- -
- 100%
- +
– Я знаю о чём ты думаешь. – сказала София, стоя где-то позади – Ты хочешь знать отчего я желаю смерти тем, о ком заботилась столетиями, чьи внуки и правнуки сменялись поколениями в моей обитель.
Август осторожно обернулся и увидел юную девушку с красивым греческим профилем, одетую в призрачно-белое платье. Она стояла с букетом свежих цветов и перебирала его руками. Её каштановые волосы красиво развевались на ветру, украшая бесподобно красивые черты лица. За божественной красотой было невозможно разглядеть тех мук, которые она ему причинила.
– Я просто их всех ненавижу. – безразлично сказала она, выбросив букет.
– А при чём здесь я?
– А при том, мой милый Август, что ты не отсюда, а значит сможешь стать моей эгидой, светочем моей силы. – она медленно обошла его вокруг – Видишь ли, на всех моих детей я больше не могу влиять, но ты… Ты подчинишься моей воле и освободишь меня. Вот что ты сделаешь.
– Я не стану никому подчиняться.
– Вскоре ты запоёшь по-другому.
София щёлкнула пальцами, и Август немедленно провалился сквозь землю, падая в темнейшую пропасть.
4
В вагоне всё ещё было довольно темно, но уже ощутимо светлее, чем ранее – по всей видимости, вагон уже проехал больше половины пути. Стекло в оконном проёме около Августа исчезло, словно никогда там и не находилось. Тошнота подступила к горлу, стало практически нечем дышать. Август хотел отдать что угодно, лишь бы выйти из этого злосчастного вагона и подышать свежим воздухом, но до суши впереди оставалось ещё несколько минут езды. Попутчики сидели всё также молча, как и до этого несчастливого сна. Август обернулся, чтобы осмотреться и заметил заплаканного ребёнка, молча вжимавшегося в сиденье, бледнея от ужаса.
– Эй ты, не спишь? – прошептал ему Август.
Ребёнок молчал, не решаясь ничего сказать – он всё слышал и понимал, но не мог проронить ни слова.
– Мальчик, ты в порядке?
– Моя ба… Моя бабушка уснула и не просыпается…
– Погоди-ка, парень, утри слёзы. Пересядь пока что ко мне – сказал шёпотом Август.
– Но мы не знакомы.
– Не бойся, сейчас нет на это времени. Отойди от бабушки, сейчас же.
Август потряс пожилую женщину за одежду и начал её будить, но та всё никак не просыпалась, продолжая расслабленно сидеть, запрокинув голову назад.
– Парень, подбеги к тем людям в форме впереди и попроси их мне помочь, слышишь?
– Но я…
– Я же ясно дал тебе указания. Шевелись!
Август предпринял менее вежливую, но всё же более эффективную попытку её разбудить: он шлёпал пожилую женщину по щекам, щипал её за нос, пытался открыть веки. Он громко требовал проснуться, но женщина лежала без движения словно тряпичная кукла.
– Отойди от неё. – потребовал член Ордена
– Разберитесь с этим. Она в порядке?
Член Ордена молча подсветил фонариком её лицо, прощупал пульс, а затем разжал пальцами бледный рот – вердикт был вынесен оперативно.
– Так, у нас тут особый случай… Гражданин, посидите с ребёнком отдельно впереди, мы разберёмся сами.
– Вас понял.
Август сел на переднюю лавку вместе с ребёнком, в то время как двое горгон пытались реанимировать женщину. Август старался не смотреть назад, чтобы не вызывать любопытства у мальчишки – ему эти потрясения были совершенно ни к чему.
Со станции на горизонте послышался гудок, ртутные лампы с треском заискрили и снова подали свет в салон. Два ярких прожектора направились на вагон, зазвучала приветственная мелодия – вагон неумолимо приближался к фуникулёрной станции на острове Хелидорея.
– Парень, ты не волнуйся. Это люди из Ордена – они разберутся, это их работа.
Мальчик в ответ не проронил ни слова, смотря на приближающиеся огни центрального острова влажными глазами и крепко сжимая кулаки.
