Мгновения вечности

Глава 3

Наследник

– Как вы себя чувствуете?

– Как ничтожество?

Ну а что? Это было ближе всего к истине. Его отец погиб, а вместе с ним исчез смысл всего, что Кайрос делал когда-либо в жизни. Он даже не мог назвать себя марионеткой, он больше походил на добровольного раба: сначала Кайрос слушался отца во всем из-за страха неизведанного и банальной неопытности, а потом понял, что по-другому просто не умел и вряд ли бы научился.

– Вы слишком строги к себе, – любезничал с ним психолог, будто Кайрос действительно нуждался в его помощи.

За деньги, которые Эдвард ван дер Берг получал от академии, он готов был целовать пятки каждому попавшему к нему ученику, а заполучив самого Блэквуда, уважаемый психолог, должно быть, уже мысленно прикупил небольшой участок земли на Марсе. Когда дети довольны, родители тоже счастливы. Самая простая аксиома, в которой мог разобраться даже школьный специалист, только вот незадача: у Кайроса больше не было семьи. Не осталось тех, кто по долгу родства должен был брать за него ответственность, кто мог прикрыть его своим влиянием, кто щедро озолотил бы психолога за его псевдостарания. Кайрос остался один в целом мире, и если вы думаете, что за этим высказыванием кроется какая-то романтика, то вы глубоко ошибаетесь. В одиночестве нет ничего красивого; посмотрите на картину Ван Гога, которую он писал за неделю до своей смерти, – и вам самим захочется умереть.

– Мы можем закончить этот фарс прямо сейчас, – вздохнул Блэквуд и положил ногу на ногу. – Я не скажу директору. Для него наши встречи будут продолжаться.

Эти сеансы – обязаловка. Ни ему, ни тем более ван дер Бергу они были ни к чему. Кайрос сильно сомневался, что незнакомый мужчина заменит ему отца или вдруг укажет путь к новому смыслу жизни.

– Это не фарс. Это помощь, мистер Блэквуд.

Кайрос усмехнулся и уронил голову на спинку кресла.

– Мой отец был настоящим мистером Блэквудом, – поведал психологу он. – А я так, его жалкая копия.

Вы наверняка слышали тысячи легенд о могущественных богах, войнах или королях, тех самых, чьи мечи столетиями никто не мог достать из камня. Так вот Алан Блэквуд легко пополнил бы их ряды, если бы не действовал из тени, за спинами тех, чьи имена знали даже дети. Он не был советником Робин Гуда, ничего настолько же благородного, но его слова и действия влияли на политику небезызвестных стран, а значит, он так или иначе отнимал и спасал жизни.

– Вы не чья-то копия. Вы – это вы.

«Сильно, док. Надеюсь, не за эту ерунду вас наняли сюда психологом».

Кайрос поправил отцовские часы на запястье и снова посмотрел на ван дер Берга, внимательно его оценивая.

Бледная фарфоровая кожа, редкого песочного цвета глаза: один в один как у змеи. Неудивительно, что девчонки с ума по нему сходили. И зачем вообще ван дер Берг тратил на Кайроса свое драгоценное время, когда за стенкой ждали плачущие по ночам восемнадцатилетние красотки? Ему не нужна была жалость психолога и тем более его профессиональные ласки.

– Я не думаю, что мне необходимо ходить к вам весь последний семестр каждую неделю, – озвучил свою главную мысль Блэквуд. – Это попросту лишнее.

– Почему?

Ван дер Берг достал ручку из своего клетчатого пиджака и наклонился над столом, ожидая дальнейших комментариев Кайроса. Дотошный и скучный. Куда веселее был потолок над его кроватью в их с Джерри спальне.

– У меня нет суицидальных мыслей, если вы на это намекаете. Я просто плохо сплю и совсем не ем. Если у вас есть какая-то безобидная таблетка…

– Универсальной таблетки, чтобы сделать вас счастливым, у меня нет, – со скромной улыбкой перебил его психолог. – Вы хорошо знаете свое прошлое и настоящее, а что, как вы считаете, ждет вас в будущем?

