Осенний кофе

Глава 1. Три минуты до понедельника

Катя проснулась за три минуты до будильника – и это раздражало сильнее, чем сам будильник. Будто организм подписал с реальностью мелкий договор: «Мы не опоздаем, но и не выспимся». В комнате висел мягкий, неуверенный свет, как на затянувшихся титрах фильма, который все уже видели.

Щёлкнул чайник. На кухне кофемашина коротко кашлянула и ожила, пока радио в углу попыталось изобразить бодрость: диктор хрустко пожелал «продуктивной недели», словно это была бесплатная опция по умолчанию. Катя босиком подошла к подоконнику – каменная кромка была прохладной и честной, как факт. Она поставила кружку так, чтобы пар касался стекла. Запах свежемолотого – терпкий, обжигающий – поднялся ленивым облачком. За окном дождь размазывал город, будто кто-то экономил на чётких линиях.

– Доброе утро, стабильность, – сказала она в воздух и подула на кофе. Пар отступил, вернулся, отступил снова. Упрямый.

Зеркало в ванной встретило знакомую женщину двадцати семи лет с взглядом человека, который давно научился не спорить с понедельниками. Волосы отказались лежать «как в рекламе», кожа просила выходной. Катя подтянула хвост, протёрла боковую полосу на стекле – криво, передумала, протёрла ещё раз, потому что криво – это тревожит.

Чудеса – это когда в кино героиня умывается, и вдруг сюжет. В жизни – умываешься, и всё тот же счёт за интернет.

Ровно в 7:12 телефон выдал напоминание: «Автобус 17 – через 8 минут». Катя кивнула, как будто телефон мог оценить её дисциплину, и по дороге к шкафу зацепила рукавом стопку ровно сложенных носков. Стопка сползла, носки рассыпались мятной волной по полу.

– Извините, – сказала она носкам и вдруг рассмеялась. – Разбила строй.

Вытащила любимую белую блузку. На вороте – неброский, но предательский след от тонального крема. Мелким, как предупреждение на банковской карте. Впрыснула средство, потерла, подержала под струёй – тёплая вода прошептала: «Не успеем высохнуть». Часы на плите согласились. Катя на мгновение прижала ткань к полотенцу, сдалась и достала серую рубашку из «на всякий случай». Серый – цвет, который ничего не обещает и ни за что не отвечает.

В коридоре пахло кошачьим кормом – соседка, как всегда, кормила своего Рыжика слишком рано. Тот возмутительно мурлыкал, будто подписывал постановление о счастье. Катя застёгивала пальто, когда телефон зазвонил незнакомым номером.

– Алло?

– Доброе утро, это банк «Восточный бриз», вы оформили заявку на кредит в триста тысяч?

– Простите… что? – Катя приподняла бровь, застыла.

– Заявка поступила сегодня в 7:04. Подтвердите, чтобы мы…

– Нет. Никакой заявки, – она почувствовала, как под ложечкой стянуло. – Это ошибка.

– Тогда мы заблокируем и… нужно уточнить некоторые данные…

– Ничего уточнять не буду. Отправьте СМС, я проверю в приложении, – голос у неё стал ровным, почти вежливым, но пальцы впились в ремешок сумки.

– Тогда ожидайте…

– Ожидаю, – оборвала она и на секунду закрыла глаза.

Вот и конфликт утра, спасибо, вселенная. Хоть бы без навязчивых операторов и «минутку, пожалуйста».

СМС не пришла. В приложении – тишина, как будто мир решил не утруждаться объяснениями. Катя сунула телефон в карман. Скорее фишинг. В прошлый раз мама тоже «выиграла автомобиль», но не забрала, потому что не умеет водить. Её усмешка вышла кривой.

На лестнице перила были холодными и гладкими. Шаги отдавались от стен – её собственный метроном. На первом этаже она встретила отражение в тусклом стекле подъездной двери и, не удержавшись, показала ему язык. Отражение не обиделось.

Дождь не унимался. Капли стучали по зонту быстрым морзянским кодом: «Оп-о-зей—да—ние». Асфальт блестел, как начищенная обувь строгого начальника. Воздух пах мокрым терпением, хлебом из ближайшей пекарни и кофе – оттуда, с угла, где её привычная кофейня держала свет, как фонарь для потерявшихся.

Катя по дороге перепроверила: ключи – есть, проездной – есть, отчёт – в папке, флешка – в боковом кармане. Списки – это мой бронежилет. Радио в наушниках сменило бодрый голос на песню про свободу, которую всё никак не поймать. Она улыбнулась: «Да, знаю».

