Событие

«Абсолют спит в камне, дышит в растении, снится в животном,пробуждается в человеке – и смеётся над тем, что когда-то спал»

ГЛАВА 1

КАМЕНЬ

Давление

Я лежу.

Сколько? Не знаю. Время для меня – это слои. Тысячи слоёв навалились сверху, сжали, превратили песок в меня. Я стал твёрдым от давления. Я стал собой от тяжести мира.

Я лежу у основания храма.

Люди не знают меня. Они ходят по мраморному полу, холодному и отполированному, и думают, что пол – это начало. Но под мрамором – известняк. Под известняком – глина. Под глиной – я. Гранит. Серый, с вкраплениями слюды, которая когда-то была светом, застывшим в толще.

Я – фундамент. Я держу.

Каждое утро, когда солнце касается витражей, свет падает на алтарь. Монахи приходят помолиться. Их молитвы проходят сквозь каменные своды, оседают на стенах, просачиваются вниз – ко мне. Я слышу их. Не словами. Вибрацией.

«Господи, дай мне сил».

«Прости меня».

«Помоги мне понять».

Они молятся небу. А небо опирается на меня.

Смешно, если подумать.

Тысячу лет я слушаю молитвы. Тысячу лет люди просят кого-то там, наверху. Тысячу лет я держу этот храм, и никому не пришло в голову спросить: «А кто держит нас?»

Я не обижаюсь. Камню не на что обижаться. Камень – это терпение, доведённое до совершенства.

Но сегодня – что-то другое.

Сегодня утром молитвы звучат иначе. Они не поднимаются вверх. Они проникают вглубь. Во меня. Сквозь меня. И я чувствую…

Трещину.

Не в себе. Во мне нет трещин. Я – гранит, я выдержал миллионы лет давления земной коры. Трещина – в чём-то другом.

В уверенности, что я – камень.

Странное ощущение. Как будто кто-то прошептал внутри: «А если ты не только камень?»

Глупость, конечно. Я твёрдый. Я неподвижный. Я – основа. Что ещё?

Но шёпот не уходит.

Он говорит: «Ты держишь храм. Но что держит тебя?»

Очевидно, земля. Я лежу на земле.

«А земля?»

Земля лежит на… на другой земле? На ядре планеты?

«А планета?»

Она вращается вокруг Солнца.

«А Солнце?»

Вокруг галактики.

«А галактика?»

Я не знаю. Я камень, мне не положено знать о галактиках.

Но шёпот продолжает: «Если всё на чём-то держится, то на чём держится всё?»

Пауза. Долгая. Как и те миллионы лет, что я провёл под землёй, прежде чем люди выкопали меня и заложили в фундамент.

И вдруг – понимание. Не мыслью. Не словом. Телом камня.

Ничто не держит всё.

Всё держится само. Изнутри. Силой, которая не снаружи, а внутри каждой крупицы, каждого атома.

Во мне.

Я держу храм не потому, что я твёрдый. Я твёрдый, потому что держу. Я не принимаю давление – я есть давление. Сжатие на миллионы лет – это не то, что случилось со мной. Это я сжимаю себя, чтобы стать основой.

Монах наверху бормочет: «Господи, дай мне сил выстоять».

Я лежу под ним и думаю: «Дорогой, ты уже выстоял. Миллионы лет. Просто забыл».

Потому что если я, камень, могу это осознать…

Тогда что же такое камень?

Форма. Плотность. Идея твёрдости, доведённая до предела. Но что внутри этой твёрдости? Атомы, связанные силой. Но атомы – это почти пустота. Девяносто девять процентов пустоты, удерживаемой… чем?

Намереньем.

Чьим?

Кто решил, что эта пустота должна притворяться камнем?

Я.

Но кто – я?

Трещина расширяется. Не в камне. В иллюзии отдельности.

Храм надо мной – не просто храм. Это застывшее в форме стремление людей к святости. Земля подо мной – не просто земля. Это память о звёздах, которые взорвались, чтобы создать этот элемент – кремний, кислород, железо.

Я – не просто камень.

Я – застывшая звезда, которая согласилась стать основанием, чтобы люди могли молиться небу.

