- -
- 100%
- +
В таких аналогиях он всегда представлял себя тигром или леопардом – хищником, но никак не травоядным. Когда в многообразии девушек выбирал, с кем знакомиться, то сначала выслеживал и оценивал ее повадки, пока не выяснял, какого рода «птица» предстала перед ним. Когда шел завоевывать – шел уверенно, твердой походкой, сигналя другим хищникам о своих намерениях, чтобы те даже не думали мешать. Когда загонял в постель – действовал упорно и терпеливо, словно поджидая подходящего момента, когда можно наконец сократить дистанцию. Когда брал – брал так же без условностей и лишних сантиментов, как хищник, наконец достигнувший лакомую газель после долгой погони, но не сказать, чтобы ты была против.
Ассоциации с миром дикой природы были однобоки и до смешного наивны, но, стоя в ночи наедине с этим малым кусочком первозданного мира, что представлял из себя поросший кустарниками участок Паши, Толя чувствовал себя именно таким существом – предопределенным, простым набором неумолимо сильных биологических инстинктов, отрицать которые было все равно, что отрицать существование людей. Любой здоровый мужчина чувствовал бы себя так же – волевым, матерым, и в то же время действующим упорядочено, в соответствии с той природой, что заложена в нем.
В тот самый миг Толя стоял под ночным небом и чувствовал, как кровь бежала по его венам, а мышцы отзывались на импульсы, то сокращаясь, то расслабляясь. Органы чувств осязали окружающее пространство и реагировали, как положено реагировать живому организму. Тело в своей силе и ловкости ждало, вытянувшись, словно по струнке, сигнала к действию. Но Толя не торопился, и оно подчинялось его воле, той самой воле, которая, если захочет, сможет добыть себя кров, пищу, женщину… Он бы ни на что не променял это чувство.
Еще раз вздохнув полной грудью и подивившись тому, как просто порой бывает находить упоение в этом мире, Толя достал сигарету и закурил. Как и любой хищник, твердо стоящий на земле и осознающий свое существование, он начал вспоминать былые победы, которые одерживал на постельном поприще, а вместе с этим пришла нужда пофилософствовать.
Были у него простые и сложные, цветочные и сладкие, властные и сильные, хрупкие и нежные. Во всем многообразии женских созданий попадались ему как совсем эфемерные особы с туманным, почти безмятежным взглядом, казавшиеся прямыми воплощениями Девы Марии, так и полные жизненной энергии девушки, которым были присущи более приземленная женственность и магнетизм. Биология объединяла их всех и дарила то, к чему Толя, как и все мужчины на свете, подсознательно тянулся – к заветной щели между ног.
Женские стоны распаляли его больше всего, не то что всхлипы, лепетание и содрогания – ничего подобного. Несмотря на многообразие прелюдий и способов достижения цели, все в конечном счете сводилось к примитиву: стоило девушкам оказаться с ним в одной постели, как они все до единой раздвигали ноги, а затем просили, молили, желали. Не оставалось никакого «статуса», из-за которого все пытались казаться властными, нежными или независимыми. Всё неминуемо подчинялись одному – инстинкту, и девушки ударялись об это всякий раз, как по новой, забывая, что мир людей гораздо проще и понятнее, чем его надумали сами люди.
Не было никаких «госпожей» и «недотрог», никаких классов «премиум» и «люкс», оставались только мужчина и женщина. Кто-то дает, а кто-то принимает – и в этом весь секрет. Когда между людьми случается настоящая химия, то над чувствами воцаряются инстинкты, и тогда происходит одно из двух – либо человек сопротивляется, либо подчиняется зову. Толя никогда не сопротивлялся. Кто он такой, чтобы ставить себя выше природы? Практически во всех отношениях с интересными ему девушками происходил этот сценарий – сначала улыбка, флирт, долгие взгляды, тесные объятия, одна единственная ни к чему не обязывающая встреча… и затем страсть, касания, похоть, движение, стоны. Собственно, поэтому он никогда не причислял себя к моногамным созданиям, он бы просто не смог жить без этого чувства предвкушения новых встреч. И каждую надо было разгадывать и исследовать. А сколько их еще будет на его веку!
Вереница поз и ощущений, запахов и вкусов восставала в памяти приятным дурманом. Рука об руку, также восставала вереница имен, голосов, повадок, ассоциаций, которые вместе формировали из себя образы девушек, живущих в этом мире наряду с Толей и имеющим на него такое же право. Они прошли через него, а он – через них, и у каждый было что-то свое, за что Толя помнил их и когда-то любил: кого-то всего одну ночь, а кого-то подольше.
