Андеопия: Зов судьбы
- -
- 100%
- +
«Он так редко первым начинает разговор… Сегодня упала какая-то особенная Звезда, если Морт решил со мной поговорить, а не просто кивнуть и пройти мимо?» – подумала Эйрин, неспешно подходя к старику.
– Я давно хотел с тобой поговорить, – сказал он, вдруг взглянув на нее с какой-то печалью. – Я знаю, что произошло вчера вечером, Эйрин. Знаю, как вы с бабушкой живете, хотя и пропадаю в лесной глуши месяцами… Прости меня, если я казался тебе злым и недовольным стариком. – Морт попытался улыбнуться, позолоченный передний зуб приковал внимание. Сатрик засунул руки в карманы толстого жилета. – Я так и не свыкся поддерживать связь с людьми после того, как твой отец покинул деревню.
Взгляд Морта казался пронзительным, словно он видел ее насквозь.
– Да… Я скучаю по нему, – тихо ответила Эйрин, не зная, почему у нее это вырвалось.
Морт жестом пригласил Эйрин пройти по щебенчатой дорожке к дому и сесть на самодельный, но крепкий деревянный стул. Сам же он, тяжело прокашлявшись, занял место на другом стуле и положил одну руку на стол, разделявший их.
Эйрин сложила руки на платье, испытывая неловкость, но в большей степени любопытство. Она оглядела улицу: соседей не было видно, а вдали, на пригорке, шел дым из трубы их с бабушкой домика. Значит, она готовила ужин.
– Я знал твоего отца с детства, – начал Морт, скользнув взглядом по Эйрин. – Я давно думал, что нужно было тебе это рассказать, но не решался: ты была так юна, так беззаботна… Мне казалось, что не стоит втягивать тебя во все это, пока у тебя так хорошо складывалась жизнь. Лиара воспитала из тебя добрую и умную девушку, однако, если к вам заявились из столицы, это все меняет. Это меняет твою жизнь, поэтому я со спокойным сердцем могу это рассказать. – Он кивнул, словно в подтверждение своих слов, и посмотрел на свою руку, сжатую в кулак.
– Когда твоему отцу еще и восемнадцати не было, он отправился в лес на охоту, видимо, думая, что сможет в одиночку поймать вепря. Он хотел доказать свою состоятельность перед ребятами из деревни и, конечно, перед своим отцом. Твой дед был трудным человеком… В то время я случайно оказался в том же лесу, что и твой отец. Он попал в хитроумную ловушку, расставленную разбойниками, чуть ногу не потерял!.. Меня жутко раздражали разбойники: идите на зверя по-человечески, не по-варварски же!.. Ну, в общем, я вытащил твоего отца из капкана, промыв ему мозги об установленных правилах поведения в лесу. Он тогда злился на меня из-за этого, – у Морта вырвался хриплый, почти неслышный смешок. – Я вылечил его рану, спас, можно сказать. Он потом мне говорил: «Я никогда не смогу вернуть тебе долг до конца», ну я и понял, что парень толковый выйдет. Мы стали как братья, несмотря на разницу в возрасте: мне-то тогда четвертый десяток шел. Как-то так…
Эйрин почувствовала, как зрение застилает легкая пелена влаги, словно в глаза капнули по капле воды. Она проморгалась и осторожно накрыла своей ладонью загрубевшую руку Морта. В конце концов, не она одна потеряла отца.
– Много лет я пытался найти ответы, – продолжал Морт тихим, приглушенным голосом. Его глаза стали будто стеклянными, но взгляд был направлен на пригорок, где располагался дом Эйрин. – Потом я узнал, что его забрали из деревни в столицу. Он стал одним из лучших воинов. Королевству нужны были такие люди. Он служил короне и знал множество тайн, которые не должны были попасть в чужие руки.
Эйрин слегка подалась вперед, словно заставляя Морта продолжать рассказ.
– Но не все в правительстве были довольны его успехами. Он узнал слишком много о политических интригах и опасностях, подстерегающих мир за пределами Тирвальской долины. И он понял, что, оставаясь рядом с тобой, подвергает тебя смертельной опасности.
Эйрин слушала, затаив дыхание. Внутри нарастала тяжелая, ноющая боль, словно кто-то сдавливал израненную душу. Оно словно коснулось незаживающей раны.
– Он хотел, чтобы ты жила в мире и безопасности, – продолжал Морт. – Он хотел, чтобы ты выросла счастливой и не знала горя. Поэтому он и ушел.
