Андеопия: Зов судьбы

Криан аккуратно приподнял мамину окровавленную голову, чувствуя под пальцами не только холодную кость, но и мерзкую липкость крови. Кровь была повсюду: на его руках, на её волосах, на полу. Это был кошмар наяву. Он аккуратно убрал с её лица слипшиеся, черные от крови пряди волос, стараясь не запачкаться ещё больше. Он помнил, как она всегда заплетала его непослушные, длинные волосы в короткую косичку по утрам. Сейчас его собственные пальцы дрожали, пытаясь повторить ее движения, но у него ничего не получалось. Он хотел собрать ей волосы также, как она собирала их ему. Ее лицо было очень, очень холодным.

– Мамочка… тебе больно? Давай подую, чтобы прошло! – прошептал Криан, и попытался подуть на кровавую ямку на её голове.

– Мама, пожалуйста! Ты же всегда говоришь, что нужно купаться вовремя и ложиться спать тоже вовремя! – Криан дернул её за оставшийся кусок рукава.

– Мамочка, проснись! Пожалуйста! – голос сорвался, превратив крик в жалобный вой раненого зверя, но мама не слышала его.

Ее ясные серые глаза были стеклянно устремлены в потолок. Он прижался щекой к ее холодной щеке, пытаясь уловить хоть какой-то отголосок ее тепла, ее запаха, ее любви. Но все было тщетно: лишь ледяная кожа, запах крови и безмолвная пустота вместо любви.

– Мамочка, я тебя люблю, – прошептал он, обнимая её непривычно затвердевшие плечи.

Мир в глазах Криана потух, словно догоревшая свеча. Вместе с жизнью матери уходила и часть его собственной души, оставляя зияющую пустоту, которую ничем нельзя было заполнить.

В ту ночь он потерял всё. Мать, дом, мир, надежду. Он остался один в этом жестоком мире, окруженный тьмой и болью. Именно тогда, в тот кошмарный час, пробудилась его темная сила. Сила, которая поглощает чужую энергию и восполняет его, заставляя Криана чувствовать себя лучше.

Криан рывком сел на кровати, тяжело дыша. Слезы текли по его щекам. Он ненавидел эти воспоминания, ненавидел их навязчивость, ненавидел то, что они сделали с ним. Он обхватил голову руками, пытаясь унять дрожь. Но тело не слушалось его. Его трясло от ярости, отчаяния и бесконечного горя. Он настолько был зол на этих людей, что готов был вернуться в тот момент еще раз, еще раз и еще раз, лишь бы они испытали те же муки, что они принесли его матери.

Сквозь пелену слез перед ним возникло лицо Льюиса. Доброе, морщинистое, с лучиками смеха в уголках глаз. Он вспомнил их вчерашний разговор, тепло отцовских объятий. Затем в его памяти всплыло лицо Амелии, ее ласковый взгляд, ее заботливые руки. Он вспомнил вкус ее пирогов, запах ее цветов. И, наконец, он увидел Эмили, ее сияющую улыбку, ее звонкий смех. Он вспомнил их детские игры, их секреты, их обещания.

– Семья… – прошептал он, чувствуя, как что-то внутри него надламывается.

Льюис в тот кошмарный день направлялся к клиенту, заказавшему у него большой набор деревянной мебели. Он торопился к нему по той же улице, где жил Криан вместе с матерью, но услышал хриплые, детские крики и, подумав, что кому-то нужна помощь, побежал к месту преступления. Мужчина сразу оценил ситуацию: выбитая дверь, кровь на полу, четыре тела и маленький заплаканный мальчик, не отпускавший руку матери. Льюис забрал его к себе домой, позабыв о встрече с клиентом.

Разумеется, он прежде нашел гвардейцев, которые в те времена часто патрулировали по утрам улицы в поисках пьяниц и дебоширов, и, объяснив ситуацию, оставил это дело на их плечах.

Криан помнил хрупкий, полуобнажённый силуэт матери в солнечных лучах, когда Льюис нес его на руках из дома. Он пытался закрыть глаза Криану, старался прижать к себе, но его заплаканные, твердые протесты все решили – Льюис посчитал мальчика уже в том возрасте достаточно сильным человеком, если он смог и хотел видеть труп матери напоследок.

Они его сразу приютили. Дали любовь, заботу, ласку. На его девятый день рождения он узнал, что станет старшим братом. Сейчас же он не мог представить, что бы он делал без них. Без их поддержки, без их веры. Они были его семьей, его якорем, его надеждой. Мысль о том, что он может потерять их, словно его настоящую мать, пронзила его, как молния. Словно его приемная семья – это все, что у него осталось в этом мире.

