- -
- 100%
- +
– Пожалуйста, не забывайте свои билеты! – громко говорил он по-английски. – Мы направляемся к Колизею, у нас часовая экскурсия и возвращение сюда же, ко входу вокзала, через два часа. Автобус был полон иностранцев – пара японцев с камерами на шее, шумные американцы в ярких рубашках, француженка с платком в горошек, семейная пара с тремя детьми. Все заходили один за другим, протягивая билеты. – Если мы просто встанем в конец очереди… – шепнул Лука. Сара с Марко переглянулись. Решение пришло быстро. Они опустили головы, стараясь выглядеть как можно тише и обыденнее, и встали в конец. Гид мельком посмотрел на них, но ничего не сказал. Спустя минуту они уже сидели на заднем ряду автобуса, стараясь не пересекаться взглядами с экскурсоводом. Автобус ехал по старым улицам Рима – повсюду черепичные крыши, бельё, развешенное на балконах, и дети, играющие мячом прямо на тротуаре. Когда впереди показалась громадная арена Колизея, сердце у ребят сжалось. – Вот он, – выдохнула Сара. – Без дронов, без лазерных проекций, без обрамляющей капсулы времени, как в нашем веке…
В 2070 году Колизей выглядел как заботливо законсервированный музей. Над его куполообразной конструкцией возвышалась защитная оболочка из смарт-стекла, внутрь пускали по записи, и всё внутри было дополнено голограммами гладиаторов, цифровыми турами и проекциями публики. А здесь… здесь пахло пылью, камнем и солнцем. Туристы фотографировались у арок, кто-то рисовал скетчи, продавцы сувениров протягивали бутылки воды и открытки. Сам монумент был немного обветшавшим, но этим он и был прекрасен – честным, неприкрытым. Гид рассказывал об истории арены, но ребята почти не слушали – они впитывали атмосферу: звук шагов по каменным плитам, гам людских голосов, тёплый ветер, который обдувал старые стены. Лука прикоснулся к колонне и вдруг ощутил, как будто время исчезло, оставив только настоящее. – Никогда не думал, что древность может быть такой… живой, – сказал он. – Она настоящая, потому что здесь нет интерфейсов, – ответила Сара. – Только мы и камень. Сколько всего он слышал. Они старались не приближаться к гиду, держались в стороне от основной группы. Они были вне времени, чужие – но впитывали каждую деталь как дети, попавшие в сказку. Как и обещал гид, автобус вернулся ровно через два часа. Туристы начали выходить один за другим. Сара, Лука и Марко снова последними прошли к выходу, и никто их не остановил. Они снова оказались перед зданием вокзала Термини, оглушённые пыльным солнцем, щебетом голосов и гулом приближающихся поездов. – Это было… настоящее приключение, – сказал Марко. – И это только середина пути. Их поезд на Bari Centrale уже стоял на платформе. Длинный состав с вагонами второго класса, снова со скрипучими сиденьями, запахом железа и горячего пластика, впускал пассажиров. Впереди – ещё шесть часов пути через юг Италии.
Поезд Roma Termini → Bari Centrale тронулся во второй половине дня, когда солнце уже начинало медленно опускаться к горизонту, окрашивая небо в золотисто-оранжевые тона. Ребята устроились у окна вагона второго класса – древнего, тёплого, пахнущего старым деревом и металлом. Внутри всё выглядело аутентично до каждой детали: потёртые сиденья, натёртые до блеска ручки на окнах, вентиляторы под потолком, которые гудели лениво, почти бессмысленно в жаре июля.
Маршрут поезда пролегал по центральной оси полуострова, и вскоре они покинули Лацио, проезжая поля, холмы и небольшие фермерские поселения. Потом начались пейзажи Абруццо и Молизе: оливковые рощи, стада овец, старушки в чёрных платьях, сидящие на скамейках у домов, дети, гоняющие мяч прямо у путей. Всё было настолько живым, что казалось театральной декорацией, но это была настоящая, простая Италия 70-х. Сара смотрела в окно и едва сдерживала эмоции: – Мы будто листаем семейный альбом, но внутри него, – прошептала она. – Бабушка рассказывала, что ее отец родом с юга… Я тогда не придавала значения. Лука обернулся: – Мой тоже. Представляешь? Моя семья тоже из Апулии. Может, наши предки играли вместе где-нибудь в Фазано? – Или уже спорили на рыночной площади, – усмехнулся Марко.