Предаваясь воспоминаниям, Толя почти позволил себе коснуться этих образов, будто вновь видя их наяву: как в простом акте два человека обретали единение, химическое буйство гормонов и эмоций, пусть хоть и на краткий миг. Именно в этот краткий миг, верил Толя, люди становились по-настоящему искренними друг с другом, настоящими, хотя многие не разделяли его убеждений, ссылаясь на пресловутую мораль и правила приличия. Но порой как же ему хотелось, чтоб другие люди чувствовали себя так же, как он – более естественно, более свободно, более совершенно…
Проводя в воздухе зажатой между пальцами сигаретой, Толя блаженно улыбался своим мыслям. Этим своим касанием он будто пытался поймать те образы из прошлого, но видения оставались неуловимыми, как сигаретный дым, растворяясь между его пальцев. И лишь огонек на конце сигареты слабо маячил в ночи красноватым глазком.
Сбоку, со стороны дорожки к нему кто-то приближался. Кто-то явно крупнее мыши или кота. Толя опустил руку с сигаретой и обернулся.
– Кто бы сомневался! – ухмыльнулся он, не подав вида, что приятно удивлен. – Не спится?
– Да не, просто вышла покурить, – ежась в куртке, Вера продемонстрировала пачку «Винстона». – Ну, то есть да, не спится.
– Ты же не куришь.
– Курю.
Толя скептично на нее посмотрел. Во всей ситуации и ее задиристом говоре прослеживалась все та же игра в людей-птиц и зверей. Вера встала рядом с ним как ни в чем не бывало, будто привыкла выходить ночью в четыре утра покурить. Он задумался, к какой категории относилась Вера – хищниц или птиц, – потому как, очевидно, она знала правила игры и знала довольно хорошо, раз стояла с ним рядом в ночи.
Толе стало интересно, а осознает ли она, с кем играет.
– Куришь? – насмешливо изобразил он удивление. – Да что ты говоришь! Ну-ка иди сюда!
Резко и стремительно Толя схватил ее и, несмотря на протесты, обнюхал. Рука в косухе под его хваткой напряглась, едва дрогнула, затаилась, но не вырвалась. Он знал, что сигаретный запах в основном скапливается в волосах, а у Веры они пахли чем-то сладким и перечным, но явно не волосами курильщика.
– Че-то я тебе не верю, – он отпустил ее и смерил насмешливым взглядом. – Мала ты еще, чтобы курить.
– Вот опять! Че вы все такие правильные?! – та вскинула руками, поправила пострадавший рукав косухи и затем полезла своими маленькими пальчиками в пачку, достав сигарету. – Ну и что, что нет восемнадцати? И что с того? Человек человеком теперь не считается?
С этими словами Вера важно приподняла бровь и взяла губами сигарету. Для Толи, уже разгадавшего Верину игру, ее восклицания выглядели комично.
– Не, ну, я согласен. Типа если это твое решение, то ладно, – Толя не стал разрушать иллюзию того, что она самостоятельная девочка, и решил подыграть. – Но подростки в основном не просчитывают действия наперед. Ты хоть сама понимаешь, чем грозит курение?
– Да-да, знаю! Гангрена, рак мозга или вон – импотенция, – Вера вновь показала пачку Винстона и убрала ее в карман. Замерев, чтоб прикурить, она продолжила говорить: – Сигареты еще и давление повышают, если ты не знал. В моем случае самое то.
– Хах! Что, пониженное? – поинтересовался Толя.
– Ага, – угукнула Вера, продолжая сражаться со своей зажигалкой, но та под ее неумелыми нападками в упор не хотела зажигаться. – Вот как раз выравниваю.
– Так ты кофе пей. Оно лучше.
– Не люблю. Лучше вино. Дай закурить.
– Блин, да маловата ты еще…, – Толя прищурился, но потом, немного поразмыслив, все же дал девчонке закурить от своей зажигалки.
Она затянулась, и струйка дыма с ее губ полетела в звездное небо. Они на какое-то время замолчали.
– В беседке бухло еще есть? – затянувшись, спросил Толя, ухмыльнувшись в темноту.
– Есть, – ответила Вера и ухмыльнулась в ответ.