Можно было бы углубиться в самоанализ и в итоге спрятаться где-нибудь в горах, среди людей, которые никогда не видели телевизор, но, скорее всего, жизнь Кайроса сильно не изменится. Он унаследовал все движимое и недвижимое имущество, которого хватит, чтобы безбедно просуществовать до старости, причем не только ему, но и его внукам, и правнукам, и, вероятно, даже праправнукам. Если станет скучно тратить долларовые запасы семьи, Кайрос мог бы податься в политику, как отец, но, по правде говоря, его всегда тошнило от этой лицемерной перспективы.

– Ничего выдающегося меня не ждет, – честно подытожил Блэквуд.

Ван дер Берг едва слышно вздохнул:

– Я могу вам помочь. Для начала вы снова начнете высыпаться, и тогда к вам вернется аппетит, но нужно будет немного поработать.

– Я не бездельник.

– Я и не намекал. – Ван дер Берг попытался провернуть свой волшебный трюк с настойчивым неморгающим взглядом, но Кайрос не поддался. – У вас будет крайне простое задание. За неделю вам нужно найти что-то одно, что имеет для вас огромное значение. Это может быть какое-то дело, увлечение или человек. Главное, вы должны сосредоточиться и выбрать что-то конкретное.

У него пробегали мысли на этот счет. Все дело в том, что жить под кулаком отца не всегда было тепло и уютно. Иногда желание разомкнуть сжатые пальцы и вырваться на свободу становилось непреодолимо. Отец никогда не запрещал ему что-то напрямую, но существовали вещи, о которых Кайрос даже мечтать боялся.

Неопытные родители действительно любят кричать, угрожать и топать ногами, разбрасываясь всяческими табу, но более умные ненавязчиво внедряют в голову детям собственные убеждения. Так, именно по наводке отца Кайрос старался ни к чему не привязываться, особенно к людям – они все поголовно были врагами. Но конечно, в любой, даже самой идеальной системе рано или поздно возникает брешь. Небольшая трещина на углу лобового стекла автомобиля, которая появилась там словно сама по себе, маленькое маслянистое пятнышко на краю скатерти, которое все стараются не замечать, или же одногруппница-тихоня, которая почему-то настырно не дает покоя.

Кайрос не сопротивлялся; он делал так, как хотел отец: он ее ненавидел, но не потому, что она серая мышь из южного Лондона и не заслуживала права дышать с ними одним воздухом, а потому, что она вызывала у него странную смесь восхищения и тоски. Не такая, как все, диковинка, чей максимальный балл при поступлении в Винтерсбрук произвел настоящий фурор. Рейнхарт была как сорняк, который вырос посреди поля идеальных красных роз, а его бесили розы.

В какой-то момент Кейт начала нравиться ему слишком сильно – вернее, ему нравилось за ней наблюдать. Вредная привычка, что его раздражала, но Кайрос никак не мог от нее избавиться.

Черт, может, у школьного психолога он все-таки оказался не зря?

– Это могут быть чувства к другому человеку? – спросил Блэквуд у ван дер Берга.

– Это самое лучшее.

Кайрос прерывисто вздохнул, словно собирался прыгать с бортика и начинать соревновательный заплыв.

– Вам нужен якорь. Вокруг него мы будем выстраивать вашу новую жизнь, – пояснил психолог.

Тогда хорошо, что он уже успел извиниться перед якорем. Рейнхарт все еще шарахалась от него, как от огня, но у него хотя бы был повод с ней видеться вне уроков. Кайрос предложил ей заниматься французским интуитивно – просто потому, что почувствовал порыв и захотел, а запретов в голове в виде угрюмого лица отца больше не было. Он навязал себе опасную игру. С отцом или без, Кайрос оставался Блэквудом. Наследником богатейшего рода Европы. Таким, как он, не пристало связываться с такими, как Кейт, но кто ему теперь запретит немного слабости?

– Я вас понял, мистер ван дер Берг.

– Можно просто Эдвард.

Если Кайрос сколотил для себя гроб, то Эдвард своим заданием захлопнул крышку.