Очередь на остановке тянулась короткой влажной змеёй. Мужчина в синем пуховике спорил с кем-то в телефоне, школьница жонглировала рюкзаком и стаканом какао, бабушка – теми же новостями, что и вчера. Катя заняла место под навесом и, повинуясь привычке, перевела взгляд налево – на витрину кофейни. Лампы под тканевыми абажурами отдавали янтарём, молка шуршала, как дождь. Бариста – тот самый, в полосатом фартуке – ловко взбивал молоко. Всё было на своих местах, как в её утреннем ритуале.

И тут внутри что-то зазвенело – тонко, серебристо, как если бы к звуку чашек добавили маленький колокольчик. За стойкой мелькнула фигура – чужая. Незнакомый силуэт наклонился к стойке, и Катя услышала смех: низкий, хрипловатый, новый. Он обогнул стекло, докатился до улицы и легко коснулся её щеки – как тёплая струйка из под крана, когда не ждёшь.

– Что за…? – вырвалось вслух.

В этот момент телефон пиликнул: «Автобус 17 прибыл». Двери распахнулись, народ потянулся. Катя сделала шаг – автоматом, как всегда – и тут же обернулась. Внутри кто-то сказал: «Нет, это слишком сладко, давай без сиропа». Голос был спокойный и какой-то… уверенный? Или это ей показалось.

Сироп – без сиропа. Чудеса – без чудес. Всё как обычно, Катя. Иди в автобус. Она подняла ногу на ступеньку, автобус зашипел нетерпеливо. Серое утро притянуло её за рукав.

– Вы заходите или нет? – спросил водитель, не зло, по-утреннему лениво.

– Захожу, – кивнула она и вошла.

В салоне пахло мокрыми куртками, пластиком и бледной надеждой на тёплое место у окна. Катя села, прижала сумку к коленям, увидела на манжете маленькую кофейную точку – всё-таки капля брызнула, пока она наклонялась к подоконнику. Мизинцем провела – пятно не исчезло.

– Ладно, – сказала она вполголоса, – будем притворяться узором.

Автобус тронулся. Капли на стекле стали длиннее, город пополз. Катя поймала своё отражение в замутнённом окне: серьёзное, собранное, как человек, который умеет жить правильно. Только почему тогда всё время хочется нажать «пауза» и выйти из кадра?

Телефон вибрировал ещё раз. СМС наконец пришла: «Подозрительная активность не обнаружена». Она усмехнулась – устало, без победы. Ну да. Подозрительная активность – это когда вдруг что-то меняется. У меня всё чисто.

Автобус проскочил мимо кофейни. Катя снова услышала в голове чужой смех – отзвуком. И почему-то этот звук показался важнее, чем сообщение банка и пятно на манжете вместе взятые. Она поймала себя на глупой мысли: А если завтра, ради эксперимента, сойти на одну остановку раньше? И тут же спохватилась: Нет, конечно. Режим – это мой спасательный круг.

Но мысль не ушла. Она, как запах кофе, удержалась где-то у ключицы – тёплая, обещающая, неправдоподобная.

***

Автобус был полон, как шкаф, в который пытаются запихнуть ещё одну зиму.

Воздух стоял густой, пахнущий мокрыми куртками, шампунем «Сила трав» и чужими спешками.

Катя устроилась у окна, прижимая сумку к себе, будто спасательный плот, и наблюдала, как стекло покрывается каплями, сбегающими внизу нервными дорожками.

Где-то сзади кто-то уронил телефон – звонко, на весь салон.

– Да твою же! – раздалось, и весь автобус дружно повернул головы, как один организм.

Катя машинально приподняла брови, потом снова посмотрела в окно.

Там – дождь. Здесь – жизнь на паузе.

Автобус тронулся с протяжным вздохом, визг тормозов смешался с щелчками дверей.

Катя мысленно вычерчивала маршрут, который знала наизусть: восемь остановок до офиса, три минуты пешком, кофе на углу.

Сценарий повторялся с точностью метронома.

Пожалуйста, только бы без разговоров.

Это была не молитва – скорее привычная мантра для выживания в общественном транспорте.

– Девушка, вы на остановке «Площадь Советская» выходите? —

голос прорезал пространство, как ложка по стеклу.

Катя обернулась. Рядом – женщина лет сорока пяти, в вязаном берете с помпоном и улыбкой, широкой, как день получки. В руках – пакет с зелёными яблоками, от которых пахло терпко и живо.

