Не твой день. Одна тайна. Трое мужчин. Ни одного правильного выбора
- -
- 100%
- +
– К черту твою систему! – скомандовала София. – Ребенок – это же клево! Новый контент для сторис! Ладно, все, мое пино гринджио заветривается. Поздравляю, мамочка! Перезвони, как определишься с отцом!
Щелчок. Кира медленно опустила телефон. Совет подруги не принес облегчения. Лишь подчеркнул сюрреалистичность и ужас ее положения.
Она сидела на краю кровати в детской и смотрела на спящую Алису. Ее лицо было ареной, на которой сражались самые разные чувства: ужас, нежность, отчаяние, злость, растерянность. Она осторожно взяла маленькую теплую ладошку дочери и прижала ее к своему еще плоскому животу. Две ее девочки. Одна тут, другая – там. И между ними – пропасть нерешенных проблем.
Она пыталась работать, гуглила: «аборт», «сколько стоит рождение ребенка», «как скрыть беременность». Каждая ссылка ощущалась как предательство по отношению к одной из них. К той, что спит, или к той, что внутри.
Она снова взяла телефон. Палец замер над именем «Максим». Он уже отец. Он… может быть… Но она не нажала на кнопку. Вместо этого она открыла чат с Игорем. Набрала: «Привет. Надо поговорить. Серьезно.» Стерла. Потом открыла чат с Артемом: «Артем, насчет выходных… может, перенесем?» Снова стерла. Фальшь резала глаза. Слов не было. Только паника.
С криком ярости и бессилия она швырнула телефон в стену. Он отскочил от мягкого дивана и упал на ковер, не разбившись. Даже это ей не удалось.
– Она снова стояла у той же стойки в аптеке. Тот же провизор смотрел на нее с немым вопросом.
– О… Снова вам? Не сработал? – спросила она без надежды.
– Сработал, – глухо ответила Кира.
– Дайте еще один. Тот же. И еще один. Чтоб наверняка.
Она купила три новых теста. Провизор проводила ее до выхода взглядом, полным неподдельного любопытства и легкой тревоги.
На белоснежной поверхности раковины выстроились в аккуратный ряд три электронных теста. Два маленьких судьи. На дисплеях каждого из них горели одни и те же неумолимые слова: «Беременна».
Шок прошел. Осталось лишь леденящее, безразличное принятие. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
Она взяла один из тестов и вышла из ванной. Подошла к своему планеру, к этому символу ее белого контроля, ее «системы». Цветные маркеры: Красный (работа), Синий (Алиса), Зеленый (Артем), Желтый (быт) … Она взяла новый маркер. Фиолетовый. И жирно, с таким нажимом, что бумага порвалась, нарисовала поверх всех планов, графиков и дедлайнов один огромный, уродливый»?».
Ночью она ворочалась в постели, не в силах уснуть. Рука сама легла на живот, все еще плоский, нечем не вызывающий свою тайну.
– Что же мне с тобой делать? – прошептала она в темноту, и это был единственный честный вопрос, на который у нее не было ответа.
– Она вышла на работу в «Версаль». Надела маску. Улыбку. Безупречное платье. Но маска теперь была восковой, застывшей. Она двигалась на автопилоте, не слыша обращенных к ней слов, не видя лиц.
Мимо нее официант пронес поднос с устрицами. Резкий, йодистый запах ударил в ноздри. Волна тошноты накатила мгновенно и неумолимо. Она резко побледнела, зажала рот рукой и, спотыкаясь, побежала в дамскую комнату.
– Эй, ты как? Не блевани тут, а то уборщица снова скандалить будет, – бросила ей вслед другая хостес, проходя мимо.
Кира не ответила. Она просто стояла над раковиной, трясясь, и умывалась ледяной водой, пытаясь смыть с себя и запах, и позыв, и весь этот кошмар.
У бара она заказала воду с лимоном.
– С лимоном? – удивился бармен.
– Ты чего, болеешь?
– Да, – хрипло ответила Кира, пытаясь поймать тень своей старой иронии. – Такой вирус… дорогой и непредвиденный.
Бармен не понял шутки. Пожал плечами.
