Грозовой перевал: метод параллельного погружения

CHAPTER III (ГЛАВА III)

While leading the way upstairs, (Пока она вела меня наверх,) she recommended that I should hide the candle, (она посоветовала, чтобы я спрятал свечу;) and not make a noise; (и не шумел;) for her master had an odd notion about the chamber she would put me in, (ибо её хозяин имел странное представление о комнате, куда она собиралась меня поместить; odd notion – странное мнение, причуда; chamber – комната) and never let anybody lodge there willingly. (и никогда не позволял никому там останавливаться по доброй воле; to lodge – квартировать, останавливаться) I asked the reason. (Я спросил причину.) She did not know, she answered: (Она не знала, ответила она:) she had only lived there a year or two; (она жила там всего год или два;) and they had so many queer goings on, (и у них было так много странных происшествий; queer – странный; goings on – события, происшествия) she could not begin to be curious. (что ей даже не приходило в голову любопытствовать; to be curious – проявлять любопытство)

CHAPTER III

While leading the way upstairs, she recommended that I should hide the candle, and not make a noise; for her master had an odd notion about the chamber she would put me in, and never let anybody lodge there willingly. I asked the reason. She did not know, she answered: she had only lived there a year or two; and they had so many queer goings on, she could not begin to be curious.

Too stupefied to be curious myself, (Я был слишком ошеломлён, чтобы самому проявлять любопытство; stupefied – ошеломлённый, притуплённый) I fastened my door and glanced round for the bed. (я запер дверь и огляделся в поисках кровати; to fasten – запирать, закреплять; to glance round – оглянуться) The whole furniture consisted of a chair, a clothes-press, and a large oak case, (Вся мебель состояла из стула, шкафа для одежды и большого дубового корпуса;) with squares cut out near the top resembling coach windows. (с квадратами, вырезанными вверху и напоминающими окна кареты; coach – карета) Having approached this structure, I looked inside, (Подойдя к этому сооружению, я заглянул внутрь,) and perceived it to be a singular sort of old-fashioned couch, (и понял, что это была своеобразная старомодная софа; singular – необычный, странный; couch – кушетка, софа) very conveniently designed to obviate the necessity (очень удобно устроенная, чтобы устранить необходимость; to obviate – устранять) for every member of the family having a room to himself. (чтобы каждому члену семьи иметь отдельную комнату.) In fact, it formed a little closet, (На самом деле она представляла собой маленький закуток; closet – тесная комнатка) and the ledge of a window, which it enclosed, (а подоконник окна, который она заключала внутри,) served as a table. (служил в качестве стола.)

Too stupefied to be curious myself, I fastened my door and glanced round for the bed. The whole furniture consisted of a chair, a clothes-press, and a large oak case, with squares cut out near the top resembling coach windows. Having approached this structure, I looked inside, and perceived it to be a singular sort of old-fashioned couch, very conveniently designed to obviate the necessity for every member of the family having a room to himself. In fact, it formed a little closet, and the ledge of a window, which it enclosed, served as a table.

I slid back the panelled sides, (Я отодвинул панельные стенки; to slide back – отодвинуть; panelled – панельный, обшитый панелями) got in with my light, (забрался внутрь со своим светильником,) pulled them together again, (снова сдвинул их,) and felt secure against the vigilance of Heathcliff, and every one else. (и почувствовал себя в безопасности от бдительности Хитклиффа и всех остальных; vigilance – бдительность)

I slid back the panelled sides, got in with my light, pulled them together again, and felt secure against the vigilance of Heathcliff, and every one else.

The ledge, where I placed my candle, (Подоконник, куда я поставил свечу; ledge – выступ, подоконник) had a few mildewed books piled up in one corner; (имел несколько покрытых плесенью книг, сложенных в одном углу; mildewed – заплесневелый; to pile up – складывать кучей) and it was covered with writing scratched on the paint. (и он был покрыт надписями, нацарапанными на краске; to scratch – царапать) This writing, however, was nothing but a name (Эти надписи, однако, были не чем иным, как именем) repeated in all kinds of characters, large and small— (повторённым во всех видах букв, больших и маленьких —) Catherine Earnshaw, (Кэтрин Эрншо,) here and there varied to Catherine Heathcliff, (местами изменённым на Кэтрин Хитклифф,) and then again to Catherine Linton. (а затем снова на Кэтрин Линтон.)

The ledge, where I placed my candle, had a few mildewed books piled up in one corner; and it was covered with writing scratched on the paint. This writing, however, was nothing but a name repeated in all kinds of characters, large and small—Catherine Earnshaw, here and there varied to Catherine Heathcliff, and then again to Catherine Linton.