5
Люди Ордена уже стояли на выходе из вагона, готовясь сопровождать Августа до их штаба, но, прознав о случившемся, оперативно начали эвакуацию пассажиров. Август вышел из вагона вместе с ребёнком за руку и встал в стороне под присмотром инспекторов – он не хотел подпускать ребёнка к пострадавшей родственнице, стараясь отвлечь его пространными разговорами. Приехавшая медицинская драйкана – машина, похожая на обыкновенные орденские – незамедлительно распахнула свои двери, откуда вышло ещё несколько сотрудников Ордена с белыми повязками на рукавах.
Заключение было вынесено моментально – осмотр не занял больше минуты. Погрузив мёртвое тело на носилки, один из старших инспекторов проследовал к Августу с ребёнком. Подозрительно осматривая свидетелей глазами, он распрямился и достал из-за спины плотно скрученную верёвку.
– Отпусти мальчика и протяни руки вперёд. Живо!
– Я ни в чём не виноват.
– Мы разберёмся со всем этим позже. У меня приказ от инспектора Керро арестовать тебя.
– Что там с его бабушкой? – приспросился Август, протягивая руки к инспектору.
– Мальчик, – горгона присел на одно колено, обращаясь к дитю – иди прогуляйся во-о-он к той тётеньке в фуражке.
– А зачем?.. – растеряно ответил сорванец.
– Спроси у неё сколько сейчас времени. Только слушай её внимательно, хорошо?
Мальчик послушно кивнул и медленно поплёлся куда ему сказали – что бы человек из Ордена сейчас ни сказал, вряд ли оно предназначалось для детских ушей.
– Не обошлось. – сотрудник Ордена оборачивал верёвку вокруг запястий Августа – Мертва. Она вся изнутри заполнена стеклом – торчит изо рта так, что аж порезаться можно.
Август считал, что видел на свете любые ужасы, пока не столкнулся с Софией: мелочной и жестокой натурой, природы которой нельзя понять. Впервые за всё время своего пребывания в Арфоморе гость с поверхности чувствовал себя по-настоящему обречённо, глядя на окружающую острова бездну с абсолютной безнадёжностью. Он не слышал её смеха и не видел ухмылки, но знал, что София неистово довольствовалась собой.
– Что будет с мальчиком?
– Поищем родных. Или в приют определим.
– У него есть мать, она работает в Ордене. Я… подслушал их разговор с покойной бабушкой.
– Вы ничего подозрительного не заметили? Вы сидели ближе всего к пострадавшей.
К разговаривающим присоединилось ещё двое из Ордена, вставших позади коллеги и внимательно слушавших Августа.
– Я… я…
Август так до конца и не понимал насколько произошедшее с ним и той женщиной являлось нормой для Арфомора – что, если сейчас его обвинят в случившейся трагедии? А есть ли у его совести неопровержимые доказательства, что он действительно не виноват?
– Понимаете ли, я… уснул по дороге и, может мне конечно показалось, но… – Август незатейливо почесал затылок – кажется, я видел, что в оконной раме образовалось стекло.
– Стекло? Это точно? Когда?
– Стекло как стекло: холодное такое, прозрачное. Это случилось прямо в середине пути.
– Скажите пожалуйста, – спросила девушка в форме – а часто ли вы в жизни с ним сталкиваетесь? Вы говорите о стекле как о чём-то…
– Как о чём-то привычном. – добавил старший инспектор – Женщина тогда ещё была жива?
– Я не знаю. Там было очень темно, а я не смотрел назад.
– Вам придётся пройти с нами в Немезиду. Для допроса.
– Я вообще-то уже связан, разве нет?
– Теперь у вас две причины.
Глава 7: Принципы светской беседы
1
– Ещё раз: что произошло в вагоне? Повтори каждое своё действие, вспомни детали, которые упустил. Не может быть, что всё было так, как ты говоришь. – писарь в тёмных очках сидел с блокнотом напротив подозреваемого и требовал ответа.
Август молчал – то ли в горле пересохло, то ли рассказывать в шестой раз одну и ту же историю было уже невыносимо. Усталость тянула цепями на дно моря скуки при одной только мысли о том, что весь рассказ о поездке к центральному острову придётся пересказать вновь: слышать одни и те же уточняющие вопросы, видеть как стенографическая машина пишет с монотонным постукиванием, высасывая чернила из круглого прозрачного бака рядом, дышать спёртым воздухом комнаты для допроса, в которой пахло грязным тряпьём и ржавчиной. Члены Ордена словно бы хотели услышать от него что-то другое, но Август раз за разом удивлял пустотой и бессмысленностью своих показаний – партизанский опыт научил многому о вранье. В конце концов, разве мог он рассказать Ордену о Софии после того как увидел что бывает с теми, кто в неё верит?