– Но почему он никогда не давал знать о себе? – вдруг вырвалось у Эйрин дрожащим голосом. Она столько раз задавала этот вопрос Лиаре, и всегда получала один и тот же уклончивый ответ. Может быть, давний друг ее отца наконец откроет ей хоть что-то? – Хоть маленькую весточку…
– Он не мог, – сдавленно проговорил Морт, резко взглянув на Эйрин. – Он был связан клятвой. Он поклялся хранить молчание, чтобы защитить тебя и твою мать. Он вас очень любил… Я не знаю, жив ли он сейчас, девочка…
Эйрин почувствовала, как по щекам потекли теплые слезы. Она опустила голову, не в силах выдержать пронзительный взгляд Морта: на тонкой ткани платья остались мокрые следы. Впервые за долгие годы она чувствовала себя так близко к отцу.
– Как вы узнали все это?
– Я встречался с ним после его ухода из деревни много лет назад, хотя это было очень рискованно и для его службы, и для моей жизни, – уклончиво ответил старик, словно не хотел говорить об этом. – Ты должна понять его, Эйрин, – сказал Морт, чуть наклонившись к ней. – Он сделал это из любви к тебе и твоей матери.
Эйрин взглянула на старика: он всего лишь мужчина, переживший немало трудностей, закаливших его и сделавших хмурым и молчаливым. Ему, как и Эйрин, как и бабушке, не хватало ее отца – он воспринимал его как младшего брата, которого обрел и так скоро потерял.
– Я понимаю, – ответила Эйрин, торопливо вытирая слезы. – Вы видели, как посланник передал мне письмо, верно? – Эйрин посмотрела на Морта. Он утвердительно кивнул. – Значит, вы догадываетесь, а может, и знаете больше меня с бабушкой, что оно подразумевает.
Морт виновато улыбнулся, выпрямился и слегка склонил голову, внимательно глядя на Эйрин.
– Я полагаю, тебе нужно отправиться в столицу.
Эйрин кивнула, расправив плечи. Ее словно окатили ледяной водой: она внезапно почувствовала сильное желание помочь Морту. Коснувшись его руки, она почувствовала, как в глубине его души дремлет мощная, нерастраченная энергия. Она напоминала старое, крепкое дерево, которое много лет растет в глуши, однако Эйрин явно чувствовала, что рядом с этим деревом находилось нечто, что постепенно забирало у него силы, что-то щемящее, безмолвное и мучительное.
– Вы знали моего отца дольше и лучше меня, – заключила Эйрин, поняв, что за чувство терзало старика. Это была томительная, безысходная ностальгия по тем годам. – Он был вам дорог. Я больше не буду жалеть себя из-за этого: близкие мне люди не виноваты, что у них получилось провести с ним больше времени, чем мне. – Эйрин убрала свою руку с ладони Морта, сложив их на коленях. Она глубоко вздохнула. – Я обещала бабушке то, что не могла бы пообещать кому-либо еще, но вам, дядюшка Морт, я клянусь, что я приложу все усилия для его поисков. Я узнаю, как он и как сложилась его жизнь.
– Я буду ждать этого дня, – прошептал старик. На его лице появилась кривая улыбка, а в глазах на мгновение вспыхнули огоньки юности. – Сделай это в первую очередь для себя, девочка. А старик Морт еще дождется вестей от тебя и никуда не денется.
Эйрин поблагодарила Морта за его рассказ и пообещала навестить его при первой же возможности. Возвращаясь домой, она чувствовала себя одновременно опустошенной и полной надежд. Она узнала правду об отце, правду, которая перевернула ее представление о нем.
Когда Эйрин вернулась домой, бабушка уже спала на втором этаже. Эйрин бесшумно подошла к закрытой двери, ведущей в ее комнату, и с тихим скрипом отворила ее. Эйрин посмотрела на спящую бабушку, – возле кровати стояла небольшая потертая тумбочка, на ней догорала маленькая свеча, – бабушкино лицо в морщинах казалось еще более усталым, чем обычно. Сердце сжалось от боли.
«Как же оставлю ее? Что, если она заболеет? Что, если со мной что-то случится?» – мысли терзали Эйрин, как дикие звери.
Она представила, как бабушка будет ждать ее возвращения, и ей стало невыносимо стыдно. Но что, если не уедет в Аэтерну? Тогда ответы на ее вопросы не будут найдены вовсе, как и ее предназначение в жизни, и с каждым днем будет невыносимо больно. Она чувствовала, словно разрывается на части.