Не включая свет, они нашли бутылку джина, оставленную ранее Толей на полу возле стоявшего в беседке холодильника, и уселись там же на лавке, накинув на себя плед. Света от телефонного фонарика вполне хватило, чтобы найти чистые стаканы и разместиться на лавке под пледом в относительном отдалении друг от друга. Они положили телефон фонариком вниз на столешницу, отчего свет стал рассеянным и тусклым, едва выхватывая очертания предметов вокруг. На этот раз Вера не стала возражать против джина. Выпив, они разговорились.
Как Толя ожидал, Вера начала рассказывать про свои пьянки с одноклассниками за гаражами, хвастаясь тем, какая она оторва, и затем, в ответ на показное равнодушие Толи к ее поступкам, уже и вовсе пустилась в детальные подробности своих похождений, не стесняясь в выражениях. В принципе, Толя не осуждал ее бахвальства, так как сам был таким когда-то, и не имел никаких предубеждений о том, что девушки поголовно должны быть скромницами, девственницами и не ругаться матом.
– …И вот, короче, хватает меня тот мент за руку, типа: «Гражданочка, пройдемте со мной в машину», а я как даю деру. Бля, чуть под колеса не попала, когда через шоссе сиганула! Но убежала. А там уже на автобус и домой. Хорошо еще родоков дома не было, а то бы сразу учуяли, какой от меня перегар идет.
– Ну молодец! – с немалой долей сарказма прокомментировал Толя, разлив остатки джина по стаканам с соком и поставив опустевшую бутылку на пол рядом с лавкой. – Мало того, что тебя мент проституткой счел, так ты еще при этом чуть не подохла. Забавная была бы надгробная надпись: «Защищала свою честь перед ментом, попав под колеса». Во родители были бы рады!
– А ну ша! – важно шикнула Вера, отпив из стакана. – Я не виновата, что тот мент не мог отличить порядочную девку от шмары. И вообще я из-за него тогда чуть под колеса не попала. Нечего было так хватать, извращенцу этому!
– Ага, конечно! А кто вдруг решил посреди ночи по шоссе прогуляться? Да еще в мини-юбке! Не хватало только сушки пососать.
Толя решил подразнить ее и состроить из себя взрослого дядюшку, отчитывающего молодежь за то, что они совсем от рук отбились и делают все не так, как надо. Он специально не стал рассказывать, какие приключения в свое время выпали на его долю. Такие рассказы он предпочитал не рассказывать детишкам школьного возраста во избежание дурного примера.
– Чего? Какой сушки? – не поняла его издевки Вера.
– Че, не знаешь? – удивился Толя и махнул рукой. – Эх, молодежь! Да у нас все знали эту херню: «Шла Саша по шоссе и сосала сушку». В школе еще или детском саду учили. Все это знали и Саш потом дразнили. А вы нет, что ли?
– Ах-ха-ха! Нет. Что за бред?
Она в очередной раз отпила из стакана. От крепости джина Вера поморщилась и с хитрой улыбкой зажмурила носик.
– Бля, насчет сушки не знаю, но вот что другое… И я совсем не про сушку!
Она пьяно хохотнула. Толя не хотел заострять внимания на том, что Вера пыталась казаться пьянее, чем была на самом деле. Вместо этого он продолжил гнать на молодежь, будто только это и хотел пообсуждать.
– Все вы школьники такие – нихера не знаете, ничего не умеете. И в итоге получай, страна, своих врачей и специалистов!
Толя в шутку забухтел, как видавший виды дед, хотя сам ничего против молодежи не имел. Все люди совершают ошибки, хуже тем, кто не набил этих шишек в молодости. Одновременно с этой мыслью в его мозгу, где-то на дальних задворках, вновь загорелась лампочка, предвещающая опасность. От этого неприятного щекотания в затылке он начал нести все, что только можно, лишь бы заполнить то пустующее пространство между ними.
– Вот ты хочешь стать министром, а ты вообще знаешь, что по сути нет такой специальности? – задал он вопрос, вспомнив про то, что Вера обмолвилась об этом за столом ранее. Он хотел убедить Веру в шаткости ее планов на будущее и тем самым перевести тему с «сушек». – Тут мало выучиться, нужно еще харизму иметь и деньги, чтобы откупаться. А еще лучше просто иметь папика на высоких чинах, чтоб сидеть себе спокойненько в кресле и балду гонять. Хотя, в принципе, что я говорю? У тебя он как раз есть, только не папик, а папка.
