Неоновый омут

Годом ранее.

Пятница. Конец рабочего дня.

За панорамными окнами сорокового этажа Москва-Сити разгорался закат, окрашивая кубические здания оранжевым светом. Стекло и металл высоток сверкали, словно мечта биржевого маклера с Волл-Стрит. Вдали за этой слепящей золотом геометрии, будто мираж в пустыне, в закатной дымке тлел остальной городской ландшафт.

В офисе завершалась рабочая неделя. Мерно затухали компьютеры и возбужденные голоса работников, предвкушающих наступление выходных. Анатолий сидел за монитором, делая вид, что ковыряется в «Экселе». Сам же он просматривал в телефоне ленту «Инстаграм»1. Привычка чуть что лезть туда его порядком раздражала, и в любом другом случае он бы не стал тратить свое время на этот театр иллюзий, но ожидание шести часов вечера затягивалось. Делать было нечего.

«Инстаграм» – тот мир, в который Толю затянули жаждущие внимания девушки. В основном их жизнь проходила там, и они требовали, чтобы он периодически просматривал и лайкал их сильно приукрашенные фотографии. Обычно это происходило со словами: «В смысле, ты не видел мою последнюю сторис?!». Или так: «Как так, ты еще не заценил мой отпуск на пляже Пхукета? Жду от тебя лайка!». Так поступало большинство его пустоголовых коллег, в том числе его бывшая подружка Полина. Сам он мало что выкладывал. Но это не мешало ему иметь более сотни подписчиков, в большинстве своем состоящих из девушек.

Тихо звякнуло уведомление. Написала Полина. Толя то ли случайно, то ли не совсем, лайкнул ее фотку.

«Привет. Заскочу сегодня за расческой и шампунем к тебе? Они должны быть в ванной», – гласило невинное на первый взгляд сообщение в директе.

Толя про себя ухмыльнулся. Видимо, у Полины в личной жизни было по-прежнему не все гладко, раз она пошла на такой отчаянный шаг и снова обратилась к нему. Вот же хитрюга! Они давно расстались, так как он устал от их «пользовательских» отношений, в которых он как раз и выступал в качестве пользователя, но упертая Полина все пыталась поймать его на крючок, неизвестно на что надеясь. В принципе, Толя был не против иногда встречаться с ней ради секса – такой вид взаимодействий как раз составлял большинство их времяпрепровождения за последние месяцы. Но это не устраивало Полину, которая хотела большего. В итоге они расстались, а затем началось это таскание кота за хвост в виде редких встреч и переписок в духе «ой, опять забыла кое-что, дай загляну».

Толя не стал отвечать, решив повременить. Пусть побесится. К тому же на сегодня у него были планы: университетский друг пригласил его на дачу праздновать день рождения. А когда друзья зовут выпить – тут не отказывают.

Он посмотрел на часы. Пора!

Толя предпринял попытку покинуть офис. Незаметно оглядевшись в поисках начальника и взяв кожаную куртку, он плавно двинулся в сторону лифтов и прошествовал вдоль ряда рабочих столов к выходу. Опустело, но на местах то тут, то там встречались отрешенные лица знакомых трудоголиков, для которых пятница не была чем-то святым, к глубочайшему непониманию Толи. Он давно уже заметил, что количество работы лишь косвенно заставляет таких людей впахивать свыше нормы, а главная причина, по которой они перерабатывали, – они сами. И так каждую неделю. Впрочем, одни и те же люди.

Неужели им больше нечем заняться в вечер пятницы? Толя не понимал этого трудоголизма.

Когда он шел мимо стеклянного кабинета Марии, начальницы финансового отдела, и по привычке окинул взглядом ее фигурку, властно сидевшую в кожаном кресле нога на ногу, та заметила его и, как всегда, растянула свои сочные алые губы в улыбке. Мария говорила что-то в телефон, провожая Толю взглядом, от которого тут же хотелось расправить плечи и взбрыкнуть, совсем как гордый жеребчик в расцвете сил. Он догадывался, что она знала, о чем он думает, когда так смотрит на нее, но это было единственной дозволенной им игрой.

