Поздняя магнолия

Уже сутки восточный блок отеля напоминал весенний улей: телевизионные магнаты со всех концов света съезжались в Сингапур на международную конференцию по информационным технологиям, регистрировались, получали свои номера люкс и пухлые корпоративные портфели с программой, аккредитацией и дорогой офисной канцелярией, маркированной логотипом конференции – ITU. Уже сутки у стоек ресепшена не смолкал гул из англо-немецко-французской смеси языков: кто-то из випов капризничал, не давая себе труда вникнуть в сложную систему организации отеля, кто-то из разряда заядлых курильщиков возмущался ограниченностью специально отведенных для курения мест. Находились даже такие, кто был недоволен видом из окна, хотя номера люкс, располагавшиеся в зоне «Сlub», открывали Сингапур с высоты птичьего полета во всем блеске его нереальной, почти инопланетной красоты: с одной стороны, это был многоэтажный урбанистический рай с вкраплениями густых тропических оазисов, а с другой – в город плавно втекал залив с его лиловыми сумерками, багровыми закатами и изумрудной водой.

Совершенно взмыленная, я уже четвертый час стояла у стойки ресепшена и без конца говорила и говорила. Моя коллега Шен Ли, улыбчивая, миловидная китаянка, присоединилась ко мне десять минут назад и поддерживала, как могла, забрав на себя часть работы. Оставалось полчаса до окончания моей смены, когда, наконец, наметилась пауза, и мы смогли немного выдохнуть.

– Хочешь, иди прямо сейчас, я тебя прикрою, – шепнула Шен, поглядывая на мое, наверное, позеленевшее лицо с живейшим участием. Я и правда мечтала вырваться в туалет, умыться и сбросить, наконец, каблуки, которые, казалось, уже намертво прилипли к пяткам, но после смены меня вызвала к себе старший координатор персонала Ванесса Шендрана, видимо, чтобы устроить очередной нагоняй, так что нужно было терпеть до конца.

Шен нравилась мне – мы часто подменяли друг друга, были в курсе некоторых наших личных обстоятельств, легко болтали, беззлобно сплетничая об общих знакомых. Я знала, что она родилась в небедной, но многодетной семье, поэтому сама заботилась о себе. Впрочем, образование она получила блестящее, свободно говорила на четырех языках, фигурку, если не считать крохотную, девчачью грудь и кривоватые ноги, имела отменную, и китайские парни в очередь выстраивались, чтобы заполучить крупицу ее внимания. У стойки возник как раз один из таких – администратор Тони Вонг, уже закончивший смену. У него, как и у меня, над головой клубился нимб труженика.

– Что-то ты припозднился сегодня, с 5 утра на ногах, – промолвила Шен и, кокетливо улыбнувшись ему, участливо спросила: – Устал?

– Пришлось помогать Ванессе, – ответил он, с готовностью притормаживая возле нас.

– Она всегда просит тебя задержаться, – словно намекая на что-то, хихикнула девушка. Я обратила внимание, что она вся встрепенулась, будто ей вонзили укол в одно место, потом расправилась, и круглые щеки ее залились горячим румянцем. О, господи, подумала я, глядя, как подрагивают кончики ее тонких пальчиков, как форменная белая рубашка методично вздымается на подростковой груди, да этот, кажется, ей нравится.

Тони Вонг работал у нас в отеле относительно недавно, года полтора, и за это время успел вскружить голову не одной девушке. В отличие от здешних анимешных «красавцев», напоминающих подростков непонятного пола, он производил впечатление мужчины: среднего роста, атлетичный, с выразительным остроскулым лицом и блестящими, беспросветно-черными, как сингапурская ночь, волосами, забранными в густой, конский хвост. Двигался он, несмотря на коренастость и мышечную гипертрофию, легко, плавно, пружиня и подпрыгивая при ходьбе, словно дикая кошка. Конкуренцию ему мог бы составить разве что красавец индус Виджай Бхаи, работавший дворецким в зоне пентхауса, но он был женат, имел троих детей и нереально темные, вывернутые губы.

– Вам еще долго, девушки? – вежливо поинтересовался Вонг. Его раскосые глаза цвета горького шоколада смотрели внимательно, голос был низкий и чуть хрипловатый, отчего казалось, что он старше своих лет.

– Я только заступила, – мгновенно зарделась Шен. – А Кэти скоро сменится.