С каждой станцией, по мере продвижения на юг, в поезде становилось всё громче и жарче. Люди заходили с огромными котомками, корзинами, сумками, отовсюду пахло домашним сыром, хлебом, виноградом. Кто-то вытаскивал термосы с кофе, кто-то предлагал соседям сушёные помидоры или хлебцы. – Кто вы такие? – в какой-то момент спросила пожилая женщина с загорелым лицом и золотыми серёжками. Она пристально смотрела на ярко одетую Сару и стильного Марко с прической явно не из этой эпохи. – Мы… э-э… артисты, – попытался объяснить Марко, спеша придать голосу непринуждённости. – Из Америки. Снимаем фильм. Фантастику. Женщина округлила глаза и перекрестилась: – Фантастика? Мадонна миа… Я думала, вы просто оделись как сумасшедшие на праздник. – Нет-нет, мы мирные, – добавил Лука, – просто костюмы. Всё по сценарию! – А, ну тогда ладно, – махнула рукой женщина. – А то я уже хотела вас сдать карабиньерам. Не дай Бог, секта какая. За спиной зашептались. Один мальчик лет восьми начал подражать походке Марко, вызвав смех целого купе. Потом он попытался повторить «американский акцент», пародируя слова на смеси итальянского и голливудского: – Ай эм фром фью-ча! – прокричал он и поднял руки, как будто стрелял лазерами. – Надо будет прикупить что-то попроще в Фазано, – пробормотал Марко, вытирая пот. – Мы тут как три голограммы с другой планеты.
Когда поезд начал медленно замедляться, за окнами уже виднелись прибрежные пейзажи: голубое море, тонкие кипарисы, лодки у горизонта. Бари – крупный город на Адриатике – встречал их уже вечерним светом, прохладнее, но всё ещё живым. Сара вытянулась, разминая ноги: – Это путешествие уже изменило нас. И мы ещё даже не добрались до главного. – А самое интересное впереди, – ответил Лука. Когда поезд замедлил ход, подходя к станции Bari Centrale, трое друзей, погружённые в шум, движение и запахи старой Италии, вдруг почувствовали нечто странное – и одновременно ошеломляющее. Сара первой это заметила. – Подождите… – сказала она, оглядываясь на ребят. – Вы… вы слышите мои мысли? Лука покачал головой, нахмурившись: – Нет. Ничего. Совсем тишина. Марко резко выпрямился, как будто кто-то щёлкнул у него в голове: – Точно! Мы не подключены. Телепатия не работает! Несколько секунд они просто смотрели друг на друга в изумлении, и вдруг словно волна освобождения пронеслась сквозь их сознание. Отсутствие постоянного внутреннего шума, фоновых сигналов, импульсов, сканирования мыслей – всё исчезло. Впервые в жизни их головы были по-настоящему их собственными. – Мой бог… – прошептала Сара, и в её глазах блеснули слёзы. – Это… тишина. Это… тишина в голове! – Я могу подумать… и никто этого не услышит, – сказал Лука, чуть не рассмеявшись. – Я могу думать что угодно. Даже глупости. Даже без цензуры. Марко прижал руку к груди: – Я чувствую… себя человеком. Не схемой. Не частью потока. Настоящим. Голым, живым, уязвимым – и свободным. Они переглянулись, и их глаза засветились. Смех прорвался наружу, лёгкий, искренний. Неотфильтрованный. – Давайте просто крикнем! – вдруг выпалила Сара. – Просто… просто потому что можем! Они выбежали на пустынный кусок платформы, и одновременно закричали в вечернее небо – не от страха, а от восторга. Слова не имели значения. Это был выплеск радости, как будто их выдернули из невидимой клетки и они снова почувствовали себя живыми. – Мы можем говорить вслух! – смеялась Сара. – Всё, что думаем! Без последствий, без фильтров, без наблюдающих! – Даже вот так! – подхватил Лука. – Я СЕГОДНЯ СЧАСТЛИВ! – прокричал он на весь вокзал, и рядом кто-то обернулся с удивлением. Марко рассмеялся и повернулся к ним: – Вы понимаете, да? Эта миссия… она уже меняет нас. И мы только начали. Они замолчали, но тишина теперь была другой. Она не пугала. Она была свободой. У каждого из них – наконец – появилось пространство внутри, не занятое чужими мыслями. И поезд на Фазано уже ждал.
