Любовь на другой частоте

Часть 2. Дорога к началу

Родная деревня встретила Арину тишиной и запахом скошенной травы. Дома стали меньше, заборы ниже – детская память хранила этот мир в увеличенном масштабе.

И наконец – родительский дом.

За забором её ждало прошлое – живое, со всеми болями и радостями. Дверь открылась, на крыльцо вышла мама. Постаревшая, в чёрном платке, с красными от слёз глазами.

– Ариночка, – мама обняла её крепко, по-деревенски. – Как хорошо, что приехала. Похороны в два часа.

Дом пах детством – печным дымом, свежим хлебом, сушёными травами под потолком. На кухне сидели тётушки, пили чай, тихо переговаривались.

– Вот и Аринка приехала, – сказала тётя Валя. – Красавица наша. Только худая очень.

Арина улыбнулась – первый раз за сутки по-настоящему. Здесь горе переживали сообща, делили на всех.

– Где… – начала она.

– В большой комнате, – тихо сказала мама.

Посередине стоял гроб – простой, деревянный. Вокруг – букеты полевых цветов: ромашки, васильки, колокольчики.

Лицо бабушки было спокойным, умиротворённым. Она выглядела не мёртвой, а спящей.

– Прости меня, – прошептала Арина, опускаясь на колени. – Прости, что так редко приезжала. Что не успела сказать, как сильно тебя люблю.

Слёзы пришли наконец – настоящие, из самой глубины души.

Мама тихо села рядом на стул.

– Она тебя очень любила. Всегда спрашивала: «Как там наша Аринка? Счастлива ли?» А я не знала, что отвечать.

Арина подняла мокрые от слёз глаза.

– А ты бы поняла?

– Может, и не поняла бы, – честно ответила мама. – Но выслушала бы. Мы же не чужие.

– Мам, а бабушка… она говорила странные вещи? Про знаки, про особые способности?

Мама посмотрела внимательно.

– Говорила. Особенно в последние месяцы. Про тебя беспокоилась, что живёшь не своей жизнью. Говорила: «Аринка не там ищет счастье. Надо ей к корням вернуться, вспомнить, кто она есть.»

– А ты как думаешь?

– Думаю, она знала то, чего мы не знаем. У неё всегда был дар – людей насквозь видеть, будущее чувствовать.

В час дня начали собираться люди. Соседи, родственники. Простые люди, прожившие простые жизни, но пришедшие проводить соседку.

Гроб подняли четыре мужчины. Процессия двинулась к кладбищу – на окраине, за старым садом, на холме, откуда была видна вся округа.

На кладбище произнесли слова о том, что смерть не конец, а переход. Что любовь сильнее смерти, что память живёт вечно.

Гроб опустили на верёвках, и глухой стук крышки о дно прозвучал как финальный аккорд долгой жизни. Земля сыпалась с лопат, и с каждой горстью что-то окончательно уходило в прошлое.

– Прощай, мамочка, – прошептала мама, бросая горсть земли.

– Прощай, бабуля Вера, – эхом отозвалась Арина.

Потом – поминки в доме, где за столом делились воспоминаниями о бабушке. Простая еда, добрые истории из её жизни. Когда последние гости разошлись, в доме воцарилась тишина.

Телефон завибрировал. Сообщение от Сергея: «Как дела? Когда прилетаешь?»

Арина посмотрела на экран и поняла, что не готова возвращаться. Что-то внутри требовало времени – времени на осмысление.

Она набрала ответ: «Хочу ещё побыть на Алтае. Мне нужно время, чтобы всё обдумать. Не знаю, когда вернусь.»

Ответ пришёл быстро: «Понимаю. Бери сколько нужно. Буду ждать.»

В его словах не было упрёка, только забота. И это почему-то делало ещё труднее.

Вечером Арина вышла в сад. Здесь ничего не изменилось – те же яблони, та же тропинка к речке, те же звёзды. Села на старую скамейку под яблоней – ту, где любила сидеть бабушка.

В кармане зазвонил телефон. Знакомый номер – Катя из Барнаула.

– Арин, как ты? Соболезную.

– Тяжело. Не знаю, что делать дальше.

– Если захочешь – приезжай ко мне. Отдохнёшь, всё обдумаем. Помнишь, как мы в студенческие на Телецкое ездили? Может, и сейчас съездим – там хорошо думается.

Арина вспомнила те поездки – костры на берегу, ощущение, что время остановилось. Но сейчас это казалось из другой жизни.

