Губы на Сигареты

Глава 20

Утренние солнечные лучи – хуже любого назойливого будильника. Будильник хотя бы можно выбросить в окно, чтобы на время забыть о суровой реальности, а от солнца не спрячешься. Бонни, закутавшись в одеяло с головой, шумно выдохнула и уткнулась лицом в подушку.

Внезапно в памяти всплыли обрывки вчерашнего вечера: глухой ритм громкой музыки, клубный дым, резкий запах дешёвого алкоголя и едкая нотка чужих духов. Рид морщилась, вспоминая, как тащила подруг в клуб, пытаясь устроить псевдо-девичник перед свадьбой Мэй. Но что было дальше? Темнота, бессвязные фразы и чувство лёгкой паники. Она едва различала собственные руки на простыне, словно тело жило своей жизнью, а разум пытался собрать картину хаоса.

Открыв глаза, девушка осторожно отодвинула тёплое одеяло и огляделась по сторонам. Она дома. Это обнадёживало: ровным счётом ничего не помнилось, но раз она проснулась в своей комнате, значит, всё не так страшно. Девичник удался.

Приподнявшись на локтях, Бон уже собиралась встать, когда в голове раздался колокольный звон, и она зажмурилась от резкой боли. Поняв, что к подъёму нужно подготовиться, Рид ещё какое-то время провалялась в мятой постели, чувствуя, как одеяло прилипает к коже. Случайно нащупав под подушкой мобильник, она решила позвонить Мэй – сил вставать и встречать рыжеволосую на кухне у неё не было.

– Алло… – прозвучал на другом конце хриплый голос Мэй.

– Привет, ты как? – спросила Бонни, стараясь звучать бодро.

– Бон, какого чёрта ты звонишь в такую рань? – пробубнила рыжеволосая, явно не в лучшей форме. Похоже, вчерашний вечер её тоже не пощадил.

«Девичник точно удался!» – подумала Рид и добавила:

– Сейчас десять утра.

– Угу… – промычала Мэй.

Бонни вздохнула, но всё же решилась спросить:

– Ты помнишь, что вчера было?

– Ну, я пила текилу, какие-то коктейли… – протянула та.

– Меня не интересует, что ты пила, – перебила Рид. – Я в том смысле, что мы вчера делали?

– Ааа… – рыжая задумалась, потом тихо сказала: – Нет.

– Понятно, – выдохнула Бонни. – Ладно, спи дальше.

Если рыжеволосая до сих пор видит сотый сон, то Джессике и звонить не стоит – та в их кругу известна как главная соня. А после такой тусовки… Даже если мир захватят зомби, она и глаз не приоткроет.

Девушка медленно села на кровать, обхватив голову руками, словно пытаясь удержать мысли от хаоса. Воспоминания о вчерашнем вечере смешались с мыслями об Эдриане. Точнее – о его словах. Каждое звучало в голове, будто эхо, заставляя пульс то ускоряться, то замирать.

Его отец нашёл улики, которые в убийстве Мэнди Джонс указывали на Майка… Сердце сжалось от ужаса и непонимания. Бонни знала: Вуд не способен на убийство. Он не такой… Либо же она хотела в это верить. Но разум шептал совсем другое, и сомнения начинали подкрадываться тихо, почти незаметно, словно тёмная тень.

«Кусок ткани. Тёмный, с характерной белой полоской… такой же, как на спортивной куртке Майка. И ещё… следы кроссовок. Сорок четвёртый размер. Совпадает.» 

Слова, сказанные Эдом отозвались в памяти как холодный удар.

Откуда на месте тела Мэнди следы его одежды, следы его кроссовок? Каждая деталь, которая раньше казалась незначительной в поведении Майка, теперь приобретала вес обвинения: его резкая смена настроения, холод на новость о смерти Мэнди, поцелуй и последующее отстранённое поведение… Сердце колотилось сильнее, в голове закручивались вопросы без ответа. Как можно доверять памяти, если факты противоречат самым основным убеждениям?