Они пересели на третий поезд – старенький региональный состав с облезлой синей краской и скрипучими дверями, которые приходилось открывать вручную. Вагоны были душными, сиденья жёсткими, вентиляции почти не ощущалось, но это уже не имело значения. Настроение ребят было почти эйфорическим. Открытие, что они освободились от постоянного телепатического фона, словно сбросило с них тяжёлую невидимую пелену. Мир вокруг стал ярче, звуки – живее, запахи – насыщеннее. – Слушайте, – усмехнулся Марко, – этот вагон точно старше нас на сто лет. Но в нём… как будто душа есть, правда? – Да, – кивнула Сара, глядя в окно, за которым мелькали пыльные поля, каменные домики и оливковые рощи. – И всё не такое стерильное, как у нас. Оно… настоящее. Пассажиры переглядывались. На незнакомцев – особенно так странно одетых – невозможно было не обратить внимания. Пожилые мужчины с кепками и чётками, женщины с узелками и корзинками, молодёжь с радиоприёмниками. Они смотрели, кто-то шептался, кто-то просто удивлённо разглядывал. Наконец одна женщина, крепкая и бойкая, решилась: – Ma voi… non siete italiani, vero? (Вы ведь не итальянцы, правда?) Лука улыбнулся самым дружелюбным образом: – No, signora! Siamo americani! (Нет, синьора! Мы американцы!) – Attori? (Актёры?) – прищурилась она с интересом. – Sì! – радостно сказал Марко. – Facciamo un film… di fantascienza! (Снимаем фильм… фантастику!) В вагоне раздался оживлённый гул, люди переглядывались, кто-то улыбнулся, кто-то покачал головой. Несколько подростков заинтересованно переговаривались и даже подошли ближе, расспрашивая о Голливуде и кино. Ребята уже не чувствовали себя чужими. Им стало весело, даже комфортно. Они легко поддерживали разговор, придумывали детали съёмок, описывали несуществующих режиссёров, и чувствовали, как легко льётся речь – без оглядки, без контроля, без внутреннего сканирования. Сара засмеялась, поправляя волосы: – Представляете, если мы реально здесь задержимся, нам придётся учиться ходить с корзинками и варить пасту на газу. – А главное – говорить вслух, – добавил Лука, – и следить за выражением лица. Представляете? Эмоции, мимика, голос – всё снова имеет значение. Марко усмехнулся: – Нам бы одежду только сменить. А то мы как марсиане на фермерском рынке. В Фазано точно надо что-то придумать. Поезд стучал колёсами по рельсам, ветер гулял по вагону сквозь приоткрытые окна. Простая, но живая Италия 70-х проносилась за окнами: овцы у дороги, вывешенное на балконах бельё, дети, гоняющиеся за мячом, запах полей, дымок от дровяных печей. Солнце уже клонилось к закату, когда голос проводника объявил: – Prossima fermata: Fasano! Ребята замерли. Вот он – конечный пункт их долгого, полного открытий пути. Фазано. Маленький город, в котором когда-то жила женщина по имени Джованна. Мать Орацио. Теперь их ждало настоящее испытание.