Однако Вера явно не оценила шутку.
– Очень забавно, блин! – с сарказмом произнесла она и потянулась к столу. – Но к слову о специалистах… Мне ща надо кое-что в телефоне сделать. Я на секунду.
Она потянулась и взяла телефон. Яркий свет телефонного фонарика непривычно озарил все предметы вокруг и почти тут же потух. Наступила тьма. Черные ноготки Веры клацали в телефоне, и лишь тусклый свет экрана выхватывал ее профиль. За окнами беседки по-прежнему стояла ночь. Вскоре Толя начал привыкать к полутьме.
Довольно ухмыльнувшись, Вера вдруг закусила губу и бросила быстрый взгляд на Толю, который в это время смотрел на нее.
Он не стал отводить глаза, а лишь отхлебнул джина из своего стакана. Она вряд ли видела его лицо, скрытое полумраком. Вера вновь, как ни в чем не бывало, продолжила клацать в телефоне, явно чем-то довольная.
– Ну что, настрочила своим специалистам? – спросил Толя как бы между прочим.
Вера не стала заострять внимания на том, что он угадал, и она действительно кому-то писала.
– Ага, почти.
Вера заблокировала экран, отчего ее лицо тут же потухло во мраке, и положила телефон на столешницу, не включив фонарик.
Она пошевелилась, и, судя по звуку, сбросила плед с плеч. Толя, не мигая, смотрел на ее еле уловимый силуэт, во тьме чувствуя взгляд – тягучий, как сироп, и щекочущий, словно статическое электричество. «Настрочила» – он не зря использовал это слово. Молчание отозвалось в нем ответной искрой, и знакомое томление стало прожигать в животе дырку. Еще этот дурацкий алкоголь… Опасно.
– Ты даже не спросишь, кому я строчила? – начала свое наступление Вера.
– Думаю, это ни к чему, – совсем не к месту, Толя вдруг почувствовал першение в горле, и от этого его голос вышел хрипловатым.
По крайней мере он так это оправдывал.
А Вера посчитала это призывом к действию.
– А вообще-то я строчила кое-кому о тебе. Одной специалистке.
– Да? И что ты обо мне строчила?
Она потянулась навстречу и опустила руки ему на бедра, опершись туда своим весом. Куда она смотрела, трудно было уловить в полутьме, но Толя чувствовал, как близко было ее дыхание. Ее ноготки упирались ему с внутренней стороны бедер, слегка подавливая.
– Да так, спросила, если парень спаивает девушку, можно ли считать это подкатом…
Ее губы, сладкие от апельсинового сока, с которым они мешали джин, мягко коснулись его, словно щекоча. Неловко, она поцеловала его и затем хохотнула. В голове пронеслась фраза из одного мультика, которая однажды попалась ему в ленте: «Хитрый лис, глупая зайка».
– Зараза…, – Толя не знал, зачем вообще дал вовлечь себя в эту игру, но действовать по совести уже не хотел. – Как же неумело ты это делаешь!
Он притянул ее за плечи, полностью перетягивая на себя. Учитывая ее худощавость, ей было легко запрыгнуть на него сверху. Девичье тело податливо отвечало на каждое движение. Она послушно расстегнула куртку, быстро стянув ее с себя и отбросив на лавку. Толя нащупал губами ее шею и пошел ниже, задирая кофту. Вера в ответ позволила проникнуть себе под лифчик и коснуться груди.
– Хочешь меня? – со свистящим шепотом выдохнула она.
Почему бы и нет, подумал Толя и воображаемой битой разбил вдребезги предостерегавшую его лампочку в голове.
– Да.
Он не стал раздеваться – не май месяц на дворе – а лишь расстегнул и приспустил джинсы.
Вера сняла свои штаны, руками нашла и сделала все, что было нужно. На удивление (или нет) у нее в кармане нашелся презерватив.
– Ты точно не девственница? – вспоминая, говорила ли она вообще об этом, Толя на всякий случай решил уточнить. Хотя, можно было не спрашивать, учитывая ее рассказы.
– Нет, я…, – прошептала Вера, когда Толя одной рукой сжал ее бедро, а другой взял за поясницу и стал прижимать к себе. – Продолжай…
Толя уперся, слегка надавил. Вера прикусила губу и неспеша стала садиться. Ее теплое тело обволокло и сжало его, как родные объятия. Затем она задвигалась свободно и умело для своих лет. В образовавшейся тишине были слышно лишь ее сопение. Затем она уткнулась ему лбом в подбородок, перейдя на приглушенные стоны и елозя своими волосами по его губам.