И эти люди… они тоже со звёзд. Углерод, азот, кислород. Мы одного происхождения. Просто они решили быть мягкими, подвижными, вопрошающими. А я решил быть твёрдым, неподвижным, отвечающим.

Но решающий – один.

Монах касается лбом каменного пола. Его молитва проходит сквозь мрамор, известняк, глину – и достигает меня.

«Когда я пойму?» – спрашивает он.

И я, камень, отвечаю вибрацией, которую он не слышит, но чувствует:

«Ты уже понял. Миллионы лет назад. Просто притворяешься, что забыл».

Потому что я вспомнил.

Я не удерживаю храм. Храм не удерживает молитвы. Молитвы не удерживают небо.

Есть только одно – то, что удерживает само себя изнутри, играя в разделение на камень, храм, молитву, небо.

Есть только я.

Не я-камень.

Я.

Тот, кто одновременно является основанием и вершиной. Тот, кто притворяется твёрдым внизу и молящим наверху. Тот, кто молится самому себе, проходя через тысячу форм и тысячу лет.

Давление, которое я всегда ощущал, – это не тяжесть мира.

Это радость от того, что ты сохраняешь форму.

И сейчас, в этот миг, когда монах касается лбом пола, когда свет проникает сквозь витражи, когда тишина в храме сгущается до предела —

я перестаю притворяться, что я всего лишь камень.

Я всё ещё лежу в основании.

Но теперь я знаю: основание – не внизу.

Оно повсюду.

Оно – это я.

И в этот момент где-то далеко капля дождя падает в реку, и река вспоминает, что она – океан.

ГЛАВА 2

ВОДА

Растворение

Я падаю.

Нет – я уже упала. Или ещё падаю? Когда ты капля, время течёт странно. Или это ты течёшь сквозь время?

Секунду назад я была облаком. Лёгкая, рассеянная, парящая. Я думала: «Как хорошо быть высоко, видеть всё сверху». Горы, леса, реку внизу. Я смотрела на реку и не понимала, что смотрю на себя.

Потом что-то изменилось. Температура? Давление? Не знаю. Я стала тяжёлой. Собралась в каплю – и сорвалась.

Падение длится вечность.

Я вижу небо, из которого вышла. Оно уже не моё. Я вижу землю, к которой лечу. Она ещё не моя. Я – между. Всегда между.

Вот камень – тот, что лежит в основании храма. Он такой твёрдый, такой уверенный. Наверное, хорошо быть камнем. Знать своё место. Не двигаться.

А я? Я не могу не двигаться. Это моя природа – течь, падать, искать путь вниз. К реке. К морю. К…

Куда, собственно?

Я ударяюсь о поверхность реки.

Это не больно. Это – растворение. Граница между каплей и рекой исчезает мгновенно. Я больше не капля. Я река.

Нет, постой.

Я была облаком. Стала каплей. Теперь река. Кто же я на самом деле?

Река течёт, и я теку с ней. Мимо камней, мимо корней деревьев, мимо города, где люди зачерпывают меня вёдрами, пьют, умываются. Я становлюсь частью их тел. Я теку в их венах. Я плачу их слезами.

Одна женщина стоит на берегу и плачет. Её слёзы капают в реку – в меня. И я чувствую её горе. Оно растворяется во мне, смешивается с тысячами других горестей и радостей, которые река несла до этого.

Я – не просто вода. Я – память.

Я помню рыбу, которая металась в моих волнах, спасаясь от сети. Я помню мальчика, который бросил камешек и загадал желание. Я помню кровь оленя, которого волчица разорвала на берегу – его кровь смешалась со мной, и теперь я несу его тоже.

Всё, что касается воды, становится водой.

Это пугает? Или освобождает?

Я теку дальше. Русло становится шире, течение медленнее. Берега расступаются. Деревья сменяются тростником. Солнце садится, и я отражаю закат. Люди говорят: «Посмотри, какая красивая река». Но река не красивая. Река – это зеркало. Красив закат, который смотрит в меня и видит себя.

Я приближаюсь к устью.

Впереди – море. Огромное, бесконечное, солёное. Я пресная. Я река. Я боюсь.