– Нет, дальше, – ответила Катя.

– А, дальше. А я вот каждый день на «Площадь». Работаю в аптеке, – сообщила женщина, как будто это была долгожданная новость.

Катя кивнула, стараясь перевести взгляд на окно.

– Знаете, у нас вчера проверка была! – продолжала соседка, не дожидаясь разрешения на диалог. – Такие пришли, как из сериала про шпионов: всё фотографируют, всё записывают. Я им говорю – вы хотя бы бахилы наденьте, у нас же санитария!

Она засмеялась и слегка подтолкнула Катю локтем, как старую знакомую.

Катя выдавила вежливую улыбку.

– Да уж, проверки – это серьёзно.

Зачем я сказала это?

Теперь точно не отвяжется.

– Вот-вот! – оживилась та. – А у нас одна девочка, ну знаете, молодёжь, всё в телефонах, так она прямо при них сидит, ногти красит! Красит! Я говорю, ну ты что, с ума сошла, они ж штраф влепят!

Катя кивнула. Раз, два, три. Кофе. Дождь. Список дел.

Слова соседки текли в однообразный поток, где можно было различить только островки: «муж в командировке», «вчера акции», «врач сказал давление».

Интересно, люди, которые много говорят, слышат себя? Или для них тишина – как страх пустоты?

Женщина между тем продолжала, и Катя уже перестала различать слова – только интонации: подъём, спад, смешок, пауза, новый вздох.

Звук качался, как шум моря.

Она смотрела на отражение в стекле – своё лицо и мириады капель, падающих по диагонали, будто кто-то решал уравнение дождя прямо на окне.

Водитель резко притормозил, автобус клюнул носом.

Кто-то вскрикнул, пакет с яблоками покатился под сиденья.

Одно яблоко ударилось о ботинок Кати, оставив мокрый след.

– Ой, вот балда! – соседка метнулась вниз, собирая добычу.

Катя помогла поднять одно, протянула.

– Спасибо, выручаете, – женщина улыбнулась ещё шире.

Катя кивнула, почувствовав, что улыбка уже не притворная.

– Бывает, – сказала она. – У всех падает.

Да, у всех падает. Просто кто-то поднимает, а кто-то делает вид, что не заметил.

Автобус снова тронулся. Люди покачнулись, словно сцена дрогнула.

За окном мелькнула знакомая кофейня – лампы под абажурами, мягкий янтарь света.

И снова ей послышался тот смех – низкий, чуть хриплый, из-за стекла.

Катя вздрогнула.

– Вы кофе любите? – соседка мгновенно уловила паузу.

– Что?

– Кофе. Я вот без него не человек. Хотя врач сказал – вредно при моём давлении, но я всё равно.

Катя снова улыбнулась, но взглядом уже цеплялась за витрину, будто пыталась прочитать по губам того, кто смеётся.

Может, просто бариста новый. Или посетитель. Или я наконец схожу с ума от этой серости.

Но странно, что этот звук будто знает моё имя.

Водитель выкрикнул:

– «Октябрьская», следующая!

Толпа ожила, кто-то пробирался к выходу, кто-то ворчал.

Катя поднялась, соседка – за ней.

– Ну, хорошего вам дня, – сказала та.

– И вам, – ответила Катя.

Пауза.

– А чудеса, знаете, бывают, – добавила женщина и, не дожидаясь реакции, исчезла в потоке людей.

Катя осталась стоять у двери.

Интересно, она это просто сказала… или услышала, что я думаю?

Автобус дёрнулся, и холодный воздух ворвался через открытые двери.

Катя шагнула наружу – в утро, которое выглядело точно так же, но почему-то пахло чуть иначе.

Более… настоящим.

***

Офис пахнул кофе, ксероксом и усталостью, как обычно.

Катя прошла мимо ресепшена, где администраторша Юля в третий раз за утро спорила с кулером – тот шипел и плевался пузырьками, как будто тоже не хотел работать по понедельникам.

– Доброе утро, – кивнула Катя.

– Оно, конечно, доброе, но пока не доказано, – отозвалась Юля, встряхивая волосы.

Катя улыбнулась, отметила про себя: тот же сценарий, те же реплики, стабильность – наше всё, и направилась в бухгалтерию.

Бухгалтерия – это как больница, только без шансов на выздоровление.

Пахло бумагой, чернилами и тихим отчаянием. На стене висел календарь с котёнком, который держался за ветку под подписью: Держись! Ещё немного – и пятница.