Эйрин закрыла дверь и прошла в свою комнату. Она села на кровать и погрузилась в размышления о том, что ей рассказал Морт. Каждое его слово она принимала близко к сердцу, словно каждое открывало новую главу в жизни ее отца.
Она больше не видела отца лишь как тень из прошлого, бросившего ее и бабушку. Теперь перед ней предстал образ человека, вынужденного пойти на жертву ради их безопасности, воина, раздираемого любовью и долгом. Неужели он все эти годы жил, помня о них, страдая от невозможности вернуться?
Осознание того, что он хранил молчание не из безразличия, а из желания защитить, одновременно причиняло боль и вызывало уважение. Но достаточно ли этого, чтобы простить долгие годы молчания? Эйрин понимала, что у нее появилась ниточка, ухватившись за которую, она сможет узнать больше о своей семье, о его жизни и, возможно, даже найти его.
Незаметно пролетело несколько часов. Эйрин все сидела на кровати, облокотившись на деревянную стену, погруженная в свои мысли. Теплый закат сменила полная, яркая луна: ее свет окутал вершины леса и залил деревню, а вместе с ней и их домик. Лучи проникали в окно, играя с частицами пыли, которые витали в воздухе, создавая причудливые узоры.
Когда сон начал одолевать ее, Эйрин почувствовала странное покалывание в области лопаток. Она распахнула глаза, пробудившись мгновенно. Испугавшись, что это укус насекомого, которое она могла случайно принести из леса – да, она любила природу, но не насекомых! – она торопливо коснулась спины рукой и почувствовала сквозь легкую ткань платья, что кожа в этом месте будто горит и слегка пульсирует.
Эйрин резко вскочила с кровати и, стараясь не шуметь, подбежала к зеркалу. Неужели она заболела? Что это может быть? Быстро спустив рукава платья, она застыла в изумлении.
Она не понимала, как еще стоит на ногах: в зеркале, на спине, возле лопаток, проступал любопытный контур. Будто легким движением руки, едва заметная белоснежная линия появилась у ее хрупких плеч, неторопливо спустилась к тонкой талии и соединилась на середине спины, возле родинки, которая ей досталась от матери. Непонятный контур складывался в виде изящных крыльев, раскинувшихся по всей спине Эйрин. Витиеватый рисунок, словно нанесенный тонкой кистью искусного художника, светился изнутри, наполняя комнату мягким, теплым светом.
Эйрин не могла поверить своим глазам. Она провела рукой по коже, чувствуя едва заметные линии крыльев под пальцами. Свечение постепенно угасало, как и легкое жжение после появления рисунка. Эйрин ахнула, отвернулась и тут же прикрыла рот ладонью.
– Что это значит? Откуда они взялись?..
Полностью спустив платье, Эйрин осталась в одном нижнем белье. Прохладный ветерок, ворвавшийся в окно, вызвал мурашки. Она снова взглянула в зеркало: нет, она не спит и ей не показалось. Четкий контур крыльев словно хвастался своим рождением, притягивая к себе внимание. Внезапно она вспомнила слова из письма: «В Аэтерне ты узнаешь о своей семье, о настоящей силе, что течет в твоих жилах с самого рождения».
Неужели это и есть ее новообретенная сила? Новый Знак? И что он означает?
Эйрин посмотрела на свои ладони, на Знаки солнца, которые были с ней с рождения. Она никогда не знала, каково это – получить свой Знак, и даже не рассчитывала на это в восемнадцать лет. В школе говорили, что магия в Андеопии не подчиняется никаким законам: у нее свои порядки и свои правила. То же самое касалось Знаков – они, как живые существа, решали за человека: когда и как проявиться, словно знали его сущность.
И, видимо, в эту ночь звезды решили преподнести ей окончательный сюрприз, который выбил ее из колеи за последние дни.
Она вспомнила слова бабушки о том, что ей решать, как поступить. И в эту минуту Эйрин ясно осознала, что не может больше оставаться в Тирвальской долине. Она оглядела спину, на которой так отчетливо виднелся новый знак, на цыпочках подошла к кровати, легла и укрылась одеялом. Ее била мелкая дрожь, спина все еще покалывала, но Эйрин постаралась взять себя в руки, плотнее закутавшись в одеяло.