In vapid listlessness I leant my head against the window, (В скучной апатии я склонил голову к окну; vapid – вялый, пресный; listlessness – апатия, безразличие; to lean – прислоняться) and continued spelling over Catherine Earnshaw—Heathcliff—Linton, (и продолжал по буквам повторять: Кэтрин Эрншо – Хитклифф – Линтон,) till my eyes closed; (пока мои глаза не закрылись;) but they had not rested five minutes (но они не отдохнули и пяти минут,) when a glare of white letters started from the dark, (как вдруг из темноты вспыхнуло сияние белых букв; glare – яркий свет, вспышка; to start – вырываться, вспыхнуть) as vivid as spectres— (таких же ярких, как призраки; spectre – привидение) the air swarmed with Catherines; (воздух кишел Кэтрин; to swarm with – кишеть) and rousing myself to dispel the obtrusive name, (и, очнувшись, чтобы прогнать навязчивое имя; to dispel – развеять; obtrusive – назойливый) I discovered my candle-wick reclining on one of the antique volumes, (я обнаружил, что фитиль моей свечи наклонился на один из старинных томов; wick – фитиль; antique – старинный) and perfuming the place with an odour of roasted calf-skin. (и наполнял место запахом жареной телячьей кожи; odour – запах)

In vapid listlessness I leant my head against the window, and continued spelling over Catherine Earnshaw—Heathcliff—Linton, till my eyes closed; but they had not rested five minutes when a glare of white letters started from the dark, as vivid as spectres—the air swarmed with Catherines; and rousing myself to dispel the obtrusive name, I discovered my candle-wick reclining on one of the antique volumes, and perfuming the place with an odour of roasted calf-skin.

I snuffed it off, (Я зажал фитиль и погасил свечу; to snuff off – погасить свечу, зажимая фитиль) and, very ill at ease under the influence of cold and lingering nausea, (и, чувствуя сильное беспокойство под влиянием холода и затяжной тошноты; ill at ease – неловко, не по себе; lingering – затяжной) sat up and spread open the injured tome on my knee. (сел и раскрыл повреждённый том у себя на коленях; tome – большой том, книга) It was a Testament, in lean type, (Это был Завет, напечатанный мелким шрифтом; lean type – мелкий и бедный шрифт) and smelling dreadfully musty: (и пахнущий ужасно затхло; musty – затхлый, плесневый) a fly-leaf bore the inscription—“Catherine Earnshaw, her book,” (на форзаце была надпись: «Кэтрин Эрншо, её книга»; fly-leaf – форзац, пустой лист в начале книги; to bear inscription – содержать надпись) and a date some quarter of a century back. (и дата, примерно на четверть века назад; quarter of a century – четверть века)

I snuffed it off, and, very ill at ease under the influence of cold and lingering nausea, sat up and spread open the injured tome on my knee. It was a Testament, in lean type, and smelling dreadfully musty: a fly-leaf bore the inscription—“Catherine Earnshaw, her book,” and a date some quarter of a century back.

I shut it, and took up another and another, (Я закрыл её и взял ещё одну и другую книгу,) till I had examined all. (пока не просмотрел все.) Catherine’s library was select, (Библиотека Кэтрин была отборная,) and its state of dilapidation proved it to have been well used, (и её состояние обветшалости доказывало, что её хорошо использовали; dilapidation – ветхость, разрушение) though not altogether for a legitimate purpose: (хотя и не вполне по законному назначению; legitimate purpose – законная цель) scarcely one chapter had escaped a pen-and-ink commentary— (едва ли одна глава уцелела без чернильных пометок;) at least the appearance of one— (по крайней мере, видимость пометок —) covering every morsel of blank that the printer had left. (они покрывали каждый клочок пустого места, оставленный наборщиком; morsel – кусочек) Some were detached sentences; (Некоторые были отдельные предложения;) other parts took the form of a regular diary, (другие части принимали форму настоящего дневника,) scrawled in an unformed, childish hand. (написанного неразвитым, детским почерком; to scrawl – небрежно писать) At the top of an extra page (quite a treasure, probably, when first lighted on) (Вверху дополнительной страницы (наверное, целое сокровище, когда её впервые нашли)) I was greatly amused to behold an excellent caricature of my friend Joseph,— (я был очень развеселён, увидев отличную карикатуру на моего друга Джозефа —; to behold – узреть, увидеть; caricature – карикатура) rudely, yet powerfully sketched. (грубо, но сильно набросанную; sketched – набросанную, нарисованную) An immediate interest kindled within me for the unknown Catherine, (Немедленно во мне вспыхнул интерес к неизвестной Кэтрин; to kindle – зажечь, пробудить) and I began forthwith to decipher her faded hieroglyphics. (и я тотчас начал разбирать её поблёкшие каракули; forthwith – немедленно; hieroglyphics – иероглифы, каракули)