Значит, ему нужна была Кейт, чтобы двигаться дальше и отвлечься от смерти отца. Отлично. Оставалось только одно маленькое но. Она бледнела каждый раз, когда его видела, словно к ней приближался безголовый призрак.

Потрясающее начало дружбы, вам не кажется?

Из кабинета психолога Кайрос сразу отправился на второй этаж, где с минуты на минуту должна была начаться лекция. История Древнего мира была самым простым для него предметом хотя бы потому, что отец любил беседовать о международной политике и делиться различными историческими фактами за каждым совместным приемом пищи. Он считал, что таким образом создает с сыном крепкую связь, но на самом деле это просто снижало аппетит. Кайросу нужно было от отца совсем другое – совсем другие разговоры, совсем другое отношение. По правде говоря, Кайрос был зол, что тот умер, так и не подарив ему хотя бы несколько по-настоящему теплых воспоминаний. Насколько легче бы стало Кайросу, если бы он смог хотя бы раз от души поплакать над иллюзией идеальных отношений отца и сына? Вряд ли одна паршивая рыбалка бы все исправила, но лучше так, чем все эти бесконечные часы в ресторанах на бизнес-встречах, примерка костюмов и совместные походы к парикмахеру.

Казалось, что он должен был переживать сильнее: в конце концов, не стало его отца. Но, помимо бессонницы и потери аппетита, ничего в его жизни не изменилось. Отец и так планомерно отдалялся от него последние годы, а Кайрос был предоставлен самому себе. Пока он не мешал карьерным планам отца и не высовывался дальше положенного, тому было все равно. Они жили в одном доме как соседи: каждый сам по себе. Смерть отца лишь закрепила то состояние, которое существовало между ними при жизни. На самом деле Кайрос уже очень давно был одинок.

– Так-так-так, – перебил его мысли Джерри, когда Кайрос наконец-то повернул в нужный коридор. – Тебя все-таки не забрали в психушку?

Идиот. Джерри Шарп был форменным идиотом, но именно поэтому он так ему нравился. Знаете это отвратительное чувство, когда вы не можете довериться человеку, потому что он говорит только то, что вы хотите услышать? В отличие от прочих подхалимов, Джерри говорил все, о чем думает.

– Не дождешься, друг, – хлопнул его по спине Блэквуд, и они оба направились в кабинет.

– Почему так долго? Ты же хотел послать ван дер Берга куда подальше.

– Мы решили немного поболтать.

Кайрос вошел внутрь и сразу же остановился, выбирая потенциально неплохое место для наблюдения за Кейт. Может, где-то справа посередине, чтобы было легко незаметно повернуть голову? Она-то выберет первую парту, как и всегда, но им с Джерри не особенно нравилось изображать из себя умных девочек с косичками. В узкой аудитории с двумя рядами парт уже успела рассесться большая часть студентов, что сильно осложняло поиски. Из-за свободы выбора предметов зачастую вместе занималась очень разношерстная аудитория. История Древнего мира, к примеру, была доступна уже на третьем курсе, поэтому кому-то здесь только недавно исполнилось пятнадцать. Блэквуд мог бы сдать этот предмет и в их возрасте, но оставил самые простые экзамены напоследок. Ах да, для Кейт он должен притворяться, что ему крайне тяжело дается материал. Не забыть бы.

– Когда-нибудь я смогу поспать с тобой на задней парте, – пожаловался Джерри, поправляя ярко-рыжие волосы.

– Не дождешься, – подшутил над ним Кайрос и открыл портфель, чтобы достать тетрадь и ручку. – Твоя мама должна видеть, что ты прилежный ученик и я хорошо на тебя влияю. Она мне нравится.

– Ты же в курсе, что такие шутки не работают с моей мамой, да?

У миссис Шарп в данный момент был седьмой брак. Каждый раз Кайрос удивлялся, как у этой женщины получалось так быстро и выигрышно менять партнеров. Она начала с обычного клерка, отца Джерри, после него нашла себе уже министра образования, а теперь гордое звание ее мужа носил сооснователь крупнейшего итальянского банка. Такие женщины, как она, должно быть, каждый день смеялись над существованием агентств знакомств.

– Как она, кстати?