Глава 3: След Джованны
Вокзал Фазано был крошечным – словно игрушечный домик на краю времени. Когда Сара, Марко и Лука ступили на перрон, жаркое южное солнце ударило им в лицо, а из открытых окон станционного здания доносился запах кофе и пыли. Вокруг царила медленная, тягучая суета – не такая, как в шумной, синтетической Флоренции будущего. Всё здесь было слишком настоящим. На выходе их сразу окружили. Дети с загорелыми лицами и растрёпанными волосами с интересом показывали на них пальцами, перешёптывались. Их одежда, походка, даже выражения лиц – всё казалось местным внеземным. Мимо проезжал мотороллер, оставляя за собой шлейф дыма и запаха бензина. Где-то рядом лаяли собаки. Над узкими улочками тянулись шнуры с развешанным бельём: белоснежные простыни, пёстрые наволочки, рубашки, покачивающиеся на ветру. Из открытых окон доносился запах выпечки, а где-то жарили перец или тушили мясо с луком. От каждого порыва ветерка веяло жизнью. – Кто вы такие? Туристы с луны? – раздался голос из толпы.
Перед ними стоял согбенный старик с глазами, в которых играло озорство.
Толпа рассмеялась. Один из мальчиков дерзко тронул Луку за рубашку, будто хотел убедиться, что тот не голограмма. Сара сделала шаг вперёд, собравшись с мыслями: – Мы… артисты из Америки. Мы потеряли свою труппу. Приехали снимать фильм. Фантастику. – Фантастику? – переспросил старик с искренним недоумением, как будто Сара предложила ему поужинать на Марсе. – Это как? Из толпы вышел мужчина помоложе, с русыми гладкими волосами, в белой рубашке с расстёгнутым воротом и сигаретой за ухом. – Паскуаль, ну подожди ты. Сказали же – артисты из Америки! Потерялись. Я им помогу. – Ой, ты, Вито, конечно, всё понимаешь! Может, и в Америке был? – фыркнул старик. Толпа вновь разразилась смехом. Вито подошёл к ребятам с выражением лёгкой иронии и снисходительной заботы. – Не обращайте внимания на этих невежд. Рассказывайте, в чём проблема. Я помогу. Если надо – провожу. Ребятам не оставалось ничего, кроме как довериться ему. – Наша группа ещё не прибыла, – сказала Сара, – но мы хотели бы осмотреть местность. Выбрать… ну, локации для съёмок. – Ло-ка-ция? – переспросил Вито, будто пробуя слово на вкус. – Что это ещё за «локация» такая? Сара слегка смутилась и тут же поправилась: – Местность. Красивые места. Пейзажи, где можно снимать кино. – А-а! Ну так бы сразу и сказала! – рассмеялся Вито. – О, у нас тут – чего хочешь! Скалы, море, старые фермы, церкви, оливковые рощи… красота такая, что сам Бог бы снимал кино! Он повернулся к людям и заговорил быстро на диалекте. Те кивали. Старики переглядывались, кто-то сделал знак рукой. И тут из толпы вышла пожилая женщина в переднике и с серьёзным лицом. – Ой, дети, пойдёмте, я угощу вас с дороги. Дом её оказался буквально в двух шагах. Дверь была распахнута, вместо неё висела лёгкая шторка, покачивающаяся на сквозняке. Женщина быстро скрылась внутри – и уже через минуту вернулась с подносом. На нём стояли три чашки с маленькими порциями крепкого, почти чёрного кофе и тёплая, только что вынутая из духовки фокачча. От неё шёл обволакивающий аромат – хлеб, оливковое масло, розмарин, соль… – Фокачча – сказала женщина с гордостью. Она видела, что для них это было впервые. Сара взяла кусок. Он был хрустящим снаружи и удивительно мягким внутри. Первый же укус остановил дыхание. Это был вкус, которого не существовало в их времени. Без заменителей, без искусственного усилителя аромата, без цифровой имитации. Настоящий. – Боже… – прошептала она. – Это… – Лука не закончил. Он просто кивнул и закрыл глаза, наслаждаясь. – М-м-м… – промычал Марко, уже во втором куске. Со всех сторон к ним начали подходить соседки. Одна вынесла таралли – хрустящие крендельки. Другая – корзинку с миндальными сладостями. Каждый нёс что-то – будто встречали родных с фронта. – Попробуйте это! —
– Это моя бабушка делала! —
– Вот это мы едим на Пасху! Ребята уже не могли отказываться. Их тарелки заполнялись быстрее, чем они успевали есть. С балконов выглядывали женщины, переговариваясь между собой. Кто-то выкрикнул: – Эй, американцы, вам нравится Фазано? – О, да! – крикнул Марко, жуя. – Это… это как сон! Вито улыбнулся: – Такого вы нигде не отведаете. Средиземноморская кухня – она самая вкусная на планете. Пища для тела и для души. Для ребят это был второй шок – после телепатии. Здесь еда имела вкус, люди – запах, а улицы – шум и жару. Здесь всё было слишком реальным. Слишком живым. И в этой живой реальности, за чашкой настоящего кофе и под шепот деревьев, они сделали первый шаг к Джованне – и к себе настоящим. Пока ребята ели, сидя в тени невысокого дома с открытыми окнами, откуда доносился аромат томатов и свежего хлеба, Сара решила не терять времени. Она аккуратно повернулась к женщине, что первой их угостила, и с вежливой улыбкой спросила: – Простите, синьора… вы не знаете женщину по имени Джованна? Когда-то она была подругой моей матери. С тех пор прошло много лет, но мне интересно, как у неё дела. Женщина, удивлённая вопросом, посмотрела на Сару поверх очков: – Джованна? Милая, у нас полдеревни – Джованны. Какая именно?