– Мне еще придется подняться к Ванессе, – я вынуждена была вступить в этот междусобойчик, потому что оба от меня ждали чего-то.

– Неужели опять? – усмехнулся Тони. – Вот это чувство!

– Ей просто нужен кто-то, ну, типа козла отпущения, – не отводя от него восторженного взгляда, прощебетала Шен. – Потерпи, дорогая, пока не придет какой-нибудь новичок, на которого она переключит свое внимание.

Я посмотрела на нее. Похоже, девушка совсем обалдела от чувств к этому парню. Ну, ладно, я часто болтаю лишнее, за что и страдаю, но она, всегда сдержанная и дисциплинированная, и вдруг позволяет себе такую некорректность. Здесь и у стен есть уши.

– Это не поможет, – заверил нас Тони.

– Почему? – в унисон удивились мы.

– Да потому что ты сильно отличаешься от шаблона, которому все здесь следуют, Чен. Ты слишком высокая, слишком белая, слишком строптивая и слишком…э-э, иностранка. Ты непонятная, Чен, а госпоже Шендране не нравится все, что не укладывается в стандартную схему.

Я была почти уверена, он хотел сказать что-то типа «слишком красивая», но передумал, видимо, из-за пожирающей его глазами Шен. В принципе, если не считать «э-э», он попал в самую точку. С первого дня Ванесса невзлюбила меня то ли потому, что я русская и не соответствую ее представлениям о том, кто должен работать в этом отеле, то ли потому, что я вечно лезла, куда не просят, и держалась с ней отстраненно, но каждый раз она отчитывала меня за малейший просчет, замечала любую погрешность и очень расстраивалась, если я не имела к этому отношения.

– Когда ты теперь заступаешь, Тони? – Шен тоже почувствовала, куда клонит Вонг с этим его «э-э», и поспешила перевести разговор с меня на другую, более интересную ей тему.

– Завтра, слава богу, не в 5, а в 10.

– Ой, мы не совпадаем сменами, – искренне расстроилась она, и под администраторской стойкой завибрировала нижняя часть ее тела.

– Зато мы совпадаем вкусами, поскольку оба болеем за «Балестье», – ответил Вонг и, кивнув нам, направился к выходу. Шен еще долго провожала печальным взглядом его удаляющуюся фигуру, а когда он исчез из поля зрения, неосторожно заметила:

– Ну и парень!

Несмотря на то, что мы бок о бок проработали вот уже почти четыре года, я никогда не слышала от нее ничего подобного. Эк ее проняло, подавила я усмешку и решила как-то поддержать подругу:

– Дорогая, так в чем же дело? Ты красавица, ты умница, да любой парень за счастье сочтет, если такая девушка обратит на него внимание. И уж этот Вонг тем более. Давай, действуй, кому, как не тебе?

Шен резко повернулась и посмотрела на меня. Это был странный взгляд, будто я сказала ей что-то обидное.

– Если бы не твои обстоятельства, Кэти, – прошипела она почти со злостью, отчетливо проговаривая каждое слово, – я посоветовала бы это тебе…

– Что это? – оторопела я. Меня удивил ее тон, укоризна во взоре. Она мне хамит, что ли? Раньше за ней подобного не водилось. – В каком смысле?

Шен обдала меня холодом своей ухмылки.

– Я, конечно, понимаю, ты замужем, Кэти, и занята своей семьей, но ведь ты женщина… Неужели ты ничего не видишь?

– Не вижу чего?

Шен передернула плечами, и ее толстые, перехваченные лентой волосы темной волной упали на грудь. До меня, наконец, дошла вся нелепость ее предположения.

– Подожди, подожди… Ты хочешь сказать, что…Вонг… что Тони Вонг… Боже мой, дорогая, да ты что?.. Ведь он же…

– Ну, договаривай, – обиделась она. – Китаец, ты хочешь сказать? Я знала, Кэти, что вы, европейцы, относитесь к нам, азиатам, с некоторым, хм, высокомерием, но никогда не думала, что ты такая же, как большинство…

– Прости, Шен, я вовсе не это имела в виду, просто то, что ты говоришь, это… это такая несусветная чушь…

– Да если бы, если бы это была чушь… Ты слепая? Ты не видишь, как он на тебя смотрит и какие у него при этом глаза? Или для тебя что, китайцы не люди?

– Шен, ну, что ты, ну, конечно, люди… – начала оправдываться я и тут же осеклась – выходило тупо.

