- -
- 100%
- +
Глава 1. В сердце подземелья.
Алла сидела в полутемной комнате, обитой звукоизоляционными панелями. Старый плащ висел на спинке кресла, а рядом на столе стояла чашка с давно остывшим чаем. Свет от монитора мягко освещал её лицо, подчеркивая морщины и усталость, глубоко врезавшуюся в черты. Её седые волосы были аккуратно заплетены в тугую косу и собраны наверх шпильками – привычка, от которой она не отказывалась, даже в убежище. Взгляд женщины был устремлён в экран, где транслировалась видеопанорама поверхности – улиц города, скрытых густым белым туманом.
Она прищурилась, стараясь различить силуэты. Где-то в кадре промелькнула тень – слишком быстрая, чтобы быть обычным зверем. Алла затаила дыхание.
– Опять они… – прошептала она себе под нос, щёлкнув мышкой и увеличив изображение. – Полуденница… И Беляна. Когда же вы насытитесь?
Видеокамера, установленная на крыше старого музея, посылала нечеткий, но устойчивый сигнал. Это было их «окно в мир», единственный безопасный способ наблюдать за внешним миром. Выходить наружу было смертельно опасно: с тех пор как город поглотил Туман, все изменилось.
Алла прикоснулась пальцами к экрану, будто хотела стереть серую завесу, висящую над улицами.
– Я ведь помню, какой он был, – тихо сказала она, обращаясь то ли к себе, то ли к экрану. – Город. Живой. Шумный. Весёлый. Даже шум машин казался тогда музыкой. А теперь… Только стоны и скрежет когтей.
Сзади послышались шаги. В комнату вошёл молодой парень – Пётр, один из немногих выживших, кто присоединился к ней в убежище.
– Вы опять за этим, Алла Викторовна? – Он остановился у порога, уважительно, но обеспокоенно глядя на неё. – Вам надо отдохнуть. Вы не спали уже больше суток.
Алла не отвела взгляда от экрана.
– А ты знаешь, Пётр, когда-то я мечтала жить у моря. Слышать шум прибоя, кормить чаек… – Она тихо усмехнулась. – А теперь я живу в подземке и кормлю страх.
– Мы все боимся, – сказал он, подходя ближе и кладя руку ей на плечо. – Но мы держимся. Благодаря вам.
Алла, молча, кивнула. Снова вгляделась в экран. В тумане появились два силуэта. Один двигался плавно, почти танцуя, второй – извиваясь, будто парил.
– Это они, – прошептала она. – Полуденница… и Беляна. Сестры магии и тумана. Проклятье этого города.
На секунду в её глазах вспыхнул огонь. Но затем он угас, уступив место печали.
– Они забрали мою дочку, Пётр. Она больше не вернется. Она исчезла без следа. Моя Лидочка – Алла крепко сжала губы. – Я не могла её защитить. А теперь – слежу, наблюдаю, жду… вдруг увижу хоть тень.
Пётр ничего не ответил. Он просто остался рядом, в молчаливой солидарности, в этой комнате, где свет экрана был единственным источником тепла.
Снаружи по-прежнему витал Туман, пропитанный шепотом. А под землей, в глубоком убежище, Алла продолжала смотреть. Потому что в её сердце жила последняя искра надежды – увидеть, понять, дождаться.
– Мы найдём Лидию, я обещаю, – голос Петра прозвучал глухо в бетонных стенах убежища.
Он стоял рядом с Аллой, его пальцы сжались в кулак, а взгляд не отрывался от экрана, где в тумане едва угадывались очертания улиц. Экран слегка мерцал, словно неуверенно подтверждая его слова.
Алла тяжело вздохнула, не оборачиваясь к нему. Она устала надеяться. Устала верить.
– Мы и так ищем уже больше года, – прошептала она, и в этих словах не было ни злости, ни упрёка – только бескрайняя усталость. – Каждый день. Каждый вечер. Каждую ночь.
Пётр опустился на корточки рядом с её креслом, посмотрел на её профиль – строгий, сдержанный, иссечённый тонкими морщинами, как карта памяти.
– Не надо терять надежду, – мягко сказал он. – Ты сама нас этому учила. Что пока жив – не сдавайся.
Алла медленно повернула голову. Её глаза были сухими, но в них было что-то пугающе тихое, почти стеклянное.
