Свободный хутор

Испытание юмором

В старших классах Поля поубавила свои детские шалости, но желание подшутить над доверчивым человеком у неё осталось. Один раз перед уроком она забралась на лавку, подняла руку и крикнула:

– Слушайте стих!

Ребята притихли и с удивлением уставились на Полинку. Она изобразила на лице злющую «мину», обвела всех пристальным взглядом и начала низким жутким голосом, отчеканивая каждое слово:

– Плохо. Кушал. Кашу. Костик, – не глядя на Костю, указала в его сторону и многозначительно приумолкла.

– Исхудал, как ржавый гвоздик, – взглянула исподлобья и строго свела брови.

– Пригласили Костю в гости, – ссутулилась, как баба Яга, приподняла руки с растопыренными пальцами и закричала, притоптывая ногами, страшным хриплым голосом:

– Шёл скелет, гремели кости.

Спрыгнула с лавки и отбежала подальше.

Что тут началось: ребята повалились от смеха на парты и, показывая на Костю, залепетали:

– …кашу не кушал…

– …ржавый гвоздик…

Но Костя не обиделся – ему даже Полинкин спектакль понравился. Подражая пастуху Архипу, он добродушно крикнул:

– Ржите, ржите, жеребцы-кобылы.

После уроков, уже по пути домой, Костя оглянулся и увидел плетущуюся за ним Полинку.

Он остановился – она тоже. Он позвал её жестом руки. Она секунду колебалась, потом тихо спросила (хитрая – знает, что этого не случится):

– Бить будешь?

– Много чести, пошли уж.

По дороге Костя похвалил Полинку за «складные», как он выразился, стихи.

– И как это тебе удаётся?

– Просто рифму надо подобрать, – польщённая похвалой, весело сказала она, – остальное приложится.

– Откровенно сказать, я сидел на уроках и думал, какую бы дразнилку про тебя выдумать. Рифму-то подобрал, а кроме как «Полька вредная фасолька», дело дальше не пошло. – Рассмеявшись, они побежали догонять ребят.

И всё же иногда в отместку, чтобы проучить Полинку, Костя тоже придумывал разные подвохи. То лягушку в её котомку засунет, то хвост из лыка к поясу прицепит. Но так изощряться в выдумках, как Полина, он не мог.

Раз весной, ранним туманным утром, Полина и Костик, как обычно, вместе с ребятами направились в школу. За хутором Полина начала жалобно причитать:

– Плечо болит, спасу нет. Отлежала, видимо, – и замедлила шаг.

Ребята ушли немного вперёд, но Костя шёл рядом с ней и успокаивал:

– Терпи, терпи скоро пройдёт.

Через несколько шагов Полина остановилась:

– Что-то мне худо. Плечо свербит от котомки, аж в глазах темно.

Костя с досадой посмотрел на удаляющихся ребят, поморщился и с упрёком выпалил:

– Ну что же ты не можешь потерпеть-то? Ноешь, как грыжа к дождю.

Ему почему-то всегда запоминались всякие прибаутки и шутки взрослых.

– Кость, может, подсобишь, а? – Поля жалобно посмотрела на него. – Ведь больно.

Костя, молча, взял её котомку и, пропустив лямки за плечи, расположил её на груди, так как за спиной уже была своя котомка, низко наклонился под возникшей тяжестью, опустил голову, как бык перед боем, и тронулся в путь. Поля поблагодарила его и радостно зашагала рядом. На полях местами появились чёрные проталины, на которых галдели и тыкали клювом землю такие же чёрные грачи. Тяжёлый волглый весенний снег выжимал из себя журчащие ручейки, бегущие куда-то по своим делам. Полина наслаждалась долгожданной весной и с удовольствием вдыхала приятную свежесть. «Какой чистый воздух, без пылинки, не то, что летом», – думалось ей.

Но Косте было не до красот. Дорога превратилась в снежную кашу. Ноги скользили и разъезжались. Идти было тяжело. Измученный он еле-еле доплёлся до школы. Снял котомки. Полина тут же весело защебетала:

– Костик, ты самый лучший друг.