I shut it, and took up another and another, till I had examined all. Catherine’s library was select, and its state of dilapidation proved it to have been well used, though not altogether for a legitimate purpose: scarcely one chapter had escaped a pen-and-ink commentary—at least the appearance of one—covering every morsel of blank that the printer had left. Some were detached sentences; other parts took the form of a regular diary, scrawled in an unformed, childish hand. At the top of an extra page (quite a treasure, probably, when first lighted on) I was greatly amused to behold an excellent caricature of my friend Joseph,—rudely, yet powerfully sketched. An immediate interest kindled within me for the unknown Catherine, and I began forthwith to decipher her faded hieroglyphics.

“An awful Sunday,” commenced the paragraph beneath. («Ужасное воскресенье», – начинался абзац ниже; awful – ужасный; to commence – начинать) “I wish my father were back again. («Хотела бы я, чтобы отец снова вернулся.) Hindley is a detestable substitute— (Хиндли – отвратительная замена; detestable – омерзительный, отвратительный; substitute – заменитель) his conduct to Heathcliff is atrocious— (его обращение с Хитклиффом чудовищно; atrocious – ужасный, жестокий) H. and I are going to rebel— (мы с Х. собираемся восстать; to rebel – восставать, бунтовать) we took our initiatory step this evening. (сегодня вечером мы предприняли наш первый шаг; initiatory – начальный, вводный)

“An awful Sunday,” commenced the paragraph beneath. “I wish my father were back again. Hindley is a detestable substitute—his conduct to Heathcliff is atrocious—H. and I are going to rebel—we took our initiatory step this evening.

“All day had been flooding with rain; («Весь день лил дождь; to flood with rain – заливать дождём) we could not go to church, (мы не могли пойти в церковь,) so Joseph must needs get up a congregation in the garret; (так что Джозефу непременно нужно было устроить собрание на чердаке; must needs – непременно должен; garret – чердак) and, while Hindley and his wife basked downstairs before a comfortable fire— (и пока Хиндли с женой грелись внизу перед уютным огнём; to bask – греться) doing anything but reading their Bibles, I’ll answer for it— (занимаясь чем угодно, только не чтением Библий, в этом я готов поручиться—) Heathcliff, myself, and the unhappy ploughboy were commanded to take our prayer-books, and mount: (Хитклифф, я и несчастный деревенский мальчишка должны были взять молитвенники и подняться; ploughboy – деревенский мальчик, крестьянин; to command – приказывать) we were ranged in a row, on a sack of corn, (мы были усажены в ряд, на мешок с зерном; to range in a row – поставить в ряд) groaning and shivering, (стонали и дрожали,) and hoping that Joseph would shiver too, so that he might give us a short homily for his own sake. (и надеялись, что Джозеф тоже задрожит, чтобы он ради самого себя произнёс короткую проповедь; homily – проповедь) A vain idea! (Напрасная надежда!) The service lasted precisely three hours; (Служба длилась ровно три часа;) and yet my brother had the face to exclaim, when he saw us descending, (и всё же мой брат осмелился воскликнуть, когда увидел, как мы спускаемся; to have the face to – осмелиться) ‘What, done already?’ («Что, уже закончили?») On Sunday evenings we used to be permitted to play, if we did not make much noise; (По воскресным вечерам нам обычно разрешали играть, если мы не шумели слишком сильно;) now a mere titter is sufficient to send us into corners. (теперь достаточно лишь лёгкого смешка, чтобы нас разогнали по углам; titter – хихиканье)

“All day had been flooding with rain; we could not go to church, so Joseph must needs get up a congregation in the garret; and, while Hindley and his wife basked downstairs before a comfortable fire—doing anything but reading their Bibles, I’ll answer for it—Heathcliff, myself, and the unhappy ploughboy were commanded to take our prayer-books, and mount: we were ranged in a row, on a sack of corn, groaning and shivering, and hoping that Joseph would shiver too, so that he might give us a short homily for his own sake. A vain idea! The service lasted precisely three hours; and yet my brother had the face to exclaim, when he saw us descending, ‘What, done already?’ On Sunday evenings we used to be permitted to play, if we did not make much noise; now a mere titter is sufficient to send us into corners.

