Поздняя магнолия

– Но если клиент сам попросил… – возразил он.

– Ой, это пусть твои клиенты тебя просят, малыш, – фыркнула Джо, а я под столом пнула ее ногой – что за намеки! – Немец потом опомнится и устроит дикий скандал, выставит чертову неустойку, а спросят с кого? И что мне сказать, по-твоему? Господин Науманн, да это вы сами попросили, потому что блевали в чертовом пентхаусе «Orchid» с его охренительным живописным видом?

– Успокойся, дорогая, – одернула ее я – уж слишком она бушевала сегодня. – Предложи ему люкс с видом на парк Мерлион, там все-таки замкнутое пространство из небоскребов, может, его тошнота и пройдет… И если из Вены, то он австриец, а не немец…

– Да какая, на хрен, разница! Если у этого австронемца Науманна акрофобия, тогда он ошибся адресом, – продолжала кипятиться Джованни, размахивая острым крылышком цыпленка. – Есть один милый отельчик в колониальном стиле: три этажа, никакой воды и 105 шикарных апартаментов!

– Другими словами, добро пожаловать в королевский «Raffles», – расшифровал Тан, ловко уворачиваясь от цыпленка. Свой обед он уже закончил – ел Тан крайне мало, злоупотреблял разве что десертами, что никак не отражалось на его хрупкой фигуре, чему девушка-приз, находясь в вечной погоне за упругой попкой и стройными ляжками, безумно завидовала. – Мне интересно, тебе сразу бы дали пинка или предложили бы день на сборы? И ради бога, засунь ты уже себе в рот эту курицу, а то мне придется переодеваться.

– Не волнуйся, малыш, я не так заинтересована в работе, как ты, например, – назло Тану она прочертила пируэт цыплячьей ножкой в воздухе.

– Ну, так еще бы, с твоей-то родословной, – невозмутимо парировал Тан, намекая на известные ему семейные обстоятельства Джо.

– И если мне захочется высказаться, – не обращая внимания на его выпад, продолжала Джованни, – то уж поверь, Тан Нур, страх потерять это место меня не остановит… И кстати, я уже высказалась…

Ухмыльнувшись, она резко мотнула головой в противоположную сторону, из-за чего ее волосы красиво взметнулись наверх и так же красиво упали, увеличивая и без того пышный объем. Проследив в направлении, указанном ее подбородком, я увидела Тони Вонга, который сидел за столиком у колонны недалеко от нас, и, попивая чай, непринужденно болтал с Шен Ли. Встретившись со мной взглядом, он учтиво улыбнулся и чуть склонил голову, дескать, узнал тебя, приветствую. Черт возьми, его только здесь не хватало, зло подумала я и отвернулась. Не могу сказать, что чувствовала себя безмятежно – после вчерашнего смутное беспокойство постоянно подтачивало меня изнутри, как мерзкий червь. Я твердо дала себе обещание навсегда похоронить глупости в своей памяти, и поэтому сейчас вид довольного жизнью Тони, мирно распивающего чай с Шен, не вызвал у меня ничего, кроме яростного раздражения. Джованни при виде Вонга испытывала те же чувства.

– Видали? – усмехнулась она, поигрывая острой вилкой. Слава богу, искромсанная ножка цыпленка уже никому не могла навредить. – Воркуют, голубки…

– Да тише ты, – попросила ее я. Стоило мне поднять глаза, как я тут же встречалась взглядом с Тони, и эта его любезная ухмылка портила аппетит, вызывая ощущение вяжущей кислоты во рту.

– Представьте, сегодня Медуза поставила нас с ним на прием випов, и он постоянно тянул одеяло на себя, был суперкорректен с мужчинами, рассыпался в любезностях перед дамами, я рот не успеваю открыть, как он вставляет свой цент! Я ему, конечно, сказала сначала аккуратно…

–Аккуратно? Ты умеешь? – ехидно переспросил Тан.

– Да подожди ты! А он, главное, что меня бесит, он абсолютно непробиваем, абсолютно! Нулем на меня! А я такая стою, как дура…

– Как?