Открыла свою котомку, достала здоровенный булыжник и с удивлением, вскинув брови, произнесла:

– Ой! Какой-то камушек завалялся. – Бросила его в кусты и посмотрела на запыхавшегося друга. – Ну, ничего, для здоровья полезно.

И ликующая, со словами: «Что бы я без тебя делала?», весело подпрыгивая, побежала в школу.

От возмущения Костя перестал дышать и замер. Очнувшись, успел крикнуть вдогонку:

– Шельма!

Сокрушённо покачал головой, кисло улыбнулся, обозвал себя лопухом, а вслед Полинке прошипел слышанное от кого-то на посиделках:

– Чтоб паралич тебя расстрелял.

Попадись она ему под горячую руку – точно отлупил бы. А сейчас от души отлегло и ему самому стало смешно.

Волк

На всю жизнь запомнила Полина страшный случай в ту последнюю школьную осень, когда стояли тёплые денёчки бабьего лета.

После уроков ребята весёлой гурьбой, Полина и Костя были уже здесь самые старшие, высыпали за околицу и знакомой дорожкой, идущей по ещё зелёной отаве, направились в родной хутор. Шли не спеша, наслаждаясь покоем уходящего лета.

По небесной синеве, искрясь на солнце, медленно проплывали ниточки белых паутинок. Постепенно опускаясь, они цеплялись за трубы изб, верхушки деревьев, заборы и всё прочее, что встречалось на их пути. Лёгкий ветерок пытался оторвать их и снова запустить в свободный полёт. Но они уже облюбовали себе тихое местечко и не желали продолжать надоевшее путешествие.

Какая красота! Кудри деревьев уже чуть подёрнула осенняя седина. Подсолнухи понуро опустили свои отяжелевшие головы. В непросохших лужах отражались молочные причудливые облака. В отдалении виднелись золотистые шапки высоких стогов. Вот он, чудесный божий мир! Где-то на опушке тихонько посвистывал кулик, пела иволга, и вместе с этим великолепием – пело человеческое сердце!

Полина в радостном настроении весело размахивала руками и, щурясь на солнце, счастливо улыбалась. Костя же, прикрыв ладонью глаза от солнца, озабоченно вглядывался во все деревца и кустарники. Полина поначалу не обращала на это внимания, мало ли что может разглядывать человек в такую прекрасную погоду – явно чем-то любуется. Но в конце пути, видя, как Костя упорно высматривает что-то, поинтересовалась:

– Полагаю, Костик что-то ищет?

Костя, продолжая уже безнадёжно всматриваться вдаль, с понурым видом сказал:

– Да, калину ищу. Коры надо нарезать для мамани. Захворала она – кровь плохо останавливается. Чуть порежется или ткнёт ненароком иголкой, так кровь сочится целый день. Лекарь сказал, отвар коры калины поможет.

– И от чего такие напасти у людей появляются? – задумчиво спросила Полина.

– Как отца забрали с германцами воевать, стала переживать она: молчит, будто в рот воды набрала, слова не добьёшься. Тётя Нюра сказала, что это всё нервы, они-то вот на кровь и перешли. Теперь я один у мамки остался, тяжело ей.

Такая бескорыстная забота о больной матери тронула Полину, и она вызвалась помочь Косте, но чтобы скрыть свои чувства (детская наивность), решила подшутить над ним.

– Костик, ты же Калинкин, а где калина растет, не ведаешь. Хорошо! Отведу тебя на это место. Правда, видела издали, может рябина, но красные гроздья прямо у земли – похоже на калину. Сейчас к Камзолке свернём, там и сыщем твою калину.

Костя обрадовался и оживлённо окликнул ребят.

– Хутор вон уже видать. Дойдёте. А мы сходим на Камзолку за калиной. Недолго – скоро вернёмся.