Она закрыла глаза и попыталась почувствовать присутствие бабушки. На мгновение показалось, что скамейка качнулась, словно кто-то сел рядом. Что в воздухе появился знакомый запах георгин, которые так любила бабушка.

Арина открыла глаза. Сад был пуст, только звёзды мерцали в темноте. Но внутри стало спокойнее.

– Спасибо, Кать. Побуду пока с родителями пару дней, подумаю, – сказала она в трубку. – Не знаю пока, что буду делать дальше.

– Понимаю, – голос Кати был мягким. – Дом после похорон – тяжёлое место. Если что – звони. В любое время.

– Спасибо. Ты настоящий друг.

Решение пока не приходило. Арина позволила себе просто сидеть под звёздами, не планируя завтрашний день. Впервые за много лет – просто не знать, что будет дальше.

Где-то в глубине души теплилась надежда на то, что путь покажется сам.

Часть 3. Тепло чужого очага

Три дня в родительском доме тянулись вечностью. Мама была подавлена горем и постоянно плакала – Арина утешала её, обнимала, была рядом. Папа смотрел телевизор, не зная, как выразить свою боль по-другому. Арина варила суп, который никто не ел, заваривала чай, который остывал нетронутым. Хлопотала по дому, словно движение могло заглушить боль.

Дом без бабушки казался чужим – слишком пустым, слишком тихим. Даже привычные вещи выглядели осиротевшими. К вечеру третьего дня Арина поняла, что задыхается в этой атмосфере скорби. Каждый вздох давался с трудом.

По ночам что-то невидимое бродило по комнатам – не злое, но тяжёлое, как нерастаявший снег в сердце. Каждый скрип половиц отзывался болью, каждая тень в углу шептала о невосполнимой утрате.

На четвёртое утро Арина проснулась с ясным пониманием – нужно уехать. Не навсегда, не в бегство, а просто дать себе возможность дышать.

Она нашла в контактах номер Кати.

– Катя, твоё предложение ещё действует? – голос дрожал от усталости.

– Конечно, детка. Когда приедешь?

– Сегодня. Если можно.

– Жду. Буду дома весь день.

Сборы заняли полчаса. Арина сложила в сумку свои вещи. На пороге она крепко обняла родителей – долго, как будто набираясь их тепла впрок.

– Буду приезжать чаще, – прошептала она маме в плечо. – Обещаю.

– Мы понимаем, доченька, – тихо ответил папа. – Езжай. Нам тоже нужно время.

– Береги себя, – мама поправила Арине воротник куртки тем же жестом, что и в детстве. – И помни – ты всегда можешь вернуться домой.

Арендованная в аэропорту машина послушно завелась. Три часа дороги до Барнаула – время подумать, время переварить случившееся. Арина выехала из деревни, глядя в зеркало заднего вида на дом, где больше не было бабушки.

Первый час она ехала молча, слушая шум мотора и собственное дыхание. Пейзаж за окном менялся медленно – поля сменялись перелесками, деревеньки проплывали одна за другой, каждая со своей колокольней, своими огородами, своими историями.

На втором часу пути мысли начали складываться в какой-то порядок. Бабушка ушла, но что-то от неё осталось – не только воспоминания, а какое-то внутреннее разрешение. Разрешение быть собой, искать свой путь, не оглядываясь на чужие ожидания.

К третьему часу дышать стало легче. Не потому что горе уходило – оно осталось, но перестало душить. Где-то на подъезде к Барнаулу Арина поняла: она едет не от чего-то, а к чему-то. К Кате, к возможности разобраться в том, что происходит с её жизнью.

Барнаул встретил её вечерними огнями и знакомыми улицами. Катя ждала на балконе своей квартиры – как в студенческие годы, когда они возвращались с лекций.

Сейчас они сидели в барнаульской квартире Кати, и впервые за четыре дня Арина почувствовала, что может дышать полной грудью.

Кухня Кати встретила их тёплым светом лампы над столом и запахом сухого чабреца. На деревянной столешнице стояли керамические пиалы разных размеров – одни глазурованные до блеска, другие матовые, шершавые под пальцами. Катя лепила их по ночам, когда не спалось. На подоконнике притаилась небольшая чашка с золотой жилкой, пересекающей трещину – кинцуги по-нашему, как любила говорить хозяйка.