– Да заткнись ты, идиот! – не на шутку разозлилась Джо. – Короче, я не сдержалась и высказала ему все, что о нем думаю…

– И что же ты высказала? – я отобрала у нее вилку.

– Что считаю его выскочкой и…

– … и полукровкой-занудой, – добавил Тан. – Знаем, слышали. Старая песенка!

– Я сказала, что недопустимо кокетничать с гостями, это запрещено внутренним уставом отеля…

– Разве про кокетство есть в уставе? – усмехнулась я. – Да, в конце концов, и пусть, положительные отзывы гостей о сервисе в отеле всем только на пользу.

– Кэти, да потому что надо кокетничать только с ней, – подавил смешок Тан. – А что, скажи мне, с мужчинами он тоже кокетничал?

– Как бы то ни было, тебе не стоит надеяться, малыш. Вонг стопроцентный натурал, и такие, как ты, его не интересуют, – Джо даже покраснела от раздражения.

– А ты откуда знаешь про сто процентов?

– Послушайте, ну, хватит, вы оба! Он смотрит прямо на нас. Дорогая, может, ты просто приняла за кокетство его обходительность?

– А с этой дурочкой Ли он сейчас тоже обходителен, по-твоему?

– Господи, тебе-то что? – Тан равнодушно пожал плечами. – Или… и ты тоже? И ты влюбилась в этого сраного плейбоя? Сама хочешь занять ее место?

– Что-что? Я? Влюбилась? – сорвалась на крик Джованни. Ее, похоже, нимало не заботило, что за соседними столиками ее могли услышать. – Ну, ты совсем уже! Я терпеть не могу китайцев…

– Знаем, слышали…

Тан мог уколоть собеседника, причем, очень чувствительно, и сейчас он нажимал на правильные кнопки. Выросшая в среде избалованных богачей, с детства познавшая и бурные всплески отцовской любви, и его внезапное охлаждение Джованни впадала в крайности: то ли от бунтарства натуры, то ли в попытке убежать от неприятных воспоминаний детства, она постоянно прислонялась к какому-нибудь неотесанному простолюдину, смуглокожему качку с тремя извилинами, и этот мезальянс, на первых порах, видимо, упоительный, каждый раз заканчивался одинаково – разочарованием и скандалом. Что касается Тони Вонга, то до последнего времени Джованни оставалась равнодушной к привлекательному коллеге: секс с ровней не возбуждал ее, это было все равно, что овсяная каша на завтрак – может, и полезно, но невкусно. К тому же, она считала Тони китайцем, а их она недолюбливала. Но как-то они попали с Вонгом в ночную смену, и Джованни, по ее собственному выражению, от нечего делать предприняла попытку соблазнить его. Однако парень оказался крепким орешком – сделал вид, что ничего не понял. Джованни разозлилась и прибегла к тактике «изнурительного охмурения», которая с любым другим, не клюнувшим на ее быстрый метод, действовала безотказно, но и тут ее ждало разочарование – Тони остался непробиваем. После этого Джо откровенно невзлюбила Вонга, и теперь любое упоминание о нем, а уж тем более совместное дежурство лишь подпитывало ее ненависть к нему.

Обычно меня смешили их перепалки: подкалывания Тана, эмоциональные выступления Джо, но не сейчас. Я даже не пыталась бороться с собой – все, абсолютно все шло не так, когда рядом лицемерно щурился этот Вонг. Если бы Джованни не была так сосредоточена на себе и своих пикировках с Таном, она непременно бы зацепилась за этот мой неожиданный интерес к человеку, которого я всегда игнорировала.

– П-подожди, Тан… – не попадая в слова, переспросила я. – Ты… сказал тоже? А кто еще?

– Да так, – уклончиво ответил Тан и усмехнулся, – найдутся дурехи… Они пока не понимают, глупые, как опасен этот чертов плейбой…

– В смысле? – я почувствовала, что еще немного, и меня разорвет от нетерпения. Джованни снова ничего не заметила, а лишь равнодушно отмахнулась от Тана.

