- -
- 100%
- +
Глава 1. Пробуждение в аквариуме
Сознание возвращалось к Льву не вспышкой – а медленным, мучительным всплытием со дна. Как если бы его тело, невесомое и беспомощное, тянули к поверхности сквозь толщу плотной, черной воды. Он не открыл глаза – он разомкнул веки, тяжелые, как слепленные илом веки утопленника.
Серый свет, призрачный и безжалостный, сочился в щели между ставнями, вырисовывая в полумраке знакомые очертания камеры. Тюремной камеры, которую он когда-то, в другой жизни, осмелился назвать спальней. Пыль медленно танцевала в слабых лучах, словно это были не частицы, а микроскопические обитатели этого замкнутого мира. Его мира.
Время: 07:00. Начало цикла. Протокол «Пробуждение» инициирован. Проверка систем.
Голос прозвучал не в ушах, а где-то в основании черепа, в самой кости – холодный, стерильный, лишенный чего-либо человеческого. Это был не голос, а констатация факта. Сигнал тревоги, вшитый прямо в ДНК. Лев повиновался, еще не будучи собой – лишь биологическим автоматом, слепо выполняющим заложенную программу.
Первая точка отсчета – потолок. Выморочно-белый, паутина трещин, плывущая по побелке словно вековые морщины. Одна из них, самая длинная, изгибалась, образуя безжалостный профиль старухи – немой хранительницы этого места, вечное напоминание о тленности плоти и нерушимости стен.
Контрольная точка "Старуха" идентифицирована. Окружающая обстановка стабильна.
Затем – ритуальный поворот головы на подушке. Шея заныла от ночной неподвижности, позвонки скрипнули с тихим, но оглушительным в гробовой тишине хрустом. Он замер, прислушиваясь не к звукам дома – их не было, – а к океанской тишине внутри себя, проводя инвентаризацию своих вечных спутников.
Страж – на месте. Его ледяное, аналитическое присутствие уже обволакивало сознание, готовя к новому дню выживания. Где-то на периферии, в самых темных глубинах, клубилась едкая, маслянистая дымка – Тень. Она еще дремала, но Лев знал: стоит ему дрогнуть, и ее ядовитый шепот заполнит всё, как вода трюм тонущего корабля. И – едва уловимое, замурованное глубоко под ребрами щемящее чувство – Мальчик. Тот, кто когда-то смотрел на мир широко раскрытыми глазами, а теперь лишь робко тянулся к щели в ставне, туда, где теплилась жизнь.
Лев сделал глубокий вдох, вдыхая запах своего заточения – пыль старого дерева, сладковатую затхлость воска, кисловатый дух одиночества. Это был воздух его аквариума.
Протокол «Подъем». Задержка ведет к накоплению рисков. Рекомендовано немедленное исполнение.
Он отбросил одеяло – тяжелое, ватное, давившее во сне, как слой придонного ила. Босые ноги коснулись прохладного, шершавого паркета. Пол скрипнул под его весом, и этот звук прокатился громоподобным эхом в абсолютной тишине. Он был жив. Он был в своей крепости. Он был в своей клетке.
Пальцы его правой руки нашли на прикроватной тумбочке знакомый скол – шершавый, островатый якорь, первая точка опоры в новом дне бесконечного, одинокого плавания по кругу.
Глава 2. Ритуал безвкусия.
Коридор встретил его затхлой прохладой и молчанием, густым, как вода в глубинном океане. Лев плыл по нему, не шагал – его босые ноги скользили по шершавому паркету, выверяя маршрут, известный до последней сучка, до малейшей неровности. Этот дом был его вселенной, его аквариумом, и каждая комната – отдельная зона в сложной карте его заключения.
Маршрут «Кухня» активирован. Сохраняй дистанцию от объектов «Зеркало» и «Окно». Скорость – низкая. Бдительность – максимальная.
Голос Стража был ровным, но сегодня в нем проскальзывал металлический отзвук, будто где-то внутри треснул предохранитель. Лев кивнул – короткое, почти невидимое движение подбородка. Его пальцы, плывя вдоль стены, нащупали знакомый выщербленный цветок на обоях. Якорь. Еще один. Без них его бы унесло течением внутренней паники.