Криан почувствовал прилив решимости. Он должен был оберегать их и дальше, чего бы это ни стоило. Он должен был в конце концов остановить кошмар, который преследовал его, чтобы уберечь их от тьмы.

Он встал с кровати, словно приговорённый к каторге, ощущая холод кафельного пола под босыми ногами. На секунду другую он воткнулся взглядом в то место, где лежали тела. В самом центре комнаты, буквально в паре шагов, тогда все было покрыто кровью. Сейчас же пол был вымыт чуть ли не до блеска, а смердящего запаха как ни бывало. Криан проглотил слюну.

На слабых ногах подошёл к окну и посмотрел прямо, туда, где раскинулся квартал, погрязший в пороке и лжи. Квартал, в котором он отбывал хреново пожизненное заключение. Он ненавидел это место, ненавидел каждую улицу, каждый дом, каждый чертов камень мостовой. Но больше всего он ненавидел тот дом, в который сейчас должен был направиться.

Криан почувствовал, как спираль на его солнечном сплетении начинает гореть – верный признак того, что осталось пару часов, и ему сорвёт крышу. Он почувствовал дикую ярость, глубокое презрение к тому, что видел сейчас в окне.

Ненавистное место. Логово крысы. Притон. Дом его, сука, родного отца. Этот клоповник находился в самом сердце Теневого квартала, где переулки кишели психами, а на каждом углу можно было нарваться на нож. Там заканчивались мечты, которые ещё могли родиться на улицах, где жил Криан, и начинались кошмары. Там отчаяние ползало по стенам, как плесень, въедаясь в души тех, кто осмеливался там находиться.

Криан пошевелил пальцами ног: ватные, как после похмелья, хотя он не пил уже очень давно. Он наспех умыл лицо и прочесал мокрой пятернёй взъерошенные после сна волосы. Проклиная этот день, Криан выхватил с вешалки кожаную куртку, накинул её поверх обсидиановой рубашки, надел угольного оттенка брюки – кровь хуже всего видна на мрачных тканях – и вышел из своего дома.

Дома, который он тщательно оберегал от влияния отца и его грязных денег. Это был его островок памяти, его святилище, где он мог хоть ненадолго почувствовать себя в безопасности. Сам Криан собственноручно чинил крышу, белил стены, заменял прогнившие доски, когда было время. Здесь пахло деревом и старыми свитками, а не дешёвым пойлом и похотью. Он покрасил стены в светлые тона и поставил несколько горшков с цветами, чтобы хоть немного оживить пространство. Больше всего было лаванды. Мама любила цветы. Дом пытался дышать жизнью в память о маме, в отличие от прогнившей души его отца.

Нужно было идти.

Серые тучи набежали на квартал, словно и не было вчерашнего солнечного дня, словно из дырявого ведра прорывались косые струи дождя. Криан шёл по узким, извилистым улицам, стараясь не смотреть по сторонам. Зловоние, казалось, пропитало здесь каждый камень. Смесь гнили, мочи и дешёвого пойла душила, заставляя Криана невольно сжимать зубы.

Под ногами хлюпали лужи, отражая тусклый свет уличных фонарей. Фонари здесь стояли через один, разбитые и потухшие, словно уставшие освещать этот мрак. В этих лужах отражались перекошенные лица прохожих – девушек лёгкого поведения, мелких воришек, отбросов общества, на которых все давно махнули рукой. Их глаза – пустые, безжизненные – цеплялись за Криана, словно моль за пламя. Он чувствовал их зависть и злобу. Они будто видели в нём того, кто ещё не до конца погряз в этой трясине.

На этой улице родной отец выделил комнату Криану в доме, недалеко от его заведения. Грёбаный он ублюдок. Мол, живи, сынок, поближе к папе. Криан чисто из интереса приходил в ту комнату один раз, и этого раза ему хватило: стены обшарпанные, покрытые пятнами сырости, окно выходит на грязный двор, где вечно возились крысы, а вонь стоит такая, словно там погибла целая их семья, а не жил человек. К тому же, это ещё один способ держать его под контролем.

Из тёмных подворотен доносились приглушенные крики, стоны и пьяные вопли. Кто-то дрался, кто-то умирал, кто-то просто сходил с ума. Здесь каждый выживал как мог.

Криан ускорил шаг. Он знал эти места как свои пять пальцев. Знал, где можно наткнуться на банду отморозков, а где лучше обойти стороной одинокого торговца смертью. Этот район был его клеткой, его проклятием.