В этот момент к стойке ресепшена подошел за разъяснениями громогласный посетитель, Шен резко оборвала разговор со мной и, нацепив маску любезности, обернулась к нему. Я направилась к лифтам – нужно было подняться наверх, где меня ждала старший координатор персонала госпожа Ванесса Шендрана. Тощая и недружелюбная, как голодная гиена, она сидела в своем кабинете на 8-м, неприятно похрустывала тонкими пальцы с бледным маникюром – яркий категорически не допускался внутренним уставом гостиницы – и презрительно морщилась. Теперь мне предстояло выдержать 15-минутный разнос о пренебрежении правилами этикета отеля. Я выслушала, что, во-первых, я два раза опоздала на 7 и на 13 минут и два раза из-за меня на 7 и на 13 минут задержалась предыдущая смена, что, во-вторых, два дня назад в ресторане для персонала «A.S.A.P.» я слишком громко смеялась за столом, а это просто недопустимо, когда другие коллеги обедают, и что, в-третьих, как-то в лифтовом холле, прямо перед камерами наблюдения я поправляла юбку и прихорашивалась, что уже полное безобразие и т.д. Я стояла этакой махиной на высоченных каблуках и равнодушно кивала, как китайский божок, обдумывая то, что только что сказала мне Шен Ли.

Вонг устроился к нам в отель, когда основной костяк коллектива или, лучше сказать, персонала, поскольку коллективом это сборище людей разных национальностей и цвета кожи вряд ли можно было назвать, уже сложился. Он выделялся на фоне других не только крепкой спортивной фигурой, но и острым языком и независимостью – с первой минуты в нем чувствовались отстраненность от общей свалки, холодная учтивость и внутреннее достоинство. Я никогда никому не призналась бы, но на самом деле Шен была не так уж не права, обвиняя меня в высокомерном отношении к азиатам. Только я назвала бы это, скорее, консерватизмом. Мне и в голову не пришло бы обращать внимание на Вонга как на объект для восхищения – подумаешь, заносчивый, желторотый юнец, да еще и китаец. Правда, не такой Вонг был и юнец – ему исполнилось 24 – и не совсем китаец: отец его – из перанаканов, малаизированных китайцев, а мать – то ли индонезийка, то ли малайка. Поговаривали, что он из хорошей семьи и учился где-то в Америке – Вонг и правда был образован, начитан, разговаривал образно и без этого ужасного акцента, которым отличались все местные. Я симпатизировала ему как симпатизировала бы смышленому ребенку или ведущему развлекательного шоу, меня впечатляли не его красивые азиатские черты или бицепсы, а живая мысль во взгляде, в отличие от робкого подобострастия, присущего здесь многим, и небанальное чувство юмора – парень всем придумывал забавные прозвища, причем не просто так. Он подмечал самую существенную деталь в характере и обыгрывал ее – получалось здорово. Например, ненавистную всем Ванессу Шендрану он наградил титулом, который мне понравился – госпожа Медуза. Это было не так прямолинейно, как Кобра или Гюрза, и многослойно – не каждый в обслуге понял, что тут имеется в виду не только жестоко жалящая обитательница океана, но и чудовище с женским лицом и змеями вместо волос, обращающее в камень ядовитым взглядом всякого смотрящего. Прозвище прижилось, как прижились и все остальные. Шен Ли он иногда называл Дань, и как-то она просветила меня, что «дань» – это рассвет по-китайски. Глядя на нее, я и сама часто думала, что по сравнению со мной, оживающей ближе к ночи, Шен – ранняя пташка. Во сколько бы ни начиналась утренняя смена, да хоть в пять утра, она всегда была свежа, очаровательна, приветлива и энергична.

Мы с моей подругой Джованни Замани иногда обсуждали Вонга, раздумывая, и что такой, как он, забыл на низкооплачиваемой должности администратора, пытались даже выявить симпатию между ним и Шендраной в надежде, что последняя поддерживает его в карьерных устремлениях, но тщетно – даже намека на подобную связь не было. Джо он активно не нравился – она вообще терпеть не могла того, чего не понимала: Тони был спортсменом и йогом, вел здоровый образ жизни, висел в своих асанах, не пил, не курил, чарам ее не поддавался, а кроме того, ее раздражали его независимость, которую она принимала за надменность, и остроумные выпады – она называла их «жалкими потугами выскочки».

