- -
- 100%
- +
– Конечно, – горько воскликнула Нэкоми, – Широ в своём репертуаре!
Целый шкаф алхимического оборудования и материалов. Если заспиртованные ящерицы и змеи ещё можно худо-бедно отнести к травничеству, но вот минералы, соли, кислоты и прочие, говорящие сами за себя вещества, нет. К тому же журнал, вернее тетрадь в клеёнчатой обложке, вся в пятнах от кислот, лежала на видном месте. Там дед скрупулёзно фиксировал результаты своих опытов, причём опыты эти нередко оказывались весьма и весьма успешными. Эликсир от нежелательной беременности составлял изрядную часть их доходов, да и дедово средство от похмелья снискало немало слов благодарности и тоже привнесло свою денежную лепту. Вроде всего-ничего, подумаешь, пара пилюль снимали все негативные ощущения от вчерашнего перепоя, а востребовано. Нужно поскорее забрать журнал, и освободить шкаф. Она схватила пустую коробку (дед всегда решительно протестовал против выбрасывания даже самых ненужных вещей и устраивал целые баталии, когда травница бралась за наведение порядка в доме) и стала туда складывать пузырьки, баночки, коробочки с откровенно алхимическим содержимым. Реторты, спиртовки и колбы могли пригодиться и фармацевту.
Вдруг девушка замерла. А готовые снадобья? Стоит сделать подробный анализ, как алхимия вынырнет сама собой. Она поставила коробку на пол и подошла к запертому на ключ шкафчику. Там ровными рядами стояли пузырьки притёртыми или пробковыми крышками, снабжённые этикетками, подписанными её собственным аккуратным почерком. Были тут и средства от мигрени, гастрита, бессонницы, кашля и много ещё от чего.
Обычные травяные настойки, вытяжки и эликсиры они держали в лавке, а тут – улучшенные, очищенные, с усиленным действием, одним словом, как раз то, что Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя видеть не нужно. Оставалось сущая мелочь: вытащить и перепрятать содержимое двух шкафов, не позабыв проверить остальные полки и заваленный реактивами верстак. Но тут в голове возникла тревожная мысль: даже самый недалёкий следователь непременно заинтересуется, по какой такой причине в доме аптекаря с улицы Одуванчиков целых два шкафа пустуют? И куда девалось их содержимое? Значит, нужно успеть не только вытащить и спрятать дедовы грешки, а ещё и заполнить образовавшуюся пустоту чем-то, не вызывающим подозрений.
Нервы были на пределе. Нэко метнулась к не до конца опустошённому шкафу и без разбору покидала в коробку его содержимое. Её взгляд скользнул по верстаку, где на каменной столешнице (они там обычно работали с опасными составляющими) красовалось то, что уж никакая фантазия не могла связать со скромным травничеством: стеклянная банка с ртутью, тигель, а также медные и свинцовые стержни.
– Боги, – смятенно подумала девушка, – да тут до вечера не привести всё в порядок! За что ни возьмись, куда ни глянь, везде сплошная алхимия.
В голове мелькнула мысль, как это раньше она не замечала, насколько дед погружён в эту область познания. Усилием воли Нэко удалось подавить приступ обессиливающей паники, и она решила, раз невозможно уничтожить все следы, нужно выбрать хотя бы самое главное, здраво рассудив, что тигли и дистилляторы можно попробовать объяснить инновационными методами обработки природного сырья.
– Господин Хотару, – позвала она, – не могли бы вы мне помочь? Надо за один раз вытащить кое-что из лаборатории.
В коридоре раздалось приглушённое ворчание о том, что, когда человек снимает жильё, он как-то не рассчитывает, что его станут использовать как гужевую силу. Жалобно скрипнул табурет, и артист появился на пороге.
– Давай, что ты отсюда желаешь унести?
– Возьмите вот ту коробку, а я пока попытаюсь хоть как-то изобразить заполненность шкафов.
Светлячок вдруг замер, словно прислушиваясь, потом проговорил:
– Поздновато давать лекарства умершему пациенту. Только что у нашего дома остановился магомобиль. Боюсь, приехали коллеги вашего сержанта делать обыск.
Словно в подтверждение его слов Нэко тоже услышала явственный звук захлопывающейся дверцы, затем ещё один.
– Вот что, – Хотару подтолкнул девушку к двери, – ты по-быстрому возвращаешь печать в первоначальное состояние, а я постараюсь задержать стражей порядка минутки на три-четыре. Успеешь?