Ее взгляд упал на Игоря. Он беззаботно дурачился в толпе друзей, молодой, глупый, сияющий. Отец? Нет. Это слово никак не вязалось с ним.
Потом она увидела Артема. Он сидел в VIP-ложе, деловито разговаривая по телефону, его лицо было сосредоточенным и серьезным. Расчетливый. Стабильный. Проект. Но проект, который вот-вот рухнет под тяжестью ее новости.
Она зашла в дамскую комнату и посмотрела на свое отражение в зеркале. Глаза были огромными, полными паники и усталости. Но где-то в глубине, под всеми этими слоями страха, уже зрела новая, жесткая, отчаянная решимость.
Она достала из клатча один из трех тестов. Посмотрела на него. Потом подняла взгляд на свое отражение.
– Система не подвела, – тихо, но очень четко сказала она своему двойнику в зеркале. – Она просто не была рассчитана на пятого игрока. Значит… нужно менять правила. Всех.
И в ее глазах, впервые за этот вечер, мелькнула не паника, а холодная, отточенная сталь. Игра только начиналась.
Глава 3
Утро застало Киру за созерцанием спящей Алисы. В мягком свете, пробивавшемся сквозь щели жалюзи, лицо дочери было ангельским, невинным. Миром, который еще не знал предательств, сложных выборов и вонючих подъездов на окраине города. Рука Киры сама потянулась к животу, инстинктивно, ища связи между этим миром и тем, что зарождался внутри. Но пальцы лишь наткнулись на плоскую, пока еще ничего не значащую поверхность. Она резко отдёрнула ладонь, будто обожглась.
– Нет, – выдохнула она в тишину комнаты. – Я не справлюсь.
Это была не мысль, а физическое ощущение. Давление всей той жизни, что была до «Версаля», до ипотеки, до этой показной чистоты. Давление, которое всегда ждало ее там, в старом доме, куда она сейчас и направлялась.
Она упаковывала в простую холщовую сумку пачку денег. Наличка из толстого конверта, который вручила ей накануне Марина со словами: «За сложных клиентов». Купюры были яркими, новенькими, пахли чужими руками и дешевой алчбой. Они кричали о своем происхождении. Они не были ипотечными, расчетливыми, как деньги Артема. Они были грязными. И она смотрела на них с холодным отвращением.
Машина вела ее по незнакомым маршрутам. Навигатор упрямо вел на окраину, где улицы сужались, дома проседали, а люди на остановках смотрели устало и пусто. Кира сидела за рулем, вцепившись в него так, что пальцы затекали. Каждый поворот, каждое узнаваемое место – заброшенный завод, ржавая вывеска старого универмага – вонзались в нее шипами воспоминаний.
Она остановилась у обшарпанной двери подъезда, покрашенной в давно выцветший голубой цвет. Из-за нее доносился приглушенный, но яростный мужской крик. Знакомый. Ненавистный. Кира замерла на ступеньках, слушая эту какофонию. Она вдыхала воздух, пахнущий затхлостью, щами и какой-то безысходностью, собираясь с духом, как солдат перед атакой.
Дверь открыла мама. Она выглядела на все свои пятьдесят, плюс еще десять. Лицо осунувшееся, глаза красные, опухшие. За ее спиной, из глубины квартиры, несся надсадный кашель и тут же – агрессивная, хриплая ругань.
– Кира? – испуганно прошептала мать, бегло оглядывая ее с ног до головы. – Что ты здесь делаешь? Все в порядке? Алиса?..
– С Алисой все хорошо, – Кира прошла внутрь, ее взгляд скользнул по знакомой до мелочей, убогой обстановке. – А с тобой?
ВИКТОР (из-за двери): Марья! Где мои таблетки, а? Я тебе сказал, чтобы они были на тумбе! Совсем офигела, старая?
Кира вздрогнула, хотя ждала этого. Ее лицо застыло, превратилось в холодную, непроницаемую маску. Мама нервно поправила фартук, сделав слабую попытку улыбнуться.