– Умотала на Рождество на Мальдивы, но уже вернулась, – обрисовал ситуацию Джерри и поправил фирменный серебристо-голубой галстук академии. Этот жест Кайрос нашел забавным, учитывая, что галстук выглядел так, будто его вчера сжевала бешеная дворовая собака.

– Счастлива в браке?

– Том снял им один из островов, как думаешь?

– Неплохо, – усмехнулся Кайрос. – Почему не поехал с ними?

– В восемнадцать последнее, чего тебе хочется, так это наблюдать за полуобнаженными матерью и отчимом на белоснежном песке.

– А я бы на это посмотрел. Рыжие волосы всегда выгодно смотрятся на белоснежном песке, – подшутил над другом Блэквуд.

Черт, разговоры с Джерри всегда ощущались как бальзам на душу, даже когда душа была изрешечена в клочья.

– Неправда. Нет достоверных свидетельств, что Клеопатра была красавицей.

Улыбка тут же спала с его лица, и Кайрос резко обернулся на знакомый голос, чтобы удостовериться в том, о чем и так догадывался.

– Если ты забудешь об искусстве и кино и обратишься к историческим источникам, то прочитаешь, что Плутарх, например, считал ее скорее харизматичной и умной, чем симпатичной, – продолжала читать лекцию Кейт, пока Эшер с радостью выслушивал ее аргументы. – На монетах ее даже изображали с крючковатым носом!

– Намекаешь, что она была мужеподобна?

Иногда Кайросу было прямо-таки тошно смотреть на эту парочку. Два сказочных ботаника, которые нашли друг друга. Может, он и сам много знал о Клеопатре, но у него никогда не было рядом таких девушек, как Кейт. Никто не стал бы обсуждать с сыном Алана Блэквуда Древний Египет – всех скорее интересовало то, насколько древними были вазы в их доме и за сколько те были выкуплены у коллекционеров. Проблемы белых людей? Вероятно, так и есть, но давайте начистоту: белый был недостаточно светлым для династии Блэквуд.

– Вернемся к обсуждению моей матери или тебе стала интереснее Клеопатра? – заговорщически прошептал ему на ухо Джерри.

– Все рыжие такие вредные? – повернул голову к нему Кайрос. – Или так повезло только мне?

– Вредные и преданные, мы как репейники, – продолжил подтрунивать Шарп. – Если мы зацепились и ты принес нас в дом, то… – Джерри поднял руки в воздух и изобразил переплетение, – мы врастаем прямо в сердце.

– Не думал стать поэтом? – сощурился Блэквуд.

– А у поэтов много женщин?

Судя по тому, что половина существующих стихов была написана о любви, а другая – о том, какую боль та приносит…

– Наверняка.

– Просто я так долго трудился в зале, – изображая волнение, поделился Джерри. – Эти широкие плечи посвящены моей будущей королеве.

– Королеве репейников?

Они оба засмеялись, но момент счастливого единения длился недолго, потому что на занятиях у Маргарет Фокс не забалуешь.

– Открываем учебники на странице десять и внимаем голосу истории, господа! – с порога объявила она.

Фокс вела у них с Джерри право два года назад, и они давно поняли, что разговаривать на ее уроках – самоубийство.

– Кстати, о голосе истории. Тимми жаловался, что ты не дал им поиграть с Кейт, – снова подал голос Шарп, делая вид, что ищет свободную страницу в тетради.

Ладно, видимо, факт того, что на этих занятиях не принято шуметь, каким-то образом ускользнул от Джерри.

– Я думаю, что у наследника бриллиантовой империи достаточно игрушек.

Шарп не знал, но что-то подозревал. Он постоянно дразнил Кайроса по поводу Кейт, но раньше Джерри никогда бы не пересек невидимую черту, потому что существовала нерушимая фигура старшего Блэквуда, которая, словно Колосс Родосский, охраняла внутренний мир Кайроса от вторжения.

– Ты прогнал их, – напомнил Кайросу Джерри. – Они хоть и не блещут умом, но умеют анализировать.

В этом Блэквуд как раз таки сильно сомневался.

– И что же они наанализировали?