Когда-то он пытался прощупать между ними почву, по наивности клюнув на удочку этой разбивательницы сердец и не зная, на что надеясь. Мария, всегда одетая элегантно и вызывающе, словно смесь эскортницы и бизнес-леди, была без преувеличения «дамой-люкс»: длинные густые волосы, томный лисий взгляд, скуластое лицо, стройные длинные ноги и ни грамма лишнего веса. Аналогично авто класса люкс, она стоила дорого и ее хотели все мужчины. Мария чисто ради прихоти держала собственный гарем из поклонников, которые пытались добиться ее внимания, по поводу и без осыпая ее то букетами, то подарками. А она рада была их подразнить, даже по рабочим вопросам разговаривая всегда с такой томной хрипотцой в голосе, будто флирт составлял основу ее существования.

Такие девушки класса «люкс» попадались редко. Но наблюдать за ними было одно удовольствие.

Как и все «дамы-люкс», Мария была из тех, кто хотел всего и сразу и только так, как ей было нужно. Толя был из таких же. Свяжись он с ней, рано или поздно дошло бы до ссоры. Но от этих мыслей данную даму хотелось не меньше, скорее наоборот.

Толя уже давно вырос из того возраста, когда нравится определенный типаж девушек, относящийся к категории типа «рыжие-бесстыжие», «черноволосые бестии» или «наивные ясноглазые блондинки». По мере знакомств с самыми разными представительницами прекрасного пола, он понял, что внешность на фото далеко не всегда совпадает с тем, как девушки ведут себя в жизни. Можно долго романтизировать образ, но какой по итогу окажется барышня решает лишь встреча. Бывало, Толя назначит свидание одной писанной красотке, с которой познакомился в соцсетях, а при встрече оказывается, что ее внешность отличается от фото в заметно худшую сторону – спасибо «фильтрам».

После долгого блуждания на «Тиндере» у Толи сложилась своя система оценки, где первостепенную роль играло впечатление при встрече, которое оставляла после себя барышня, – амплуа по жизни или, можно сказать, своего рода статус. Дамы, которые ему нравились, никогда бы не позволили мужчине (и даже Толе) тут же взять их под локоток и увести к себе, поведясь на дурацкие шутки и наглый флирт, или никогда бы не стали что есть сил спешить на встречу, даже если б сильно опаздывали: статус бы не позволил, а то еще устанут, и тогда все, свидание придется отменить. Поэтому ему нравилась аналогия с классами машин, потому как прослеживалась связь: чем более «статусна» девушка, тем больше внимания ей нужно оказывать и, соответственно, денег – куда ж без них!

И вот вместо «дамы-люкс» (которую он бы не потянул) Толя начал ухлестывать за Полиной, с которой познакомился два года назад на одной вечеринке в баре. И вот эту девушку Толя смело причислял к классу «премиум» – не такая затратная, как «люкс», но и не такая простая, как остальные.

Она сразу произвела на него впечатление: красивая, высокая, всегда ухоженная и накрашенная, и хоть с командными нотками в голосе, но умная и способная идти на компромисс. В квартире у нее был порядок, и она в принципе умела готовить. Кто-то бы сказал, что она идеальная хозяйка, но сказали бы это лишь незнающие ее люди. Хозяйственность, по мнению Толи, предполагала какую-то зацикленность на доме и семье, а у Полины этого не было. Убиралась она без фанатизма и в идеалы вечной хозяюшки по дому не верила. Это ее во многом отличало от девушек класса «комфорт» – она ставила в приоритет сначала себя, а потом уже остальных. Но в отличие от класса «люкс» это не ее ждали и хотели все мужчины, а скорее она выбирала мужчину, на которого у нее имелись планы.