– Да что ты его слушаешь, детка! Он болтает об этой Дань, конечно. О ком еще? Или о себе. Ха-ха-ха, он и сам не прочь пристроиться к Вонгу.

Наверное, они продолжали бы и дальше изводить меня этими разговорами, но на поясе вдруг завибрировала рация.

– Кэти Чендлер, может, хватит прохлаждаться? Вы должны немедленно подойти в цоколь на ресепшен, – гулко резонировал командный голос главного координатора персонала госпожи Ванессы Шендраны, – здесь проблемы, похоже, у вашей соотечественницы. Не-мед-лен-но!

– Да, хорошо, иду, – ответила я и, отсоединившись, усмехнулась. – Ну, вы слышали этот вопль. Ванесса негодует, требует меня в цоколь. Наверняка там какие-нибудь чехи или поляки, которых она принимает за русских. Мне надо идти…

–Будь смелее, детка, она от этого теряется.

– Это она при тебе теряется, Джо, а при всех остальных ведет себя, как рабовладелец на рынке живого товара. А меня она особенно выделяет. Что поделаешь – любовь…

– Короче, не спускай стерве, дорогая…

– Т-с-с, тише… – Тан округлил глаза и, оглядевшись по сторонам, горячо затараторил: – Осторожнее с такими словами, тебе-то ничего, а Кэти это может аукнуться… Кэти, ну, ты тоже могла бы быть посговорчивее. Например, сказала бы: «Бегу!», а не «Иду».

– Ой, не нервничай ты так, любитель молока… Смотри, как тебя колбасит, даже твой лакированный беспорядок растрепался, – фыркнула Джованни и, повернувшись ко мне, состроила гримасу, которая точно отразила постную физиономию Тана. – Все и так в курсе, как ты привязан к Кэти… Если бы не твои, хм, наклонности, я бы подумала, что ты влюблен в нее…

– Конечно, влюблен, только платонически, – пробормотал Тан и огляделся, не прислушивается ли кто-нибудь к нашему разговору. – Ведь я ей по подбородок…

– И что? Если бы ты, друг мой, хоть что-нибудь понимал в женщинах, ты бы знал, что женщины ценят в мужчинах отнюдь не рост.

– А если бы ты хоть что-нибудь понимала в мужчинах, ты бы никогда не вела себя так, будто мужик – это ты…

– Что ты имеешь в виду? – напряглась Джо.

– Я имею в виду то, что ты везде и всегда ведешь себя агрессивно, пытаешься сразу занять позицию сверху, а это не всем нравится…

– Понятно, малыш, ты-то всегда занимаешь другую позицию – спереди, услужливо подставляя…

– Эй, хватит! – чувствуя, что это может обернуться скандалом, вмешалась я. – Тан, дорогой, заплати за меня, пожалуйста, а в следующий раз я тебя угощаю. Все, пошла, узнаю, в чем там дело. Умоляю, не ссорьтесь.

Проходя мимо столика у колонны, я вежливо поздоровалась с коллегами и снова столкнулась взглядом с Тони Вонгом. Вспомнив намеки Тана на неких влюбленных дурех, я почему-то подумала, что он имел в виду вовсе не Шен Ли.

В цоколе – так мы называли застекленный двухуровневый нижний этаж нашего блока «East», имеющий форму шестигранника – уже маячила знакомая фигура. Госпожа Медуза была крайне недовольна, и это ощущалось от входа – такие негативные токи она излучала.

