремительная скорость заставляла сосуды сжиматься, уши закладывало так, словно француз не спускался на лифте, а пилотировал истребитель.

10… 20…

Тишину прервал звук динамика, исходящий откуда-то снизу, из-под ног. Август старался держать себя в руках, но решительность понемногу исчезала из его мыслей до тех пор, пока не пришло осознание: с каждой секундой возможность вернуться обратно становится всё более и более невозможной.

30… 40…

Кому же могло понадобиться строить шахту так глубоко?

50…

В конце концов, динамик прервал напряжённое молчание, только сильнее озадачивая растерянного и взволнованного француза. Дикторский голос, наверняка записанный заранее, проводил инструктаж:

– Дорогой наш собиратель, Арфомор приветствует тебя с поверхности. Мы очень рады твоему возвращению домой. Спасибо тебе за твой нелёгкий труд. Будь любезен, не общайся ни с кем, кроме сотрудников Ордена – тайны поверхности не должны попасть в нехорошие руки. Садись в фуникулёр и езжай вперёд – наши люди обязательно встретят тебя на той стороне.

Мужской звучный голос говорил так размеренно и дотошно, как обычно разговаривают с несмышлёными детьми, объясняя тем простые вещи.

60… 70… 80…

Вопросы только множились в голове Августа. Ни «собиратель», ни «Арфомор», ни «Орден» не походили на выдумки простых контрабандистов. Что бы не скрывалось впереди – это было чем-то большим, чем чья-то преступная авантюра.

90… 100…

– Понравилось на поверхности? Обязательно расскажи нам всё самое запоминающееся. Все найденные тобой вещи мы просим оставить в контейнере у выхода. В «Доме собирателя» мы уже подготовили для тебя местечко.

120… 130…

Голос умолк – зазвучала мелодия. Торжественная, яркая, очень подвижная оркестровая композиция началась со звучания одного тромбона, к которому в следующем же такте присоединились несколько скрипок. Общее созвучие дополнили и барабаны, отбивающие свой маршевый ритм. Запел многоголосый хор:

Нет печали здесь никогда,

Мы не видели горя слёз.

Всех вкуснее наша вода,

Это город из наших грёз!

Пел полнозвучный мужской баритон, прекрасные женские сопрано, громкие юношеские альты – певцы во две октавы исполняли бойкую песню, походящую на гимн. Август мысленно благодарил себя в прошлом, за то, что выучил английский язык достаточно хорошо, чтобы понимать слова неизвестной песни, несмотря на негодное качество записи.

170… 180…

В этот миг в глаза француза больно ударил свет. С одной из сторон, прямо через плотную металлическую сетку, внезапно открылся вид на нечто, во что ни один человек бы не поверил в здравом уме. Перед Августом с высоты небоскрёба предстал целый город – совсем не горстка хибар, а самый настоящий гений причудливых сооружений: габаритный, внушительный, украшенный яркими огнями, крупными дорогами и мостами город из песчаника, кирпича и камня.

Здесь растут поля цветов,

Облака дают дожди!

Десять лучших островов —

В гости заходи!

Песня в точности описывала географию этого места: с высоты отчётливо видно, что город располагался на неких островах – участках суши. То, что располагалось между ними разглядеть было невозможно. Казалось, словно там и вовсе ничего нет – сплошная чёрная бездна, самая настоящая пустота без видимого дна.

По потолку огромной пещеры, в которой располагался город, всюду свисали сталактиты, аккуратно огибающие огромные лампы. Аккуратные металлические сферы летали туда-сюда над каждым островом, выпуская за собой пар и имитируя облака. Несмотря на полное отсутствие солнца, света в городе было более чем достаточно – каждая улица была уставлена фонарями, в окнах домов горел такой же как и на поверхности свет, а вдоль дорог то и дело можно было встретить яркие мигающие вывески. Август крепко зажмурил глаза, стараясь определить насколько реально то, что он видел: городской шум совершенно ничем не отличался от родного поверхностного, но наяву он спускался в совершенно другой мир – в таинственный чудо-город Арфомор.

210… 220…

Бывалый партизан не мог поверить своим глазам. В голове один за другим рождались нескончаемые вопросы, на которые мучительно не находились ответы: то ли сумасшествие подкралось незаметно, то ли Август действительно прикоснулся к неизведанному миру, живущему в тайне ото всех. Всего пару дней назад он думал о том как продать подороже кусок серебра, а сегодня спускался в давно искомую Атлантиду, не понимая о её природе ровным счётом ничего. Изолированный город под землёй – несмешная шутка или торжество достижений инженерии?

