Свет забвения

Милош, как всегда, пытался разрядить обстановку, рассказывая дурацкие истории, которые обычно вызывали у нас смех. Но сегодня его шутки звучали как-то глухо, не находя отклика в нашей напряжённой атмосфере. «Ну что, ребят,» – сказал он, похлопав по боку одного из ящиков, – «Надеюсь, там, где их снимают, им дадут самую лучшую еду. Может, им даже заплатить обещали, кто знает? Будут на оскар претендовать!» Он попытался улыбнуться, но улыбка его была натянутой, как струна, готовая вот-вот лопнуть.

Спенсер же, как всегда, был поглощён заботой. Он постоянно проверял крепления клеток, убеждался, что животные не испытывают излишнего стресса, и тихонько разговаривал с ними, как с близкими друзьями, гладил их по рукам, если они высовывались из клетки. «Тише, тише, мои хорошие,» – шептал он. – «Всё будет хорошо. Мы просто едем в новое место, там будет много интересного.» Но в его глазах читалось явное беспокойство, которое он пытался скрыть.

Я же, сидя за рулём этого огромного, гудящего грузовика, чувствовал, как холодный пот стекает по моей спине. Во мне крутились обрывки разговоров, те самые, которые я подслушал у мистера Габерна, и те неоднозначные слова мистера Салливана. «Уникальные животные», «особые таланты». Что это за фильм? Какие именно «таланты» им были нужны? Я пытался представить себе, где именно их будут снимать. Может быть, это будет какая-то добрая детская история, где обезьяны будут играть роли забавных персонажей, смешить детей?

«Интересно, в каком фильме их снимать будут?» – спросил Милош, нарушая гнетущую тишину, которая повисла в кабине. – «Представляю, как их накрасят в дурацкие цвета, как клоунов, и заставят смешить публику. Может, они будут танцевать под дурацкую музыку? Или им придётся выполнять какие-нибудь трюки, прыгать через обручи, доставать бананы из шляпы?» Он снова попытался изобразить смешок, но он получился каким-то принуждённым.