В Ванессе Шендране удивительным образом сочетались идеальная осанка, изысканная правильность черт с подростковой неказистостью и шипящим змеиным уродством. Ее можно было бы назвать красавицей, рассматривай ее достоинства по отдельности: узкое, треугольное лицо, овальные глаза темно-рыжего цвета, густая копна каштановых волос, гибкая шея балерины, прямая спина. Но и в пронзительном взгляде, и в повороте головы, и в напряженной ухмылке-улыбке – везде сквозил ледяной холод, перечеркивающий приятное впечатление. Невысокая, даже для представительницы Юго-Восточной Азии, она отличалась нервической худобой, как раз такой, которая не красит, а наоборот, обезличивает женщину. По-мальчишески узкие, без всяких округлостей бедра и практически полное отсутствие груди одно время вызывали у нас с Джо жаркие споры, а не трансвестит ли это, рядящийся в женщину, но ровно до тех пор, пока подруга Джо Ниша Шарма, та самая девушка-торт, отвечающая за санитарное состояние этажей зоны «Horizon», не принесла как-то сплетню, что у Ванессы есть любовник. В отеле вообще трудно что-либо утаить, а уж если ты занимаешь руководящую должность, да еще изводишь подчиненных излишней требовательностью, унижаешь придирками, то тем более. Твое поведение, твои слова, действия, которые ты совершаешь, не задумываясь, рефлекторно, являются объектом пристального наблюдения, и любой сотрудник отеля, будь то портье, официант, техник или горничная, с удовольствием перескажут коллегам подслушанный разговор, оброненную невзначай фразу, поведают о твоих предпочтениях в еде, а также о содержимом твоего мусорного ведра. Именно так была раскрыта тайна одной неосмотрительной сотрудницы, залетевшей от женатого коллеги – она выбросила в туалете тест на определение беременности с положительным результатом. Именно так горничная, убирающая комнату отдыха старшего персонала, случайно увидела, что шкафчик Ванессы приоткрыт, и, воспользовавшись моментом, исхитрилась заглянуть туда и обнаружила пакет с маркировкой дорогого дамского магазина, а в нем ворох нижнего белья крохотного размера. Ничего в этом необычного не было бы, если бы не агрессивно-красный цвет белья и запредельная стоимость чека. После этого другая горничная донесла Нише, как Ванесса, уединившись в закрытой для посещений туалетной комнате на 8-м, ворковала с кем-то по телефону, называя этого кого-то дорогим Хузи, мальчиком и даже котиком. Горничная, спрятавшаяся в позе вопросительного знака в крохотной подсобке реструма, уверяла, что далеко не сразу поняла, что этот нежный, счастливый голосок принадлежит госпоже Медузе. Главное во всей этой истории заключалось даже не в том, что Шендрана была застукана практически с поличным, а в том, что она оказалась одной из нас, обычной женщиной, вовлеченной в тайный роман с неким Хузи. Теперь мы знали ее секрет, ее уязвимое место, а она об этом не догадывалась.

– Опять опоздание? – прошипела Ванесса и смерила меня убийственно холодным взглядом. – Третье за этот месяц, Чендлер. Вон, решите проблему, – и кивком указала на стоящую спиной ко мне стройную белокурую девушку в брючном костюме, пытающуюся объясниться с предельно корректным администратором Лю Сяном. Я направилась к гостье. До меня доносились ее фразы на неплохом английском:

– Боюсь, я не очень понимаю, что вы имеете в виду… Я еще раз повторяю, этот номер не подходит моему боссу, поскольку…

– Простите, могу я вам помочь? – обратилась я к ней также по-английски. Обернувшись, она охватила меня заинтересованным взглядом. Я увидела милейшее личико с немного заостренными чертами, вздернутым носиком и круглыми, наивно удивленными, голубыми глазами. На ней была шелковая блузка цвета фуксии, что лишь усиливало ее сходство с Барби. За несколько лет работы с самыми разными людьми из самых разных уголков земного шара я научилась практически безошибочно определять национальность человека. Вот и сейчас по акценту, с которым Барби разговаривала по-английски, да и по всему этому дивному белокурому облику я догадалась, что передо мной именно русская. Девушка нервничала, и нежные щечки ее, и кончик носа, и даже мочки маленьких, аккуратных ушек стали в цвет кофточки от напряжения.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, все будет в порядке. Нет такой проблемы, которую мы не могли бы решить. Хотите воды или, может быть, чаю?

– Наконец-то, – с облегчением выдохнула она и одарила меня благодарным взглядом, – наконец-то я слышу английский язык, который понимаю. Судя по акценту, вы американка?