Как-то мы с Вонгом совпали сменами, это было довольно весело, после чего стали немного общаться и не близко приятельствовать: называли друг друга шутливо, не по имени, а по фамилии, передавали приветы родным, которых в глаза не видели, собственно, вот и все. Правда, он всегда шел мне навстречу – приходил раньше, чтобы подменить, прикрывал, если мне срочно требовалось уйти, пару раз даже отдежурил за меня ночь, но это была обычная практика между коллегами, я поступала точно так же по отношению к другим, а вот чтобы он как-то по-особенному смотрел или проявлял бы ко мне соответствующий его полу интерес – как такое возможно, если я старше его, другой расы и у меня семья, да он даже на кофе меня никогда не приглашал! Впрочем, год назад я имела из-за него неприятный разговор с мужем…

…Вонг принес моим дочкам двух коллекционных медведей Bearbrick: Тате – Horror Bearbrick, Ане – разрисованного в стиле совместной работы Энди Уорхола и Жана-Мишеля Баскии. Это было ответным шагом с его стороны после того, как я, единственная из всего коллектива, поздравила его с днем рождения и подарила настенный календарь с его оформлением – он часто фотографировал Сингапур с разных ракурсов и в разное время суток, и мне не составляло труда собрать эти фото и сделать коллаж в фотомастерской. Дело в том, что здесь никто никогда не дарил друг другу подарков ни на праздники, ни на дни рождения. Мне показалось это диким, и я, как только немного освоилась, предложила что-нибудь изменить в сложившейся системе. Шендрана демонстративно проигнорировала меня, остальные, испугавшись, не поддержали, и тогда я решила действовать самостоятельно. Народ перешептывался, переглядывался, дескать, и что эта русская вытворяет, уж не с ума ли она сошла, в самом деле, но постепенно все привыкли к небольшим знакам внимания с моей стороны, воспринимали это положительно, каждый раз обещая уж в следующий день рождения обязательно присоединиться ко мне и вместе скинуться на подарок. Вонг был новичком, ничего этого не знал, и когда я при всех поздравила его и вручила календарь, который, кстати, отлично получился, бог мой, что тут началось! На Тони было больно смотреть: всегда остроумный и находчивый, он онемел, потом залился пунцовой краской смущения. От его заносчивости не осталось и следа. В конце концов, он проблекотал что-то нечленораздельное, типа: «Это…мне? Но…зачем? Впрочем… спасибо, спасибо!» «Спасибо» он твердил бесконечно, пока мне не надоело его слушать. Я подошла и чмокнула его в гладко выбритую щеку. Почему-то мой глупый поцелуй обескуражил его еще больше, он странно посмотрел на меня и, бормоча благодарности, ретировался со своим календарем. «Ей-богу, как дети», – подумала я тогда с недоумением и внутренней убежденностью, что эти сингапурцы – чудные люди, раз обычное проявление внимания они воспринимают почти как пришествие инопланетян. На следующий день он впервые назвал меня на китайский манер – Чен, смешно сократив мою фамилию Чендлер – видимо, это должно было означать, что мы теперь с ним одной крови – и вручил этих медведей, причем, к каждому мишке прикрепил забавную открытку и подписал: «For Anya», «For Tata». Мой муж Даррен, с пристрастием осмотрев медведей, заявил, что обмен подарками неравноценный, и потребовал немедленно вернуть их.

– Нет, ни за что! – закричали дочки, которые только что дрались из-за Horror Bearbrick и поочередно отпихивались от непонятного им Энди Уорхола. Подхватив игрушки, они бросились врассыпную и закрылись в разных комнатах.

– Эти чудовища стоят, как навороченный самокат, или даже как легкий мотоцикл, по тысяче американских долларов за штуку. А Уорхол, кстати, потянет на все полторы.

– Да не может быть, – удивилась я. – Какие две тысячи долларов? Тони Вонг работает простым администратором и получает меньше, чем я.