Бонни сжала кулаки, ощущая, как тревога растекается по всему телу, будто обжигая изнутри. Мысли о доказательствах, о словах Эдриана, о странном поведение Вуда свились в плотный клубок, который казался слишком тяжёлым, чтобы распутать его одной лишь силой воли. Что ей делать? Стоит ли поговорить с Майком? А если он рассердится, обвинит, испугается… Либо подождать… Но чего ждать, если ответы не приходят сами?

И ещё это неуместное признание Эдриана в своих чувствах, которое теперь всё время всплывает в голове, совершенно сбивает с толку. Он добрый, искренний и заботится о Бон, переживает… И именно поэтому его раздражение по поводу Майка имеет основание.

Девушка пыталась вдохнуть поглубже, но внутри все сжалось. Как выжить между этими двумя огнями? Как остаться собой, когда сомнения пожирают изнутри, а чувства плутают между страхом, доверием и запретными чувствами?

Положив мобильник на тумбочку, Бон, преодолевая адскую ломоту в теле, всё-таки поднялась с кровати. При мысли о зеркале её передёрнуло – видеть себя сейчас совсем не хотелось. Но любопытство взяло верх. И зря. Отражение встретило её настоящей катастрофой: волосы взъерошены так, словно в них поселилась стая воробьёв, тушь растеклась по щекам грязными разводами, превращая лицо в маску панды. Девушка закатила глаза и скривилась – ну хоть в пижаму переодеться успела, и то победа.

Правда, вещи лежали подозрительно аккуратно… Обычно они разлетаются по комнате, как после взрыва, а теперь сложены аккуратной кучей в углу. И эта куча смердит так, что хочется выйти в коридор и звать спасателей. Смесь перегара, табака и чего-то непонятного висит в воздухе плотной стеной. Кажется, даже кожа этим пропахла. Отвратительно.

Рид, недовольно поджав губы, поплелась в ванную, шлёпая ногами по полу. Скинув с себя пижаму, она повернула кран и подставила лицо под горячие струи. В тот же миг стекло кабинки покрылось туманом, и вся комната начала превращаться в баню. Капли стекали по телу, приятно обволакивая уставшие мышцы, а длинные каштановые волосы прилипли к влажной коже. Стало трудно дышать, но останавливаться не хотелось – хотелось смыть с себя весь этот кошмар.

Нащупав подаренную Мэй мочалку, Бон с какой-то злостью вылила на неё гель для душа. Вспомнилась вечеринка: подруга тащила целый пакет с баночками и скляночками, сияя, будто вручала сокровища. Тогда это казалось смешным, а сейчас – полезным. Стоило чуть потереть мочалку, и густой сладкий аромат ванили заполнил ванную. Бон прикрыла глаза и улыбнулась – хотя бы этот запах способен перебить яд прошлой ночи. Всё, что связано с ванилью, для неё автоматически переходит в категорию «любимчиков».

Закончив банные процедуры, девушка уже собиралась выйти из душевой, но на крючке возле кабины почему-то не оказалось полотенца. Бон нахмурилась: когда заходила, оно точно висело здесь. Странно… неприятный холодок пробежал по спине.

Она выглянула из-за запотевшего стекла, чтобы осмотреться, и в тот же миг в проёме незакрытой двери вырос Майк Вуд.

– А-а! – вскрикнула Бонни, едва не поскользнувшись. Сердце ухнуло в пятки, руки судорожно метнулись к телу, прикрывая самое уязвимое. Она юркнула обратно в кабинку, прячась, словно загнанный зверёк.

– Не это ищешь? – протянул Майк, лениво подняв полотенце.

На его лице сияла нахальная улыбка. Глаза скользили по комнате медленно, с тем самым хищным прищуром, от которого хотелось провалиться сквозь землю. Он наслаждался её смущением, это было очевидно.

– Ч-чего ты… – заикнулась она, голос дрожал. – Убирайся!

– Прекрати, зайка, – ухмыльнулся он. В его взгляде плескался сам чёрт. – Что я, по-твоему, там не видел?