– Садись, – Катя кивнула на стул у окна. – Можно так, – она поставила на стол бутылку красного вина. – Можно так, – рядом появился заварочный чайник.

Арина потянулась к вину. Совсем чуть-чуть, на донышко фужера. За память. За бабушку, которая никогда не осуждала.

– Помнишь нашу двушку на Солнечной Поляне? – Катя села напротив. – Как мы с тобой собирали шкаф.

– И плакат постоянно падал, – Арина улыбнулась впервые за несколько дней. – «Я буду жить, как хочу». Мы его раз десять переклеивали.

– Помнишь, как в коротких платьях ходили по клубам. Входишь – и воздух меняется. Все оборачивались. Ты просто была… настоящей.

Арина покрутила фужер в руках. Воспоминания о той, прежней себе, показались далёкими, как чужая жизнь.

– Что случилось с той девочкой?

– Я не перестала быть собой, – сказала Катя, глядя внимательно. – Ты перестала собой пользоваться.

За окном прошёл поздний трамвай. Где-то тикали часы. Катя налила себе чай, подождала, пока заварка настоится.

– Когда мне было двадцать пять, – сказала она наконец, глядя в свою чашку, – я думала, что успею всё. Что жизнь – это бесконечность, а я – бессмертная. А потом начали умирать люди. Сначала дедушка, потом коллега, потом…

Арина протянула руку и накрыла ладонь Кати своей. Тёплая кожа, шершавая от работы с глиной.

– И как ты справляешься с этим?

– Перестала откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. – Катя подняла глаза, и в них читалась тихая мудрость человека, прошедшего через потери. – Не дела. Чувства. Слова. Объятия.

Они посидели в тишине, каждая думая о своём.

– Твоя бабушка знала это, – добавила Катя мягко. – Поэтому и торопила тебя. Время не ждёт разрешения.

Слова отозвались болезненным эхом. Арина вспомнила, как месяц назад пыталась рассказать Сергею о странном сне – о горах, о мужчине в тумане. Он даже не поднял глаз от ноутбука.

"Ариша, может, не стоит так глубоко копать?" – сказал он тогда, и в голосе была искренняя забота. "Иногда это только приносит боль."

Тогда она послушалась, замолчала. Но здесь, в тепле Катиной кухни, она поняла: Сергей боялся её глубины не из злости, а из страха. Он искренне не понимал, зачем нырять в бездну, когда можно плавать на поверхности.

Но её душа задыхалась на поверхности.

– А чего хочешь ты? – спросила Катя, и в её голосе не было осуждения, только искреннее желание понять. – Не что должна, не что правильно. Чего хочешь.

– Я хочу быть рядом с тем, кто не боится моего света, – сказала Арина, и слова полились сами, как будто долго ждали своего часа. – Кто сам – свет. И тьма. Кто не убегает от глубины, а ныряет в неё со мной. Мне нужен не покой. А полёт. Не комфорт. А подлинность.

– Наконец-то говорит моя девочка, а не её паспорт, – Катя улыбнулась и встала. Вернулась с маленькой керамической пиалой – неглазурованной, цвета охры. Поставила рядом с фужером. – Для слёз. Они тоже имеют право быть.

– Страх – это будильник, а не приговор, – добавила она, накрывая плечи Арины тёплым пледом.

Арина почувствовала, как что-то разжимается в груди. Не облегчение – пока рано. Но первый глоток воздуха после долгого пребывания под водой.

– Завтра к озеру? – спросила Катя.

– К истоку, – кивнула Арина. – К самому началу.

– На рассвете. Река любит первых.

Катя выключила верхний свет, оставив только лампу над столом. В полумраке керамика на полках казалась живой, каждая пиала и чашка хранили тепло рук, которые их создали. На подоконнике золотая жилка в трещине чашки поймала отблеск и тихо светилась, превращая повреждение в украшение.

Арина закрыла глаза и слушала. Тиканье часов. Шорох занавески. И под всем этим – что-то новое. Не тишина, а пауза. Не конец, а подготовка к началу.

Завтра будет дорога. Завтра будет озеро и тот исток, где начинается река. А сегодня – кухня Кати, тёплый плед и маленькая пиала для слёз, которые имеют право быть.

– Спокойной ночи, – шепнула Катя.

– Спокойной, – ответила Арина и впервые за долгое время поверила, что ночь действительно может быть спокойной.