Вот и знакомый переулок. Здесь всегда воняло чем-то горелым и дешёвым табаком. В углу, под покосившимся навесом, двое местных барыг толкали какую-то мерзость жаждущим отвлечения от жизни. Криан бросил на них беглый взгляд. Они не обратили на него внимания. Он для них – один из своих.

Дальше – покосившийся дом с выбитыми стёклами. Когда-то здесь жила старушка, торговавшая пирожками. Теперь здесь обитали нищие и бездомные. Они разводили костры прямо на полу, греясь в их тусклом пламени. Оттуда тянуло гарью и человеческим отчаянием.

Наконец, впереди забрезжил тусклый свет. Знакомая вывеска, криво прибитая над дверью: «Удача любит смелых». Ироничное название для места, где люди теряли всё, включая последние остатки человеческого достоинства.

Криан остановился, глубоко вдохнул и выдохнул. Впереди – притон его отца. Логово зверя. Место, которое он ненавидел всем сердцем.

Он переступил порог и вошёл внутрь. Мрак и вонь ударили в лицо, словно кувалдой. Началось.

Притон был пародией на роскошь: вытертые бордовые диваны с торчащими пружинами, мутные зеркала в позолоченных рамах, липкие скатерти, скрывающие облезлую краску столов. Центром этого гадюшника была сцена – приподнятый помост, прикрытый серым от пыли бархатным занавесом. Под тусклым светом лампочки хриплым голосом пела старая женщина, её когда-то красивое платье висело на ней словно на вешалке, а на лице морщины складывались в карту прожитых лет. Она пела тоскливую балладу о разбитых сердцах.

У подножия сцены старик тихо плакал, роняя слёзы в какое-то пойло, а рядом молодая девушка с потухшим взглядом курила нечто, похожее на трубку, наблюдая за певицей с усталым безразличием. Каждая трещина в этих стенах, казалось, впитывала их боль и отчаяние. Это место – как чёрная дыра, затягивающая в себя всё светлое и чистое, оставляя лишь гниль и безнадежность. Криан думал, что отец специально создал такую атмосферу. Чем несчастнее люди, тем легче ими управлять.

Отец… Отец Криан внушительной глыбой возвышался над посетителями притона, его тучный живот с трудом удерживал просторный, но явно тесный камзол из алого выцветшего бархата. Редкие волосы жалко прикрывали лысину, а тонкие губы были постоянно сжаты в презрительную усмешку. Развалившись в кресле, он лениво поглаживал массивный золотой перстень и исподтишка наблюдал за происходящим, словно паук, плетущий свою сеть. Он попивал какой-то дорогой алкоголь, который наверняка украл или забрал в качестве долга. Морда лоснилась от сытой жизни, взгляд – как у хищника, высматривающего жертву. В каждом его движении чувствовалась власть и безнаказанность.

«И как мама его могла полюбить? Как я могу быть его сыном?» – с отвращением проскользнуло в голове у Криана.

Криан ненавидел его до дрожи в зубах. Ненавидел за то, что тот был причиной смерти матери. Эти твари, работающие на отца, убили её и надругались над ней. Ненавидел за то, во что превратилась его жизнь. За постоянный страх за приёмных родителей, которым угрожал этот ублюдок, если Криан попытается вырваться. Ненавидел за то, что заставляет его марать руки в крови и грязи.

«Да пошёл ты к праху, папаша», – в сотый раз подумал Криан, подходя к ненавистному столу, за которым расположился отец.

Отец заметил Криана. Лживо улыбнулся. Улыбка, от которой хотелось выплюнуть желчь. Холодная и расчётливая.

– А вот и мой сынок соизволил проснуться! – прогнусавил он своим мерзким, приторным голосом. – Чего такой кислый? Кошмары мучают?

Криан молчал. При каждом его приходе отец начинал одну и ту же тираду. Он догадывался, что его отец прекрасно знал все подробности смерти матери. Ведь именно этот человек, сидящий напротив него и с наслаждением попивавший нечто из стакана, – главный виновник её ухода.

Отец притворно вздохнул.

– Жаль, что ты вырос таким слабаком. Тряпкой, одним словом. Не умеешь смотреть правде в глаза! Мир жесток, сынок. Или ты жрёшь, или жрут тебя.

Криан сдержался, чтобы не выплюнуть ему в лицо всю свою ненависть. Не сейчас. Не здесь. Позже. Обязательно позже.

– Есть работа? – сухо бросил он, стараясь не выдать бушующей в душе ярости.