– Я не теряю, Петя. Я просто реалистка, – голос её звучал хрипло. – Ты хоть представляешь, что такое – быть одной на поверхности? Целый год. Без еды, без тепла, без живого слова? Среди… этих тварей?
Она отвернулась обратно к экрану. На секунду показалось, что в её зрачках отразился силуэт – высокий, тонкий, в балахоне… но он тут же исчез, словно был лишь игрой света и воображения.
– Она сильная, – сказал он, тихо, почти шёпотом. – Ты сама это говорила.
– Сильная – да. Но не бессмертная. – Алла провела рукой по лицу, устало. – Я просто не хочу лгать себе. Я не могу каждую ночь молиться в пустоту. Я уже не знаю, что хуже: не знать, жива ли она, или представить, что её больше нет.
Пётр сел на пол, прислонившись спиной к стене. Между ними повисла тишина. Где-то вдалеке капала вода, монотонно, почти как метроном их общего отчаяния.
– Когда-то, – сказала Алла после долгой паузы, – я думала, что магия – это свет, тепло, чудо. Но теперь я понимаю, что настоящая магия – это ждать. Верить. Не сдаваться, даже когда всё внутри говорит: «Хватит».
– Значит, она всё ещё есть, – прошептал Пётр. – Магия.
Она кивнула, почти незаметно.
– Есть. Но не добрая.
На экране снова промелькнула тень. И впервые за долгое время Алла не отводила взгляд. Она всматривалась – не с отчаянием, а с ожиданием. С верой.
Петр, молча, вышел из комнаты, мягко прикрыв за собой дверь. За спиной осталась Алла – неподвижная, как камень, и такая же с тяжёлой душой. Её горе с годами стало частью этого подземелья, как холодный бетон стен или пыль на вентиляционных решётках.
Он прошёл по узкому коридору, освещённому тусклыми, мигающими лампами. В воздухе витал запах сырости и металла. Стены, исписанные старыми отметками и приклеенными листовками – «Пропала», «Осторожно: мутанты в районе вокзала», – казались живыми свидетелями их нескончаемой борьбы за выживание.
«Как мы вообще до сих пор держимся?» – думал он, ускоряя шаг. – «Каждый день одно и то же. Надежда. Разочарование. Снова надежда. Но ради чего? Ради детей… Ради того, чтобы они хоть что-то успели увидеть, кроме серых стен и страха».
Он подошёл к металлической двери жилого комплекса – одной из немногих, что ещё были оборудованы системой распознавания. Приложил ладонь к панели, послышался щелчок, и створки нехотя отворились, пропуская его внутрь.
Жилой отсек представлял собой реконструированную часть старой электроподстанции. Грубые стены, затянутые тканью, кое-где – самодельные полки, лампы из переработанных фонарей, запах тушёной капусты и чего-то жареного.
– Пап! – навстречу ему выбежал сын – высокий, угловатый, с волосами, собранными в неаккуратный хвост. – Ты опять у Аллы? Что там, что-то новое?
Пётр устало кивнул, сбрасывая куртку.
– Пока ничего, Лева. Только тени. Но она видела что-то… говорит, похожее на фигуру. В тумане.
– Фигуру? – появилась дочка, такая же высокая, но сдержанная, со взглядом взрослого человека. – Опять? Или ей показалось?
Пётр замер на секунду. Он не любил разрушать чужие надежды, но и детям лгать не хотел.
– Не знаю, Вера. Может, и показалось. А может… это Лидия. Или кто-то, кто всё ещё жив.
Жена Петра, Ирина, вышла из другой комнаты. Она держала в руках чашку с отваром – лекарством из трав, которое здесь заменяло всё: и чай, и успокоительное, и иногда – иллюзию нормальной жизни.
– Ты выглядишь усталым, – сказала она, передавая ему чашку. – У Аллы опять трудный день?
– Каждый день у неё трудный. Как и у всех нас. – Он сделал глоток и закрыл глаза на секунду. – Я просто не знаю, как долго мы ещё выдержим. Не только физически. Душой.
Ирина положила ладонь ему на плечо.
– Пока мы вместе – выдержим. Ради ребят. Ради памяти. Ради шанса. Кто знает…, может, магия и правда не исчезла. Просто научилась прятаться.
Пётр усмехнулся. Горько, но искренне.
– Или мы просто научились в неё меньше верить.