– Должна, – севшим от волнения голосом подтвердила травница, – а что с этим? – кивок в сторону коробок с дедовым алхимическим добром.
– Ничего не сделаешь, оставь, как есть.
И, подхватив табурет и газету, артист поспешил в лавку, где уже вовсю надрывался дверной колокольчик.
– Ну разве ж добропорядочные граждане Артанского королевства так трезвонят? – вопросил он отлично поставленным сочным баритоном, – так недолго лавку без звонка оставить.
Табурет он тихонько оставил в коридоре.
– Иду, иду, обождите всего одну секунду. Что за нетерпеливцы!
Хотару глубоко вздохнул, придал лицу озабоченное выражение, и толкнул дверь.
Там, прислонясь к прилавку, стоял мужчина в картузе на голове и летней форме Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя. Он жевал зубочистку.
– Ты, здесь? – воскликнул ошарашенный Светлячок и отпустил длинное непечатное ругательство.
Мужчина, оказавшийся смуглым брюнетом с коротко остриженными волосами, осклабился в недоброй улыбке:
– Могу сказать о тебе то же самое!
Глава 3 Заклятые друзья – лучшие враги
– Дэ́йв Сая́до, Дэ́ва! – я просто не верю своим глазам, – Хотару прищурился, – какими судьбами? Так вот куда тебя забросила судьба. Да, она явно не лишена чувства юмора.
– Хо́тти! – ответно осклабился офицер с глазами настолько тёмными, что не было видно зрачков. От этого взгляд его казался неприятно странным, с неуловимым выражением, – бывший принц ракуго, ныне разжалованный, изгнанный и всеми позабытый. Ваше высочество надумали возвратиться к истокам?
– Твоими усилиями и твоими молитвами, Дэва. Но боги справедливы. Твоё служебное рвение в отношении скромного ракуго́ко не осталось без соответствующей награды: столичный следак осел в коррехидории заштатного Аратаку. Великолепно! Я посочувствовал бы тебе, Дэва, да никак не получается.
– Себе лучше посочувствуй, – огрызнулся тот, – гляжу, ты снова на острие событий. Неужто, вляпался по самые помидоры в историю с убийством, от которого идёт оч-ч-ченно нехороший запашок.
– Увы, Дэ́вчик, я жутко, буквально чудовищно, сожалею о том, насколько мне придётся тебя разочаровать, – Хотату придал своему лицу аристократически-холодное выражение, которое несколько портила трёхдневная небритость, – я прибыл у старую столицу Артанского королевства лишь нынешним утром, и быть замешанным в какие-либо убийства просто физически не могу. И мне без разницы, чем там они у вас пахнут. Зная твою бульдожью въедливость, с почтением предъявляю железнодорожный именной билет.
Подполковник Саядо с недовольным видом взял и со всех сторон оглядел использованный билет, удостоверяющий, что Хотару Эйдзи действительно прибыл из Кленфилда сегодня, первого июня, в десять часов тридцать пять минут по Кленфидскому времени.
– Кучерявые замашки у бывших артистов, – процедил он, покусывая зубочистку, – купе на «Альбатосе». Что б я так жил!
– Артистов бывших не бывает, – заявил Светячок, демонстративно забирая назад свой билет, – а завидовать скверно. Если бы, один сволочной брюнет не променял приятельские отношения на служебное рвение и воображаемый карьерный рост, – он покачал головой, – тогда слово «бывший» никто не посмел бы употреблять в отношении Хотару Эйдзи.
– Мило. Очень мило, – уже даже не осклабился, а злобно оскалился Дэва, – кто-то, не будем уточнять кто, совершенно забыл про приятельские отношения, когда за покером нагло обобрал меня на шесть ма́нов с гаком! И добро б ещё при этом играл честно!
– Во-первых, – прямая бровь артиста иронично дёрнулась, – ни ты, никто другой ни разу меня за зелёным сукном за руку не схватил. Посему обвинять меня в шулерстве у тебя, Дэва, нет никаких моральных оснований. Во-вторых, повторю то, что ни раз, и ни два говорил тебе ещё в Кленфилде: коли ты уселся играть со мной, значит, разеваешь рот на мои честно заработанные деньги. Это даёт мне полное право, в свою очередь, попытаться воспрепятствовать тебе осуществить своё намерение. Всё честно.