Сара задумалась на миг. Она понимала, как важно быть осторожной, но время поджимало. Она выбрала правду – частичную, но честную: – Ей около тридцати пяти… может, чуть больше. У неё был сын, родился в 1960 году… потом он пропал. Как только она произнесла эти слова, будто выключили звук. Разговоры вокруг затихли. Кто-то застыл с чашкой в руке, кто-то перестал жевать. Лица людей потемнели, в глазах промелькнула настороженность и боль. Атмосфера сгущалась, словно Сара коснулась чего-то запретного. Пожилой мужчина с загорелым лицом и пронзительными глазами наконец заговорил: – Джованна… да. Мы её знаем. Бедняжка потеряла сына… был ещё почти младенцем. Это была настоящая трагедия. Много слёз, много разговоров. Потом она… исчезла из жизни деревни. Ушла на Сельва ди Фазано, в те дома у леса. Замкнулась. Ни с кем почти не говорит. Редко выходит… только иногда на базар, за хлебом или оливками. И всё. Женщины вокруг качали головами, вздыхая с сочувствием. Слово «страдает» прозвучало несколько раз – и в нём чувствовалась тёплая боль, настоящая народная жалость. – А вы, простите… – вмешалась другая, более настороженная женщина. – Вы сказали, что вы из Америки? У Джованны есть друзья в Америке? Сара почувствовала, как за спиной у неё чуть напряглись Марко и Лука. Но тут же взяла себя в руки и мягко, искренне улыбнулась: – Нет, нет. Моя мама из Флоренции. Когда-то, лет десять назад, она приезжала сюда, и они с Джованной познакомились. Потом потеряли связь… письма без ответа. Я теперь понимаю, почему. Это прозвучало достаточно просто, чтобы вызвать доверие, и достаточно лично, чтобы никто не усомнился. Женщины переглянулись, и уже без подозрения, а с искренним участием одна из них положила руку на плечо Сары. – Конечно… бедная Джованна. Если бы вы только знали, сколько она плакала. Она… хрупкая теперь. Но добрая. И тут вперёд вышел Вито. Словно знал, что пришёл его момент: – Конечно, конечно, я вас отвезу. Лично. В Сельву не так уж и далеко. На моей «500-ке» доедем быстро. Только сначала передохните немного, поешьте. Здесь у нас спешат только мухи и политики. Все засмеялись, снова легко, по-домашнему. Напряжение спало. Женщины закивали: да, да, пусть Вито отвезёт. И пусть передадут Джованне, что никто её не забыл. Что её помнят. Что, может, теперь у неё снова появится кто-то рядом. Ребята переглянулись. Они не ожидали, что выйдут на след Джованны в первый же день. И уж точно не ждали такой душевной, почти обыденной доброты. Их сердца наполнялись тихой благодарностью – к этим людям, к судьбе, к возможности исполнить то, ради чего они пришли в этот мир.
А где-то в глубине души начинало шевелиться новое чувство: может, это путешествие изменит не только Джованну… но и их самих.