Дальше последовал целый набор клише, без которых обычно не обходится ни одна любовная сцена из дешевых романов. Она стала покусывать ему шею, прильнув всем телом и начав двигаться быстрее. Хоть бы засос не поставила, впопыхах думал Толя. Ее приглушенные стоны в ночи звучали странно. Толя мял девичьи бока, пытаясь держать темп, который девчонка неминуемо нарушала, двигаясь то медленнее, то быстрее.
Он почти смог настроиться и потонуть в ощущениях, как внезапно в его голове стало вырисовываться новое, довольно странное для нынешней ситуации чувство. Оно накатило мелкими мурашками в районе затылка и вскоре разлилось необъяснимым покалыванием по всему телу, особенно в районе желудка. Его как будто мутило. Он внезапно остановился и снял с себя Веру. Та в недоумении взглянула на него, не совсем понимая, что произошло.
– Ты что, все?..
Толя не ответил и стал поспешно отстранять ее от себя, сажая обратно на лавку. Вера убрала с него ногу и, сев сбоку, некоторое время удивленно на него смотрела. Отстранившись, Толя тоже сел на край лавки, положив лоб в ладони и наклонившись, будто его сейчас стошнит.
– Тебе плохо? – обеспокоенно спросила Вера, натягивая штаны и поправляя на них застежку. – Перебрал?
– Не, – ответил Толя. Вторя ей, он тоже стал поправлять свои джинсы, сняв презерватив. Он не знал, чем еще объяснить свое поведение и сказал: – Просто вдруг поплохело. Ща уже нормально.
Но тем не менее возвращаться к прерванному процессу он не планировал. Толя встал, передал ей куртку, брошенную на лавку, и они оба продолжили одеваться.
– Ну, как тебе? – посчитав это уместным вопросом, спросила вдруг Вера, встав и уже застегивая на себе куртку. – Все путем, да?
Толя опешил от такого вопроса и не стал отвечать. Он нашел мусорное ведро и запихнул резинку глубоко внутрь, хорошо еще, что там было уже прилично навалено бутылок и прочего хлама. Алкоголь в его крови заметно выветрился, и на первый план стала выходить мысль о сложившейся ситуации.
– Если хочешь, я тебе отсосу, – осторожно предложила Вера и мерзко так ухмыльнулась. – Тебя отсасывали когда-нибудь с пирсингом?…
После этого у Толи и вовсе возникло ощущение, что он участвует в каком-то цирке, где оба актера сдулись, так и не войдя в роль.
– Да не, спасибо. Просто алкоголь, знаешь ли… В общем, проехали, – смазано произнес он, поправляя куртку. – Давай двигать отсюда.
Он мимолетом осмотрел место, где они сидели, проверяя его на случай, не оставили ли они какие-нибудь следы. Но кроме пары пустых стаканов из под джина с соком да самой бутылки, запрятанной между холодильником и столом, на их пребывание здесь больше ничего не указывало. Он убрал стаканы в раковину к стоявшей там грязной посуде и выкинул бутылку из-под джина, для пущей убедительности поплотнее утрамбовав ею лежащий в ведре мусор. Вера молча взяла свой телефон. Он сполоснул руки ледяной водой, и затем они вышли из беседки в серую предрассветную ночь. Толя становился хмурым по мере того, как алкоголь окончательно покидал его тело, и мысль о том, что он слегка попутал берега, не заполонила собой все остальное.
Они молча прошли часть пути и разошлись на развилке между баней и домом.
– Ну, я пошла к себе. До завтра.
– Ага, до завтра.
Часов через шесть настало всеобщее субботнее утро. Выспавшись, Саша с Деном не могли не разбудить Толю. Тот встал хмурым, пару раз обматерив друзей и на их резонный вопрос о том, какая муха его покусала, недолго думая, сослался на похмелье.
Собравшиеся на кухне завтракали остатками шашлыка и салатами с прошлого вечера. Раскумаренная и слегка опухшая Лиля сказала, что к обеду приготовит что-то новенькое и такое же вкусное, но пока пусть довольствуются этим. Вскоре в проеме кухни появилась Вера. Загадочно улыбаясь, она поздоровалась, не забыв при этом кинуть на Толю многозначительный взгляд.