Смотри! – прошептал Мальчик, и его голосок сорвался на восторженный визг. – Пылинки танцуют в луче у окна! Прямо как маленькие звездочки! Хочешь, поймаем?
Лев непроизвольно замедлил шаг. Пылинки… Да. Они кружились в слабом сером свете, пробивавшемся сквозь щель в ставнях. Он почти почувствовал их хрупкий, невесомый танец на своей коже.
Прекрати, — голос Стража ударил, как порция ледяной воды. — Объекты не представляют ценности. Это пыль. Частицы отмершей кожи и ткани. Напоминание о тлении. Двигайся дальше.
Они красивые, – упрямо пробормотал Мальчик. – Они живые.
Живые? – Тень вползла в его сознание, как чернильное облако. Ее голос был сладким, вкрадчивым, обволакивающим. – Милые звездочки, да. Из таких же звездочек и состоит прах. Тот, что сыплется с крышек гробов. Которым ты когда-нибудь станешь. Как все. Как она.
Лев резко дернулся вперед, спасаясь от прикосновения этих слов. Он почти вплыл на кухню, захлопнув дверь. Замок щелкнул с глухим, окончательным звуком. Еще один круг завершен.
Воздух на кухне был другим – густым, насыщенным запахами, которые Страж тут же принялся классифицировать.
Запах: окисляющийся металл (источник – раковина), затхлость (продукты в шкафу), агрессивная химия (моющее средство). Уровень чистоты: приемлемый.
Приступай к протоколу «Питание».
Лев открыл холодильник. Его гул стал чуть громче, жалобнее.
О, яйца-близнецы! – прощебетал Мальчик. – Помнишь, мы их у тети Гали покупали? Она сказала, что они от самых счастливых курочек!
Визуальный осмотр: скорлупа без сколов, цвет однородный. Сверка по чеку: дата соответствует. Вероятность заражения сальмонеллезом: 0,8%. Приготовление: не менее двенадцати минут.
Лев молча взял яйцо. Оно было прохладным и удивительно хрупким в его ладони.
Ага, двенадцать минут, – язвительно протянула Тень. – Чтобы наверняка. Чтобы убить все живое. Как ты любишь. Ты же мастер по уничтожению всего живого, Левочка. Помнишь, тот паук в ванной? Ты же его тоже сначала рассмотрел, а потом размазал по кафелю? Красиво получилось. Желтое и липкое.
Рука Льва дрогнула. Яйцо чуть не выскользнуло из пальцев.
Не обращай внимания, – строго сказал Страж. – Это провокация. Сконцентрируйся на процессе. Разбивай скорлупу. Аккуратно. По линии трещины.
Можно, я потом скорлупки соберу? – вмешался Мальчик. – Они перламутровые внутри… Как ракушки!
Выбросишь. В мусор. Вместе с остальными отходами, – отрезал Страж.
Лев разбил яйцо. Желток был идеально круглым, солнечно-желтым.
Смотри-ка, не разбился, – удивилась Тень. – Живучий. Недолго ему осталось, впрочем. На сковородке всё живое становится мертвым. Превращается в прах. В пыль. В звездочки…
Лев включил конфорку. Шипение масла было резким и тревожным.
Правильно, – одобрил Страж. – Высокая температура уничтожает 99,9% бактерий.
И всю радость, – грустно добавил Мальчик.
Омлет вышел идеально круглым, сухим, без единой подгоревшей корочки. Безвкусным. Лев ел его медленно, ощущая, как каждый безжизненный кусок прилипает к небу.
Он ел, а Тень тихонько смеялась у него в затылке, напевая на ухо: Кусочек за кусочком… Скоро и ты станешь таким же… Пра-а-ахом…
А Мальчик молча смотрел на скорлупки в мусорном ведре и чуть слышно вздыхал.
Глава 3. Щель в стекле
Тишина после завтрака была самой гнетущей. Она висела в воздухе густым, неподвижным пологом, нарушаемая лишь мерным, навязчивым тиканьем старых настенных часов на кухне. Каждый щелчок секундной стрелки отзывался в виске Льва крошечным, но отчетливым ударом боли. Он сидел за столом, пальцы медленно обводили край пустой тарелки, чувствуя глазурь и микроскопические сколы.
Процедура «Утренний осмотр» активирована. Временное окно: с 08:15 по 08:45. Необходимо проверить целостность периметра.