Эго Полины было не такое раздутое как у «дам-люкс». Она была успешна на работе, ей нравилось тратить деньги (свои и Толины), и ей также нужно было, чтобы Толя соответствовал ее идеалам красивой жизни, что ему иногда не хотелось делать. Например, ходить вместе с ней по магазинам (порой по шесть часов за раз!) или по музеям и выставкам и обязательно, чтоб под ручку, носить рубашки и брюки вместо джинсов, когда они шли на мероприятие, чтобы Толя выглядел респектабельно рядом с ней, а также проводить вместе все праздники и выходные, и почти всегда тогда, когда это было неудобно Толе – он-то планировал встретиться с друзьями выпить, а тут она со своим: «Тебе, что, друзья дороже девушки?».

Спустя год отношений в духе образцовой пары он понял, что Полина потихоньку начинает его прогибать и считать своей собственностью. Все чаще стали мелькать разговоры типа: «Вот в следующем году надо обязательно съездить в Ростов, поставь себе на это время отпуск» или «Мама собирает на свой день рождения всю семью. Родственники надеются наконец-то с тобой познакомиться. Ты же придешь, да?». И Толя вдруг понял, что отношения с такими девушками не для него. Он любил расчетливых женщин, собранных, гнущих свою линию и всегда знающих, чего хотят от жизни, но не мог с ними ужиться, хотя спать с ними было приятно.

Примерно в то же время он решил, что лучше всего остановиться на девушках класса «комфорт», которые были проще и гораздо лучше поддавались дрессировке. В офисе таких было немало, и тут уже у Толи разбегались глаза – какие все были по-своему симпатичные! Ранее, до Полины, он пробовал завязывать с ними отношения, но дальше интрижек это не заходило. Он клевал на красивое личико и фигурку, а вот общение и быт (упаси, господь!) сразу проседали. Как только он чувствовал, что девушка привязывается к нему, он к ней остывал. Поднабравшись опыта, он стал классифицировать таких девушек по аналогии с духами, которыми они пользовались, – так, чисто наблюдение, а не правило – кто-то пользовался цветочным и легким парфюмом, кто-то свежим и моложавым, а кто-то сладким и удушливым.

Отличить «цветочных» девушек было довольно просто: бывает, пройдет одна с распущенными волосами, в нежном платье или мягком свитере в тон ее глазам. Милое лицо, легкая полуулыбка – и тут к гадалке не ходи, если позовешь на свидание, то ей обязательно нужны будут цветы, кино, вино, романтика и никак иначе. Полный комплект внимания и заботы. Эти девушки любили цветы и душещипательные любовные истории, словно весь мир только состоял из них, как и их духи. Толе было приятнее всего взаимодействовать именно с такими девушками: поулыбался, пообщался, позвал в кино пару раз, и дело в шляпе. Однако после сближения они всегда лезли за какими-то обещаниями, и с ними приходилось расставаться.

Сладкие и удушливые девушки выглядели раскованнее и в то же время более приземленно. Такие могли одеться во что-то погрубее: в ход шли косухи, мини-юбки, оверсайз рубашки и даже берцы. Их отличительной чертой была манера соглашаться почти на любые авантюры. Такую и в ресторан можно сводить, и шаурмой в соседнем ларьке угостить. Сладкими они были, потому что нередко соглашались дать на первом свидании и в постели обыгрывали «цветочных» девушек в плане техники. Однако несмотря на кажущуюся доступность, порывать с ними было сплошным мучением: они-то думали, что все это весело проведенное время было не зря, и они нашли себе родственную душу.

Свежих и моложавых девушек в толпе можно отличить по прическе – почти всегда это модная короткая стрижка или яркий цвет волос. Такие на первом же свидании заявляют, что они феминистки, искусствоведы или блогерши. И вот вы уже вместо нормальных посиделок в баре ведете высокоинтеллектуальные беседы вплоть до четкого обозначения своей политической позиции.

Толе нравились «цветочные» и иногда «сладкие», но ничем толковым это не заканчивалось: первые почти всегда в итоге обижались на Толю, а вторые потом названивали. «Моложавые» были слишком мудреными и как будто совсем не женственными, и он старался таких избегать.