Он посмотрел на своих детей. Те молча слушали. И вдруг понял – даже если он потеряет надежду, они – не должны. Ради них и будет продолжать искать, надеяться. Пока дыхание есть.
– А может… это кто из волшебников? – тихо сказала Вера, сидя на краю старого дивана, поджав под себя ноги. Её голос прозвучал неуверенно, как будто она боялась произнести это вслух. Как будто само слово «волшебник» стало чем-то запретным в их новом, изломанном мире.
Пётр обернулся к дочери, остановившись посреди комнаты. На его лице мелькнула тень сомнения, но он лишь пожал плечами – жест короткий, будто отмахивался от мысли, но не полностью её отвергал.
– Кто знает… – пробормотал он. – Если есть Полуденница и Беляна, если они действительно существуют – значит, должны быть и те, кто противостоит им. Добрые волшебники. Сторона света. Баланс.
Вера подняла взгляд. В её глазах блестела надежда, почти детская, упрямо цепляющаяся за мечту.
– Но почему они тогда не приходят к нам на выручку? – спросила она. – Почему прячутся? Смотрят, как мы тут гниём под землёй, как люди исчезают?
Пётр глубоко вздохнул и опустился рядом с ней. Он провёл рукой по лицу, будто хотел стереть накопившуюся усталость.
– Может, они просто… не знают. – Его голос стал тише. – Может, то, что происходит в нашем городе – только маленькая трещина. А где-то есть мир, где всё по-прежнему: зелёная трава, детский смех, солнце… И никто даже не подозревает, что здесь тьма сжала нас в кольцо.
Он замолчал. Тишина была глухой как подземелье. Только где-то в углу потрескивал самодельный обогреватель.
– Или, – добавил он после паузы, – они слишком слабы. После прихода Полуденницы магия изменилась. Потускнела. Может, добрые волшебники больше не могут появляться просто так. Может, им нужен знак.
– Какой? – спросила Вера, не отрывая взгляда.
Пётр не знал. Но ответила Ирина, прислонившись к дверному косяку:
– Вера. Может, ты сама им и есть знак.
Отец и дочь одновременно обернулись к ней.
– Подумайте, – продолжила Ирина, – ты каждый день смотришь в экран, ищешь в тумане лица, силуэты, свет… Ты не сдалась. Может, именно это они и ждут. Кто-то, кто всё ещё верит. Кто всё ещё зовёт.
Пётр сжал губы. Он посмотрел на дочь, потом на жену. И впервые за долгое время сердце его дрогнуло – не от страха, не от боли, а от чего-то другого. Тепла. Ощущения, что, может быть, в самой их вере уже заключена сила.
– Тогда будем звать, – сказал он тихо. – Будем верить. Если магия где-то есть – она откликнется.
– Она уже с нами, – прошептала Вера, и в её голосе было не детское упрямство, а взрослая уверенность.
А за стенами убежища снова заползал туман, шепча свои страшные сказки. Но в этой комнате горела маленькая искра. И, возможно, её уже почувствовали те, кто всё это время ждал.
Если хочешь, могу добавить сцену, где Вера впервые увидит что-то действительно волшебное – знак, который не поддаётся объяснению.
Семья собралась за ужином. В тесной, но уютной комнате пахло тушёными кореньями, сушёным мясом и чем-то дымным – от угольков, тлеющих в самодельной печке у стены. Стол был старый, с поцарапанной поверхностью, но чистый – покрытый потёртой, но аккуратно выстиранной тканью. Посередине стояла глубокая миска с едой и несколько металлических тарелок, каждая чуть-чуть отколота по краю. Всё, как всегда. И всё – по-своему свято.
Пётр разлил горячее варево по тарелкам, двигаясь аккуратно, словно совершал ритуал.
– Сегодня получилось гуще, – заметил он. – Нашёл ещё один корень в кладовке, вроде съедобный. Не ядовитый, во всяком случае. Пока что.
– Аромат неплохой, – улыбнулась Ирина, усаживаясь на своё место. Она устало поправила волосы, заколотые шпилькой. – Впрочем, я бы и подошвы сапога съела, если бы они пахли хотя бы отдалённо как это.
– Мама, ну ты и сравнила, – фыркнул сын, подталкивая Веру локтем. – Приятного аппетита, как говорится.
– Приятного… – пробормотала Вера, уставившись в тарелку. Пар поднимался, растворяясь в тусклом свете потолочной лампы. Она сделала глоток и поморщилась. – Горьковато.