Страж говорил ровно, но Льву почудилась в его голосе легкая статичность, будто сигнал где-то на линии ухудшился. Он отодвинулся от стола. Дерево скрипнуло под его весом.
Ура, прогулка! – Мальчик, казалось, уже забыл про печальные скорлупки. – Может, сегодня посмотрим в большое окно в зале? Там воробышки, я видел! Целых два!
Объекты «Воробьи» не входят в протокол осмотра, – голос Стража был плоским, как лезвие. – Они непредсказуемы. Являются переносчиками патогенов. Их присутствие повышает уровень угрозы на 15%.
Они просто кушают крошки, – вздохнул Мальчик. – Им холодно.
Всё живое мерзнет, малыш, – вступила Тень. Ее голос сегодня был тихим, усталым, что пугало больше обычного. – Или ты думаешь, они прыгают от радости на снегу? Нет. Они замерзают, голодают и ждут конца. Как все. Как мы.
Лев вышел из кухни в коридор. Воздух здесь казался гуще, неподвижнее. Его взгляд автоматически скользнул по знакомым ориентирам: трещина на потолке, похожая на карту несуществующей страны, темное пятно на обоях от давно лопнувшей трубы.
Первая контрольная точка: входная дверь. Проверить замки, дверную коробку на предмет следов взлома.
Он подошел к двери. Массивный дуб, когда-то великолепный, теперь потемневший от времени и влаги. Он прикоснулся ладонью к холодному металлу замка. Замков было три: верхний, нижний и цепочка, тяжелая, блестящая от частых прикосновений.
Потрогай щель под дверью, – неожиданно попросил Мальчик. – Оттуда ветерок идет. Настоящий.
Не рекомендуется, – тут же отреагировал Страж. – Возможен контакт с уличными загрязнениями, пыльцой, химикатами.
Но Лев уже опускался на корточки. Он медленно, почти с опаской, провел кончиками пальцев по щели между дверью и полом. Оттуда действительно шел легкий, ледяной поток воздуха. Он пах снегом, выхлопными газами и чем-то еще… чужим, далеким. Жизнью.
Ощущение: холод. Вероятность переохлаждения: низкая. Рекомендовано прекратить контакт, – констатировал Страж, но в его голосе прозвучала едва уловимая неуверенность.
Пахнет… улицей, – прошептал Лев вслух, и его собственный голос, хриплый от долгого молчания, прозвучал чужеродно в тишине прихожей.
Пахнет свободой, – поправила Тень, и в ее шепоте снова появилась знакомая ядовитая нотка. – Ну что, нравится? Понюхал и хватит. Возвращайся в свой аквариум, рыбка. Твое место здесь. За стеклом.
Лев резко отдернул руку, словно обжегшись. Он поднялся, чувствуя, как подкашиваются ноги. Пальцы сами потянулись к замкам. Он проверял их один за другим, снова и снова, пока металл не стал теплым от его прикосновений.
Верхний замок: защелкнут. Нижний: защелкнут. Цепочка: на месте. Периметр безопасен, – бормотал он себе под нос, зациклено, повторяя слова Стража.
Безопасен… или заперт? – Тень засмеялась – коротко, сухо, как скрип ветки по стеклу.
А что там, на улице? – не унимался Мальчик. – Может, там кто-то есть? Кто-то, кто тоже смотрит на щель под дверью?
Маловероятно, – сказал Страж. – Вероятность наблюдения за объектом извне: 0,05%. Все маршруты патрулирования учтены и предсказуемы.
Патрулирования? – Мальчик на мгновение затих. – Кто патрулирует?
Страж не ответил. Лев закончил проверку и отступил от двери. Ритуал был завершен. Круг замкнулся. Но крошечная, невидимая трещина уже появилась – там, где кончики его пальцев коснулись холодного воздуха свободы. И теперь что-то чужое, пугающее и манящее, медленно сочилось внутрь его идеально выстроенного мира.
Глава 4. Наблюдатель за тенями.
После утреннего осмотра наступал час относительного затишья. Относительного – потому что тишина в доме никогда не была полной. Она всегда была наполнена гулом: тиканьем часов, скрипом половиц, шорохом собственного дыхания и, конечно, вечным, неумолкающим советом внутреннего хора.