– Всегда есть, сынок, всегда есть, – отец откинулся на спинку кресла, самодовольно поглаживая своё брюхо. – Ты же знаешь, нам без тебя – как без рук. Никто лучше тебя не умеет выбивать долги и запугивать конкурентов.

Льстит, гад. Знает, что Криан ненавидит эту показуху с использованием его Знака. Вся эта грёбаная семейная идиллия – всего лишь фарс.

– Сегодня нужно забрать должок у одного… несознательного гражданина, – отец сделал паузу, смакуя момент. – Уж больно он затянул с оплатой. Пора бы напомнить ему о своих обязательствах. И помни, сынок, я не люблю повторений. Сделай всё чисто, но так, чтобы другим наука была! И не будь слишком мягким. Этот мир не терпит слабаков.

– Имя, адрес? – Криан старался говорить ровно, без эмоций.

– Всё у Шныря. Он в курсе. И да… – отец с мрачностью оглядел Криана, поджав тонкие губы. – Криан, хватит витать в облаках! Пора спуститься на землю, где правят сила и деньги! Хватит жить в мире грёз и воспоминаний о ней. Она мертва, сынок. Прими это и живи дальше.

Криан скрипнул зубами. Да как он смеет говорить о ней? Да, Криан сам был слаб! Слабаком, что не смог защитить мать! И теперь живёт с этим проклятием каждый грёбаный день, но папаша никак не успокоится.

– Понял, – коротко ответил он и развернулся, направляясь к Шнырю. Каждое слово отца обжигало, как кислота, но он не мог позволить себе показать свои истинные чувства. Не сейчас.

Шнырь – тощий, юркий тип, всегда прячущийся в тени и скользящий взглядом по лицам посетителей, словно ищущий что-то у них украсть, даже если это всего лишь обрывок информации. Он был тенью отца Криана, его глазами и ушами, вечно шныряющим по закоулкам притона в поисках выгодных ему улик или уязвимостей против посетителей. Идеальный исполнитель для таких, как отец. Преданный, как пёс, и безжалостный, как зверь.

– Здарова, Криан, – прохрипел Шнырь, протягивая ему пергамент. – Тут всё, как обычно. Адрес, сумма, данные. Ну и кое-какие… пожелания от босса.

Криан взял папку, не глядя на Шныря. Пожелания, сука. Пожелания у Криана могут быть только одни – чтобы этот грёбаный притон сгорел к чёрту, а он стоял бы посреди пепла и смеялся над своим отцом.

Он вышел на улицу, вдыхая грязный воздух, который, казалось, был пропитан болью и отчаянием. Небо затянуто серыми тучами. Отлично. Самое то для его настроения. Погода идеально соответствовала той мерзости, которая клокотала у него в душе.

Сбор долгов. Запугивание. Похищение. Скучная, грязная работа. Работа, которую он ненавидит всей душой. Но работа, которая приносит ему деньги. Деньги матери. Деньги для тех, кто дал ему хоть немного тепла и заботы.

Эти приёмные родители спасли его от улицы, дали ему дом, заботу, и он обязан хоть как-то отплатить им. Если с ними хоть что-то случится, он лично разорвёт отца на части.

Но деньги, сука, не главное. Главное – это ощущение безысходности. Ощущение, что он в ловушке. Что он никогда не вырвется из этого круга.

И что самое противное – отец прав. Он, Криан, действительно слаб. Слюнтяй. Он ненавидит эту работу, ненавидит отца всем сердцем, ненавидит себя за свою слабость – но продолжает делать то, что от него требуют. Потому что… а что он ещё может?

Мысли зароились в голове, словно потревоженный улей. Ярость, отчаяние, ненависть – всё смешалось в один тугой клубок, готовый взорваться.

«Однажды я вырвусь, блять, из этого дерьма», – подумал Криан, сжимая кулаки до побелевших костяшек.

«Однажды я заставлю его заплатить за всё. За всё, что он со мной сделал. Однажды…»

Но пока – пора на работу. Пора в очередной раз замарать руки в этой грязи. Криан прикоснулся к Знаку, что прятался под рубашкой. Он чувствовал, как энергия Знака медленно начинает поглощать энергию окружающей среды, наполняя его силами. Сегодня ему это пригодится.

Криан усмехнулся. Горько, злобно. Усмешка, полная ненависти ко всему вокруг.

Да пошло всё к чертям. И никакие звёзды его не уберегут.

С этими мыслями он направился к указанному в пергаменте адресу. Сегодня кто-то заплатит сполна. В прямом и переносном смысле.