Часть 4. Голос предков

Дорога петляла через алтайские луга, и с каждым километром горы становились выше, ближе, реальнее. Арина всматривалась в родные пейзажи – луга, усеянные жарками и колокольчиками, тёмные массивы тайги, блеск горных речек в складках склонов. Воздух становился всё прозрачнее, пах хвоей, озоном и чем-то неуловимо древним – тем самым запахом детства, который не спутаешь ни с чем.

– В последние месяцы бабушка странные вещи говорила, – нарушила молчание Арина. – Про знаки, про то, что у меня особый путь. Мама думала, что это возраст…

– А ты как думаешь? – Катя переключила передачу на подъёме.

– Не знаю, – Арина повернулась к подруге. – Но после её смерти… словно что-то во мне проснулось. Или, наоборот, что-то важное ушло, и теперь я вижу яснее.

Катя притормозила перед поворотом, где открывался вид на дальние хребты.

– Твоя бабушка была особенной женщиной. Помнишь, как она всегда знала, когда кто-то из нас приедет? Ещё за день пироги начинала печь.

– И всегда попадала в точку, – улыбнулась Арина сквозь грусть. – Говорила, что земля ей шепчет.

– Может, и тебе шепчет, только ты разучилась слушать?

Можно сменить адрес, но нельзя сменить кровь, – думала Арина, глядя на знакомые с детства вершины.

Алтай был её корнями, местом, где она научилась дышать и мечтать. Суровый, честный, не прощающий слабости, но дарующий силу тем, кто умеет его слушать. Когда-то короткое лето и бесконечная зима заставили её бежать отсюда. Она помнила тот день в аэропорту Толмачёво – последние пятьдесят тысяч в кармане, рухнувшие надежды за спиной, пугающая неопределённость впереди. Сочи манил теплом, морем, более лёгкой жизнью.

Но сейчас, возвращаясь, она понимала: можно уехать из дома, но дом никогда не покидает тебя.

– Помнишь нашу первую поездку на Телецкое? – спросила Катя, когда дорога снова пошла в гору. – Ты тогда сказала, что там происходит что-то невероятное.

– Помню, – Арина прислонилась к стеклу, и в памяти всплыла та удивительная мелодия. – У меня тогда в голове звучала музыка. Целая композиция для фортепьяно – такая красивая, что дух захватывало. Я была уверена, что это что-то классическое, что я когда-то слышала.

– И что?

– А потом пыталась её сыграть, вспомнить, найти в интернете… – Арина покачала головой. – Ничего. Словно я её сама сочинила, но откуда? Я же бросила музыкальную школу ещё в детстве, с тех пор к фортепьяно не подходила.

– Может, озеро тебе её подарило?

– Не смейся, – но Арина улыбнулась. – А ведь действительно… Больше нигде такого не было. Только там, на берегу.

– Я не смеюсь, – серьёзно сказала Катя. – Там особое место. Чувствуешь же сама.

Особенно красив был Алтай после дождя, когда туман опускался на склоны мягкими, призрачными волнами. На это можно было смотреть часами, забывая о времени и проблемах. Именно такой туман стелился сейчас над дальними хребтами, превращая горы в декорации из сна.

Когда на указателе появилась надпись "Артыбаш", сердце Арины забилось чаще. Вот оно – её озеро. Тёмная, почти чёрная вода, окружённая стеной гор. Священное место алтайских шаманов, где тонка граница между мирами.

– Интересно, услышу ли я её снова, – прошептала Арина, глядя на водную гладь.

– Приехали, – улыбнулась Катя, глушая двигатель. – Сейчас узнаем.

Турбаза "Исток" встретила их запахом кедра и звуками воды – где-то рядом из озера рождалась река Бия. Деревянный домик с резными наличниками стоял в двадцати метрах от берега, словно вырос из земли вместе с соснами.

Вечером они сидели в беседке, жарили рыбу на мангале, пили чай с таёжными травами. Впервые за долгое время Арина почувствовала, что может дышать полной грудью. Здесь, у самого сердца Алтая, боль от потери бабушки не исчезла, но стала другой – не острой раной, а тихой печалью, которую можно нести.

Часть 5. Варган памяти

Арина проснулась задолго до рассвета. Не от будильника – от какого-то внутреннего зова, словно кто-то позвал её по имени. Подруга ещё спала, укутанная в тёплое одеяло, и Арина тихо выскользнула из домика.