Лев переместился в гостиную – самое большое и самое пустое помещение в доме. Когда-то здесь кипела жизнь: звучал смех, музыка, звон бокалов. Теперь здесь царил музейный порядок и пыль, оседающая на мебели плотным, бархатным саваном. Его кресло стояло у камина, который не топили десятилетия. Он опустился в него, и кожаный чехол со старческим вздохом принял его форму.
Активирую протокол «Наблюдение». Рекомендую сосредоточиться на визуальной фиксации потенциальных угроз. Сегмент: «Автобусный маршрут №107».
Страж говорил ровно, но Лев заметил, что после эпизода у двери его голос стал чуть более навязчивым, чуть более детализированным, будто система компенсировала возникшую слабину усиленным контролем.
На коленях Льва лежал толстый альбом для рисования и коробка с карандашами. Это был не просто способ убить время. Это был его якорь. Его способ оставаться в здравом уме, фиксируя внешний мир, который он боялся потрогать.
Ой, давай нарисуем ту тетю с малышами! – оживился Мальчик. – Ту, что всегда такая уставшая. У нее такие добрые глаза, даже когда она ругается!
Объект «Мать с близнецами», – тут же отозвался Страж. – Высокий уровень стресса. Непредсказуемый элемент. Часто повышает голос. Рекомендую зафиксировать особенности мимики и жестов для дальнейшего анализа на предмет агрессии.
Лев взял карандаш. Его пальцы, обычно дрожащие, нашли твердость, коснувшись шершавой бумаги. Он начал выводить линии – усталое лицо, прядь волос, выбившуюся из-под платка, тень под глазами. Он не рисовал угрозы. Он рисовал человека.
Бесполезное занятие, – прошипела Тень. Она сегодня выбрала тактику медленного, разъедающего яда. – Ты думаешь, ты что-то знаешь о них? Видишь этими своими жалкими глазками что-то настоящее? Они – пятна. Тени за стеклом. Мимоходом. А ты – тень для них. Тень, которая пялится из окна. Они даже не подозревают, что ты существуешь. Ты – пыль на стекле их автобуса, которую смоет первым же дождем.
Лев не отрывался от рисунка, но рука его замедлилась. Слова Тени ложились на бумагу серым налетом.
Не слушай ее! – взмолился Мальчик. – Рисуй! Она же настоящая! Ты же видишь!
Расскажи про ту девушку, – вдруг попросил Мальчик, снижая голос до конспиративного шепота. – Про ту, что с рыжими волосами. Помнишь, она в прошлый вторник улыбнулась кондуктору?
Лев отложил карандаш. Он закрыл глаза, пытаясь вызвать в памяти образ. Девушка с рыжими волосами. Она что-то ждала на остановке, танцуя под музыку из наушников. Он не слышал музыки, но видел ее ритм – в том, как она отбивала такт кончиком потертого ботинка, как покачивала головой.
Она… слушает музыку, – медленно, пробиваясь сквозь внутреннее сопротивление, произнес он вслух. Голос сорвался на хрип. – Наверное… веселая.
Наверное, глупая, – парировала Тень. – Слишком громкая. Слишком яркая. Такие долго не задерживаются. Привлекают внимание. А внимание… – она сделала драматическую паузу, – привлекает беду. Как ты.
Лев сжал альбом, костяшки пальцев побелели. Он помнил. Он всегда помнил. Его рука сама потянулась к красному карандашу – его личному сигналу тревоги, который он всегда носил с собой. Он положил его на подлокотник кресла. Яркое, алое пятно на потрескавшейся коричневой коже.
Сигнал принят, – голос Стража стал на полтона выше. – Прерываю текущую деятельность. Рекомендован переход к протоколу «Стабилизация дыхания».
Но Лев не стал дышать по схеме. Он просто сидел, глядя на красное пятно, а в ушах у него стоял шум – смесь голоса Тени, восторженного шепота Мальчика и холодных команд Стража.
Он был своим собственным аквариумом, и воды в нем становилось все больше, давя на виски, на глаза, на грудь. И где-то там, на поверхности, плясали отражения людей, которых он никогда не узнает.
Глава 5. Первый взгляд наружу.