– Честно! – воскликнул Саядо, – слова «Светлячок» и «честная игра» могут употребляться в одном предложении только в качестве глубочайшей иронии или шутки юмора!
– Нарываешься на дуэль?
– Ещё чего! С тобой стреляться станет только сумасшедший. Поскольку я таковым себя не отношу, максимум, что я могу предпринять, так это спровоцировать тебя на мордобой, а потом упечь в кутузку на пару недель за оскорбление офицера при исполнении.
– В этом ты весь! – Хотару стоял в расслабленной позе, – грозишь тем, что осуществить не сможешь, потому как прекрасно понимаешь, насколько у меня связаны руки тут, в Аратаку теперь, когда моей главной единственной целью стала попытка восстановиться в Восточной Ассоциации ракуго. А по поводу покера, – он широко улыбнулся, демонстрируя крупные белые зубы, – открою тебе свою тайну, кою ты мог бы и сам разгадать, если бы в Кленфилде меньше пьянствовал, а мозги включал не только согласно служебной надобности. Серьёзно я занимаюсь ракуго с тринадцати лет, у меня тренированная память. Причём не только слуховая, но и зрительная тоже. Для меня запомнить какие карты вышли, а какие нет – раз плюнуть. Прибавь к этому привычку фиксировать реакцию противников на набор карт и их попытки блефа, то никакая ловкость рук или краплёные колоды не нужны. Вот так.
– Врёшь! – даже с нотками обиды воскликнул Дэва, – опять голову морочишь по своему обыкновению.
– На этот раз нет: чистая, голая правда. Кстати, мне тут недавно на твоей родине побывать довелось. Милейшее местечко.
– Это где, позволю себе уточнить? – Дэва поискал глазами, куда бы отправить изжёванную вконец зубочистку, заглянул за прилавок, обнаружил там мусорную корзину и прицельно плюнул, – всем, кто меня знает, известно, что я вырос в окрестностях столицы, – выразительное пожимание плечами, – не мудрено там побывать.
– Нет, – сладким голосом протянул Светлячок, – я об Игоси́ме. Прелестное местечко на Южном архипелаге. Захолустье, понятное дело, но вулкан, природа, минеральные источники, Совиная скала…
– Даже отдалённо не представляю, о чём ты говоришь, артист, видать, слишком много принял на грудь вчера вечером. В вагоне-ресторане засиделся? На этой твоей какой-то там Симе не бывал, не знаю.
– Ага, ага, – с победным видом воскликнул Хотару, – как же, как же! Я столько лет не понимал, почему у тебя в минуты душевного волнения или, когда ты сильно злишься, словечки любопытсвенные проскальзывает? Вроде бы я – парень начитанный и образованный не хуже многих, а вот «кушенькать» ни от кого, кроме тебя, не слышал. Зато за последние три месяца наслушался от души. Враз понял, что местный – игосимский говор мне одного заклятого дружка до страсти напоминает.
– Ладно, лингвист доморощенный, – перешёл на официальный тон офицер, – я тут не лясы поточить пришёл, мне дело делать надобно. Где, к ёкаем собачьим, хозяйка дома, вернее, внучка хозяина? Почему жилец, – он прищурился, – ведь не полюбовник же?
– Жилец, жилец. Только комнату снимаю, – с подняв руки в примирительном жесте, подтвердил Хотару.
– Так вот, почему жилец встречает Королевскую службу дневной безопасности и ночного покоя?
– Так ведь это, – Светлячок сокрушённо вздохнул, – девица молодая, чувствительная. Когда твои подчинённые мужланы произвели арест, и, замечу, весьма грубый, ей совершенно плохо сделалось. Заходит она, значит, на кухню вся бледная, за грудь хватается.
– Как так? – усмехнулся Дэва, – обычно таковское – твоя прерогатива. И что дальше произошло?
– Ничего особенного, – пропустил колкость мимо ушей артист, – я усадил её, воды дал, потом посоветовал принять чего-нибудь успокоительного из их же собственного арсенала и отправиться полежать, а лучше – заснуть. Заспит стресс, и враз полегчает.
– Пойду разбужу, – сдвинул картуз на затылок Дэва.
– Э, нет. Не дело, молодую, стеснительную девицу незнакомому мужчине будить. Я сам её приведу. Меня она уже знает, не забоится.
Хоть артист и выглядел корпулентным мужчиной, он был на удивление ловким и гибким. Сделав несколько нарочито громких шагов по лестнице, он проскользнул в коридор и поспешил к двери в лабораторию. Опечатывающая вход бумажка с печатями оказалась на месте, а вот Нэкоми не было нигде.