– Ну, ты совсем дура, sweety… – подытожил муж и для убедительности покрутил пальцем у виска. – Медведи хоть и отвратительны, но не фейки, это очевидно. Пойди отбери у них Уорхола и посмотри, какого качества рисунок, какие выверенные, тонкие линии, а сам пластик? Такой ровной может быть только кожа младенца…Чтобы простой сингапурец из-за какого-то сраного календаря на день рождения так потратился на дочек коллеги, которых даже в глаза не видел? Попробуй убеди меня, что ты не крутишь с ним роман…

Поскольку это была обычная манера Даррена вести со мной диалог, я проигнорировала его выпад и, пожалев девочек, а вернее, решив избежать дикой истерики и скандалов, не стала возвращать мишек Тони – парень явно был сражен знаком внимания с моей стороны, поэтому решил проявить чудеса невиданной щедрости. Возможно, он и правда не так уж стеснен в средствах. Здесь многие работающие на не самых престижных и высокооплачиваемых должностях не бедствовали – например, Джованни Замани, внебрачная дочь промышленника из Куала-Лумпура, или Шен Ли, чьи обеспеченные родители вырастили шестерых детей и теперь отпустили их в самостоятельное плавание. Что за ерунда, Дань, усмехнулась я про себя. Глупая ревность совершенно застила тебе глаза, раз ты принимаешь чувство благодарности и простую учтивость со стороны Вонга за нечто особенное.

Получив в результате взыскание от Ванессы еще и за то, что глупо ухмыляюсь во время ее монолога вместо того, чтобы проникновенно слушать, я побежала на шаттл до метро в полной уверенности, что забыла о словах Шен навсегда.

На следующий день я столкнулась с Вонгом в лифтовом холле на 8-м. Это был производственный этаж, где располагались кабинеты руководства среднего звена, комнаты отдыха и раздевалки, небольшой конференц-зал для еженедельных летучек. Мой рабочий день, такой же напряженный, как и предыдущий, наконец, закончился. Сменив узкую форменную юбку на джинсы, а туфли на каблуках на уютные лоферы – внутренним уставом отеля нам запрещалось даже переобуваться в шлепки или в босоножки – я ожидала лифта и нервно поглядывала на часы, боясь опоздать на шаттл.

– О, привет, Чен, – окликнул меня подошедший Вонг, нажимая кнопку лифта наверх – кнопка вниз уже горела призывным красным цветом. Меня словно прошило током, потому что обычно мы пересекались с ним нечасто, а тут две смены подряд, да еще после вчерашнего разговора с Шен, который не давал мне покоя. Взгляд его был проницательным и долгим, как у врача на приеме. Заметив, что я не в форменной одежде и тороплюсь, он поинтересовался:

– Закончила? – и тут же поправился: – Извини за идиотский вопрос.

– А ты, Вонг, я вижу, нет, – несмотря на то, что ответ был очевиден – Тони тоже поменял строгий черно-белый дресс-код на стиль smart casual – я решила подыграть ему.

– Я как раз да.

– Тогда почему наверх, Вонг? Что ты там забыл? Извини за бестактность.

– Свое вдохновение. Хочу поснимать закат на 56-м. И у меня есть волшебная отмычка, – и он вытащил из кармана и продемонстрировал мне настоящий анахронизм – железный ключ с ажурными крылышками, который давно не использовался в номерном фонде пятизвездочных отелей. Я сразу поняла, что это ключ от подсобки его приятеля. Ахан бин Осман был инженером кондиционерных установок и приходил в гостиницу раз или два раза в неделю. Маловыразительный, мелкий, он вечно прошмыгивал мимо, словно стесняясь попасться кому-нибудь на глаза, носил темную робу и отличался хлипкостью. Я всегда удивлялась, как он справляется со своей многочисленной бригадой и с мощной, разветвленной кондиционерной системой, установленной в восточном блоке отеля. Но все, кто знал его ближе, говорили про него, что он – отменный профессионал. С Вонгом они общались, и это был еще один повод недоумевать, что может связывать таких разных людей, как заносчивый китаец-полукровка и тщедушный простенький малаец, выходец из Лангкави.

– С 56-го открываются сногсшибательные виды. Уж на что я прожженный сингапурец, но клянусь, это самый крутой ракурс. Ты когда-нибудь видела Сингапур глазами птицы, Чен?.. – вопрошал он, будто я не работала в гостинице-небоскребе четыре с лишним года, и вдруг без всякой паузы предложил: – Хочешь со мной?

Я оторопела – не от неожиданности, а, скорее, оттого, как он произнес это. Он не сказал: «Пойдем посмотрим?», он сказал: «Хочешь со мной?» – и это прозвучало так, будто мы и в самом деле близкие друзья. Я решительно покачала головой. Он пожал плечами и улыбнулся – широко, белозубо, без обычной учтивости, и я не поняла, расстроился он или нет. Приехавший лифт со стрелкой down развернул свои лопасти передо мной – и, о, незадача! – он был до отказа набит туристами, возвращающимися со смотровой площадки на крыше. Я упрямо попыталась втиснуться, но они в знак протеста уплотнились, и кто-то тяжко и разгневанно вздохнул. Вступать в пререкания с гостями нам запрещалось, поэтому я отступила, и автоматические двери тут же отрезали меня от них.