Ребята помахали им на прощанье и пошли дальше. А друзья помчались на речку. Долго искать не пришлось – красные огни калины видно издалека. Да и оказалось не одно здесь деревце, а много. Костя ножом срезал три лоскутка коры и положил их в котомку.

– Хватит для начала. Поможет, ещё нарежу.

– Давай ягод нарвём на морс. С мёдом знаешь как вкусно, – Полина прищёлкнула языком, – пальчики оближешь.

Сложили они свою лечебную добычу в котомки и направились восвояси. День начал таять. Солнце потеряло блеск и перестало греть. Диск его увеличился, окрасил землю тонами пожарища и постепенно начал тонуть в багровых облаках, поджидавших его на вечернем небосклоне. Тропинка, петляя меж кустов, бежала вдоль речки и опускалась в глубокий овраг, на дне которого под покровом ракит и сочной остроконечной осоки журчал ручеёк, сливаясь чуть дальше с потемневшей Камзолкой.

На спуске в овраг Костя вдруг встал, как вкопанный, и схватил Полину за руку. От неожиданности она вздрогнула и хотела спросить, в чём дело, но, проследив направление его тревожного взгляда, с ужасом увидела на дне оврага у ручья здоровенного волка.

Он стоял на тропинке, широко расставив лапы, и исподлобья смотрел на неожиданно появившихся людей. Костя едва заметно пригнулся, шепнул Полине «Замри» и медленно стал прикрывать её собой. Плавными движениями достал нож и, зажав рукоять, демонстративно выставил лезвие напоказ. Тихо приказал: «Смотри на него злыми глазами», и сам пристальным и суровым взглядом стал наблюдать за хищником. Полину трясло, как в лихорадке, но она собрала все свои силёнки, изобразила злость и выглянула из-за Костиной спины.

Волк, не двигаясь, стоял на прежнем месте. Прошло несколько минут, которые показались ребятам вечностью. Без всякого сомнения, серый ждал каких-то действий от двухголового человека, чтобы начать атаку. Но этого не происходило, и в какой-то момент волк отвёл взгляд, и малость приподнял морду. Костя заметил это и в его голове мелькнуло: «Сдался».

Серый же, к их ужасу, решил действовать и пошёл в обход. Двигался он легко и бесшумно, как тень. Но чувствовалось, что его смущали, а может даже и пугали бесстрашный взгляд и решимость противника биться до конца. И куда бы он ни поворачивал, везде видел две пары злющих глаз, упорно наблюдающих за ним. И серый дрогнул – поджал хвост и потрусил полегоньку вдоль оврага от греха подальше в сторону чернеющего леса.

Костя выпрямился и рукавом смахнул со лба капельки пота. Поля наоборот, – обмякла и рухнула в траву.

– Бежим! – спохватился Костя, поднимая Полину.

И они, что было духу, бросились бежать к родному и спасительному хутору. И только у крайних домов остановились передохнуть. Отдышавшись, молча зашагали по улице.

– Откуда ты знаешь, что волку надо смело глядеть в глаза? – прервала молчание Полина.

– Дед мне как-то говорил, если идёшь по улице, а навстречу собака – никогда не беги. Твёрдо гляди ей в глаза и хладнокровно продолжай идти. Это что-то вроде гипноза. Вот и решил я так сделать. Недурно ведь получилось. Правда? – Костя выжидающе смотрел на Полину.

– Правда. А вдруг бы не удалось?

– А ради чего я ножик-то вынул?

Костя решил развеселить и отвлечь от мрачных мыслей свою подругу. Отскочив в сторону, стал изображать и комментировать мнимую сцену борьбы с волком.

– Ты бы его за хвост держала, а я бы в лоб ему – раз, два, три… на вот тебе, на вот тебе. А ты бы прутом его по спине и приговаривала: «Не пугай деток малых, скотина серая, не ходи к нам на хутор». А потом бы я ему кулаком промеж ушей… хлесть, он бы и окочурился.

Полинка от души рассмеялась и как-то по-взрослому, восхищённо, посмотрела на своего друга.

– Оказывается ты смелый, – смущённо прошептала она, надеясь, что он не услышит.