– Твою мать! – выругался он себе под нос, – не хватало ещё, чтобы эта дурёха сбежала от Королевской службы дневной безопасности и ночного покоя! Дэва в таком случае дом закроет и опечатает, с гарантией, на сто процентов, а я окажусь на улице Одуванчиков со всеми своими манатками.
Дом был довольно большой, незнакомый, поэтому искать девушку просто не имело смысла. Светлячок заглянул на всякий случай на кухню – совершенно пустую и осиротевшую, вздохнул и решил уже было вернуться в лавку, как в тёмном коридоре столкнулся с травницей.
– Тебя где носило? – сурово вопросил он, – там следователь уже копытом бьёт.
– Я в сарай самое опасное снесла, – оправдываясь, ответила Нэко, – услыхала, как вы там былое вспоминаете, и подумала: успею. Выходит, верно подумала.
– Ладно, пошли. Главное, чтобы Дэва в сарай носа не сунул. Сделай вид, будто жутко расстроена, подавлена и буквально не знаешь, что делать. Поняла? – он заглянул ей в лицо и вдруг совершенно не к месту и не ко времени обнаружил, что лицо это очень даже выразительное с красивыми, чуточку раскосыми глазами и высокими скулами.
Травница отвернулась от этого пристального взгляда и ответила:
– Не маленькая, сама понимаю, что нагличать перед представителем власти себе дороже.
Дэйв Саядо еле сдерживался, чтобы не выйти из себя. Вроде бы с начала всё складывалось великолепно: убийство древесно-рождённого, пускай даже худородного, это как раз то, чего он ждал и на что надеялся весь минувший год. Блестящее раскрытие такого преступления могло стать отличным подспорьем для возвращения в столицу. Хотя, – он подавил желание закурить, крепко сжав зубами бамбуковую спинку зубочистки, – для упёртого его величества, пожалуй, одного триумфа будет недостаточно. Если ещё незаконную алхимию присовокупить… Травник – отличная кандидатура, он даже не пытался отрицать, что неоднократно продавал убитому лекарства. Всё шло хорошо, пока некстати Светлячок нарисовался. Ой, как некстати! Только его не доставало. На душе сразу стало муторно. Нет, видать крепко успел нагрешить Дэва в прошлой жизни. Так влететь в опалу не у каждого получается. Его мето́ду работы со знающими людьми недруги сумели преподнести Кленовой короне как самую наибанальнейшую связь с организованной преступностью. Им было отлично известно, что само имя Расписного башмака вызывает у короля идиосинкразию. Хорошо рассчитали, правильно!
– Изволили проснуться, – скривился он при виде растерянной девушки, которую фамильярно подтолкнул вперёд Светлячок, – позволю себе представиться: Подполковник Саядо – старший следователь коррехидории Аратаку. А вы, как я понимаю, госпожа Нэкоми Мори, внучка нашего главного подозреваемого?
– Да, – потупилась Нэко, – чего изволите?
– Изволю произвести обыск в вашей лаборатории, – последовал раздражённый ответ, – но вместо этого битый час своего бесценного времени потратил на препирательства с господином Хотару, после чего дожидался, пока вы соблаговолите вспрянуть ото сна и удостоите аудиенции скромно служителя закона, – он с шутовской вежливостью поклонился.
– Простите, – извинилась девушка, – внезапный арест деда произвёл на меня столь сильное впечатление, что мои бедные нервы просто не выдержали.
– Нервы осудим как-нибудь в другой раз, – Дэва шагнул к ней, – веди. А вы, господин жилец, – это слово он произнёс с какой-то особой, угрожающей интонацией, – потрудитесь остаться тут.
– Если ты позабыл, Дэва, – приподнял бровь артист, – Артания – свободное королевство. И я, как законопослушный гражданин, имею полнейшее право находиться в любом месте, где мне взбредёт в голову. К тому же, поправь меня, коли я заблуждаюсь, при обыске требуется присутствие понятых. И эти самые понятые не должны принадлежать к твоему ведомству, а таковых в доме господина Мори не наблюдаются. Вещественные доказательства, изъятые приватно, не примет ни один суд, сочтя такое изъятие нарушением артанского законодательства. А доказательства, лишёнными состоятельности, не имеют юридической силы. Так что смело можешь считать, что меня тебе послали сами бессмертные боги.