– Я долго ещё буду ждать? Рассказывай.
– Послушайте, зачем мы это делаем? По-моему, я ясно дал понять, что больше мне говорить нечего. Вам самим не надоело слушать от меня одну и ту же историю?
– Конечно же! Ещё как надоело! Но пока я не пойму откуда взялось стекло, и как ты убил пожилую женщину, то ты даже со стула не встанешь, харя. Будем говорить правду?
– Господь всемогущий, смилуйся надо мной…
– Что-что? Кто там «смилуйся»? Это кто-то из ваших?
– Из кого, извольте? – Август исподлобья взглянул на допрашивающего.
– Из софиистов.
Август томно и тяжело выдохнул, съезжая ногами вперёд в попытке расположиться на стуле лёжа.
– Я не из софиистов. Я, быть может, скоро у вас милости просить буду. Я уже не могу снова и снова говорить про этот проклятый вагон. Ну да, сел я. Ну поехали, ну свет погас. По дороге я заснул, а когда проснулся, то бабка уже упокоилась. Всё.
– Самому врать не надоело? Ты где стекло берёшь, а?
– О-ох, ты просто невыносим… Можно я хотя бы просто помолчу, пока мы ждём Айрин?
– Для тебя она госпожа Кавáна.
– Откуда бы мне знать какая у неё фамилия? Пусть она будет кем угодно… – Август демонстративно уставился в потолок – Главное, чтобы, наконец, пришла.
– Не беспокойся, она придёт. А пока мы её ждём, ты расскажешь мне всю историю от начала и до конца. Итак, ты проснулся на помойке – дальше?
Писарь без всякой усталости нажал на кнопку, и пузатая зелёная машина, громко лязгая, зажевала новую упаковку бумаги, чтобы снова испачкать её ужасно надоевшим диалогом. Кто на самом деле вёл допрос: подозреваемый или допрашивающий? Спасительная металлическая дверь открылась за спиной Августа – Айрин всё же пришла на допрос к изнывающему от ожидания подозреваемому.
– Спасибо, Бадж, вы свободны. – сказала она рутинным командным голосом.
– Я могу остаться, если необходимо.
– Нет, спасибо, я хочу поговорить с Августом тет-а-тет.
– Стенограф отключить?
– Отключи, а бумаги оставь.
Писарь встал, поправил очки, вытянулся по стойке смирно и поспешил уйти. Затем, вспомнив про машину, он тут же вернулся, оперативно отключил её и, взглянув на Августа напоследок с глубоким презрением, удалился.
Дверь захлопнулась, и Август остался один на один с самым главным человеком в городе – главой Ордена, занявшей свой пост после смерти Основателя. Мало кто мог удостоиться такой чести – для этого надо было либо совершить что-то выдающееся, либо выдающимся образом напакостить. Вероятно, Август попадал в обе категории.
Айрин оказалась женщиной невысокого роста, средних лет и крепкого для её комплекции телосложения. Строгое сухое лицо украшал макияж, наличие которого в Арфоморе считалось признаком элитарности, а очаровательно вьющиеся волосы лишь немного уступали причёскам красавиц с французских журналов. Её сосредоточенность и деловитость сходу давали понять кто управляет ситуацией – она явно хорошо подходила на роль самой себя.
– Вы разрешите мне встать? – кокетничал Август – У меня от вашего подчинённого болит не только мозг, но и спина. Кажется, я скоро прирасту к этому стулу…
– Встань. Только ненадолго.
Август с облегчением принялся разминаться, стараясь лишний раз демонстративно прокряхтеть, однако Айрин излучала непреклонность и не отвлекалась на дешёвые манипуляции, продолжая готовиться к допросу. К концу прочтения составленных для неё бумаг она вновь пересобрала стопку документов, стукнула ею об стол и вопросительно посмотрела на подозреваемого.
– Всё, размялся? Садись. Давай разберёмся с твоим делом.