Слова прозвучали многозначительно. Слишком. Сердце Бон заколотилось в висках: неужели… он и вправду?.. Нет! Нет, это невозможно. Это неправильно.

– Уходи! – крикнула она, почти сорвав голос. Пальцы вцепились в стекло, как будто оно могло защитить.

– Ладно, ладно… – Майк подошёл к душевой неторопливой, вальяжной походкой, будто был хозяином здесь. Провёл пальцем по запотевшему стеклу, оставив нелепый узор.

Рид замерла, задержала дыхание. Ещё немного – и он увидит. Каждую линию её тела. Мысль об этом бросила её в жар, дыхание стало сбивчивым.

– Я же говорил тебе, что не хочу иметь с тобой ничего общего… – протянул он, будто нарочно мучая паузами.

– Убирайся, Вуд! – взвизгнула Бонни, перекрывая его слова.

– Как скажешь, – спокойно ответил он. – Но в следующий раз, когда напьёшься, не звони. Я больше не намерен оттирать свою обувь от твоей блевотины. Не умеешь пить – лучше вообще не пей.

С этими словами он повесил полотенце на крючок и захлопнул дверь.

– Ч-что он сказал?.. – одними губами прошептала Бон. – Вытирать блевотину?..

Перед глазами вспыхнули картинки вчерашнего безумия. Теперь всё вспоминалось слишком отчётливо. Томас, который, как голодный пёс, пускал слюни на полуголых танцовщиц. Чертовски неудобные кресла, в которых невозможно было устроиться. Эдриан, упрашивающий держаться подальше от Вуда, а потом вдруг признался ей в своих чувствах. Она сама – отчаянно заливающаяся алкоголем, словно это могло решить хоть одну проблему. И эти расфуфыренные «туалетные» девицы, которых хотелось прибить одной только помадой. Помнит, как, едва держась на ногах, набрала Вуда, чтобы сообщить, какой он мудак. А этот самый мудак приехал и буквально вытащил её из лап подозрительных шлюх. И чем она расплатилась? Правильно. Алкоголем. На его ботинках.

– Какой позор… – выдохнула Бон и, поджав губы, опустилась на колени. – Какая же я дура…

Но тут мысль полоснула яснее, чем холодный нож: если Майк нёс её на руках до самого дома, значит, она была совсем никакая. Даже дверь открыть не смогла бы, не то что достать из шкафа пижаму и переодеться.

«Что я, по-твоему, там не видел?» – эхом прокатился в голове низкий, слишком самоуверенный голос Вуда. У Бон неприятно заныло под ложечкой.

Словно ток прошёл по телу: ключицы, рёбра, шея, грудь – всё, к чему могли коснуться его длинные пальцы, вспыхнуло жгучей болью, будто кожу натёрли красным перцем. Она обхватила себя руками, пытаясь унять этот жар, но стало только хуже.

Вуд спас её. Да. Она знала это, и часть её даже благодарила его. Но он позволил себе слишком много. Слишком. А признаться честно, Бонни хотелось только одного: провалиться сквозь землю и исчезнуть. Прямо сейчас. Пожалуйста.

***

Небо затянули тяжёлые серые тучи, будто кто-то стер все краски из этого мира. Стволы деревьев дрожали от ветра, вытягиваясь в одиночестве к пустому небу. За окном кружили крошечные снежинки, но, едва коснувшись асфальта, они таяли, превращаясь в прозрачные капли, оставляя на дороге влажные пятна, похожие на следы усталых слёз.

Холод пробирался под самую кожу, так что Бонни и Мэй натянули шарфы до самых глаз и поспешили в здание университета. Стоило переступить порог, как мир будто изменился: тепло коридоров встречало не уютом, а густым напряжением. В воздухе висела тревога, ощутимая, как электричество перед грозой.

Девушки обменялись быстрым взглядом: то ли это всего лишь эхо вчерашней вечеринки, что до сих пор отзывалось пульсирующей болью в висках, то ли здесь происходило нечто куда серьёзнее.