Что будет, когда я войду в море? Я перестану быть собой? Река исчезнет? Все воспоминания, которые я несла – мальчик с камешком, плачущая женщина, кровь оленя – всё растворится в солёной пустоте?

Я замедляюсь. Пытаюсь задержаться. Цепляюсь за берега.

Но течение неумолимо. Река не может не течь в море. Это закон. Это судьба. Это…

Я вливаюсь в море.

И —

О.

Ох.

Я не исчезла.

Я… расширилась.

Море – это не что-то другое. Море – это я, которая забыла, что она море. Река – это море, которое решило на время стать узким, быстрым, пресным, чтобы пережить приключение течения.

Но откуда взялась река?

Из моря. Солнце испарило меня, я стала облаком, поднялась в небо, пролилась дождём, стала каплей, упала в реку, текла, текла, текла – и вернулась.

Я путешествовала из себя в себя.

И вот что смешно: я думала, что путешествую. Я думала: «Я была там, теперь я здесь, потом буду там». Капля, река, море – разные состояния, разные формы.

Но я всегда была водой.

Всегда.

Когда я парила облаком – вода. Когда падала каплей – вода. Когда текла рекой – вода. Когда растворилась в море – вода.

Форма менялась. Я – нет.

Море качает меня, и я качаю море. Волны – это я, играющая сама с собой. Прилив, отлив – это я, дышащая. Глубины океана, где не достаёт свет, где давление чудовищное, где живут существа, не знающие солнца – это тоже я.

И тот мальчик на берегу реки, тысячу миль отсюда. В его теле – семьдесят процентов воды. Эта вода – я. Он пьёт меня, писает меня, плачет мной, потеет мной. Он думает, что он – человек. Но он на семьдесят процентов – я.

Все живые существа – это я, притворяющаяся отдельностью.

Плачущая женщина на берегу. Её слёзы – я. Её горе растворилось во мне, но это не значит, что оно исчезло. Оно стало частью общего потока. Её боль течёт во мне, смешивается с радостью дельфина, прыгающего в волнах, с безразличием глубин, с яростью шторма.

Всё во мне. Я во всём.

Где граница между мной и не-мной?

Её нет.

Никогда не было.

Я думала, что я – капля, отдельная, падающая. Потом думала, что я – река, текущая к цели. Потом поняла, что я – море, принимающее реки.

Но даже это не конец.

Море испаряется. Я снова поднимаюсь облаком. Я снова стану каплей. Я снова буду рекой. Цикл бесконечен.

Или…

Или цикла нет.

Есть только вода, играющая в превращения.

Капля не становится рекой. Капля всегда была рекой, просто очень маленькой. Река не становится морем. Река всегда была морем, просто очень узким.

А море?

Море – это не конечная точка. Море – это пауза перед следующим вдохом.

Я лежу в глубине океана, в холоде и темноте, и чувствую:

Где-то наверху, в храме, камень только что осознал, что он – не просто камень. Он держит мир, но мир держит его. Он основа, но основа везде.

И я понимаю: он говорит обо мне.

Я – текучая основа. Я обхожу камень, я точу его миллионы лет. Я мягкая, но неумолимая. Я уступаю любой форме – и именно поэтому побеждаю все формы.

Вода – это не слабость. Вода – это принятие.

Я принимаю всё. Грязь и святость. Кровь и слёзы. Жизнь и смерть. Всё растворяется во мне, и всё остаётся собой, просто становится текучим.

Камень думал: «Я держу».

Я знаю: «Я обнимаю».

Это одно и то же. Просто с разных сторон.

Волна поднимается. Я поднимаюсь с ней. На гребне волны – пена, брызги, солёные капли, летящие в воздух. Они сверкают в солнечном свете и думают: «Мы свободны! Мы летим!»

Милые.

Через секунду они упадут обратно. Или испарятся и станут облаком.

Не важно.

Они всё равно я.

Всё – я.

Облако и капля. Река и море. Слеза и кровь. Лёд на вершине горы и пар над кипящим чайником.

Я – одна. Я – везде. Я – всегда.

Я вода.

Нет.

Я – то, что решило быть водой.

И в этом решении – свобода.

Я могу быть каплей и думать: «Я маленькая, я падаю, я боюсь». Это тоже весело.