Веки отяжелели, мысли начали путаться. Перед внутренним взором возникло расплывчатое видение: темный лес, пронизанный лунным светом, и силуэт, парящий в воздухе. Это была она, только крылья за спиной были огромными, сильными, черными, как ночь, и почти бесшумными, а ее глаза переливались всеми оттенками лунного камня, сияя внутренним свечением. Куда она летит? Зачем? Эти вопросы растворялись в надвигающейся дремоте, оставляя после себя единственное ощущение: это только начало.
Она должна отправиться в Аэтерну, чтобы узнать правду о себе и своей семье, чего бы это ни стоило.
Глава 3. «Спираль Боли»
Теневой Квартал встретил новый день привычной завесой мрака. Узкие переулки, едва пронзаемые редкими лучами солнца, тонули в густом запахе сырости, гнили и отчаяния. Когда-то это был обычный район Аэтерны, но после трагической вспышки неизвестной болезни, унесшей жизни многих обитателей, Теневой Квартал был отторгнут и заброшен.
Обшарпанные дома с темными провалами окон, казалось, настороженно наблюдали за каждым прохожим. Построенные из дешевого известняка и скрепленные глиной, многие осели и требовали ремонта, но у Квартала не было ни средств, ни Гильдии строителей, готовой прийти на помощь. Измученные лица с потухшими глазами, жалкие фигуры, прижимающиеся к стенам в лохмотьях из грубого полотна и вываренной парусины, украшенных случайными кожаными заплатками – каждый нес на себе печать личной трагедии. Криан знал: именно здесь он нашел свое пристанище, свою обитель.
Небольшой, старый дом, оставшийся от родителей, служил Криану не только убежищем, но и горьким напоминанием о прошлом. Матери здесь больше не было, а отец давно исчез. Он редко покидал его, проводя дни в полумраке и прислушиваясь к каждому шороху. Жизнь здесь не была жизнью, скорее – выживанием.
«И как долго продлится это проклятое существование?», – часто спрашивал себя Криан, вглядываясь в руны, начерченные углем на стене – единственную защиту дома от непрошеных гостей.
Внутри дом хранил лишь бледные следы былого уюта. Единственная комната служила и гостиной, и кухней, и спальней; скудное освещение давали несколько восковых свечей. Обстановка была скромной, но опрятной: добротный стол, несколько крепких стульев, кровать с чистой, хотя и залатанной постелью. В маленькой комнатке у порога стояла купель, в которой Криан омывался, нагревая воду на очаге. Рядом с кроватью стоял старый сундук, где хранились немногочисленные пожитки и сбережения. На стенах висели обереги, сделанные матерью, и поблекшие портреты на пергаменте. В углу всегда исправно горел очаг. Криан старался поддерживать чистоту и порядок, отчаянно цепляясь за остатки надежды в этом беспросветном мире.
День Криана начинался с холодного осознания того, что он все еще жив. Криан поднялся с кровати, чувствуя, как ноют кости и затекшая шея. В животе сразу же прокричал голод, не человеческий голод, а постоянный грызущий спутник, который Криан научился игнорировать.
«Хренова потребность выживать», – с отвращением подумал Криан, натягивая старую кожаную куртку – один из подарков отца на восемнадцатилетие.
Питаясь скудными остатками с рынка, хранимыми в ящике с рунами охлаждения, Криан находил утешение в чтении старых свитков, найденных в заброшенных лавках. Они служили ему окном в другой мир, мир, где существовали благородные люди, могущественные маги и правители, заботящиеся о своих народах. Ирония судьбы: он, живущий во тьме, читал о свете. Он – справедливость, но живущий по своим правилам, уничтожая тех, кто сеял хаос в этом мире. С тех пор, как люди отца отняли у него мать, он поклялся, что ни одна несправедливость не останется безнаказанной.
Его отдушиной была приемная семья в Лучезарном Городе, заменившая ему родителей и подарившая любовь и заботу. Льюис и Амелия, пара, которым ещё не было и пятидесяти, простые люди, заботились о нем, как о сыне. И их дочь, шестнадцатилетняя Эмили, ученица Гильдии Портных, была почти как сестра. Раз в несколько недель он навещал их, скрывая свою истинную сущность и опасаясь своего Знака – дара и проклятия одновременно.
Он до сих пор с болью вспоминал тот день, когда ему исполнилось восемнадцать. Льюис и Амелия со слезами на глазах умоляли его остаться, но Криан не мог раскрыть им правду, боясь однажды причинить им вред. В ту же ночь, полный противоречивых чувств, он вернулся в дом матери, поклявшись всегда быть рядом, но на расстоянии. Он не простит себе, если с его близкими что-то случится.