Офицер ничего не ответил, кивнул и велел травнице показывать дорогу. У двери он придирчиво оглядел бумагу с печатями (разве что не обнюхал!), резким движением сорвал её и распахнул дверь.
– Для тебя, девонька, будет лучше, если ты сама покажешь, где, что и как химичил твой дед, – проговорил он, окидывая взглядом помещение, в котором сами собой загорелись магические светильники под потолком, – облегчи участь преступника.
– Преступника? – не выдержала Нэкоми, – Широ – не преступник! Какие у вас основания утверждать подобное? Я так и не услышала ни официального обвинения, ни того, как ваш департамент пришёл к подобному выводу.
– Рэнзи Итиндо, принадлежащий к младшей ветви Тисовго клана, вам известен? – вопросом на вопрос ответил следователь.
– Известен, – подтвердила девушка, – господин Итиндо числился в наших клиентах.
– Конечно, он числился, – недобро скривился Дэва, – мы обнаружили у убитого коробочку с порошками из вашей лавки. Именно ЭТОТ порошок, вернее, один из них, дал очен-но неожиданный результат: сердце господина Итиндо обратилось в камень. Да, да. И не надо делать такие удивлённые глаза. Все эти ваши тигли, реторты, затёртые чертежи на полу, – он презрительно пошоркал носком сапога по небрежно стёртой пентаграмме в углу, – указуют, что проживающие тут граждане практикуют алхимию. Собственно, не нужно быть каким-то особым специалистом, чтобы понять: просто так сердце человека камнем не оборачиваются. Без магии или алхимии никак не обошлось. На магию наш коронер сразу проверил, ею там и не пахнет, следовательно, алхимия вырисовывается сама собой.
– Но почему мы? – спросила ошарашенная травница, – наши снадобья никак не могли дать такого результата.
– Вы в курсе дела, какие именно порошки пользовал убитый?
– Нет, – покачала головой Нэко, – боюсь, я даже лица его не припомню. У нас бывали клиенты, которые предпочитали избирательно покупать снадобья. Одних обслуживала я, других – дед Широ. Например, чай от менструальных болей в подавляющем большинстве случаев продавала я.
– Итиндо приобретал у вас средство от похмелья, особенное, легендарное, которое известно многим жителям Аратаку.
– Но почему-то ни у одного другого жителя Аратаку сердце от него камнем не сделалось, – словно бы невзначай заметил Хотару, – может Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя ищет не там, где следует? Вы выяснили, что ещё принимал погибший, с кем общался, какие ритуалы проводил сам? Банальная мысль, что в городе не один дядька Широ пробавляется алхимическими опытами, тебе в голову не приходила?
– Только из-за того, что я на службе, и у меня нет времени вышвыривать мерзкое насекомое вон, – Дэйв умудрился свысока поглядеть на бывшего приятеля, хотя был заметно ниже ростом, – отвечу, а девица, что предпочитает либо грубить безо всякого повода, либо стоять с потерянным видом, подтвердит мои слова. Алхимия тоже оставляет следы, следы иного рода, нежели магия, но вполне себе материальные, уловимые следы. Так вот, господа хорошие, такие вот следы наш эксперт и обнаружил на коробочке порошков, – он победно поглядел сначала на артиста, потом на травницу, – и, предвосхищая возможный вопрос, скажу, что все остальные порошки также несли на себе отпечаток алхимии.
– Не мудрено, – подала голос Нэко, – для увеличения эффективности наших препаратов мы применяем некоторые алхимические технологии, это не запрещено. Их следы и показала экспертиза. Работаем мы с природным сырьём, опираясь на знания свойств лекарственных растений и минералов. В создании снадобий огромную роль играют знания о работе человеческого организма и опыт предшествующих поколений. Всем известно, что после обильных возлияний человек может выпить рассола от маринованной редьки или заварить себе ромашкового чаю. И это без сомнений поможет. Наше же средство значительно более эффективно. Однако добиться подобной эффективности нам помогает сублимация травяных смесей. А кремний, который используется в нашем препарате в качестве вещества, поглощающего вредные продукты распада спирта из желудка, получить без растворения и последующего разделения вообще невозможно. Что вы инкриминируете Широ? Новаторское применение известных методов?
