Сыграй, для меня!

Он встал, подошёл к окну, склонившись к стеклу, словно хотел прижаться к далёкому образу девушки, живущей в тихом доме на окраине.

– Ты даже не представляешь, Лена… как близко ты уже ко мне. Всё, что ты любишь… теперь под моей рукой.

На его лице вновь появилась та же улыбка – тонкая, напряжённая, холодная, как линия между властью и безумием.

Рафаэль медленно опустил телефон на стол, словно завершил важную шахматную партию, и противник уже не мог сделать ни одного хода. В его движениях появилась размеренность, почти ленивое величие. Он потянулся, поправил манжеты рубашки и медленно направился в столовую.

Особняк был ещё сонным. По мраморным плитам коридора стелился аромат свежесваренного кофе и поджаренного хлеба. Слуги, как тени, молча расходились по своим делам, бросая на хозяина короткие взгляды – уважительные, осторожные. Они уже знали: если господин Манчини молчит – значит, у него в голове план.

Столовая была просторной, утопающей в мягком свете утреннего солнца, пробивающегося сквозь высокие окна. Посреди стола, покрытого безупречно белой скатертью, стояли блюда: омлет с зеленью, круассаны, сырная тарелка, нарезанные фрукты. Всё, как он любил – сдержанная роскошь.

Когда Рафаэль вошёл в столовую, он увидел у окна фигуру в чёрном. Тётушка Мария стояла, держась за край подоконника, будто черпала в утреннем свете силу, чтобы не упасть. Её плечи дрожали от сдержанных рыданий, а платок, зажатый в руке, был уже насквозь мокрым. За последние дни она словно сжалась, стала меньше, тише, будто с уходом брата часть её души тоже ушла в землю.

Рафаэль остановился на мгновение. Его суровое лицо смягчилось. Он подошёл к ней сзади, аккуратно, чтобы не напугать, и тихо произнёс:

– Тётушка…

Она обернулась, и он увидел её глаза: покрасневшие, опухшие от слёз, с сеткой усталости. Но в них всё ещё был огонь – тот самый, что был у его отца, Витторио. Рафаэль протянул руки и мягко обнял её. Её тело вздрогнуло, но она тут же прижалась к нему, как будто искала утешения в его силе.

– Ты так на него похож… – прошептала она, и в голосе её дрожала любовь, боль и воспоминания. – Те же глаза… тот же взгляд… будто он стоит передо мной.