Август молча сел, расположившись на сей раз поближе к столу, за которым сидела Айрин. В свою очередь, она сняла с себя китель и повесила его на спинку своего кресла, оставшись в одной лишь полосатой чёрно-белой рубашке, на которой красовались неизвестные французу отличительные знаки. Ключом она открыла выдвижной ящик стола и достала оттуда совсем новенькую пачку сигарет «Уэсли: грифонские», с пикирующим крылатым чудовищем на обложке. Инстинкты вредных привычек бушевали в сердце пленного француза – тот с изнеможением смотрел на табак как на манну небесную. Глава Ордена взяла одну штуку и зажала её губами, пряча пачку обратно.
– Знал бы кто как я ненавижу эту привычку. – задумчиво сказала Айрин, поднося ко рту зажигалку – Я ненавижу табак, но Основатель настаивал на том, что «в порядочном городе он должен быть», так что я и по сей день вынуждена терпеть этот дым. Будто пыли нам мало.
– Прекрасно вас понимаю, Айрин, но вынужден не согласиться. Для меня две сигареты утром нужны не меньше горячего душа.
– Моя фамилия Кавана. Давай-ка ты всё-таки пока не будешь называть меня по имени, мы ещё не так хорошо знакомы.
Айрин сдержано посмотрела на него и взяла во вторую руку протокол задержания со стола. Август был очарован видом столь желанной сигареты в руках столь неприступной женщины, но всё же не смел просить её о любезности угоститься. При ярком свете настольной лампы он молча разглядывал её длинные шрамы на руках и на шее: порезам и ожогам было уже много лет.
– Скажи-ка мне честно, Август, – Айрин прищуривалась, читая текст – отчего тебе не сиделось на поверхности?
– Слушайте, я…
– Перед тем как ты начнёшь врать и выкручиваться – объясню: старший инспектор Керро доложил мне о тебе всё от и до.
– Мне пришло письмо о том, что некий человек желает купить у меня статуэтку. Совершить сделку было решено на острове, на поверхности, так что мы туда отправились по морю. Меня обманули, и статуэтку украли. Я погнался за похитителем и оказался здесь – предполагаю, что похититель был родом отсюда. Вот, пожалуй, короткий вариант.
– Итак, ты вёл здесь расследование, я правильно поняла?
– Не думаю, что это можно так назвать. Когда я вышел из лифта, то обратно он уже не запускался. В общем, я просто гулял по городу, хотел узнать про это место побольше.
– А ведь я столько лет боялась, что кто-то найдёт нас…
Айрин встала из-за стола и мрачно уставилась на висящую на стене карту города – десять островов Арфомора молчаливо глядели на неё в ответ.
– Хорошую историю ты придумал, Август. Но зря. Я ведь и правда хотела по-хорошему…
2
Боль стирала всякое ощущение времени: минуты, часы, а может и сутки Август провёл в застенках Немезиды, будучи допрашиваемым по делу о проникновении в город. С годами безделья его мышцы ослабли, отдышка измучивала после каждой пробежки, а спина ныла после каждого сна, но в одном бывший партизан никогда не старел – его воинский разум и стоическое терпение к боли. Ножницы, клещи, паяльная лампа – детский лепет перед застенками пыточных комнат Третьего Рейха, из которых партизан по прозвищу «Оптимист» бежал дважды.
Раздетый догола, Август несколько часов лежал на металлическом столе с одним электродом на груди и вторым на пальцах ног. Дознаватели сменялись один за другим, но француз из последних сил продолжал молчать, лишь иногда выкрикивая оскорбления в сторону горгон. Между ударами тока его обливали холодной водой, задавали вопросы, требовали признать вину в шпионаже, но Август отважно молчал.
Двери допросной распахнулись вновь – Айрин в сопровождении Керро отозвала из комнаты всех присутствующих и закрыла за собой дверь. Впервые почувствовав отсутствие ударов электрического тока, Август в бреду боли не смог высказать вслух ни единого слова, когда вновь увидел главу Ордена Горгоны – он лишь обессиленно стонал, крепко зажмуриваясь.
– Как долго длилась пытка? – встревоженно спросила Айрин.
– Двенадцать часов, госпожа.
– Я не давала согласия на такое, Керро. Твои методы заходят слишком далеко.
– Безопасность на первом месте. Что бы сказал Основатель, если бы видел перед собой шпиона с поверхности? Я уже давно намекаю вам на усиление охраны, разве нет?