– Я не знаю, да и знать не хочу, вашей тарабарщины про растворение, поглощение и всё остальное, – отрезал следователь, – человек, причём не простой, а древесно-рождённый, принимал порошки, приготовленные в этой вот самой лаборатории с применением алхимии. Конечно – конечно, – он взмахнул руками, как бы демонстрируя полное согласие, которое совсем не вязалось с издевательскими нотками в голосе, – всё чинно-благородно, только капельку, исключительно на благо общества. Но вот незадаченька нарисовалась: эта самая капелька то ли сработала как-то кривобоко, то ли господин травник не доглядел в чём – человек в почтенном возрасте, память подвела, внимания не достало. Но результат у нас в прозекторской: сердце мужика каменным сделалось. Я видал, теперь не знаю, когда сей жутенький объект мне в страшных снах видеться перестанет. Только представьте себе: лежит на мраморном столе сердце. Хорошее такое сердце, правильное. Но не из плоти человеческой, а из камня: холодное, блестящее, гладкое. И места, в которых артерии и сосуды всякие из обыкновенных в каменные оборотились, словно пеплом припорошены. А так всё на месте: человеческое сердце в натуральную величину со всеми мельчайшими подробностями. Впору как учебное пособие для студиозусов медицинского факультета использовать.
– А как и кто обнаружил это? – включился Хотару.
– Обнаружил сие наш коронер при вскрытии, – с невинным видом ответил Дэва, – как разрезал, распилил грудину, так сразу и увидал камня кусок с артериями и венами, что пепел трасмутировавших тканей усыпал.
– Не о сердце речь, а о пострадавшем, – скривился Хотару, – а ты, Дэва, как и прежде любишь дурачком прикидываться.
– Я-то хоть прикидываюсь, а некоторым по жизни таковскими быть выпало, – огрызнулся следователь, снявший с головы картуз, – убиенного нашла его супруга. Люди они в годах, спальни раздельные. Господин Итиндо накануне выходил, вернулся поздно. В котором часу и в каком виде, жена не ведает. К завтраку не вышел. Слуга постучался в спальню, не получил ответа, отворил дверь и увидал, как хозяин лицом вниз на кровати одетый лежит. Сперва он и не испугался даже. Видать, всяко бывало. Подошёл, потряс за плечо. У того голова откинулась, лицо синее, перекошенное, будто от сильнейшей боли, и был он совершенно бездыханен. Кисти рук, а точнее пальцы, тоже посинели, особливо ногти. Слуга в крик, вызвали нас.
– Сам видел? – поинтересовался Светлячок.
– Делать мне больше нечего, как ездить на покойников смотреть! Дежурная группа выезжала.
– Какой я забывчивый! – драматично воскликнул Хотару, выразительно ударив себя рукой по лбу, – совсем запамятовал. Наш господин старший следователь Саядо до страсти боится покойников, – он преобразился, словно на сцене делится секретом с несуществующим собеседником, – да и чему тут удивляться! На Игосиме до сих пор верят, будто душа усопшего завладеет твоим телом, если ты станешь смотреть в глаза покойнику. Не повезло тебе, Дэвчик, надо же, насколько не повезло в выборе профессии. Королевской службе дневной безопасности и ночного покоя частенько приходится с трупами сталкиваться, – артист в притворном сочувствии покачал головой.
– Смешно, – процедил Дэва, – очень смешно. Но, боюсь, не свезло ТЕБЕ, Светляк. Не свезло в том, что мы с тобой тут пересеклись. И предупреждаю, один раз предупреждаю. Ты меня знаешь, – он прищурился недобрым прищуром, – не вздумай перейти мне дорогу.
– А то что? – испуганным театральным шёпотом вопросил Хотару, – не пугай меня так, а то от испуга моё симпатичное лицо тоже синюшным сделается. Как тогда выступать, ума не приложу!
– Пугать не собираюсь, но предупреждаю. Полезешь своими грязными лапами в расследование, я тебя уничтожу, раздавлю, словно мелкое, мерзкое, надоедливое насекомое.
– Ой, страх какой!
– Страх, не страх, а с Ассоциацией своей можешь распрощаться. Это и ничего. Ты – мужик здоровый, видный, работу себе всегда найдёшь. Например, у дамочек средних лет такие, как ты, в цене.
– Понимаю, чувствуется опыт и глубокое разочарование. Что делать! – пожал плечами Хотару, – дамочки, как средних лет, так, впрочем, и молодые, не особо жалуют плюгавых, чернявых в нечищенных сапогах и позавчерашней рубахе.