– Тимми думает, что ты хочешь трахнуть Рейнхарт.

Шарп произнес это очень тихо и осторожно, но Кайрос все равно вздрогнул:

– Что он думает?!

– Шестая парта, – обратилась к ним профессор Фокс. – Я вам не мешаю?

– Мы обсуждали сексуальные связи Клеопатры, мэм, – тут же оправдался Джерри.

Господи, Кайрос был уверен, что его платиновые волосы только что поседели. Если это вообще было возможно.

По классу пронеслась ожидаемая волна хохота, но Блэквуд мог смотреть только на Кейт и на странное выражение, которое она подарила Нейту. Проклятье. Если Нейтан Эшер в курсе, что Кайрос теперь помогает ей с французским, то может посоветовать ей прекратить с ним общение – и тогда якорь неизбежно потянет его ко дну.

– Простите за опоздание!

Хвала богам.

– Я смотрю, первая неделя учебы прошла без толку и вторая ничем не лучше, – начала возмущаться Маргарет, и в приступе гнева ее идеальное каре едва заметно подпрыгнуло. – Никакой дисциплины и порядка. Проходите уже, мистер Уэльс.

Кайрос никогда не думал, что будет так благодарен Патрику Уэльсу. Фокус студентов тут же сместился на него, а Кейт… Что ж, вы, наверное, еще не в курсе, но она всегда наблюдала за Уэльсом, будто тот был вкуснее ее любимой шоколадки с кокосом. А она сладкоежка. Лучше даже не начинать размышлять о том, насколько много шоколад для них значил.

– Спасибо, профессор Фокс! С нетерпением ждал ваших лекций!

Какой же он придурок. Отец много рассказывал Кайросу о его будущих однокурсниках перед поступлением в Винтерсбрук, и Уэльсы однозначно заслужили свое почетное место на пьедестале кумовства. Родители Патрика и Пенелопы были уважаемыми дипломатами, работали в ООН и еще черт знает где, забыв о существовании своих детей окончательно и бесповоротно. Естественно, отец советовал Кайросу завести с Патриком выгодную дружбу, но вы серьезно? С ним? Уэльс так много кичился тем, как профессионально ездит на лыжах, но Питер и Тимми, которые катались с ним, говорили, что ездит он посредственно. В общежитии для мальчиков вообще ходили слухи, что Патрика могут оставить на второй год, а его характер… Это правда нужно комментировать?

– Хорошо. Будет прискорбно, если вам придется переслушивать их в четвертый раз.

– Вас я готов слушать вечно, – стал заигрывать с учителем Патрик, а Кайроса тем временем уже начало от него мутить.

– Он тебе не конкурент, ты же знаешь? – вдруг отвлек его Джерри.

– Я и не соревнуюсь, – отмахнулся Блэквуд.

– Ты Блэквуд. Блэквуды всегда соревнуются.

Кайрос сам однажды озвучил Шарпу этот глупый девиз.

– Какой тогда приз?

Джерри указал концом своей ручки на непослушную гриву каштановых волос за первой партой.

– Полагаю, приз очень ценен, – усмехнулся Шарп.

– На что ты намекаешь?

– Я не намекаю, я говорю прямо. Если сейчас ты можешь жить для себя, почему бы не попробовать?

Это опасно? Как минимум. Где-то в глубине души Кайрос боялся окончательно расслабиться и уйти в отрыв. Он был обязан отцу и матери, он по-прежнему хотел сделать все правильно. История знала слишком много примеров богатых сирот, которые пустили по ветру все нажитые семьей миллионы. Кем он будет, если предаст их память? Но якорь, возможность заземлиться хотя бы на эти несколько месяцев была так заманчива. После Винтерсбрука, после витражных окон, каменных стен и кабинетов, которые помнили времена, когда Европа еще не могла поделить троны, начнется взрослая жизнь, реальное совершеннолетие, где никому не важны ничтожные цифры в паспорте. Когда, если не сейчас, сделать глоток воздуха? Это могла быть его последняя возможность влюбиться, по-дурацки, болезненно и точно с плохим концом, но зато по-настоящему.