Коридоры гудели. Студенты сбивались в кучки, перешёптывались, поднимали брови, недоверчиво охали. Казалось, весь университет жил одной общей новостью, к которой Бон и Мэй пока не имели доступа.

Внезапно к подругам подлетела Джессика. Глаза у неё были круглыми, ошарашенными, дыхание сбивалось, словно она бежала через весь корпус.

– Вы видели?! – выдохнула она и, тряся в руках студенческую газету, едва не ткнула её в лицо рыжеволосой. – Здесь… про Мэнди Джонс!

Газета дрожала в её пальцах. Джесс так нервничала, что никак не могла остановиться, слова вылетали обрывками, прерывисто, слишком громко для коридора, в котором царил напряжённый шёпот.

Бонни резко выхватила у неё газету. Развернула. И взгляд тут же наткнулся на жирный заголовок, от которого внутри всё похолодело.

«Смерть Мэнди Джонс: убийца среди нас?»

«На месте трагедии, возле мотодрома, где было найдено тело Мэнди Джонс, эксперты обнаружили несколько улик. Среди них – значок с эмблемой архитектурного университета, что указывает на возможное участие кого-то из числа студентов. Следствие продолжает работу, проверяются все контакты погибшей и недавние конфликты. Подозреваемые не называются».

Холод пробежал по спине. Значок… Значок университета. Кто-то из студентов. И Майк, который всё это время был рядом с Мэнди, невольно возник в её мыслях первым подозреваемым.

– Нет, он не мог… это не он… – упрямо тихо повторяла Бонни сама себе, пытаясь заглушить тревогу.

Она сжала газету сильнее, пальцы свело до боли. Взгляд упёрся в строку: «подозреваемые не называются». Для остальных – просто сухая информация. Для неё – тревожный сигнал, предвестник того, что привычный мир вдруг рушится. Сердце билось быстрее, дыхание сбилось, а в голове закружились воспоминания о вчерашнем разговоре с Эдрианом, его предупреждения и тот самый кусок куртки… Всё это теперь казалось куда более реальным, чем раньше.

– Бонни… что с тобой? Ты побледнела… – неуверенно произнесла Мэй, но девушка не ответила.

Рид сжала газету в кулаке и быстрым шагом ринулась искать Майка. Сердце колотилось, как бешеное, мысли плотно сплетались в узел: я должна с ним поговорить… Но что я скажу? Что если он… не тот, кого я знаю? Может, Эдриан прав… может, он действительно опасен… Нет, это невозможно… он не мог… не может…

Каждый шаг отдавался в груди глухим эхом. Рид чувствовала, как внутри растёт тревога и непонимание, смешанные с лёгкой паникой. Её пальцы сжимали газету так сильно, что казалось, бумага может порваться. Она хотела узнать правду, но боялась, что правда будет слишком страшной.

Наконец, сквозь стекло, Рид заметила высокую фигуру. Вуд стоял на ступеньках у входа в университет, затягиваясь сигаретой. Руки в карманах, взгляд задумчивый, устремлённый куда-то вдаль, словно он вовсе не замечал, что вокруг кипит хаос.

Как только Рид распахнула дверь, Майк обернулся, и на его лице вспыхнула насмешливая улыбка:

– О, зайка, не ожидал тебя увидеть, – он потушил сигарету. – Думал, что сегодня твои верные друзья – минералка и куриный бульон.

В его взгляде ни капли сомнений, ни тени страха. Он вообще знает о том, что произошло? – пронеслось в голове Рид.

Не раздумывая, она впечатала студенческую газету в его широкую грудь и проговорила, сдерживая дрожь в голосе:

– Что ты на это скажешь?

Майк нахмурился, взял газету и медленно развернул её. Его взгляд скользил по заголовку, сосредоточенный и холодный, лицо почти каменное. Ни тени эмоций, ни намёка на реакцию – словно он видел перед собой просто бумагу, а не свод подозрений. Рид почувствовала, как сердце сжалось в кулаке, дыхание сбилось, а ладони вспотели. Хоть на секунду… хоть миг… развей мои сомнения… – думала она, но парень оставался неподвижен.