“‘You forget you have a master here,’ says the tyrant. («Ты забываешь, что у тебя здесь есть хозяин», – говорит тиран; tyrant – тиран, деспот) ‘I’ll demolish the first who puts me out of temper! («Я уничтожу первого, кто выведет меня из себя!; to demolish – уничтожить, разрушить; to put out of temper – вывести из себя) I insist on perfect sobriety and silence. («Я настаиваю на полной трезвости и тишине; sobriety – трезвость, сдержанность) Oh, boy! was that you? Frances darling, pull his hair as you go by: I heard him snap his fingers.’ («О, мальчишка! Это ты? Фрэнсис, дорогая, дёрни его за волосы, проходя мимо: я слышал, как он щёлкнул пальцами.»; to snap fingers – щёлкнуть пальцами) Frances pulled his hair heartily, (Фрэнсис от души дёрнула его за волосы,) and then went and seated herself on her husband’s knee, (а затем пошла и уселась на колени своего мужа;) and there they were, like two babies, kissing and talking nonsense by the hour— (и там они сидели, словно два ребёнка, часами целовались и болтали всякую чепуху; nonsense – чепуха) foolish palaver that we should be ashamed of. (глупая болтовня, за которую нам было бы стыдно; palaver – пустая болтовня) We made ourselves as snug as our means allowed in the arch of the dresser. (Мы устроились так уютно, насколько позволяли наши средства, в нише буфета; snug – уютный, устроившийся; dresser – кухонный шкаф, буфет) I had just fastened our pinafores together, and hung them up for a curtain, (Я только что скрепил наши передники и повесил их в качестве занавеса; pinafore – передник, фартук) when in comes Joseph, on an errand from the stables. (как вдруг вошёл Джозеф, с поручением из конюшен; errand – поручение) He tears down my handiwork, (Он сорвал мою поделку; handiwork – рукоделие, сделанное руками) boxes my ears, (залепил мне пощёчину; to box one’s ears – дать пощёчину, боксировать по ушам) and croaks: (и каркнул; to croak – каркать, хрипло сказать)

“‘You forget you have a master here,’ says the tyrant. ‘I’ll demolish the first who puts me out of temper! I insist on perfect sobriety and silence. Oh, boy! was that you? Frances darling, pull his hair as you go by: I heard him snap his fingers.’ Frances pulled his hair heartily, and then went and seated herself on her husband’s knee, and there they were, like two babies, kissing and talking nonsense by the hour—foolish palaver that we should be ashamed of. We made ourselves as snug as our means allowed in the arch of the dresser. I had just fastened our pinafores together, and hung them up for a curtain, when in comes Joseph, on an errand from the stables. He tears down my handiwork, boxes my ears, and croaks:

“‘T’ maister nobbut just buried, («Хозяин только что похоронен; t’ maister = the master; nobbut = only, just – только») and Sabbath not o’ered, (и Суббота ещё не окончена; not o’ered = not over – не закончена) und t’ sound o’ t’ gospel still i’ yer lugs, (и звук Евангелия всё ещё в ваших ушах; i’ yer lugs = in your ears – в ваших ушах) and ye darr be laiking! (а вы смеете играть!; ye = you; darr = dare – сметь; laiking = playing – играть) Shame on ye! sit ye down, ill childer! (Позор вам! Садитесь, дурные дети!; ill childer = bad children – дурные дети) there’s good books eneugh if ye’ll read ’em: (есть достаточно хороших книг, если вы их почитаете; eneugh = enough – достаточно) sit ye down, and think o’ yer sowls!’ (садитесь и думайте о своих душах!; sowls = souls – души)

“‘T’ maister nobbut just buried, and Sabbath not o’ered, und t’ sound o’ t’ gospel still i’ yer lugs, and ye darr be laiking! Shame on ye! sit ye down, ill childer! there’s good books eneugh if ye’ll read ’em: sit ye down, and think o’ yer sowls!’

“Saying this, he compelled us so to square our positions («Сказав это, он заставил нас так выпрямить позы; to compel – принуждать; to square one’s position – усесться прямо) that we might receive from the far-off fire a dull ray (чтобы мы могли получить от далёкого огня тусклый луч; far-off – далёкий; dull ray – тусклый луч) to show us the text of the lumber he thrust upon us. (чтобы мы могли видеть текст рухляди, которую он нам всучил; lumber – хлам, рухлядь; to thrust upon – навязывать) I could not bear the employment. (Я не мог вынести этого занятия; employment – занятие, дело) I took my dingy volume by the scroop, (Я схватил свой грязноватый том за корешок; dingy – грязный, потрёпанный; scroop – корешок книги) and hurled it into the dog-kennel, (и швырнул его в собачью конуру; to hurl – метнуть, бросить; kennel – конура) vowing I hated a good book. (клятвенно заявив, что ненавижу добрые книги; to vow – клясться) Heathcliff kicked his to the same place. (Хитклифф пнул свою в то же место.) Then there was a hubbub! (Тут поднялся шум!; hubbub – гам, шум, неразбериха)