Сегодня нужно было навестить семью. Криан тщательно собрался: надел чистую рубашку и пригладил волосы, зная, что семья за него волнуется.
«Ради них я должен быть сильным, хочу я того или нет», – пронеслось в голове Криана, когда он оглядел свое отражение в старом зеркале над кроватью.
Выйдя из дома, Криан направился в Лучезарный Город. Идти нужно было около получаса. Чем дальше он уходил от Теневого Квартала, тем ярче становились улицы и лица прохожих. Дома из белого мрамора, украшенные резными балконами и цветущими садами. По улицам ходили горожане в элегантных одеждах и шелковых платьях. Они смеялись, разговаривали о новостях. Над городом витал аромат благовоний и свежей выпечки. Лучезарный Город жил.
«А в Теневом Квартале, сука, выживали», – с толикой ненависти вздумалось Криану. Он испытывал эту ненависть в большей части к себе, нежели к горожанам, наслаждающихся жизнью.
Перейдя мост над тихой речушкой, Криан подошел к уютному бежевому домику, утопающему в зелени сада. Дом находился в одном из лучших районов города, поодаль возвышался Белый Дворец, словно сон, воплощенный в камне. Криан знал по рассказам папы: построенный исключительно из белого, полупрозрачного мрамора, добытого в священных пещерах горы Лунных Отблесков, он казался сотканным из света и тени. В лучах солнца он ослепительно сиял, а при лунном свете мерцал таинственным, неземным светом.
Дворец украшали Башни Четырех Королев, у каждой – своя стихия, они иглами прознали небо. Башня Пламени горела вечным огнем, озаряя близлежащие дома и равнины, Башня Земли усыпана вечнозелеными травами и камнями, Башня Ветра плела мелодии из потоков воздуха, отголоски которой слышались даже здесь, у дома его семьи, а Башня Воды уходила в чистейшее кристальное озеро, находящимся в самом дворце. Папа с упоением говорил, что внутренние стены покрыты легендами, а за ними раскинулись дворы стихий. Кто хочет огня – идет к лаве, кто ищет мир – бродит по садам, кто жаждет свободы – ловит ветер, а кто нуждается в тишине – любуется гладью воды. Дворец – не просто дом для правительниц, это сердце жизни в Андеопии, место, где стихии поют в согласии.
Криан мог любоваться замысловатым строением вдалеке, но никогда не восхищался им: он невзлюбил высокопоставленных людей, которые в свое наслаждение жили в этом дворце. В то же время, как такие как он сам, выживали в местах, подобных Теневому Кварталу. Династии было наплевать, они думали о благосостоянии Лучезарного Города, ну и некоторых близлежащих богатых районах Аэтерны.
Криан отвлекся от созерцания дворца. Его с теплом ждал двухэтажный дом, с нижним ярусом из речного камня и верхним – из досок кремового цвета, он словно пытался спрятаться среди более величественных построенных соседей. Крыша из зеленой черепицы, уже тронутой мхом, говорит о том, что это место обжито, пережило немало ветров. Окна маленькие, с резными рамами, смотрят на мир будто с любопытством, но ненавязчиво. И только взглянув вверх, замечаешь, что из них открываются отличные виды на башни Четырех Королев. Несмотря на облачную погоду здесь, за их стеклами мерцает теплый свет, контрастирующий с холодным блеском кварца вдалеке. Когда Криан жил здесь, зимой было особенно приятно наблюдать за огненной башней.
Криан открыл деревянную, крашенную в нежный молочный оттенок, калитку. Лестница из камня ведет к двери. Над ней – кованый фонарь, и его свет кажется особенно теплым в окружении мраморных стен других домов. Деревянная дверь украшена вырезанными ветвями. Вдыхаешь, и чувствуешь запах дыма, но перемешанного с ароматом цветов из маленького сада перед домом. Между клумбами тут и там лежат большие камни. Они ярко выделяются на фоне земли, потому что покрашены в изумрудный цвет. На фоне Белого Дворца, с его стихийной магией, такая деталь кажется почти комичной, но в то же время и трогательной.
Криан вздохнул, собираясь с духом: он знал, что его приемные родители всегда с нетерпением ждали его. Однако никто не отменял того, что одно только присутствие Криана рядом с ними – опасно.