Может, дураком был здесь не Патрик, а Кайрос. Очевидно же, что не Кайрос выбирал сейчас Кейт – этот выбор сделал кто-то за него и задолго до этого. Если верить в судьбу, можно подумать, что их встреча сама по себе была уроком и Блэквуд в кои-то веки его усвоил.

– Это ужасно пугает.

– Верный знак, что ты делаешь все правильно, – сказал Джерри.

– Должно быть, она меня ненавидит. Вздрагивает всякий раз, когда я прохожу мимо.

– Это поправимо. Тебя страшится половина студентов академии.

– Но не ты, – заметил Кайрос.

– Они бы все перестали тебя бояться, если бы узнали, какой ты скучный.

Блэквуд закатил глаза.

– Я не скучный.

– Ну да, конечно. У тебя палка в заднице размером с чертов обелиск.

Кайрос уже приготовился в отместку столкнуть Джерри со скамейки, но профессор Фокс, кажется, сделала им двоим поблажку, лишь немного повысив голос:

– Как вы поняли из параграфа, я хочу сразу же погрузиться с вами в Древнюю Грецию. Материала будет много, и поэтому основную часть вы пройдете самостоятельно и сдадите мне в формате эссе.

– Железной Маргарет не понравится, если ты придушишь меня на ее уроке, – буркнул Джерри, не изменяя своей наглости.

– Ты первый начал.

– Я лишь даю тебе дельные советы.

– Да неужели?

Шарп в очередной раз провел пятерней по волосам:

– Похоже, Кейт без ума от Клеопатры. Используй это.

Как же тяжело было не пробить себе ладонью лицо от его гениальной мысли.

– Каким образом? – с неприкрытым скепсисом спросил его Кайрос.

– Кто нравился Клеопатре?

– Есть версия, что она убивала своих любовников после секса, чтобы не порождать слухи.

Шарп тихо присвистнул:

– Знай, Кайрос, ты был мне как брат.

Глава 4

Кошмар наяву

– Настоящие мужчины не плачут, сынок.

Отец наклонился к нему и приподнял его подбородок двумя пальцами.

– А если мне больно?

– Всем бывает больно, – спокойным голосом продолжал наставлять его Блэквуд-старший. – Это не повод сдаваться и опускать руки.

– Но ты тоже плакал, я видел.

Однажды, в особенно холодную зимнюю ночь, Кайросу не спалось, и он решил рискнуть и попроситься спать к родителям. Он двигался по темным коридорам коттеджа, и лишь мягкий ворс ковра не дал ему сбиться с пути. Нужная спальня оказалась открыта, и Кайрос осторожно заглянул внутрь, прежде чем ворваться туда без спроса. Отец, которого он считал непоколебимым и самым сильным на всем белом свете, стоял на коленях перед матерью и рыдал навзрыд. Она нежно гладила его платиновую макушку и успокаивала точно так же, как успокаивала Кайроса. В тот момент он просто не мог поверить, что такие взрослые и могущественные люди, как его отец, могут расстраиваться – совсем как дети, совсем как Кайрос, когда он ободрал колени, тренируясь ездить на велосипеде.

Мама говорила отцу, что все когда-нибудь закончится, что время перестанет его мучить, но Кайрос не понял тогда ровным счетом ничего. В итоге он сделал выбор не тревожить их и тем же путем тихо вернулся в свою комнату.

– Что ж, да. У меня были трудные дни, но я жалею о том, что в тот момент сдался. Блэквуды не показывают свою слабость. Никому.

– Разве слабости не часть нас?

Отец усмехнулся:

– А ты у нас умняга, да? Если ты устраиваешь мне такие допросы в пять лет, что будет, когда тебе исполнится восемнадцать?

Кайрос надеялся, что, когда он станет таким взрослым, у него появится девушка, такая же прекрасная, как его мама. Они все подружатся, и у них будет идеальная семья – как в рекламе медовых хлопьев. Там всегда звучала бодрая музыка, когда все садились за стол, но Кайрос предпочел бы тишину. Или лучше лай их мохнатого пса, глупые разговоры, шутки, от которых смешно не только по сценарию. Ему всегда нравилось что-то более настоящее.