Катя бросила взгляд на дату – понедельник. Ну конечно.

Компьютер включался долго, как будто и он не верил, что сегодня стоит просыпаться.

Заставка: логотип компании «Аквалайн – бухгалтерия для всех».

Катя поставила кружку с кофе рядом с клавиатурой, открыла таблицы, вбила пару цифр – пальцы двигались по памяти, как пианист по старой партитуре.

Всё происходило само собой: ввод – проверка – сумма – отчёт – сохранить.

Иногда мне кажется, я просто человек в теле формулы SUM(A1:A100).

– Катюх, привет! – в дверь просунулся Вадим, коллега из соседнего отдела. В руках – стаканчик кофе. На его рубашке уже расплывалось бурое пятно. – Слушай, у тебя есть салфетка? Я опять это сделал.

– Каждое утро одно и то же, – сказала Катя и протянула пачку. – У тебя кофе больше на рубашке, чем внутри.

– Ну, я ж щедрый. Разделяю радость с тканью.

Он сел на край её стола, оставив на листке след от стакана.

– Как настроение? – спросил, делая вид, что не видит след.

– Как у табеля рабочего времени – ровное, без перепадов.

– Неплохо, стабильность – это сила.

– И скука, – добавила Катя.

Он пожал плечами, встал и ушёл, напевая под нос что-то про «работу мечты».

Катя смотрела, как на ковролине за ним остаются следы кофе, и подумала: даже пятна здесь знают своё место.

Телефон пискнул – уведомление из корпоративного чата:

«Коллеги, не забываем про планёрку в 12:00. Тема – оптимизация отчётности».

Оптимизация… как будто можно оптимизировать бессмысленность.

Она открыла вкладку с таблицами, а взгляд зацепился за отражение в мониторе: свет от окна полосами лег на её лицо, деля его на две половины – живая и уставшая.

Иногда кажется, что между ними тонкая черта, и если моргнуть не вовремя, поменяются местами.

– Катя, – позвал начальник из двери. – Ты сверила квартальные по клиентам «СеверТрейд»?

– Да, почти.

– Надо к обеду. И проверь, чтобы суммы не расходились, а то они потом скажут, что это мы.

– Конечно, – ответила она, как автомат.

Он кивнул и исчез.

Катя допила кофе – горький, остывший, будто отражение утра.

Взгляд упал на календарь. Пятница светилась красным кружком. Вот она, коллективная вера – не в бога, а в конец недели. Каждый день – дорога к пятнице, но никто не спрашивает, куда ведёт после неё. За стеной кто-то включил принтер, и его гул слился с шумом вентиляции – как постоянный фон жизни. Она распечатала отчёт, выровняла стопку бумаг, чтобы уголки сходились идеально. От этого стало чуть легче – будто хоть в чём-то есть порядок.

– Катя, можно вопрос? – выглянула Аня, стажёрка с вечно удивлёнными глазами.

– Можно.

– А если в таблице «ошибка деления на ноль», что делать?

– Не делить на ноль.

– А… спасибо.

Аня исчезла, а Катя хмыкнула. Вот она, бухгалтерская философия: не дели на то, что не делится. Если бы это правило применялось к жизни, всё было бы проще. К обеду глаза начали болеть от экрана, буквы плыли, цифры путались. Коллеги один за другим вставали, как участники синхронного плавания, и шли в столовую.

Катя осталась. Не хотелось шума, разговоров про сериалы и скидки в супермаркетах. Она достала из ящика шоколадку, откусила. Шоколад был чуть подтаявший, лип к пальцам, как будто тоже устал от температуры офиса. Когда я успела стать частью этой машины? Наверное, в тот день, когда сказала себе: «просто временно, пока не найду что-то по душе».

А потом пришла зарплата, и временное стало удобным.

На часах было 17:48, когда Катя выключила монитор. За окном всё тот же дождь – будто не прекращался с утра. Она задержалась у окна, посмотрела вниз: люди, машины, зонты – каждый куда-то спешил, никто не смотрел вверх. В отражении монитора она увидела себя – серое пальто, аккуратная прическа, бесконечно вежливое лицо.

Интересно, если бы я просто встала и ушла сейчас – кто бы заметил первым?

На телефоне мигнуло уведомление: «Акция в кофейне на углу – второй латте в подарок».

Катя усмехнулась.

– Совпадение, – сказала она вслух, натягивая пальто.

– Или… замануха судьбы?

Ответа не последовало.

Но почему-то впервые за долгое время ей захотелось проверить.