Значит, не приснилось, удрученно подумал тот, попивая кофе из кружки и старательно избегая смотреть на нее в ответ.
Все сидели за общим столом и завтракали кто чем, непринужденно болтая. По телевизору, висевшему в углу, шла передача «Сто к одному», на которую от нечего делать залипали все. Неспешно намазывая масло на хлеб, Вера порой так на него смотрела и строила глазки, что даже ежу было понятно, какие мысли были у нее на уме. Толе становилось все больше не по себе в ее компании, особенно в присутствии Максима, который сидел сбоку от них и пока еще не замечал взглядов сестры, предпочитая пялиться в телевизор. Ситуация казалась патовой. Толе казалось, что еще чуть-чуть и все заметят странности в Верином поведении, и тогда ему несдобровать. Он покосился на Лилю, припоминая ее излишнюю внимательность, которым она огорошила его вчера, но та будто не замечала никаких странностей в Вере или в нем. Впервые Толю гложило то, что он с кем-то переспал.
Он не представлял, что делать, и в разговор не вовлекался, хотя понимал, что это может показаться вдвойне подозрительным. Тогда он стал отвечать и вставлять реплики, но немногословно, и вскоре решил просто уйти куда подальше, лишь бы его сейчас не трогали. Еле дотерпев, пока кто-нибудь с краю стола не покинет места, Толя встал и вышел на улицу, под нос пробурчав напоследок, что пойдет почту на телефоне проверить и заодно птичек послушать. Казалось, на его слова никто не обратил внимание, что было к лучшему.
Сев в дальнем углу участка на обшарпанной лавке среди зарослей, Толя достал телефон, чтобы какое-то время пошелестить новостную ленту. Там, как всегда, его ничего не смогло увлечь и хоть как-то разбавить мрачные думы, и тогда он стал просматривать чаты, пока все же не решился и не остановился на одном, написав: «Привет. Ты в Москве?».
И тут же пожалел. Он не знал, зачем вновь пишет. Вообще он никогда не маялся после того, что творил. Ему были чужды рефлексия и излишняя мораль, а тут он терзался муками совести, как будто пришил кого-то.
– Да уж, совсем расклеился, салага, – под нос пробурчал Толя, сам на себя злой за то, что слишком много значения придавал случившемуся, несмотря на то, что девчонке было всего шестнадцать – почти вдвое меньше, чем ему.
К этому времени участок заметно оживился. Доставщики привезли бассейн, и все как раз вышли на улицу его устанавливать, сопровождая действо шумным гоготом и чертыханьем, свидетельствовавшим о том, что работа шла в самом разгаре. Пару раз он слышал, как его пытались найти и звали, но Толя не удосужился подняться и выйти из своего укрытия.
Он наблюдал за происходящим из зарослей. На центр лужайки возле бани Максим, Паша и Денис вынесли полотно бассейна – какую-то голубую безразмерную резину. Полотно выглядело внушительно. Они еле дотащили его до середины газона, начав распрямлять и матерясь при этом, как сапожники. За ними шли Ден и Саша, неся каркасные балки для бассейна, которые нужно было ставить по периметру, чтоб тот держался и не разъезжался в разные стороны. Все они затем стали активно обсуждать, как именно нужно ставить эти балки, внутрь протянутой вдоль бассейна ленты, или с внешней стороны, и во избежание ссор Ден взял на себя ответственность прочесть и, главное, понять инструкцию. Паша с ребятами тем временем пошли в беседку опохмелиться, а Саша отошел ото всех в сторонку покурить.
Почти невидимый со своей позиции в окружении кустов, Толя понадеялся, что его не припашут к работе. Он снова уткнулся в телефон, то и дело проверяя, не ответил ли контакт на сообщение.
Но его все же нашла Лиля. Она незаметно подошла в своих резиновых галошах и, положив руку на плечо, поинтересовалась:
– Что с тобой? Ты какой-то хмурый.
Толя от неожиданности вздрогнул и поднял на нее взгляд.
– Голова болит? – спросила она.
И, улыбнувшись, она легким касанием потрепала ему волосы, будто они были давнишними друзьями, а не просто знакомыми, видевшимися третий раз в жизни. Толя искоса на нее глянул, про себя подумав:
«Мягкая и податливая, как шлюха, вот и вся хозяйственность. Какая же шмара выпала на твою долю, Пашка…», – но вслух лишь сказал:
– Я, короче, поеду. – И аккуратно отвел ее руку от своей головы.