Костя продолжил непринуждённый разговор, точно бы ничего не слышал, зато от этих слов ему стало легко и приятно. Где-то подсознательно они понимали, что весёлое детство уходит, и остаётся оно теперь только в их памяти. Дети всегда хотят быстро повзрослеть, а став взрослыми, мечтают вернуться в детство. Но, к огорчению, сбывается лишь первое желание.

И всё же не всё так плохо, ведь впереди долгая и благополучная жизнь. Люди никогда не представляют себе мрачное будущее – всё будет хорошо! И правильно, иначе жизнь была бы просто безрадостной.

Новая страна

Время текло незаметно и тихо: богатые разживались за счёт обмана, начальство подворовывало, ощущая тревогу, и лишь простые миряне были счастливы в неведении и радовались жизни.

Политические события, меняющие социальный статус страны, непреложно ломают людские судьбы. Россия – это полигон для испытаний общественных экспериментов. С самого начала ХХ века пролегла по России дорога череды жутких перемен, так и продолжалась она до окончания века. Ни одна страна в мире не подвергалась таким суровым ударам.

А началось всё с мирового экономического кризиса, который привёл к резкому падению валовой продукции в России. Закрылись более трёх тысяч предприятий и стали набирать силу смуты и террор. Убиты министр внутренних дел Д.С. Сипягин и его преемник и единомышленник В.К. Плеве. Впоследствии убит истинный патриот и умнейший реформатор Пётр Аркадьевич Столыпин. Проиграна война с Японией. Расстреляна мирная демонстрация в Петербурге.

Все эти события привели к обострению социальных противоречий, результатом которых стала неудавшаяся революция. Россия ослабла. Германия гнусно воспользовалась этим – началась Первая мировая война. Следующим потрясением стало низвержение царя – непостижимое известие растоптало народную веру и надежду. И, как следствие, сразу же вспыхнула революция – матерь всех смут, которая породила Гражданскую братоубийственную войну, утопившую народ в собственной крови. Началась военная интервенция. И так далее, и так прочее…

Но вернёмся в хутор Гладков. В начале Первой мировой войны была объявлена мобилизация в армию сельского населения. Война навсегда забрала многих хуторских мужиков. Призвали на войну и Федота. Анну было не узнать: осунулась и ходила понурая и отрешённая – сама не своя. Чтобы как-то прокормиться, приходилось работать, не покладая рук, и детям, и бабам. Виделись теперь наши друзья в основном на полевых работах, на покосе. Зимой и того реже: на снегоуборке или в свободное время на праздниках да играх. Но привязанность друг к другу, как ни странно, становилась всё сильнее и крепче, и редкие встречи вызывали на их лицах радостные улыбки.

Уходила в прошлое старая и добрая Россия. Поднималась новая непредсказуемая многообещающая страна! Революционные перемены доходили до отдалённого свободного хутора Гладкова только в виде слухов. Первая реальная весточка пришла из чрезвычайного волостного органа новой Советской власти – из Ревкома. Для получения необходимой информации и на собеседование туда был вызван гладковский староста Матвей Иванович Степаньков. Вернувшись в хутор, он направил вестового сообщить всем о послеполуденном сходе в его избе.

На этом собрании объявят о событии, которое круто изменит крестьянский устоявшийся уклад жизни. Но теперь они надеялись услышать благую весть.

Хоть и просторная была горница у Степаньковых, но все желающие не поместились, и многие остались стоять в прихожей. На широкой лавке у тёплой стены русской печки, выложенной изразцами, комфортно устроились бабы. Остальные сидели на табуретках, стульях, лавках посреди комнаты. Молодёжь примостилась друг у дружки на коленях. Костя и друзья его уселись прямо на полу у бревенчатой стены. По их примеру поодаль расположились девчонки. Полина села с края – поближе к Косте, так, чтобы можно было переговариваться.