– Это от того самого корня, – пояснил Пётр. – Зато витаминов – завались. Наверное.
Они ели молча некоторое время. Только звук ложек, стук посуды и далёкое гудение фильтров вентиляции наполняли пространство. Было тепло. Уютно. Почти мирно. И в этом "почти" – весь трагизм их нового мира.
– Знаете, – вдруг сказала Ирина, глядя в свои руки, – раньше ужины были другими. Светлые, шумные. Телевизор бубнил на фоне, кто-то ругался, кто-то ронял вилку… А теперь каждый ужин – как будто мы стоим на обрыве. И держимся за этот кусочек нормальности, как за край.
– Потому что это и есть нормальность, – тихо ответил Пётр. – Мы её создаём. Здесь. Внизу. Вместе. Вот это – семья. И магия, если хочешь.
Вера подняла глаза от еды. В них мелькнул огонёк.
– А если бы сейчас в дверь постучали, и это был кто-то… настоящий. Добрый. Волшебный. Ты бы впустил?
– Если он с едой – точно, – хмыкнул сын, и все разом рассмеялись. Нервно, но от души.
Ирина кивнула, улыбаясь сквозь грусть.
– А если без еды, но с чудом?
Пётр поднял ложку, задумался и, наконец, сказал:
– Я бы впустил. Чудо редко приходит сытым и по расписанию. Иногда оно – просто голос за стеной. Или человек, который не сдаётся.
За дверью было по-прежнему тихо. Но в сердце у каждого за столом вдруг стало чуть теплее. Как будто на мгновение за бетонной оболочкой их мира что-то мягко дрогнуло – и прислушалось.
Поужинав, дети обменялись взглядами – короткими, почти незаметными – и встали из-за стола. Сын взял свою пустую тарелку, поставил её в металлический тазик у стены и провёл рукой по затылку, как делал всегда, когда не знал, что сказать.
– Мы пойдём к себе, – пробормотал он, глядя куда-то в сторону. – Завтра же дежурство с утра.
– И ещё задания по распознаванию маршрутов, – добавила Вера, уже на ходу поправляя плечи своего тёмного свитера. – Нас просили изучить карту поверхности. Мама, папа… спокойной ночи.
Ирина кивнула им с лёгкой улыбкой:
– Спокойной ночи, мои родные. Постарайтесь немного поспать, не только думать о картах и ловушках.
– Да-да, постараемся, – ответил сын, слегка закатив глаза, но с теплотой в голосе.
Пётр наблюдал за ними, как они скрылись за занавеской, отделявшей их комнату от общего помещения. Ткань дрогнула и застыла, будто плёнка между двумя мирами: взрослым – полным тяжёлых решений и усталых надежд, и подростковым – где за страхом прятались вопросы, мечты, потребность в вере.
Он ещё долго смотрел на эту занавеску, потом вздохнул.
– Знаешь, – сказал он, обращаясь к жене, – я часто думаю, какие бы они были, если бы всё было по-другому. В обычной жизни. Без тумана. Без мутантов. Без страха.
Ирина, молча пододвинула кружки ближе друг к другу, убирая со стола.
– Я думаю, что они были бы такими же. Упрямыми. Сильными. Тонкими изнутри. Просто смеялись бы чаще.
– Да, – Пётр кивнул, задумчиво проводя пальцем по столешнице. – Смеха нам всем сейчас не хватает. А ведь им всего по пятнадцать…
За занавеской раздался негромкий смех. Пётр замер и улыбнулся.
– Слышала?
– Слышала, – прошептала Ирина и прижалась к его плечу. – Пока они смеются – всё ещё не потеряно.
А в комнате за занавеской Вера шептала брату:
– А если однажды утром проснёмся, выйдем – а тумана больше нет?
– Значит, кто-то там всё-таки нас услышал, – ответил он, уже лёжа на импровизированной кровати. – Кто-то добрый. Или просто очень упрямый, как мы.
И засыпая, они оба впервые за долгое время не чувствовали страха. Только тонкую-тонкую нить надежды, которую даже бетон стен не мог заглушить.
– Я думаю, они где-то есть, – тихо проговорила Вера, лёжа на своей узкой койке, глядя в потемневший потолок. Свет от тусклой лампочки, подвешенной у стены, отбрасывал неровные тени на тканевую перегородку. – Просто… не знают, что здесь происходит.