– Завтра будет концерт в Сельве-ди-Фазано, – сказала женщина с улыбкой. – Музыка, танцы под пиццику… будет большой праздник. Вы обязательно должны прийти! Ребята обменялись тревожными взглядами. Времени у них почти не было, но они не могли показаться невежливыми. Поэтому они приняли приглашение, пообещав прийти. – Хорошо, увидимся на празднике, – сказала Сара, вставая с натянутой улыбкой. – Но сейчас нам правда нужно идти. Вито предложил отвезти их в Сельву-ди-Фазано, но с небольшим сюрпризом. Он собирался ехать на своей машине, которая оказалась вовсе не тем, чего ожидали ребята. Когда они подошли к ней, все трое застопорились. Это была не современная машина, а старая, крошечная машинка с мотором, который казался слишком древним, чтобы выдержать поездку. – Вы умеете её водить? – спросил Лука, глядя на машину с широко раскрытыми глазами. – Привыкли к своим «Мерседесам», да? – рассмеялся Вито, глядя на них с весельем. – А вот это – настоящая машина! Приготовьтесь услышать настоящий звук! Когда Вито завёл двигатель, воздух наполнился скрипом, за которым последовал рёв, похожий на рычание зверя. Ребята вцепились в сиденья, пока машина тряслась и двигалась рывками, распространяя в воздухе запах бензина и старой кожи. В машине попахивало рыбой… ребята невольно закрыли носы… – «Мерседес»? – переспросил Марко, глядя на мужчину с удивлением. – Что это вообще такое? – Ах, забудьте! Нам нужно забраться в гору! – отозвался Вито, пока машина с трудом ехала по дороге.
Когда «Fiat 500» с хрипом и рычанием дополз до вершины холма, а потом окончательно выдохся перед белыми домиками Сельвы-ди-Фазано, ребята открыли двери и словно вывалились наружу – потрясённые, пыльные, с трясущимися от вибрации коленями. Но тут же они застыли. Перед ними раскрылась картина, будто вышедшая из старинной акварели. Солнечные лучи мягко ложились на крыши крошечных трулли – домиков с конусами из белого камня, словно из детской сказки. Они выглядели неправдоподобно – слишком чистыми, слишком круглыми, слишком… живыми. Склоны холмов были покрыты густыми сосновыми лесами, а в просветах между деревьями вспыхивали лужайки, усыпанные цветами всех оттенков – алые маки, фиолетовые васильки, жёлтые маргаритки, и целые кусты душистой лаванды. Лепестки колыхались на лёгком ветру, и казалось, будто земля сама дышит. Сара остановилась, не в силах сделать ни шагу. Она стояла, словно заворожённая, с распахнутыми глазами, в которых отражалось всё это буйство цвета и жизни. Она наклонилась к цветущему кусту, провела пальцами по бархатным лепесткам, осторожно вдохнула – и в этот момент что-то внутри неё защемило. Воздух был пряным, насыщенным и каким-то глубоким, он обволакивал, успокаивал, напоминал о чём-то очень далёком… о том, чего, быть может, уже никогда не вернуть. – Они… настоящие, – прошептала она, не веря. Вито, стоявший с гордым видом у машины, нахмурился: – А какими же они должны быть, scusa? Сара обернулась, поймала его взгляд и застыла. Что она могла ответить? Что в 2070 году цветы – это код, голограмма, отдушка из баллончика? Что «аромат» – это опция в устройстве? Что она, двадцатилетняя девушка, видит настоящие, живые цветы – впервые в жизни? Она хотела бы сказать ему правду, но на помощь снова пришёл Лука: – Она… видела такие только в кино. Американском. Вито фыркнул, но не злобно – с видом знатока, который многое повидал, хотя и не выезжал дальше Бари. – В кино… ну конечно! У них там в Америке, говорят, всё фальшивое. Даже деревья на батарейках! А у нас? – он сделал широкий жест рукой, будто обнимал всю Сельву. – У нас всё настоящее. Цветы – настоящие! Пахнут! Пчёлы над ними кружат! Мухи кусают, как надо. И хлеб из печи, а не из коробки. А воздух? Попробуй в Америке дышать вот так! – он демонстративно втянул в себя грудью воздух, громко, театрально. Соседка, стоявшая у ворот с корзиной в руках, засмеялась: – Вито, ты сам никогда в Америке не был! Что ты там знаешь? – А зачем мне ехать, если все американцы сами ко мне приезжают?! – с пафосом ответил он, и в глазах его засверкала гордость. – Видишь, какие редкие цветы у нас? Даже у них таких нет. Всё – пластмасса. А у нас – земля, солнце и труд. Он наклонился к кусту розмарина, сорвал веточку, протянул Саре: – На, понюхай. Это не духи, синьорина. Это память. Запах бабушки, обеда, лета. Сара взяла веточку, и снова у неё защипало в глазах. От неожиданности. От глубины простоты. От правды. Вито между тем уже мысленно выступал на местной площади:
«Вы знаете, в Америке – цветов нет! Все пластмассовые. Все как игрушки. А у нас – смотри, нюхай, трогай. Даже американе удивляются! Она стояла и гладила петунию, как будто это космический зверёк!» Он ухмылялся, строя в голове речь для соседей, как бы ненароком вставить, что он теперь эксперт по Америке.