Стоял шумный гул голосов: бабы звонко щебетали, разговор молодёжи сопровождался постоянными смешками, мужики бубнили, но громче всех, о чём-то только им понятном, разговаривали дети. Несколько мужиков сгрудились у окон и дымили махоркой в открытые форточки. На дворе стояла зима, и слышно было, как посвистывал ветер. На стёклах окон мороз искусно расписал серебристые узоры. И не смотря на это, от большого количества людей в избе становилось душно.

Мужики сняли шапки, бабы платки опустили на плечи, распахнули зипуны и полушубки.

– Кончай дымить. Без вас тошно! – рявкнул Матвей.

Он сидел за столом у дальней стены в зелёной полотняной косоворотке. Чёрные седеющие брови грозно сошлись на переносице. Тяжёлый взгляд, мясистый нос, зализанные назад волосы и чёрная лопатой борода придавали ему суровый вид. В быту же был он добр, в работе строг, но справедлив, поэтому и выбрали его гладковцы сельским старостой, а земская управа утвердила на эту должность.

– На самом деле, – тут же взорвались бабы, – дышать нечем, да вы ещё тут смердите своей махоркой.

Курящие тут же побросали самокрутки в форточки, и расселись на подоконниках.

– Ну что, люди добрые, начнём? – спросил Матвей и взглянул на собравшихся из-под кустистых бровей.

– Начинай, Иваныч, – послышались голоса, – век долог, а час дорог.

Матвей указал на соседа:

– О сути дела сейчас вам доложит уполномоченный волостного Ревкома Лексей Фёдорыч.

Всё это время чиновник сидел за столом вполоборота к людям. Свою карьеру строил он за счёт хорошей памяти. Легко запоминал тексты статей, речей, высокопарные выражения и словечки. Из всего этого составлял нужную ему речь и произносил её на очередном собрании. Убеждений никаких не имел. Ему было всё равно кому служить, хоть самому чёрту, лишь бы выйти в начальство. «Примитивные люди, – думал он, искоса поглядывая на присутствующих, – не живут, а существуют. Подсознательно испытывают страх перед любым начальством. Чтобы это человеческое стадо не взбунтовалось, нужен жестокий карающий вожак». Выдержав нужную паузу, он повернулся к собранию.

На людей смотрел вылитый снеговик: круглая лысая голова без шеи, с маленькими глазками и жиденькими усиками. Огромные лапы, иначе и не назовёшь большие ладони с короткими и жирными пальцами, которые легли на стол и начали демонстративно доставать из портфеля всё его содержимое: бумаги, маузер, тетради. Пистолет уполномоченный специально неторопливо положил снова в портфель. «Подчёркнуто деловит, показательно строг», – думал он о себе.

– Товарищи! Я уполномоченный Революционного волостного комитета, – с чувством превосходства снова повторил он свою должность удивительно писклявым голосом. – В России свершился революционный переворот. Вы, очевидно, слышали, что царя у нас теперь не будет. Господство буржуазии закончилось, теперь вся власть принадлежит народу во главе с рабочим классом.

– А крестьянин опять в стороне! – раздался голос от окна.

Представитель власти изменился в лице, обвёл холодным взглядом собравшихся и подумал: «Свободный хутор, однако…».

– Новая власть будет называться рабоче-крестьянской, потому как рабочий класс в союзе с крестьянством победил угнетателей и преодолел национальный антагонизм. Произошёл переход от капиталистической экономики, развивающейся за счёт эксплуатации человека человеком, к свободной социалистической. Новая власть простых рабочих и крестьян провозглашает утверждение общественной собственности на средства производства. А так же создание системы сознательного управления экономикой и социальными процессами, развитие социалистической демократии и самоуправления.

От напыщенной речи люди начали зевать.

– Покороче бы, товарищ, – женщина с двумя детьми умоляюще посмотрела на уполномоченного.

– Кому не интересно, можете покинуть собрание, – самоуверенно заявил толстяк.

– Мил человек, – заступился за женщину дед Никифор, – ты о наших делах расскажи. Чего молоть-то непонятное.