Я останусь здесь навечно,

Мы с тобой здесь как в раю!

Город мой люблю сердечно —

Об этом и пою:

Хор звучал столь задорно и счастливо, словно певцы действительно верили в то, о чём пели. Тем временем лифт опускался всё ниже и ниже, проходя на уровне местных высотных зданий, башен с часами, плакатов и транспарантов на крышах.

250… 260…

Цифры на экране поражали своей величиной, но Август, к своему удивлению, не ощущал никакого дискомфорта от пребывания на такой глубине. Не было сомнений – в удивительном городе под землёй люди не с горем пополам выживали, а полноценно жили и процветали: причудливый транспорт курсировал меж островов, улицы украшала лёгкая танцевальная музыка, люди сновали туда-сюда среди самобытно выстроенных образцов архитектуры. Беготня и будничная суета – точно такую же жизнь он видел везде: от Парижа до Лондона.

– Так вот откуда ты родом, обманщик… – Август, держась обеими руками за металлическую сетку, вспоминал лицо похитителя с его странным именем.

Тем временем, хор выходил на многоголосое крещендо, разливаясь всеми красками вокальных приёмов:

На поверхность не ходить —

Наш с тобою договор.

Нашу волю не сломить!

Я люблю свой Арфомор!

Лифт тотчас резко замедлился и выпустил крупное облако пара перед приземлением. На экране монитора показалась надпись: «280 метров», которая вскоре сменилась на: «Добро пожаловать домой». Из динамиков к финальному аккорду песни зазвучал перезвон небольших колокольчиков и, наконец, механические двери, туго скрипя, открылись.

Осознав реальность происходящего, Август не мог найти в себе решительность выйти из кабины лифта. Попытки нажать кнопку «вверх» ни к чему не привели – лифт молчаливо игнорировал испуганные попытки вернуть француза на поверхность. Неизвестный мир ждал впереди, не оставляя пришельцу иного выбора.

Август сполз спиной по стене вниз, с безысходной оторопью смотря на виды города в отдалении. Отчего-то его тело не могло пошевелиться ни на дюйм, пребывая в замешательстве, что совсем было на него не похоже.

– Если я здесь застряну, то квартирку у меня всё-таки отберут…

Август потянулся за сигаретами в карман, но внезапно вспомнил, что их, как и статуэтку, украли – старые привычки зачастую сильнее свежей памяти. Томно взглянув на бесконечно уходящую вверх шахту лифта, бывший партизан впервые за долгие годы задумался не о жалости над собой, а о всей жизни в целом.

А не это ли твой второй шанс?

Бродяжная партизанская жизнь была когда-то для него всем: крупнейшим из побед, самым горьким из поражений – но всё это было жизнью, в отличии от бессмысленно прожитого десятилетия после, в котором кроме чувства вины и бесконечной тоски не было практически ничего. Люди должны иметь цели, чтобы к чему-то идти, но были ли цели у Августа, кроме нескончаемого пролистывания воспоминаний, пока все возможности нового старта проходили мимо него?

Сидя на полу лифта, он впервые не закурил, пока думал о чём-то подобном. Август искренне спросил себя: «А что, если я отравил свою жизнь не настолько, чтобы стать недостойным её исправления?»

С новой мыслью на смену шоку пришло небывалое сосредоточение. Судьба привела его к месту, о котором нет никаких сведений, упоминаний, даже догадок. Что, если в этом и есть его второй шанс? Что, если вернуть статуэтку и подняться на поверхность обратно, то он прославится как первооткрыватель: «Август Ревиаль – отважный путешественник, срыватель покровов тайн и соблазнитель девичьих сердец». Хотя последнее, пожалуй, было излишним.

Собравшись наконец с силами, Август поднялся на ноги и вышел из кабины лифта, осматриваясь по сторонам без скрываемого любопытства. Он не знал об этом месте ничего: кто его построил, когда и зачем? Единственная зацепка, что он имел – злополучный нелюбимый английский язык. Однако британцы вряд ли бы смогли хорошо спрятать такой масштабный проект в Средиземном море, да и зачем бы? Совсем нет – город издалека пестрил красными флагами с изображением той самой горгоны, что и на татуировке Шогголо: этот город явно не был связан с поверхностью.

Так или иначе, на кону стояла уже не только статуэтка – это было дело непреодолимого любопытства: окунуться в нечто фантастическое, поистине невозможное и абсолютно точно нездоровое. Нога иноземца ступила на земли Арфомора.