– Думаешь? – голос Левы прозвучал скептически, но в нём слышалось и что-то иное: слабая надежда, едва уловимая, как дыхание в тишине.
– Уверена, – коротко ответила Вера. Она говорила спокойно, с внутренней убеждённостью, которую никто не мог поколебать.
– Если есть злые волшебники, такие как Беляна и Полуденница… – продолжал Лев, – то и добрые должны быть. Везде ведь должен быть баланс, да?
– Именно, – кивнула она. – Свет не может исчезнуть навсегда. Он может прятаться. Молчать. Слабеть. Но исчезнуть – нет.
Лев перевернулся на бок, смотря на неё через темноту комнаты. Его лицо, обычно весёлое и оживлённое, теперь было серьёзным, сосредоточенным.
– А где их найти?
Вера прищурилась, будто старалась вспомнить что-то из другого времени, другого мира.
– Помнишь сказки?
– Конечно, – отозвался он. – Бабушка читала нам перед сном. Волшебники, духи, старцы… они всегда жили…
– В лесу, – закончила за него Вера. Её голос стал тише. – Всегда в лесу. Подальше от людей. Подальше от шума. Где тишина и древняя магия. Где можно услышать ответы.
Лева замолчал на секунду. Затем хрипловато спросил:
– Ты хочешь пойти в лес?
Она повернула к нему голову. Не произнесла ни слова, но лишь молча кивнула. И этого было достаточно. В её глазах не было страха – только решимость.
– Это опасно, – пробормотал Лев, глядя на неё. – Поверхность… это не прогулка. Там не только монстры. Там… сама тьма живая. Как будто город дышит ядом.
– Если ничего не делать, – отозвалась Вера с глухой уверенностью, – мы так и сгниём тут, под землёй. День за днём, в страхе. А я хочу выбраться. Хочу найти свет. Даже если это безумие.
Брат сжал губы. Долго молчал. Лишь слышно было, как за перегородкой капает вода, и как скребётся кто-то по трубам – может, крысы, а может, нечто другое.
– Одну я тебя не отпущу, – наконец сказал он, и в голосе прозвучала железная решимость.
Вера невольно улыбнулась. Хоть она и была старше его всего на две минуты – всегда чувствовала в нём эту мужскую, немного наивную, но настоящую защиту.
– Хорошо, – мягко сказала она.
– И нам нужно будет что-то для защиты. Не пойдём же мы в лес с ложками?
– Завтра сходим на склад, – кивнула она. – Посмотрим, что осталось. Может, найдём старый электрошокер. Или хотя бы ножи.
– И надо взять у отца карту доступа, – добавил Лев, понизив голос. – Без неё дверь на поверхность не откроется.
– Сможешь?
– Попробую. Он всегда оставляет куртку в прихожей… главное – чтобы не застал.
– И чтобы никто не узнал, – твёрдо сказала Вера. – Ни мама, ни Алла Викторовна, ни тем более кто-то из друзей. Если кто-то узнает…
– … Накажут – мама не горюй, – мрачно усмехнулся Лев. – И не только накажут. Могут и в изолятор засадить. Там сейчас за самовольные выходы не церемонятся.
– Но мы никому не скажем, – твёрдо сказала Вера. – Мы сделаем это. Вдвоём.
Они замолчали. Лев потянулся, выключил лампу. В комнате воцарилась темнота, звуки подземки стали громче, как будто ночь сама приблизилась.
– Спокойной ночи, Вера.
– Спокойной ночи, Лева.
Они легли, каждый на свою койку, и долго ещё не могли заснуть. Где-то в глубине души пульсировала тревога, смешанная с волнительным предвкушением. Завтра начинался их путь – путь, которого никто не должен был заметить. Путь – к свету. Или в самое сердце тьмы.
Они проснулись одновременно, как по внутреннему сигналу. Тишина комнаты была всё ещё густой, сонной, но за стенами убежища уже оживали механизмы: скрипела система фильтрации, стучали по трубам капли конденсата, кто-то в соседнем отсеке включил радио – старую запись с новостями двухлетней давности, оставленную для фонового шума.
Вера первой села на койке, откинула тонкое одеяло и на мгновение замерла, прислушиваясь к собственному дыханию. Её волосы слегка растрепались, а на щеках ещё оставались следы сна. Но глаза были уже полны сосредоточенности. Она взглянула на Льва, который потягивался, зевая, и, встретив её взгляд, только кивнул – без слов, но с пониманием.