– Я рада, что вы меня понимаете, – сказала я, игнорируя вопрос о моей национальности, – так в чем ваша проблема?

Следуя давней привычке, я не торопилась переходить на русский. Эта маленькая хитрость иногда помогала распознать людей, выведать их небольшие секреты. И сейчас мне отчего-то не хотелось сразу демонстрировать этой белокурой Барби, кто я есть на самом деле. На довольно беглом английском она начала объяснять мне, что ее босс – тут огромные глаза вскинулись к небесам – час назад прибыл в Сингапур и уже недоволен абсолютно всем! Едва он успел прилететь, как его, представьте – она искренне ужаснулась, округлив ротик – тут же оштрафовали в аэропорту за одну только попытку закурить! «Ай-ай-ай», – сочувственно покачала головой я, а про себя подумала: бедолага, наверное, решил, что к пассажирам первого класса здесь применяются другие стандарты. Девушка, между тем, продолжала с упоением рассказывать мне про злоключения своего биг босса. Везде и всюду в любой поездке этот славный джентльмен заказывает ocean-view, если, конечно, в стране есть что-то, похожее на океан, а тут в апартаментах «Coral», которые, конечно, сами по себе неплохие (я фыркнула: двухуровневый пентхаус с роскошной спальней king-size и спа-салоном в ванной, неплохой?), взгляд его упирается в город и в дорогу. Обычно я никогда этого не делаю, но сейчас, глядя в эти наивные глазки, на этот О-образный пухлый ротик и буратиночьи кудельки волос, не удержалась, решила поехидничать:

– Простите, но люксы «Coral» – это наше спецпредложение. Они расположены в зоне «Сlub», практически на уровне Скайпарка, самой высокой точки отеля, откуда открывается прекрасный вид на город, на океан, на невероятный тропический парк «Gardens of the Bay». Дорога, о которой вы говорите, конечно, есть, я не спорю, но как может выглядеть хайвей с высоты 200 метров? Как шелковая лента, развевающаяся на ветру…

– Она что, собирается тут лекцию тебе читать, что ли? Об исключительности их отеля? – вдруг ворвался в наш разговор русский язык и усталый, хрипловатый баритон, который я узнала бы из тысячи, да что там – из миллиона голосов! Мы обе, и я, и эта очаровательная фарфоровая кукла, как по команде, обернулись. Барби затрепетала то ли от страха, то ли от восторга, впрочем, я сразу же забыла о ней… Небрежно откидывая назад волосы, ко мне не торопясь приближался высокий человек. Несмотря на то, что прошло 9 лет со дня нашей последней встречи, сердце мое отчаянно забилось, будто это только вчера он отчитывал меня за нерадивость, только вчера бросал мне язвительное: «Вы вообще способны отличить рейтинг от доли?», испепеляя презрительным взглядом. Да, это был он, Игорь Францевич Берман, Генеральный директор телеканала, на котором я, выпускница философского факультета МГУ, когда-то начинала свою трудовую деятельность; это был Игорь Францевич Берман, прозванный за высокомерие и аристократизм князем Игорем. Изрядно осунувшийся, с резко прочерченными носогубными складками, с падающей на глаза поседевшей челкой, когда-то густой и черной, он, тем не менее, был совершенно узнаваем, все так же свысока поглядывал на всех, так же прямо держал спину и был все так же изысканно хорош! Человек, из-за которого я страдала, стремительно выскочила замуж за нелюбимого, бросила маму, дом, страну, этот человек стоял сейчас в двух шагах от меня, окидывая всех присутствующих недовольным взглядом.

– Что они тут тебе пáрят? – обратился он к онемевшей помощнице. – Ты до сих пор ничего не сделала?

– Но я… – покрасневшая до корней волос Барби широко открыла ротик и захлебнулась воздухом. Я почти пожалела ее, мне было до колкой боли знакомо ее состояние: этот негромкий голос, этот суровый тон, эти вопросы, ответы на которые он знал раньше тебя, и этот короткий прищуренный взгляд, пронзающий насквозь и прибивающий к полу – когда он говорил так, когда он смотрел так, хотелось провалиться сквозь землю.