***

Дверь в кофейню открылась с тихим звоном колокольчика, и Катю окутало тепло – запах свежемолотых зёрен, карамели и чуть подгоревших круассанов.

Тот самый воздух, который всегда встречал её одинаково, как надёжный знакомый.

Мягкий свет ламп под тканевыми абажурами делал всё вокруг чуть золотистым, будто кто-то поставил фильтр «уют» на реальность.

За стойкой – Паша, привычный бариста, в полосатом фартуке и с неизменной улыбкой человека, который точно знает, какой кофе тебе нужен, даже если ты молчишь.

– Привет, Катя. Как обычно?

– Как обычно, – кивнула она.

– Двойной латте без сиропа, одна порция корицы сверху?

– Угадал.

– Я запоминаю тех, кто не предаёт кофе, – подмигнул он.

Катя прислонилась к стойке. Машина зашипела, пар поднялся, шуршала молка, как дождь по крыше.

Она на секунду прикрыла глаза – тот самый момент, когда можно было просто дышать.

Иногда кажется, что именно здесь – единственное место, где мир не требует ничего, кроме заказа.

Заиграла тихая музыка – какой-то старый джаз, чуть шершавый, будто пластинка с трещинками.

Она достала телефон, открыла новости – пролистала, не читая: кризис, курс, кто-то женился, кто-то развёлся. Всё стабильно, всё одинаково.

– Эй, можно тростниковый сахар? —

Голос прорезал мягкий воздух кофейни – низкий, спокойный, с лёгкой хрипотцой. Не Паша.

Катя подняла глаза.

За стойкой, чуть в стороне, стоял парень – высокий, в чёрной рубашке, с закатанными рукавами. Он держал банку с кофе и внимательно рассматривал этикетку, как будто там было написано не «Бразилия», а ответ на что-то важное.

Паша что-то говорил ему, указывая на машину, и тот засмеялся.

Смех – негромкий, но почему-то запомнившийся.

Катя поймала себя на том, что слушает.

– Ты новенький? – спросила она, прежде чем успела остановить себя.

Парень повернулся.

– Можно сказать и так, – ответил он, и в уголках губ мелькнула улыбка. – Первый день. Тренировка.

– Удачи, – сказала Катя.

– Спасибо. Кажется, тут всё работает как часы.

– Ага, – кивнула она. – Тут вообще всё работает как часы.

Он рассмеялся чуть тише, посмотрел на неё внимательнее – не так, как смотрят на клиентов, скорее как на человека, которого уже где-то видел.

Катя отвела взгляд, почувствовав, как тепло от кофе смешалось с чем-то другим, необъяснимым.

Паша поставил перед ней стакан с крышкой.

– Держи, латте как всегда.

– Спасибо. – Катя взяла стакан, отпила глоток. Всё было тем же: температура, вкус, плотность пены. Но почему-то казалось – другой.

Будто молоко взбивали чуть дольше, а воздух между словами стал гуще.

Из-за стойки донёсся короткий звон упавшей ложки, потом смех – тот же новый.

И в нём было что-то живое, нарушающее порядок её будней.

Вот оно – что-то не так. Но не страшно, а… интересно.

Она подошла к окну. За стеклом – мокрые зонты, проезжающие машины, отражения фар.

Обычно в это время она уже спешила к офису, но сегодня не было смысла торопиться: день закончился, и впереди – только вечер, который ничем не обязан быть особенным.

Катя поднесла стакан к губам и вдруг заметила: на крышке, маркером, была нарисована маленькая стрелка – не цифра, не инициалы баристы, просто стрелка, указывающая вверх.

Под ней – слово:

«Скоро».

Она обернулась.

Паша болтал с кем-то у кассы, новый парень протирал паровую трубку, не глядя в её сторону.

Странно. Они ведь не подписывают стаканы.

Катя усмехнулась.

– Скоро что? – спросила она вполголоса.

Никто не ответил.

Лишь пар из кофемашины взвился вверх, как сигнал, и рассеялся.

Она стояла, глядя на стрелку, и впервые за долгое время почувствовала, как внутри – тонкое, еле заметное движение.

Как будто кто-то тихо нажал «play» в фильме, где всё давно стояло на паузе.

А вдруг действительно – скоро?

Глава 2. Кофе, который всё изменил

Дождь опять оказался пунктуальнее всех. Кофейня держала для него дверь, и он входил вместе с каждым посетителем – холодной струйкой по щиколоткам, запахом мокрой шерсти с чьего-то шарфа, перезвоном капель по коврику у входа.