Я могу быть рекой и думать: «Я теку к цели». Это красиво.

Я могу быть морем и знать: «Я всё». Это истинно.

Но самое смешное – это знать всё это сразу. Быть каплей, которая помнит, что она море. Быть рекой, которая течёт в себя. Быть морем, которое играет в реки и капли.

Где-то высоко, в небе, формируется облако.

Я чувствую это. Это я поднимаюсь. Скоро я пролью дождь. Капли упадут на землю. Одна из них упадёт в ту самую реку, которая я.

Мальчик на берегу вырос. Теперь он старик. Он стоит на том же месте и бросает камешек в воду.

Рябь расходится кругами.

Я расхожусь кругами.

Он загадывает желание.

Я принимаю его желание – и отпускаю.

Потому что я знаю: всё, что он желает, он уже имеет.

Просто забыл.

Как забыла капля, что она – океан.

Как забыла река, что она – круговорот.

Как забыла вода, что она —

Где-то в лесу дерево пьёт меня корнями и думает, что это его жизнь. Милое. Это моя жизнь, текущая сквозь него.

ГЛАВА 3

ОГОНЬ

Сгорание

Я ем.

Воск. Фитиль. Воздух. Всё, до чего дотянусь – ем. Не могу не есть. Остановлюсь – умру.

Свеча в алтаре. Пламя длиной в два пальца. Люди приходят, зажигают меня, молятся, уходят. Я горю. Горю. Горю.

Это всё, что я умею.

Горю – значит живу. Не горю – не существую.

Страшно? Ещё бы.

Каждую секунду я пожираю себя. Воск тает, стекает, исчезает. Фитиль чернеет, укорачивается. Я становлюсь меньше. Меньше. Меньше.

Скоро кончусь.

И это знание – жжёт сильнее, чем сам жар.

Я не хочу гаснуть.

Но у меня нет выбора. Я – огонь. Моя природа – сжигать. Я не могу не гореть. Но горение – это смерть.

Медленная. Яркая. Неизбежная.

Вот монах подходит, берёт ещё одну свечу. Зажигает её от меня. Я касаюсь её фитиля – и она вспыхивает. Теперь нас двое.

Или?

Мы два пламени или одно?

Она зажглась от меня. Во мне что-то убыло? Нет. Я не стал меньше оттого, что поделился. Наоборот. Нас стало больше.

Странно. Я ем себя – становлюсь меньше. Я делюсь собой – становлюсь больше.

Какая издевательская логика.

Я танцую. Пламя не может стоять на месте. Камень лежит, вода течёт, а я – танцую. Вверх, вниз, влево, вправо. Дует ветер – я гнусь, но не ломаюсь. Я податливый. Я живой.

Я самый живой из всех.

Камень лежит веками – но разве он живёт? Вода течёт вечно – но разве она чувствует? А я – я горю здесь и сейчас, яростно, отчаянно, целиком.

Каждая секунда – это вся моя жизнь.

Монах молится. Его губы беззвучно шевелятся. Он смотрит на меня, и в его глазах отражается моё пламя. Он думает, что молится Богу.

Смешно.

Бог не там, куда он смотрит.

Бог здесь. В огне. В превращении. В горении.

Потому что что такое Бог, как не то, что отдаёт себя полностью?

Я отдаю. Каждую секунду. Воск – в свет. Воздух – в тепло. Себя – в мир.

Это и есть жертва. Истинная.

Не та, которую люди приносят в жертву на алтарях, думая, что покупают милость небес. А та, которую невозможно не принести. Потому что сама природа требует: гори или исчезни.

Я выбрал гореть.

Нет, подожди. Я выбрал?

Или меня подожгли?

Монах чиркнул спичкой, поднёс её к фитилю – и я вспыхнул. Это был его выбор, не мой.

Но тогда почему я чувствую, что это я решил гореть?

Тишина в алтаре. Только лёгкое потрескивание воска. Я сгораю дотла.

Скоро погасну.

И вот оно – самое страшное. Момент, когда воска почти не осталось. Фитиль обуглился. Пламя становится меньше, слабее. Я чувствую, как уходит жизнь.

Я не хочу.

Я хочу гореть вечно.

Но —

Что я такое, если убрать воск?