– Ладно, – вспыхнул чиновник, – теперь ваш хутор будет закреплён за Чубаровским сельсоветом, в состав которого будет входить ваш представитель. Сельские советы во всех волостях управляют крестьянским хозяйством. Все вопросы решаются голосованием. Правительство Советов издало декрет о земле, которая теперь у помещиков изымается в пользу крестьян. Повсюду создаются сельскохозяйственные производственные кооперативы. На помещичьих землях будет обобществляться землепользование и все средства производства. Распределение земли уравнительное – по едокам. Это содружество будет называться «Коммуна сельскохозяйственная». В нашей Советской стране созданы Продкомы для снабжения вас продовольствием и Комбеды для распределения помещичьей земли и сельскохозяйственного орудия. Это вам понятно?

– Понятно, – ответил дед Никифор, теребя в руках шапку, – только чего ж тут нового? Мы и так во всём советуемся, дела решаем сообща, да и земля у нас давно своя.

– Не волнуйтесь, – уполномоченный высокомерно приподнял подбородок и повелительно вытянул вперёд руку, – в свободных хуторах всё пока останется по-прежнему.

«От греха подальше, – трусливо подумал он, – лучше их успокоить и не говорить о продотрядах и реквизиции хлеба у кулаков и зажиточных, иначе не отмахнуться».

Он ещё долго рассказывал о рабочем контроле над производством, куплей и продажей продуктов, вскользь упомянул о продразвёрстке, чтобы никто ничего не понял и быстро перешёл к рассказу о Высшем Совете Народного Хозяйства, о национализации банков и о других, не очень понятных простым людям, переменах. Но о предстоящих жестоких мерах Советской власти против крестьянства, направленных на снабжение продовольствием рабочего класса, бедняков и Красной Армии, он высказал в завуалированных непонятных выражениях, переплетая их с красивыми фразами о будущем.

Не упомянул он об объявленном новой властью Военном коммунизме – экономической политике, направленной на внедрение карточного распределения продовольствия, продразвёрстке, запрещении частной торговли, всеобщей трудовой повинности, уравниловки в оплате и о том, что земля теперь будет сдаваться в аренду, – собственной земли не будет. Наконец он закончил и позволил задавать вопросы. Но все как сговорились – ни слова! Потому что поняли, вместо доходчивого объяснения будет поток высокопарных фраз и потеря времени.

–Тогда приступим ко второму вопросу.

Докладчик отёр лысину скомканным платком, встал из-за стола – видимо засиделся – и гордо расхаживая начал:

– На днях Совет Народных Комиссаров утвердил Декрет о переходе с 1 февраля нынешнего года на новый календарный стиль. В Российской республике и Европе будет теперь единый григорианский календарь; то есть к нашему юлианскому календарю с 1 февраля добавляется 14 суток, – и для усиления эффекта выдержал паузу.

– Это как? – только и смог кто-то спросить.

Уполномоченный обвёл всех оценивающим взглядом.

– Спать вы ляжете 31 января, а проснётесь 14 февраля.

В избе стало тихо. Каждый думал, что он чего-то не понял. Вот сейчас Фёдорович продолжит и всё прояснится.

Но тот нахмурился и спросил:

– Вам что, непонятно?

– Да где уж нам, дуракам, чай пить.

Уполномоченный суровым взглядом стал искать дерзкого крикуна и, не найдя, пояснил:

– Сдвигается время, что тут неясного?

Первым не выдержал плотник Осип:

– Об чём это он?

Тут же оцепенение прошло. Начался галдёж, какие-то выкрики, возмущённые реплики.

– Тише! Тише! – поднял руку Матвей. – Вопросы есть?

– Есть, – раздался голос пухленькой Ульки. – Это чё ж теперь, я, значит, умру на две недели раньше что ль?

– Глядите-ка, помрёт она, – усмехнулась бабка Нюра, – Да ты на себя-то погляди – вперёд кочет снесётся, чем ты помрёшь.

– Хватит, бабы! По делу давайте, – осадил их Матвей.