Катя задержалась на пороге – как на краю знакомого кадра, где вроде всё то же, но свет чуть сместили. Лампы под абажурами давали золотистый полутон, шуршала молка, пар из капучинатора расползался белыми облачками. Уют как сервис. Тепло как подписка.

Очередь двигалась медленно, и это тоже было частью ритуала. Перед ней девочка в зелёной шапке раскладывала на прилавке монетки, как бусины, позади вялый мужчина листал ленту новостей и глубоко вздыхал на каждом заголовке. Дверь хлопала, музыка менялась с джаза на соул, кто-то чихнул. Катя сжала перчатки в руке – влажные, но пахнущие корицей: чужой шарф задел её на входе и оставил проявленный след.

Спокойно. Дыши как обычно. Закажи как обычно. Сделай вид, что вчерашняя стрелка – рекламная игра. «Скоро» – это когда-нибудь. Не обязательно про тебя.

Она вздохнула и поправила край рукава – так, чтобы пуговица совпала с линией ладони. Контроль – это когда детали становятся в строй.

– Девушка, вы определились? – спросила девушка у кассы, натянув улыбку «у нас всё получится».

– Двойной латте без сиропа. Корица – щепотка. На вынос, но я… – Катя оглянулась на подоконник, – постою тут.

– Имя на стакан?

– Катя.

– «Кача»?

– Ка-тя, – терпеливо повторила она.

– Записала, – кивнула кассирша, и Катя почти услышала, как в тетрадке мира кто-то делает галочку «вежливость соблюдена».

Слева у стойки вспыхнул маленький спор. Молодой человек в офисном пальто склонился к баристе:

– Я просил миндальное молоко, а вы налили обычное. У меня… ну, в общем, принципы.

– Принципы у нас у всех, – ответил бариста без раздражения, – а аллергия?

– Нет, – смутился тот, – это… убеждения.

– Тогда переливаем по убеждениям, – сказал бариста и взял новый питчер.

Катя невольно улыбнулась. Есть в этом что-то правильное – делать как надо, пусть медленнее. Очередь шевельнулась на один шаг, и она почувствовала спиной нетерпение позади: кто-то переступил с ноги на ногу, кто-то громко посмотрел на часы.

Паша мелькнул у машины – знакомый профиль, полосатый фартук, привычная лёгкость движений. Рядом с ним – он. Тот самый новый. Закатанные рукава, ладони аккуратно держат питчер; он что-то спрашивает, Паша отвечает коротко, показательно, как учат резать по линеечке. Пар поднимается выше лампы и тает, как мысль, которую не успели поймать.

Не пялься. Ты не из тех, кто пялится. Просто оцени технологический процесс и сделай выводы.

Она отвела взгляд к стеклу витрины. По нему стекают диагональные капли, и в каждой – смазанные огни улицы. В отражении Катя увидела своё лицо – сосредоточенное, почти спокойное; рядом – силуэт нового, чётче, чем хотелось бы.

– Извините, а кексы ещё тёплые? – голос справа. Девочка в зелёной шапке стоит на носочках, будто так кекс будет вкуснее.

– Чуть-чуть, – отвечает Паша. – Но внутри – как утро после воскресенья.

– Это как?

– Очень мягко и без обещаний, – влезает новый, и Катя невольно смеётся носом.

Очередь снова двинулась. Катя поймала себя на том, что стоять стало… уютней? Смешно. Весь мой комфорт держится на предсказуемости. Не вздумай его трогать.

Телефон в кармане вибрировал коротко: «Напоминание: отчёт по «СеверТрейд» – завтра 14:00». Она выключила экран, будто могла выключить и завтрашний день.

– Следующий! – к стойке подошёл мужчина с портфелем и уверенной походкой того, кто всегда знает, что ему нальют. – Американо. Быстро. Без всего.

– Американо бывает с терпением, – спокойно сказал новый, – или с ожиданием. Что предпочтёте?

– Без философии, – буркнул мужчина.

– Это сложно, – шепнул Паша, и кто-то тихо хохотнул.

Катя почувствовала, как внутри что-то подвигалось. Даже не мысль – расположение мебели. Как будто привычный стол сдвинули на пару сантиметров, и шторка прозрачнее.

Она расправила перчатки – ладонь цепанула шов, тот ответил шершаво. Запах корицы снова всколыхнулся: девочка развернула бумажный пакет, и воздух на секунду стал тёплым, как детство в пекарне.