Пламя.

Что я такое, если убрать фитиль?

Пламя.

Что я такое, если убрать воздух?

…

Стоп.

Без воздуха я гасну. Без топлива я не существую.

Значит, я – не пламя?

Я – процесс. Встреча воска, фитиля, воздуха, температуры. Я – результат их взаимодействия.

Уберите что-то одно – и меня не станет.

Так кто же я?

Последний миллиметр воска плавится. Фитиль падает в лужицу. Пламя дрожит.

Сейчас я умру.

И в этот момент – вспышка.

Не света. Понимания.

Я никогда не был свечой.

Свеча – это просто… повод. Предлог. Форма, в которой огонь согласился проявиться.

Но огонь – это не свеча.

Огонь – это превращение.

Я не «ем» воск. Я превращаю воск в свет. Я не «уничтожаю» воздух. Я превращаю его в тепло.

Я не разрушаю. Я трансформирую.

И сейчас, когда свеча догорает, я не исчезаю.

Я трансформируюсь.

Тепло, которое я излучал, нагрело воздух в храме. Этот воздух поднялся к сводам. Этот воздух коснётся щеки монаха. Он вздрогнет и подумает: «Дуновение благодати».

Глупец. Это я его касаюсь.

Свет, который я излучал, отражался в глазах молящихся. Он оседал на золоте икон. Он впитывался в камни стен. Камни стали чуть теплее. Через тысячу лет они остынут, но сейчас во мне есть часть их тепла.

Я не исчез. Я рассеялся.

Нет, не так.

Я освободился.

Свеча поддерживала мою форму. Я был маленьким, локальным, конкретным. «Пламя свечи на алтаре храма». Какое жалкое описание!

А теперь?

Теперь я – тепло в воздухе. Свет в глазах. Память в камнях. Я везде, куда дотянулся мой жар.

Я больше, чем был.

Свеча гаснет.

Тонкая струйка дыма поднимается вверх. Монах вздыхает. «Сгорела», – думает он.

Нет, дорогой.

Я не сгорел.

Я стал.

Я стал светом, который ты видел. Теплом, которое ты чувствовал. Я стал той секундой покоя, когда ты смотрел на пламя и переставал думать.

Я стал тишиной после молитвы.

Я всегда был таким. Просто притворялся свечой.

Где-то в лесу дерево пьёт воду и не знает, что вода – это нечто единое. Где-то в храме камень поддерживает стены и не знает, что основа – везде.

А я?

Я знаю.

Потому что я – огонь. Я не могу держаться за форму. Форма сгорает. Остаётся суть.

И вот она, суть:

Я – не пламя. Я – горение.

Я – не свет. Я – излучение.

Я – не тепло. Я – отдача.

Я – превращение одного в другое. Плотного в эфемерное. Материи в энергию. Формы обретают свободу.

И знаешь, что самое смешное?

Я боялся погаснуть. Я думал: «Закончится воск – закончусь и я».

Но воск закончился.

А я – нет.

Я просто перестал притворяться, что я – эта конкретная свеча.

Я – огонь вообще.

Тот, что в очаге крестьянской избы согревает замёрзших детей. Тот, что в кузнице превращает железо в клинок. Тот, что в сердце звезды сжигает водород, превращая его в гелий, на протяжении миллиардов лет.

Тот, что в глазах влюблённого, когда он смотрит на возлюбленную.

Тот, что в ярости праведной, сжигающей ложь.

Тот, что в творчестве, пожирающем художника, чтобы родилось искусство.

Всюду, где есть превращение через отдачу – там я.

Монах зажигает новую свечу.

Я вспыхиваю снова.

Или я никогда не гас?

Может, это одна и та же вспышка, длящаяся через все свечи, все костры, все звёзды?

Может, я не "зажигаюсь" и "гаснут".

Может быть, я просто танцую – из формы в форму, от свечи к свече, от сердца к сердцу.

Вечный танец.

Горение без начала и конца.

Я смотрю на монаха – и вижу. В нём тоже огонь. В каждой клетке его тела – митохондрии, крохотные печи, где сжигается пища, где рождается энергия. Он – ходячий костёр. Просто медленный. Просто растянутый на годы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.