– Извините, что вмешиваюсь, господин Берман, – вежливо произнесла я по-английски, улыбаясь ему во весь свой рот. – Насколько я поняла, вас не устраивает вид из окна?

– Вы правильно понимаете, – ответил он, обернувшись ко мне.

– Я могу вам предложить равноценные апартаменты. Это пентхаус «Orchid», только с живописным видом, вернее, с более живописным видом, чем ваш.

– Что ж, попытайтесь, – отвернувшись, он поднял руку, быстро встряхнул ею и демонстративно взглянул на часы, давая понять, что время, отведенное на общение с такой, как я, истекло. На секунду язык прилип к небу, а ноги подкосила предательская слабость. «Да он не помнит меня», – ошарашила простая мысль.

– С более живописным? А вот этот молодой человек, – забытая было Барби указала на Лю Сяна, вытянувшегося за стойкой ресепшена, – сказал, что свободных номеров такого уровня нет. Если, конечно, я правильно его поняла.

– Возможно, господин Лю еще не в курсе. Вы, господин Берман, можете переехать немедленно, разумеется, если вам понравится.

– Кэти, вы с ума сошли? – прошипела мне в лицо Ванесса, повернувшись спиной к гостям. – О каком номере вы говорите?

– Госпожа Шендрана, Кэти права, – мягко вмешался Лю – он, наконец, проверил информацию в компьютере, – господин Науманн из пентхауса «Orchid» переехал в зону «Atrium».

– Такое возможно? – Ванесса взметнула к переносице дуги выщипанных бровей. Черт возьми, почему меня никто не предупредил об этом, вопил ее возмущенный вид.

– Просто господин Науманн, который заселился в этот номер раньше, боится высоты. Вот его и укачало, – ответила я. Повернувшись к Берману, предложила: – Вы можете посмотреть ваш люкс.

– Если он будет таким же, как прежний, то не стоит. Впрочем, мисс… э-э… – он перевел взгляд на мой бейджик, – Кэ-ри Член-дер, не соблаговолите ли проводить меня туда?

Идя перед ним по просторным коридорам отеля – малышка Барби в кофточке больше не сопровождала его, – я немного нервничала, думая о моих чулках и узкой юбке. За долгие 9 лет, что мы не виделись, я прошла непростой путь, сменила страну, язык, статус, я стала увереннее в себе и, на мой взгляд, гораздо привлекательнее, но все равно волновалась, как и тогда, в далекой юности при его появлении. Интересно, подумала я, кто с ним сейчас?..

Вообще личная жизнь князя Игоря, которая всегда занимала меня гораздо больше, чем какие-то там рейтинги-доли, вовсе не являлась тайной за семью печатями. Все и каждый у нас на канале были в курсе, с кем, ну, возможно, по поводу того, когда и где, встречались разночтения. Я только начинала работать и издали восхищалась масштабом личности Генерального, а сведущие люди уже просветили меня, что он давно и беспробудно женат, у него двое взрослых детей и мечтать о нем – все равно, что мечтать о Боге, да и то, Бог еще может возлюбить тебя, а вот князь Игорь – никогда. Прошло какое-то время, и все вдруг поменялось – в праймовой развлекательной программе нашего канала появилась ведущая, эффектная, бойкая, и стали активно поговаривать, что она – новая пассия Генерального. Слухи быстро подтвердились – пара начала выходить вместе в свет. Смотрелись они, как выразилась моя подруга, закончившая когда-то музыкальную школу, диссонансно: элегантный интеллектуал Игорь Францевич с его утонченным, богемным шиком и пышногрудая блондинка, при всей своей яркости все-таки слишком вульгарная. Не сказать, что я лелеяла глупые надежды в отношении Игоря Францевича – это было бы смешно! – но мысль о том, что какая-то дворняжка вызывает в его душе чувства, отличные от раздражения, а меня он едва замечает, и здесь вряд ли что-либо поменяется, эта мысль заставляла меня страдать. Неожиданно ситуация снова перезагрузилась – блондинка внезапно исчезла, а ее место заняла журналистка, звезда новостей, которая читала информационную ленту с таким видом, будто делала всем одолжение. Спустя полгода из разных источников я узнала, что вместо информационщицы появилась то ли певица, то ли актриса, потом вроде кто-то еще, ну, и так далее. Наверное, Игорь Францевич был слишком умен, чтобы найти подругу, равную себе. Наверное, он просто рожден для другого, более высокого, чем вся эта брачная мельтешня и приземленные отношения с женщинами. Наверное, работа и карьера для него всегда были и будут на первом месте. Как бы то ни было, думала я, закрывая очередную ссылку в интернете, в его жизни никогда не будет меня.