– Утро, – прошептал он. – Наступило. Значит, мы всё ещё здесь.
– А значит – можем действовать, – тихо ответила Вера.
Они поднялись, надели свои простые серо-зелёные свитера и плотные штаны. Обувь – грубая, почти военная – стояла у дверей. Умылись холодной, чуть ржавой водой из труб у общего умывальника – по очереди, быстро, не привлекая внимания. Вера держала своё лицо серьёзным, почти сосредоточенным, как у взрослого бойца перед заданием. Лев же то и дело оглядывался, словно опасаясь, что кто-то может услышать их мысли.
– Ты ведёшь себя подозрительно, – усмехнулась Вера, вытирая лицо полотенцем.
– А ты как будто с детства планировала побег, – буркнул он в ответ, но без злобы. – Спокойная как танк.
– Спокойствие – то же оружие, – отрезала она.
Пройдя по узкому коридору, они добрались до общей столовой. Пространство было скромное: несколько длинных столов, металлические скамьи, обогреватель в углу. На стенах – листовки с правилами поведения и схемой эвакуации. На одном из столов уже дымились чашки с овсяным суррогатом и варёными корнями.
Глава 2. Там, где река шепчет.
Ирина, их мать, уже была там – укладывала ложки, проверяла температуру напитка. Когда увидела детей, её лицо слегка просветлело.
– Доброе утро, вы мои подземные разведчики, – улыбнулась она, но взгляд её был внимательный. – Спали хоть нормально?
– Вполне, – ответила Вера, садясь. – Мне даже приснилось, будто я на поверхности. Настоящей. Где солнце. И птицы. Не монстры – а просто птицы.
Ирина замерла на миг, потом мягко погладила её по плечу.
– Значит, надежда ещё держится. Это хорошо. Это – живое.
Лев сел рядом, взял ложку.
– У нас сегодня задания. Попросили помочь на складе. Разгрузка чего-то.
– Склад? – удивилась Ирина. – Кто-то сказал, что новые поступления?
– Кажется, да, – спокойно ответил Лева, не поднимая глаз. Он уже репетировал эту фразу в голове, знал, как её сказать, чтобы прозвучала буднично.
Пётр появился чуть позже, усталый, но собранный. Он обнял жену, потер шею и сел рядом с детьми.
– Сегодня будьте осторожны, – сказал он, глядя то на дочь, то на сына. – В вентиляции снова слышали шорохи. Возможно, тараканы. А может, и не только.
– Мы всегда осторожны, – ответила Вера. И хотя слова были простые, в них проскальзывало что-то большее.
Завтрак прошёл почти в тишине. Только звуки посуды, капли воды из трубы и далёкое позвякивание металла. Но за этой тишиной скрывалось напряжение.
План начал дышать. Они чувствовали это каждой клеточкой.
Вера взглянула на Льва. Он едва заметно кивнул. Всё было готово. Осталось только сделать первый шаг.
– Пойду, помоюсь, а то скоро вылазка на поверхность, – бросил Пётр, вставая из-за стола и закатывая рукава. Его голос прозвучал буднично, почти спокойно, но в нём слышалась знакомая тяжесть – та, что появляется всякий раз перед выходом наружу.
– Сколько вас сегодня? – тихо спросила она.
– Пятеро, – ответил он через плечо. – Как всегда. Малой группой – так проще двигаться. Тихо.
Лев и Вера, всё ещё сидевшие за столом, замерли. Каждый раз, когда отец собирался на вылазку, в доме будто наступало особое состояние – тревожное ожидание, как перед бурей. Никто не говорил об этом вслух, но каждый понимал, насколько всё может пойти не так.
Пётр снял куртку, отложил её аккуратно на стул, проверил карманы: пропуск, нож, фонарик, старый компас, батарея от радиосвязи – всё было при нём. Он был собирателем – одним из немногих, кто знал тропы среди руин, знал, где можно найти старые склады, остатки техники, припасы, одежду, лекарственные растения. И одновременно – одним из тех, кто видел на поверхности кошмары, о которых старались не говорить детям.
Туман. Плотный, как жидкий бетон. Он обволакивал улицы, мосты, дома, превращал даже знакомые места в лабиринт без выхода. В нём можно было заблудиться – или хуже.