Криан, поправляя кожанку, вошел во двор. В ноздри ударил густой, пьянящий аромат: запах свежескошенной травы, земли и легкий дымок из трубы. Дверь распахнулась так ожидаемо, словно дом сам кинулся ему навстречу.
Амелия. Она почти прожила половину жизни, но в ее взгляде, полном понимания и любви, по-прежнему легко можно было увидеть ту молодую девушку, которая когда-то и приняла его в свою семью. Морщинки вокруг глаз – как лучики солнца, свидетельство ее доброты и мудрости. Она так и осталась тихой гаванью в его бушующей жизни.
– Криан, наконец-то ты пришел к нам! – воскликнула она, заключая его в крепкие объятия.
Криан с улыбкой ответил ей, осторожно обнимая, прикоснулся к желтоватому, как одуванчики, платью с заплаткой у подола – следы ее неугомонного творчества, – пахнущему домом, чем-то теплым и родным, как свежеиспеченный хлеб и травы, собранные летом. – Мы так истосковались! Ты бы знал!
– Я тоже, – пробормотал Криан, прикрывая глаза. Она всегда знала, как отогреть его мрачную душу.
Криан отстранился от мамы: она все никак не могла отпустить его, щипая за щеки и приговаривая что-то в духе «Какой ты у нас большой стал!». За Амелией с доброжелательным выражением лица стоял Льюис. Кожа лица задубела от работы на свежем воздухе и казалась высеченной из дерева. Руки, шершавые и натруженные, были руками настоящего мастера. Молчаливый, немногословный, он умел выражать свою любовь действиями, а не словами. Он построил этот дом, вырезал для него всю мебель. И для Криана стал настоящим отцом, которого он никогда раньше не знал: строгим, но справедливым.
Льюис, едва заметно сияя глазами, положил тяжелую, словно нагретую солнцем ладонь на плечо Криана, и от этого жеста на душе стало теплее.
– Рад видеть, сынок. Заходи в дом. Скоро будет готов пирог. Амелия сегодня постаралась к твоему приходу.
Вот так, как обычно, немногословно, но в этих словах вся отеческая забота.
Криан с улыбкой кивнул, приобняв папу, и вошел в дом. Он вдохнул полной грудью: старался навещать их первого числа каждого месяца в полдень. Это стало традицией.
Кухня-гостиная была залита теплым светом, льющимся из окон. На стенах висели гобелены, вышитые Амелией, изображавшие сцены из местной жизни. На полках стояли глиняные горшки с цветами. Всё здесь было пропитано любовью и заботой.
Амелия, помимо кружева – а ее изделия украшали дома самых знатных горожан, – была и душой этого дома. Талантливая, добрая, она умела создавать уют из ничего. Всегда находила нужные слова, чтобы поддержать и ободрить. А ее пироги… Они были настоящим лекарством от всех невзгод.
Льюис, плотник и резчик по дереву, был надежной опорой семьи. Он построил этот дом сам, из бревен, лично выбирая каждое из них в лесу. Его мебель, крепкая и надежная, служила не одному поколению. Он научил Криана всему, что знал сам, а главное – научил быть честным и справедливым.
Криан размышлял, пока Амелия хлопотала на кухне, а Льюис ей старался помочь, как такие простые люди смогли добиться престижного положения в обществе в те неспокойные времена. Его приемная мама родилась в семье скромного кружевника, но ее Знак проявился очень рано. Она быстро превзошла своего отца и начала создавать уникальные узоры, которые привлекли внимание знатных горожан. Ее кружева стали модными среди аристократии, и заказы посыпались один за другим. Она быстро заработала репутацию лучшей кружевницы в городе.
А вот его приемный папа, Льюис, сын обычного плотника, влюбился в Амелию и восхищался ее талантом. Он помогал ей в мастерской, создавая рамы для ее кружев и занимаясь хозяйством. Со временем, наблюдая за Амелией, он начал замечать структуру тканей и создавать для нее уникальные станки и приспособления, которые помогли ей работать быстрее и качественнее. Его изобретения принесли им дополнительный доход, а их слава как талантливой и изобретательной пары росла.
В общем и целом, благодаря их таланту и труду они не только заработали приличное состояние, но и заслужили уважение в обществе. Мама вложила заработанные деньги в недвижимость, купив дом в престижном районе. Их дом, хоть и был проще, чем соседние мраморные «дворцы», был уютным и красивым, отражая их индивидуальность.