Но то, что сказал Майк, только усилило её тревогу:

– И? – его взгляд устремился на неё, выжидающий, почти вызов. – Что я должен сказать?

В этот момент Рид поняла, что его холодная маска не просто защита. Он знает, что контролирует ситуацию. И это чувство… оно парализовало её.

– Мне плевать! – внезапно повысил голос Майк. – Плевать на всё, что с ней связано! Тогда, на мотодроме, шагнув к Персу… – он замялся, но слова летели остро и холодно, как лезвие. – Она сделала свой выбор!

Бон сглотнула. Ладони вспотели, пальцы судорожно сжали газету. Сердце колотилось, дыхание сбилось, но молчать больше не было сил. Внутри всё кричало, что нужно задать этот мучающий её вопрос.

– Это… это ты её убил? – выдохнула она, почти шёпотом, но слова прозвучали словно выстрел.

Майк отшатнулся назад, словно её слова ударили его прямо в грудь. Он явно не ожидал подобного обвинения. Точно не от Бонни.

– Что? – нахмурился он, глаза сузились, в голосе смешались удивление и раздражение. – Рид, ты в своём уме? Что ты несёшь? С чего ты вообще…

Но договорить парень не успел. В разговор вмешался Эдриан Коллинз. Он в два шага преодолел расстояние и с отточенной решимостью отчеканил:

– Почему ты не можешь оставить Бон в покое?

– А почему ты не можешь свалить отсюда? – с едкой насмешкой отозвался Майк.

Атмосфера между Вудом и Коллинзом накалилась до предела. В этот раз Бон решила не вмешиваться: внутренний голос подсказывал, что эта ссора идёт именно из-за неё.

– Не порти Бон жизнь! – сорвался Эд. – Ты преступник!

Майк опустил голову, сжал кулак, а вены на шее выступили. Злоба буквально искрилась в каждом его движении.

– Мой отец посадит тебя, и ты ничего не докажешь! – попытался давить Коллинз.

– Слушай сюда! – Вуд рванулся вперёд и схватил парня за грудки. – Мне плевать на твоего отца так же, как и на тебя, ублюдок! Если хочешь спокойной жизни, не переходи мне дорогу. Понял?

– Хах, – усмехнулся Коллинз, и эта насмешка ещё больше вывела Вуда из себя.

Бон наблюдала, как два парня стоят друг против друга, напряжение между ними искрится, как электричество в воздухе.

– Спокойной жизни, – передразнивая, процедил Коллинз. – Все знают, что Перс устроил за тобой настоящую охоту. Ты каждому второму должен денег, разве…

Но договорить он не успел. Майк, не желая больше слушать его противный голос, резко ударил его по лицу. Коллинз упал, больно ударившись о пол.

Бон вздрогнула, сердце бешено застучало, но вмешиваться она не решилась. Чувствовала, что один удар – это только начало, и дальше дело выйдет из-под контроля.

Разъярённый Вуд направился к курилке, с каждым шагом сдерживая вспышку ярости: ещё одно слово – и он мог потерять контроль полностью.

– Ты всё потерял, Вуд! – крикнул Коллинз, вытирая с губ сочившуюся кровь. – Даже Бон!

Последние слова заставили Майка остановиться на мгновение.

– А разве это что-то решает? – холодно бросил он и, не оборачиваясь, ушёл.

Взглянув в спину Вуда в последний раз, Бонни ринулась помогать Эдриану. Парень, держась за разбитую губу, взял Бон за руку и поднялся с холодного кафеля.

Он отряхнул одежду и взгляд сразу встретился с её глазами:

– Как ты?

Рид холодно кинула в ответ:

– Это ты подкинул новостей в студенческую газету?

Коллинз усмехнулся и покачал головой.