Утро дышало прохладой и тишиной. Роса серебрилась на траве, воздух был напоён запахами хвои, сырой земли и озёрной свежести. Где-то вдали журчала вода – река Бия начинала свой долгий путь к морю. Арина пошла на этот звук, как на зов.

Тропинка вела через густой кедрач. Могучие деревья стояли, как древние стражи, их кроны терялись в утреннем тумане. Под ногами мягко пружинил мох, усеянный брусничными листьями и кедровыми шишками. Пахло смолой, грибами и чем-то первобытно чистым.

Идя по тропе, Арина думала о бабушке. Чувство вины грызло изнутри – как мало времени она ей дарила, как редко приезжала, как часто откладывала визиты "на потом". Теперь этого "потом" не будет никогда.

"Бабушка, прости меня," шептала она в утреннюю тишину. "Я была плохой внучкой. Думала только о себе, о своих проблемах. А ты так меня любила…"

Тропинка незаметно вывела её на небольшую поляну, скрытую от посторонних глаз в глубине леса. Посередине лежало упавшее дерево – кедр-исполин, поваленный, видимо, ещё зимней бурей. Ствол был гладким, отполированным ветрами, удобным, как скамья.

На этой природной скамье, спиной к Арине, сидел пожилой мужчина. Седые волосы были заплетены в косу, на плечах – жилет из оленьей кожи, украшенный традиционными узорами. В руках он держал варган – небольшой металлический инструмент, который алтайцы называют "комус".

Арина замерла. Она не удивилась его присутствию – словно знала, что встретит здесь именно его. На Алтае шаманы появлялись там, где их присутствие было нужно. Так было всегда.

Мужчина не обернулся, но кивнул, приглашая сесть. Арина устроилась на другом конце ствола. Между ними легла тишина – не неловкая, а наполненная ожиданием.

Потом он заиграл.

Звук варгана был не просто мелодией – это был голос самой земли. Низкий, вибрирующий, он проникал не в уши, а прямо в душу, в самые глубокие её слои, где хранится память всех жизней.

И вдруг…

Арина больше не сидела на поляне. Она стояла в коридоре общежития, двадцатилетняя, с горящими глазами и наивной верой в любовь.

Артур.

Он шёл ей навстречу – высокий, дерзкий, с насмешливой улыбкой и глазами цвета осеннего неба. Сердце билось так громко, что, казалось, весь коридор его слышит.

– Ты кто такая? – спросил он, остановившись рядом. – Арина, – прошептала она, и это имя на его губах прозвучало как музыка.

Она снова переживала каждый миг – первый поцелуй в парке под снегопадом, когда мир превратился в сказку. Его руки, обнимающие её так крепко, словно он боялся, что она исчезнет. Ночные разговоры по телефону, когда они говорили обо всём и ни о чём, а время останавливалось.

Но потом – другие воспоминания. Его пьяные звонки в три ночи: "Дай денег на водку, а то друзья засмеют." Синяки под глазами после драк. Её слёзы, когда он не приходил на встречи, не отвечал на звонки.

И тот последний разговор: – Я ухожу к Свете. Она меня понимает. – Но мы же любили друг друга… – Любили. Прошедшее время.

Боль была такой же острой, как тогда, семнадцать лет назад. Арина задыхалась от неё, чувствуя, как разрывается что-то в груди.

Звук варгана потёк по-новому, и память унесла её в другое время…

Василий.

Кафе, нервные руки, поправляющие волосы. Первое свидание с мужчиной, которого встретила на сайте знакомств. Он должен был быть старше, опытнее, серьёзнее Артура.

Василий появился в дверях – уверенный, в дорогом костюме, с букетом роз. Говорил красиво, обещал звёзды с неба. Водил в дорогие рестораны, дарил подарки, называл своей королевой.

Арина снова чувствовала то головокружительное счастье первых месяцев. Казалось, наконец-то нашла настоящего мужчину – того, кто защитит, окружит заботой, построит с ней крепкую семью.

Но варган показывал и тёмную сторону – Василий, исчезающий на недели без объяснений. Пьяные звонки в неподходящее время. Его красные глаза и дрожащие руки. Её попытки спасти его любовью – бесконечные разговоры, слёзы, мольбы бросить наркотики.

– Я изменюсь, клянусь тебе! – кричал он, стоя на коленях в её квартире. – Только не уходи!

И она верила. Снова и снова.

А потом – звонок от незнакомой женщины: – Вы Арина? Я жена Василия. Мы женаты уже пять лет. У нас двое детей.