– Это уже чересчур. Я люблю закон, а не вероломство. Сними с него эти электроды, нам нужно продолжить допрос.
Август с неистовой тяжестью открыл глаза – перед ним стоял Керро в медицинских перчатках, спешно снимающий с тела жертвы присоединённые проводки. Его лицо украшала поистине садистская улыбка, полная наслаждения процессом.
– Он сможет говорить? – спросила Айрин.
– Я думаю, что нужно его немного взбодрить.
Керро достал из-за пазухи длинный шприц, ловко провернул его в пальцах и с мастерством ввёл иглу под кожу француза. Тепло и жжение расползались по всему телу, расслабляя мышцы, успокаивая терзаемый ум.
– И давно ты стал таскать при себе целую аптеку?
– Госпожа Айрин, так было, в общем-то, всегда. Я думаю, что химия нам очень большой помощник.
– Итак… – Айрин подошла к жертве и положила шершавую ладонь ему на израненную грудь – Август, ты меня слышишь?
– Да. – тихо прошептал он.
– Я не хотела этого. Можешь мне не верить, но Орден не создан для тирании. Я просто пытаюсь защитить своих людей.
Давай тебя сюда подключим – тогда узнаешь побольше о методах работы своих людей, госпожа «невинная и добрая»…
– Да… – еле шевелил губами Август.
Нет! Я хотел сказать совсем другое!
– На выходе из лифта стоит наряд Ордена, охраняющий это место на случай, если объявится один из собирателей. Все эти люди исчезли без следа. Они погибли, Август. Где они сейчас?
– Иными словами, – добавил Керро – ты их убил, Авугст?
Что? Какие люди? Я не видел на входе никого!
– Да… Я…
– А я вам говорил, госпожа. Стоило мне только взглянуть на него…
– Подожди, Керро. Что случилось с ними? Что случилось с моими людьми?
– Ты их что, скинул в пропасть? – спокойные глаза Керро сияли от удовольствия.
Нет! Я никого не трогал! Когда я приехал в Арфомор, то никого на входе уже не было!
– Да… Скинул…
– Зачем, Август?..
Айрин отошла в сторону, сурово уставившись в угол допросной комнаты. Её кулаки сжимались в приступе подкатившего к горлу гнева, но она продолжала держаться хладнокровно. Разум Августа из последних сил доносил действительность в реальность затуманенного мозга, но с каждой секундой это становилось труднее.
– Вы, Август Ревиаль, подтверждаете, что находитесь в Арфоморе незаконно на протяжении последних двух лет? – Керро наклонился над пыточным столом и вёл записи в своём блокноте.
– Подтверждаю…
Нет! Нет! Я не подтверждаю! Что ты со мной сделал?!
– Вы, Август Ревиаль, в трезвом уме и здравой памяти совершили тяжкие преступления с целью сокрытия улик, верно?
– Верно…
– Поломка ретранслятора, поломка «Солнца-14», угон драйканы №22 – это всё ваши преступления? Расскажите о них.
– Я не могу в это поверить, Керро. – вмешалась Айрин – Неужели этот человек и был тем самым шпионом?
– Я… Я совершил преступления… Потому что я… С поверхности… Les chiens nazis… Ils m'ont attrapé après tout… [Нацистские собаки… Всё-таки поймали меня…]
– Язык Софии, госпожа Кавана. – констатировал Керро.
– Значит софиисты действительно задумали прорвать нашу охрану и выйти наружу? Я просто слепая дура, Керро. Мне стоило прислушиваться к тебе почаще…
– Ничего страшного, Айрин. Основатель не мог предсказать все беды города. Что будем делать с Августом?
– Продолжай допрос.
– Август, ответьте на самое главное наше подозрение: вы работали один?
Шогголо! Вот за кем я гнался! Это он убил охрану!
– Один…
– Назови имя сообщника! – вмешалась Айрин.
Шогголо! Его звали Шогголо! Мы вместе приплыли на остров, и он попытался меня убить! Я невиновен! Я просто хотел забрать свою статуэтку!
– Статуэтку…
– Он опять говорит заготовленную легенду. И это после всех часов пыток, представляете? – Керро мастерски играл удивление.
– Август, мы всё ещё можем тебе помочь. Расскажи нам что знаешь, прошу.
Это не меня вам надо сейчас пытать! Боже, смилуйтесь…
– Смилуйтесь…
– Кажется, нужна ещё одна доза.