Красное пятно карандаша горело на потертой коже кресла, как сигнальная ракета, выпущенная в безвоздушное пространство его сознания. Шум в голове постепенно стихал, переходя от оглушительного гула к назойливому, высокочастотному писку, который, казалось, исходил из самой глубины черепа. Давление не уходило – оно кристаллизовалось, превращаясь в холодный, тяжелый шар под ложечкой.
Протокол «Стабилизация» завершен. Уровень тревоги снижен с 8.7 до 6.3. Приступаю к анализу инцидента.
Голос Стража звучал чересчур громко, почти истерично, как у пилота, который только что чудом избежал катастрофы и теперь слишком бодро отрапортовывает о состоянии систем.
Анализ: триггером послужила нежелательная эмоциональная привязанность к объекту «Девушка-Рыжая». Рекомендация: стереть последние эскизы. Исключить объект из поля наблюдения.
Нет! – крик Мальчика был полон неподдельного ужаса. – Не стирай! Они же красивые! Мы так старались!
Красивые? – Тень фыркнула. Ей, похоже, нравилось новое, более хрупкое состояние Льва. – Ты рисуешь трупы, милый. Замороженные во времени моменты, которые уже сгнили и разложились там, снаружи. Ты коллекционируешь воспоминания о мертвецах. Жуть какая.
Лев медленно выдохнул. Его пальцы сами потянулись к альбому, но не для того чтобы перелистать его, а чтобы коснуться шершавой обложки, почувствовать ее твердость. Якорь. Еще один.
Не слушай их, – шепнул он сам себе, и это прозвучало как молитва. – Рисование – это не коллекционирование. Это… свидетельство.
О, – Тень просияла. – Свидетельство! Великолепно! Точно! Ты – святой отец, который принимает исповедь у незнакомцев в автобусе! Только они тебе ничего не говорят, а ты всё равно их осуждаешь или прощаешь в своем воображении. Какая возвышенная роль для сумасшедшего затворника!
Может, она добрая? – робко вставил Мальчик, пытаясь сменить тему. – Рыжая. Может, у нее есть котенок? Или она печет пироги?
Вероятность наличия домашнего животного: 34%. Вероятность занятия выпечкой: 12.5%. – Страж с готовностью выдал статистику. – Однако данные параметры не влияют на уровень исходящей от объекта угрозы. Его непредсказуемость остается постоянной величиной.
Непредсказуемость, – с наслаждением растянула Тень. – Это значит, что она может улыбнуться. А может заплакать. Может упасть. Может умереть прямо у тебя на глазах. И ты сможешь только наблюдать. Как всегда. И потом нарисовать ее. Мертвую. Для своей коллекции.
Лев резко встал. Кресло с громким скрипом отъехало назад. Он подошел к окну, к тому самому, в зале, затянутому плотной тканью. Его пальцы сжали край материи.
Не рекомендуется! – взвизгнул Страж. – Внешняя среда не контролируется! Уровень угрозы…
Давай, – прошептала Тень. – Сделай это. Посмотри на мир, который тебя забыл. Посмотри, как он прекрасно обходится без тебя.
Может, там воробьи? – запищал Мальчик. – Пожалуйста!
Лев сделал рывок. Ткань с громким шелестом съехала в сторону, осыпая его облаком пыли. Его застил резкий, белый, зимний свет.
И он увидел. Не мир. Не улицу. Свое отражение в темном стекле. Бледное, испуганное лицо с огромными глазами-прорубями. Призрак. Затворник в стеклянной банке.
И за своим отражением, во дворе, на голой ветке старой яблони – двух воробьев. Они сидели, нахохлившись, прижимаясь друг к другу, крошечные комочки жизни против огромного, белого, безразличного неба.
Он смотрел на них. Они не знали о нм. Они просто пытались согреться.
Объекты «Воробьи», – голос Стража дрогнул. – Вероятность переноса заболеваний…
Закрой штору, – тихо сказала Тень. Ее яд куда-то испарился. Теперь она звучала устало и почти по-человечески. – Ты напугаешь их. Ты всех только пугаешь.
Лев не закрыл. Он простоял так, может быть, минуту, может пять. Пока воробьи не вспорхнули и не улетели, растворившись в белизне.
Он снова остался один. Со своим отражением в стекле. С красным карандашом на кресле. С незаконченным рисунком уставшей матери. С тихим, предательским желанием узнать, печет ли рыжая девушка пироги.