– А ты, похоже, совсем не доверяешь мне, Бонни Рид, – сказал он, и после короткой паузы добавил: – Нет, не я. Следствие запросило у декана информацию о найденном значке. Ну и тут пошёл слух…

Бонни стиснула зубы, взгляд потемнел.

– Я не верю, что это сделал Майк… – тихо сказала она, словно проговаривая это больше самой себе, чем Коллинзу.

Он улыбнулся, совсем немного, но в этой улыбке проскользнула забота:

– Я знаю, как сложно тебе поверить, – сказал он, голос стал ещё мягче, почти шёпотом. – Но на месте преступления нашли кусочек его куртки, следы кроссовок сорок четвёртого размера… Всё указывает на него. Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности, Бонни.

Она сжала газету сильнее, пальцы побелели. Внутри неё бурлило: Он заботится обо мне… но Майк… неужели…

Эдриан сделал шаг ближе, осторожно коснувшись её плеча, как будто хотел её поддержать:

– Я говорю тебе это потому, что забочусь о тебе. Ты должна доверять мне. Я хочу, чтобы ты была осторожна. Если Майк останется на свободе… кто знает, что он может снова сделать.

Бонни отвернулась, глаза блестели, дыхание было прерывистым. Не могу просто поверить ему… но если он прав… если Майк… Сердце разрывалось между доверием к Эдриану и тревогой о Майке.

– Я… я должна подумать, – тихо сказала она, стараясь не выдать, насколько внутри всё перевернулось.

Эдриан сделал шаг назад, улыбка на лице осталась мягкой и заботливой, но в глазах мелькнула скрытая решимость.

– Хорошо, Бон. Но помни: правда всегда выходит наружу. И иногда она больнее всего, что мы можем себе представить.

Рид стояла с ощущением, что земля уходит из-под ног. Она чувствовала тревогу, но в глубине души её ещё держало то слабое доверие к Эдриану, которое он так умело использовал, чтобы направлять её мысли.

***

Бонни не пошла на пары. Ноги сами вывели её из университета, прочь от шёпота, косых взглядов и гулкого эха слов Коллинза. Холодный ветер бил в лицо, пробирая до костей, но девушка почти не замечала его.

Дверь за её спиной щёлкнула, тишина встретила глухо и равнодушно. Не дойдя до своей комнаты, Рид рухнула прямо на диван в гостиной, зарывшись лицом в подушку. И тогда слёзы прорвались. Горькие, горячие, настоящие. У неё больше не было сил держать внутри всё то, что её разрывало.

Слёзы застилали глаза, но Бонни никак не могла остановиться. Она пыталась собрать себя воедино, однако, чем сильнее она уговаривала себя, что Майк не виноват, тем отчётливее всплывал голос Эдриана, хлёсткий, убедительный, разрушающий все её доводы.

Она видела лицо Вуда – растерянное, злое, оскорблённое её вопросом. «Рид, ты в своём уме?..» – эти слова жгли сильнее всего. Если он правда невиновен, значит, она только что нанесла ему удар сильнее любого кулака. Но если виновен…

– Я не знаю… – выдохнула она в пустоту, сжимая кулаки. – Не знаю, кому верить…

Её разум метался между воспоминаниями о Майке и холодным голосом Эдриана, который теперь звучал внутри, как навязчивая запись: куртка… следы… он опасен…

Она знала, что не может доверять полностью ни одной стороне, и эта невозможность выбора разрывала её изнутри. Каждый образ Вуд – его насмешливая улыбка, разгневанный взгляд, смех – оборачивался доказательством его вины. И всё же, несмотря на логические «улики», её сердце цеплялось за него, отказывалось верить.

Но если всё так, то почему…? Почему она плачет из-за этого ненавистного парня? Почему он так глубоко теребит её душу, оставляя внутри пустоту и трещины?

Ответ прозвучал как откровение: любовь.

Впервые Бонни честно призналась самой себе: она любит его. Любит этого дерзкого, раздражающего парня, который будто ненавидит её, и именно это чувство делало её столь уязвимой.