Три года жизни, три года веры в их будущее – всё оказалось ложью. Предательство жгло душу, и Арина рыдала так же горько, как тогда.

Варган изменил ритм, и она провалилась в следующее воспоминание…

Александр.

Тёплый вечер, караоке-бар. Он пел ей песни, смешно картавя на английском. Они смеялись, как дети, и Арине казалось, что после стольких ударов судьбы она наконец нашла простое человеческое счастье.

Александр был другим – не яркий, не харизматичный, но добрый. Заботливый. Он знакомил её с родителями, планировал совместный отпуск, говорил о детях.

– Ты знаешь, – сказал он как-то вечером, обнимая её на диване, – я так долго ждал тебя. Думал, уже не встречу свою половинку.

И она поверила. Снова.

Но варган безжалостно показал и тот день, когда всё рухнуло. Его звонок из отделения милиции: – Аринка, помоги. Нужно пятнадцать тысяч, иначе посадят. Занять не у кого, только на тебя надежда.

Она металась по городу, заняла деньги у подруги, переживала за него как за самого близкого человека. А вечером увидела его в ресторане – с другой женщиной. Он дарил ей розы, купленные на Аринины деньги, и целовал так страстно, как никогда не целовал её.

Предательство резануло по сердцу – не только из-за денег, а из-за того, что он использовал её доверие, её готовность помочь.

Мелодия варгана стала тише, печальнее…

Артём.

Алтай. Она приехала сюда лечить душу после очередного предательства. И встретила его – тихого, спокойного, как горное озеро. Без амбиций, без страстей, но и без предательства.

С Артёмом было безопасно. Он не исчезал, не пил, не лгал. Готовил завтраки, гладил её волосы перед сном, говорил, что любит.

Три года они жили как в коконе. Тихо, мирно, предсказуемо. И постепенно Арина понимала – она задыхается в этом коконе. Артём любил её, но не видел в ней личность. Для него она была просто "женщина рядом" – удобная, не создающая проблем.

– Зачем тебе этот бизнес? – говорил он, когда она мечтала о собственном деле. – Сиди дома, я заработаю на всех. – Зачем тебе эти книги по психологии? – удивлялся, когда она пыталась разобраться в себе. – Живи проще, не усложняй.

Он любил не её – он любил своё представление о том, какой должна быть женщина. Тихой, покорной, без собственных стремлений.

И она ушла, понимая: лучше одиночество, чем медленная смерть души.

Варган зазвучал устало, и последнее воспоминание накрыло её мягкой волной…

Сергей.

Деловое мероприятие. Она уже не верила в любовь, просто жила, работала, строила карьеру. И вдруг – он. Умный, говорящий о серьёзных отношениях без пафоса и обещаний.

– Знаешь, Ариша, – сказал он в их первый совместный вечер, – я устал от игр. Хочу построить что-то настоящее. Дом, семью, будущее.

После всех бурь его спокойствие казалось спасением. Он планировал, просчитывал, создавал стабильность. Никаких сюрпризов, никаких потрясений.

Но варган показывал и другое – как эта стабильность постепенно превращалась в клетку. Как его "зачем рисковать?" убивало в ней мечты. Как его вечерний бокал вина становился стеной между ними. Как она просыпалась одна, потому что он "поздно ложится" и спит в другой комнате.

Как она смотрела в зеркало и не узнавала себя – где та женщина, что мечтала о полёте?

Варган замолчал.

Арина открыла глаза и обнаружила, что плачет. Слёзы текли по щекам – горькие, солёные, как память о всех этих потерянных любовях.

Пожилой мужчина повернулся к ней. Лицо у него было добрым, морщинистым, как кора старого дерева. Глаза – глубокие, понимающие.

– Больно, – сказал он просто. – Очень, – прошептала Арина. – А теперь смотри.

Он кивнул на реку, которая текла рядом с поляной, огибая камни и корни деревьев.

– Вода не сражается с препятствиями. Она обтекает их, находит свой путь. Камни думают, что остановят её, но она превращает их в песок. Время – тоже река. Боль – тоже препятствие. Но вода всегда находит путь к морю.

Он помолчал, глядя на бегущую воду.

– Каждый мужчина учил тебя чему-то важному. Артур – что страсть без ответственности разрушает. Василий – что нельзя спасать того, кто не хочет спасаться. Александр – что доброта может быть маской. Артём – что безопасность без роста – это смерть. Сергей – что стабильность без души – пустота.