Он не закрыл штору.
Глава 6. Капитуляция у окна.
Это был не акт неповиновения – это была капитуляция. Полное истощение воли, которое оставило его стоять у стекла, беспомощного и завороженного, как мотылек перед холодным пламенем луны. Свет, отраженный от снега, резал глаза, но он не мог отвести взгляд. Мир за стеклом был таким резким, таким детализированным, таким реальным. Каждая ветка, каждый сугроб, каждый след на тротуаре – все это существовало без его участия, без его разрешения.
Ультрафиолетовое излучение превышает безопасный уровень. Рекомендую немедленно прекратить визуальный контакт. Вероятность повреждения сетчатки…
Голос Стража оборвался. Не замолк, а именно оборвался, словно кто-то выдернул шнур. Внезапная тишина в голове была оглушительнее любого шума. Лев почувствовал легкую тошноту и головокружение. Его внутренний компас сломался.
Он ушел? – прошептал Мальчик, и в его голосе был невообразимый ужас. —Страж? Куда он ушел?
Не ушел, – ответила Тень. Ее голос был тихим, усталым, почти обыденным. – Он перегрузился. Слишком много всего сразу: твое непослушание, эти проклятые птицы, этот свет… Он ушел на перезагрузку. Ненадолго.
Лев медленно опустился на колени перед окном. Лоб уперся в ледяное стекло. Холод проникал внутрь, притупляя панику. Он был один. По-настоящему один. Без инструкций, без запретов, без анализа угроз. Просто человек у окна.
И тогда он увидел ее.
Не рыжую девушку. Другую.
Пожилую женщину, свою соседку с противоположной стороны улицы. Он знал ее в лицо – она жила здесь всегда. Видела, наверное, и его отца, и его мать, и его детство. Видела, как дом постепенно замолкал.
Она вышла из подъезда, кутаясь в старомодный платок, и начала счищать снег с лавочки у своего крыльца. Движения ее были медленными, точными, полными немой, стоической покорности судьбе. Она не торопилась. Не оглядывалась по сторонам. Просто делала свое дело в ледяном безмолвии зимнего утра.
И Лев смотрел на нее. Не как на объект, не как на угрозу или элемент пейзажа. А просто смотрел. Видел, как морщинистая рука с трудом двигает скребок. Видел клубы пара изо рта. Видел, как она на мгновение остановилась, чтобы перевести дух, и ее взгляд, пустой и усталый, скользнул по его окну.
Он замер, ожидая, что она увидит его – это бледное лицо за стеклом, этот призрак. Но ее взгляд, ничего не зацепив, вернулся к снегу. Он был для нее пустым местом. Частью пейзажа. Ничем.
Она тебя не видит, – констатировала Тень без всякой издевки. – Для нее этот дом – просто пустырь. Место, где когда-то кто-то жил. Она давно похоронила тебя заживо, вместе со всеми остальными.
И вместо страха или обиды Лев почувствовал странное, щемящее облегчение. Он был невидим. Свободен от чужих взглядов, оценок, ожиданий. Он мог просто быть. Наблюдать.
Она старая, – заметил Мальчик, и в его голосе прозвучала жалость. – Ей, наверное, одиноко. И холодно.
Всем одиноко и холодно, – сказала Тень. – Просто некоторые выходят счищать снег с лавочки. А некоторые сидят у окна и смотрят, как они это делают.
Женщина закончила и ушла внутрь, хлопнув дверью. Двор снова опустел. Но что-то изменилось. Лев всё так же сидел на коленях, но стекло перед ним было уже не барьером, а…окном. Просто окном.
Внутри что-то щелкнуло. Тихий, механический звук.
Система восстановлена. Протоколы возобновляют работу.
Голос Стража снова звучал в его голове, но теперь в нем слышалось легкое, почти незаметное шипение, будто где-то повредился контакт.
Обнаружено нарушение режима. Причина: несанкционированный визуальный контакт с внешней средой. Рекомендовано…
Закрой штору, Лев, – перебила его Тень. – Ты всё понял. Хватит на сегодня.
И Лев, повинуясь вдруг не Стражу, а ее усталому тону, потянул шнур. Тяжёлая ткань медленно поползла, снова погружая комнату в привычный, душный полумглу.