– Не переживай, Чен, это не последний в твоей жизни, – утешил Вонг. Через секунду прибыл лифт со стрелкой up, и он был полупустой – пожилая пара и темнокожая женщина с девочкой. Тони вдруг протянул мне свою руку. Если бы он сказал хоть слово, я, наверное, снова повторила бы отказ, но он молчал, терпеливо держал передо мной распахнутую ладонь и просто смотрел своими шоколадными глазами – выжидательно, испытующе, типа: «Ну?» Это все решило. Уже в кабине, поглядывая на свое всклокоченное отражение в тонированных зеркалах, я подумала: господи, куда я прусь, зачем мне это нужно, но переведя взгляд на Тони, на его невозмутимый профиль, я перестала рефлексировать – любопытство перевесило.

На 56-м были лишь технические помещения, склады, кондиционерный зал и похожие на соты комнатки, используемые для подсветки крыши. Где-то в самом конце коридора располагалась подсобка Ахана, до того крохотная и захламленная, что когда мы вошли, я тут же споткнулась об одну из коробок, которыми все было заставлено, ударилась и, потирая ногу, недовольно спросила:

– Черт возьми, Вонг, и где же здесь самый крутой в мире ракурс?

– Ой, прости, не предупредил тебя, – сказал Тони и ловко схватил меня за запястье. – Пойдем, еще секунда! Здесь есть, хм, балкон, и вид оттуда – сумасшедший!

Чертыхаясь и кляня себя – сама виновата, и зачем поперлась? – я, тем не менее, потащилась следом. Сделав несколько шагов, он с шумом открыл жалюзи, и я невольно зажмурилась от ворвавшейся в комнатенку полоски пыльного света. Думая, что не совсем свежее панорамное окно и есть конечная цель нашего путешествия, я хотела полюбоваться закатом, раз уж пришла, и быстро ретироваться, но Тони продолжал пробираться дальше, на мой взгляд, уже без всякой цели. Наконец, он остановился и обернулся ко мне. В его глазах сверкнули лукавые искорки:

– Чен, готова? Сейчас выйдем на балкон. Обувь лучше снять.

Несмотря на то, что у меня оставались вопросы – что ты придумываешь, где здесь чертов балкон, за каким хреном ты привел меня сюда? – я легко рассталась с почти прилипшими к ногам лоферами – слава богу, педикюр у меня был в порядке. Он щелкнул каким-то затвором на окне и вдруг толкнул его – окно задрожало и с треском вывалилось прямо в разверзшееся синее небо.

– А-ай! – заорала я что было мочи и вцепилась в его руку.

– Чен, да не бойся ты, посмотри, это всего лишь открытая стеклянная дверь, – уговаривал меня он и все тянул и тянул куда-то.

– Да ты что, ты решил покончить жизнь самоубийством? И меня с собой прихватить? – кричала я, упираясь, сжимая его ладонь сведенными судорогой пальцами, не в силах размежить веки от страха.

– С тобой, Чен, я, наоборот, наслаждался бы каждой секундой этой жизни… Эй, ну, посмотри, это же пол, твердый пол, ну?..

Почувствовав под ногами гладкую, продавленную поверхность, я оттолкнула его руку и приоткрыла глаза. Нет, я стояла не на полу, никакого пола, стен, перегородок и в помине не было. Сооружение напоминало стеклянный пенал: кругом только воздух, птицы и кроваво-красный горизонт, в который плавно погружалось огромное солнце. Где-то далеко под нами в чаше залива лежал город, расслабленный и ленивый после дневного зноя, а через невидимые стекла в пенал нагло лезло темнеющее небо. Ни в одном люксе я не встречала ничего подобного! Небо было повсюду: оно расстилалось под моими ногами синим бархатным ковром, темным покрывалом укутывало прозрачный купол пенала, справа и слева проносилось вместе с громогласными чайками, а вокруг не было ни стен, ни опоры.

– Красиво, правда? – прошептал Вонг и добавил: – Не бойся.

– Я не боюсь, – храбро ответила я, но язык мой ворочался с большим трудом.