А ребята, и правда, стояли как пришельцы с другой планеты – с планеты без запахов, без пчёл, без грязи под ногтями. Их мир был стерилен. Этот – живой. Вонючий. Цветущий. Грубый. Настоящий. И в этот момент, стоя на обочине сельской дороги, в окружении сосен и цветов, они поняли: миссия – миссией. Но им самим нужно было вернуться к жизни. Почувствовать землю. Почувствовать воздух. И быть людьми – прежде чем снова стать посланниками будущего. Дом Джованны находился на окраине Сельвы, утопая в зелени и тишине. Он стоял в стороне от дороги, окружённый садом с фруктовыми деревьями, цветами и старыми виноградными лозами, охватывающими старинную каменную ограду. За деревьями виднелись белые купола трулло, как будто вырастающие прямо из земли. Когда Вито с ребятами подошёл к калитке, во дворе показалась женщина. Она подметала террасу, не спеша, с той особой внимательностью, с какой делают простые вещи, живя в одиночестве. Волосы её были убраны в пучок, движения – точны, спокойны. В этом было что-то очень настоящее, земное. Услышав шаги, она обернулась. – Вито? – спросила она, прищурившись от солнца. – Это ты? – Конечно, я! – воскликнул он с привычной самоуверенной улыбкой. – И я не один! Привёл к тебе гостей – очень важных! Артисты из самой Америки! Женщина вытерла руки о фартук, подошла ближе и с интересом оглядела троицу. Их одежда, лица, выражения – всё в них казалось ей странным, нездешним. – Американцы? Артисты? – переспросила она с лёгким недоверием. – Да-да! – подтвердил Вито с важностью. – Они снимают фильм, фантастику. И возможно – здесь, у нас! В Сельве! Джованна качнула головой, не скрывая удивления, но без враждебности. В её взгляде была та простая, осторожная доброжелательность, с которой встречают чужаков в маленьких городках. – Ну что ж… – сказала она после паузы. – Проходите. У нас всё по-простому, но с душой. Угощу вас миндальным напитком, у меня как раз остался холодный. И фрукты собрала с утра. Она открыла калитку, и ребята, немного растерянные, но тронутые её гостеприимством, прошли за ней во двор. Воздух здесь был прохладнее, насыщен ароматами трав, инжира и старого камня, согретого солнцем. На столике под навесом из лоз лежали плоды – абрикосы, дыня, виноград – всё казалось слишком ярким, слишком вкусным, чтобы быть настоящим. Сара провела ладонью по листьям винограда – они были липкие от солнца. Всё вокруг будто дышало медленным, спокойным временем. – Присаживайтесь, – сказала Джованна. – Сейчас принесу миндальный сироп. Его у нас любят в жару. Она скрылась в доме, а Вито, довольный, что произвёл впечатление, уселся рядом, глядя, как ребята оглядываются по сторонам с настоящим удивлением. – Ну, что я вам говорил? У нас здесь – как в кино! Только лучше.