Девушек класса «стандарт» было гораздо больше, но, как по аналогии с большинством российских машин соответствующего класса, они годились только для одной-двух поездок. Они попросту оказывались слишком скучными, чтобы долго держать интерес Толи в фокусе. Бывало, зайдет в столовую в офисе, а там группка девушек маникюр обсуждают, и все как на подбор однотипно одеты по последним трендам – вот это они. И вроде бы пытаются быть модными и интересными, стараются подчеркнуть каждая свою изюминку, но как будто не дотягивают. Не хватает им уникальности, которую они хотят себе надумать. В школе Толя по незнанию часто попадался на таких, думая, что верхом крутости будет заполучить самую популярную девчонку. Однако не учитывал, что с такой надо будет еще и разговаривать.

Размышляя над этим и по инерции цепляя взглядом каждую симпатичную юбку, проплывающую мимо, Толя подумал, что уже давно поперепробывал весь «автопром» и уж лучше действовать по принципу «ловить попутки». А там будь, что будет.

Как только он дошел до лифтов, предвкушая скорый выход на свободу, и нажал на кнопку вызова, в вестибюле ему встретился Сан Саныч, выходящий из соседнего лифта со стаканчиком кофе. Руководитель проекта и его непосредственный начальник. Вот кто точно любил перерабатывать по вечерам и в выходные.

Толя про себя чертыхнулся. Вот надо было ему выскочить прямо на финишной прямой перед носом!

– Анатолий Батькович, уже уходишь? – Деланное удивление Александра Александровича так и просило съездить ему кирпичом по морде. Он носил длинное бежевое пальто нараспашку подстать небрежным светлым волосам и легкой щетине, которая была нынче в моде. Все хотел омолодиться и выглядеть как этакий Джон Константин, только в российский реалиях и гораздо упитаннее. – А как же «модель» до конца рабочего дня? Ты доделал? Я че-то не помню, чтобы ты присылал файл.

Начальник умел вот так манипулировать: заставлял давать почти нереализуемые обещания в самые сжатые сроки. И сидел со своими дедлайнами уже в печенках. Но Толя, когда с утра его заверил, что отчет почти готов, и не думал заканчивать работу сегодня.

– Ну, Сан Саныч! – врать о готовности файла не было смысла, и Толя предпринял попытку надавить на жалость, уже встав одной ногой в лифт. – Пятница же! У меня сегодня дела.

Пискнул датчик дверей, увидевший препятствие и не давший их закрыть.

– Знаем-знаем! У тебя каждый день какие-нибудь дела, – подметил Сан Саныч. – У всех дела, но люди же как-то справляются. Может, тогда выйдешь на выходных, доделаешь?

«Сам работай в выходные, раз так нравится. А мне за переработки не доплачивают», – с раздражением подумал Толя, но вслух ничего не сказал.

Сан Саныч важно отхлебнул кофе. Он мог выпить до пяти стаканчиков за день, словно вся его жизнь только и состояла, что из работы и этих его любимых «обезжиренных что-то-там на кокосовом молоке и прочей ерундистике», где от кофе оставалось одно лишь название, и то переименованное на «раф», «латте» или еще что-нибудь. Как же Толе хотелось размазать эту важную морду по стенке лифта! Дверь снова запищала.

– Сан Саныч, не могу. На все выходные уезжаю.

По выражению лица начальника Толя понял, что сегодня таким ответом от него не отделаться.

– Не порядок, Толя, – встал тот в позу, и стало ясно, куда он клонит. – Отчет ты должен был сделать еще вчера. Я напоминал.

Очередная головомойка с целью показать, кто тут главный и держит всех за яйца. Но у Толи не было ни сил, ни желания выслушивать это или вновь перечить. Вот кому этот отчет сдался в вечер пятницы? Ну, сделает он его сегодня, пошлет налоговикам и финансистам, а те только к среде оклемаются и возьмут его в работу. И зачем тогда спешить?