– Хватит, Керро! Август, просто скажи нам имя – кого нам нужно искать, если ты работал не один?
Шогголо – зрелый, невысокий, татуировка с горгоной, куриный нос, впалые щёки. Умеет водить катер, пользуется вашими вещами, наверняка умеет запускать лифт.
– Шогголо…
– Старое имя. Наверняка кто-то из софиистов. – отметила Айрин.
– София – это бредни журналистов. Богов не существует, а софиисты просто поклоняются выдуманному фольклору.
– Думайте как хотите, Керро, но я слышала в их словах разумность. Вам никогда не казалось, что в пустоте всё-таки что-то есть?
– Такие пустоты являются нормой для геологии. Не переживайте об этом, Айрин.
Так вы и не догадываетесь?! София нисколько не выдумана!
– Н-на…
– Впервые мне жаль преступника. Вы явно переборщили с пытками, Керро… Надо решить судьбу Августа.
– Не надо ничего решать – убить прямо здесь.
– Я не позволю попирать закон в моём присутствии. Даже вам, старший инспектор.
– Тогда под суд и на каторгу.
– Нет. Если будет суд, то придётся официально признать, что шпион действительно проник в город. Предлагаю отправить его в тюрьму к пожизненным прямо сейчас. Втайне.
– С удовольствием.
– И ещё кое-что, Керро: я надеюсь, что вам хватит сил унять вашу увлечённость. Август должен быть живым и здоровым.
– Зачем он нам?
– Сделаем из него собирателя. Сотрём память, выдадим задачу и пошлём его в одну из этих «стран» наверху. Пускай принесёт нам то самое «телевижение», о котором говорил последний собиратель.
Глава 8: Казённый дом приветствует нового жителя
1
Звёзды ярким узором окутывали небосвод, освещая путь партизанам. Ими двигали вперёд лишь остатки собственной чести и внутренней силы, которые захватчики не могли у них отнять. Чем больше Рейх пытался забрать у страны, тем больше людей вставали под знамёна Маки́ – сопротивления Франции, не дававшего покоя расслабившимся гарнизонам захватчиков и коллаборационистов. Пока свободные остатки мира – от далёкого Владивостока до скалистого Эдинбурга – борются с фашистским злом в открытом бою, кто-то содействует им в тени, не желая мириться с подчинением – партизаны Балкан, Восточной и Западной Европы, покорённых Германией стран.
Почувствовав кровь один раз, Август уже не мог отказать себе в адреналине и вкусе железа во рту. Слухи по всей Франции разносились как чума: знаменитый «Оптимист» прослыл идеалистом, воевавшим за свободу и честь страны. Однако когда месье Ревиаль смотрелся в зеркало, то видел в отражении далеко не героя, но ревностного убийцу, жадного до смерти тех, кто разрушил его дом и надежды на будущее. Для него «свободная Франция» могла подождать перед таким несомненно важным делом как пресловутая месть – напиться крови кровопийц.
Маки разбили лагерь рядом с заброшенным колодцем, которым, кажется, уже столетие никто не пользовался. Дорога была долгой и опасной – патрули сновали в последнее время особенно рьяно, с тех пор как слухи о бегстве Рейха с территорий СССР и высадке Союзников в Италии дошли до местного военного губернатора Хейна, лютовавшего и устрашавшего даже собственных подчинённых. Чёрный орёл сильно опасался поражения, чувствуя как теряет прежнюю хватку. К людям по всему миру возвращалась надежда, что у них есть шанс вскоре вернуться к мирной жизни, которая, разумеется, прежней уже никогда не будет. Каждый ждал первого свободного вдоха на перерождённой огнём и порохом земле. Но где есть будущее, когда не пережито настоящее? Маки всё также сидели у костра, подсчитывая припасы и готовясь к длительному переходу к долинам Луары.
Луи преспокойно наблюдал за природой в попытках побороть чувство нависшей тревоги. Он хотел запомнить каждый зелёный стебель, каждый яркий цветок, который рос на окраине майского лиственного леса. Ему искренне верилось, что однажды ему удастся достать настоящий холст с красками, и явить миру свой талант, но пока что рисовать удавалось лишь красным и чёрным – и далеко не на холстах.
– Луи, жирная ты котлета, когда наконец уже встанешь?