Остановившись рядом с толпой разномастных туристов, ожидающих лифт, я незаметно обернулась и поняла, что волновалась зря – Игорь Францевич не поднимал глаз от своего айфона. Когда-то, работая у него, я научилась угадывать настроение Генерального по звуку его шагов, уже по одному тому, как он открывал дверь конференц-зала, поэтому сейчас я безошибочно определила, что Игорь Францевич находится в одном из самых неприятных своих состояний – в сумрачном раздражении на всех и вся. В лифте, воспользовавшись расстоянием и разделяющими нас людьми, украдкой рассмотрела его. Да, выглядел он не лучшим образом: под нижними веками появились тяжелые грыжи, носогубные складки прорезали щеки презрительными морщинами, обострившиеся ноздри придали лицу хищническое выражение, в уголках тонкого рта застыла брезгливость. Но главная загадка столь разительных перемен таилась в его глазах. Когда-то смеющиеся, живые, глубокие, в которых я, например, тонула без надежды выбраться, они теперь пожухли, как трава, и цвета стали безжизненного – цвета льда.

После 40-го этажа начиналась зона «Сlub», и, чтобы ехать дальше, надо было вставить в специальное отверстие на табло либо карту от номера, либо аккредитацию. Лифт опустел, а мой спутник был непробиваемо безразличен ко всему, кроме, пожалуй, смс-переписки, и я не решилась беспокоить его инструктажем – пусть уж это сделает поэтажный персонал – и молча вставила в валидатор свой бейджик. На 54-м лифт замер, и Генеральный неожиданно отвлекся от телефона и метнул в мою сторону быстрый взгляд, впрочем, может, и не в мою, а на механические двери, которые плавно и бесшумно разъехались, выдыхая нас в уютное чрево пентхауса.

– Прошу вас, нам сюда, – вежливо сказала я и пошла вперед. Я готовилась нанести Игорю Францевичу сокрушительный удар, применив к нему наш с Джованни коронный метод. Дело было не в каком-то особенном поведении или духáх с феромонами, запрещенными в служебное время, а в походке – прямая спина, выгнутые в коленях ноги, небольшая амплитуда раскачивания бедрами – и все, это действовало практически на всех мужчин, к которым этот метод применялся. И придраться было нельзя – походка ведь не помада и не красный лак, ее не уберешь, это дело сугубо индивидуальное. Мы шли по змеевидному, остекленному коридору, напоминающему прозрачный рукав, соединенный с воображаемым космическим кораблем, и необыкновенная красота, окружающая нас со всех сторон, лишь усиливала впечатление нереальности происходящего. Вдали под нами сиял залив. Словно островок внеземной цивилизации, из воды выплывала фантастическая роща, поражая воображение богатырскими чудо-деревьями, ломаными крышами оранжереи и выпархивающими из зарослей муляжами гигантских стрекоз, сверкающих на солнце нестерпимо ярким, металлическим блеском. Холодное молчание, повисшее в воздухе, вдруг разбил резкий, отрывистый звук его телефона. Он ответил, и его «Да» было совсем иным – задорным, немного игривым, из чего я сделала вывод, что позвонивший входит в число избранных.