Датчик снова запищал, но Толя упорно не покидал лифт, надеясь, что писк намекнет начальнику, что тот не собирается оставаться. Если выйти из лифта и дать ему закрыться – это означало бы неминуемое поражение. Не хотелось в следующую пятницу вновь отвоевывать законный уход с работы в шесть вечера. Пусть Сан Саныч знает, что Толя не лыком шит.

– Да знаю я!.. – якобы пристыженно сказал Толя, держась за дверцы лифта. – Там осталось подтянуть только «потоки». Будет готово утром в понедельник. Обещаю.

Начальник цокнул и закатил глаза. Видимо, писк лифта его все же доконал и ему уже не терпелось вернуться в кабинет, скорее всего по пути заскочив к Марии, пока та не ушла, и переброситься с ней парой шуток. А может, далеко и не шуток…

– Ладно уж, иди! – дал начальник разрешение, словно барскую вольную, и добавил: – Сам понимаешь, что на работе завал, а ты уходишь. Учти, мне не нравится, что ты постоянно так сваливаешь. Работу никто не отменял!

Сан Саныч при этом важно ткнул пальцем в сторону Толи, словно грозя, что рано или поздно его барская милость закончится. Толя скрежетнул зубами.

Они попрощались, и двери наконец закрылись.

– Вот же мразота! – прошипел Толя, как только лифт тронулся.

Он откинул мешающие прядки волос со лба и потихоньку стал выпускать пар, прекрасно понимая, что начальник просто обожал показывать свою важность и манипулировать этими никому не нужными нравоучениями, но желание врезать ему от этого не поубавилось. Да и вообще в голове все чаще пробегала мыслишка как-нибудь «сорваться с цепи» и набить ему морду. Или трахнуть Марию, что было почти равнозначно.

Были люди, которые выводили Толю из себя, заставляя закипать на ровном месте. И начальник входил в топ этого списка. Ему достаточно было просто открыть рот и начать что-то говорить.

Толя медленно выдохнул и попытался выкинуть все из головы. Впереди ждали выходные. В зеркало лифта на него смотрел темноволосый, немного подуставший и столь же немного взлохмаченный человек. В черных глазах застыло вечное выражение то ли презрения, то ли недоверия. От таких, как он, не ожидали ничего хорошего и были в большинстве своем правы. Потому как сейчас Толе казалось, что он мог запросто выбить из кого-нибудь мешок-два дерьма, только дай ему волю. И даже легкая полуулыбка не исправляла ситуации, а лишь добавляла нотку безумия.

Лифт остановился на первом этаже, известив об этом коротким пищащим звуком. Резким движением поправив ворот куртки и как бы окончательно сбрасывая рабочий негатив, Толя вышел в вестибюль.

Дачный поселок. Загорелись фонари, ознаменовав наступление вечера.

В сумерках утопал еще один осенний день.

Участок, куда приехал Толя, не уступал другим таким же. В поселке их насчитывалось около сотни. Типично русские дачи: большие ворота, за ними площадка и гараж. Дальше от площадки вела дорожка к двухэтажному жилому зданию из пепельно-серого кирпича и с синей крышей – довольно унылая расцветка для дома, особенно, если он по конструкции мало чем отличался от большого параллелепипеда с острой крышей. Вокруг, в обрамлении каменистых дорожек располагались неровно постриженные газоны. То тут, то там маячили разноцветия увядающих клумб и зеленых насаждений, представлявших собой некое подобие альпийских горок. Также на участке были обустроенная зона для барбекю с беседкой и деревянная баня – куда же без нее на типично русской земле?

Поселок отстоял от главной дороги на несколько километров, поэтому сюда почти не долетал шум автострад, как, впрочем, и остальные звуки. Здесь гудела лишь загородная жизнь, и ее тихое звучание настолько выбивало из колеи человека, живущего в ритме большого города, что поначалу становилось непривычно – что же не так? Казалось, будто попал в Бермудский треугольник или вообще оказался отрезан от реальности. Лишь отдаленное пение птиц. Даже мысли в голове затихают, чтоб не нарушать тишины.