– Папа просто плохо себя чувствует. Лекарства дорогие, нервы у него ни к черту…
– Мам, – холодно перебила ее Кира, – у него не нервы. У него характер – мусорное ведро. И ты ему до сих пор это оправдываешь. Он уже десять лет как ушел к своей дуре молодой, а ты все равно по первому крику бежишь!
Мама опустила глаза, не найдя возражений.
– Он болен, Кира. А та …та его бросит, как только деньги кончатся. Куда ему одному?
– Он не один! У него есть свой дом и своя молодая жена, которая ему должна ему эти таблетки подавать! – голос Киры звенел от ярости.
– А ты – его запасной аэродром. Вечная. И моя тоже.
Этот упрек был настолько старым и заезженным, что уже не вызывал даже споров, лишь молчаливую, привычную боль.
На кухне, выцветшей от времени, но вымытой до скрипа, мама поставила чайник. Руки ее мелко дрожали. Кира молча достала из сумки конверт и положила его на линолеум стола, заляпанный пятнами от горячего.
– Держи. На эти… нервы.
Мама посмотрела на деньги, потом на Киру. В ее глазах не было благодарности. Лишь усталая вина.
– Я не просила. Ты и так… Ты себя не жалеешь.
– Я себя прекрасно жалею!
– вспыхнула Кира, ее голос прозвучал резко и громко в тесной кухне. – Поэтому и работаю там, где платят много и сразу. В отличие от некоторых, кто всю жизнь на одной надежде сидит, что мусорное ведро когда-нибудь превратится в вазу для цветов.
Она бросила взгляд на дверь в комнату отца. Мама без слов взяла конверт и сунула его в дальний ящик стола, под салфетки.
Кира сидела за столом, не притрагиваясь к чаю. Она смотрела на знакомые до тошноты обои в цветочек, на сколы на плинтусе, на протертый до дыр линолеум. Этот дом, эта кухня были ее личным адом. Местом, где из нее на протяжении лет высасывали все силы, все амбиции, оставляя лишь чувство вины и обязанности.
– Мам, – начала она, не глядя на мать, – мне нужно тебе кое-что сказать.
Мама подняла на нее глаза. В них читалась усталая готовность к очередному удару.
– Ты беременна.
Кира аж подпрыгнула на стуле, уставившись на мать в немом шоке.
– С чего ты…?
– Я тебя рожала, – безразличным тоном сказала мама. – Я знаю этот взгляд. Олень в свете фар. Тот… Артем?
ВИКТОР (орёт): Марьиии! Супу! Где суп, черт возьми?!
Мама автоматически вскочила, чтобы бежать к нему. Кира, движением быстрым и резким, вцепилась ей в руку.
– Нет, – прошипела она, сжимая зубы. – Не Артем.
Мама медленно опустилась на стул. Промолчала секунду, перебирая варианты. – Максим? – наконец выдохнула она с легкой надеждой. – Ну… это даже лучше. Он отец, он поможет. Он руки золотые, всегда говорила…
Кира горько усмехнулась и покачала головой. – И не Максим.
На лице матери медленно, как в замедленной съемке, проступил ужас. Она поняла. Оставался только один, самый худший вариант. – Боже… Тот… мальчик? Этот… Игорь? Да ты с ума сошла! Ему самому нянька нужна!
– Поздравляю, угадала с третьего раза, – мрачно бросила Кира. – Джек-пот. Мама схватилась за край стола, ее пальцы побелели. – Что ты будешь делать? Ты же не сможешь… Его же отец… они узнают… Ты же все потеряешь!
– Что потеряю? – Кира засмеялась, и ее смех звучал жестко и безжалостно. – Ипотечную квартиру, за которую я плачу деньгами с похорон своей репутации? Работу в ночном клубе, где на меня смотрят как на кусок мяса? Трех мужиков, ни одного из которых я не хочу видеть отцом своего ребенка? Да я уже все потеряла, мама! У меня отняли даже право на нормальную интимную жизнь!
Она поняла, что кричит, и резко замолкла, прислушиваясь. Из комнаты отца наступила звенящая, неестественная тишина.
Она выскочила на кухню в коридор, прислонилась лбом к прохладной поверхности стены, пытаясь заглушить приступ тошноты, подкативший от стресса и этого знакомого, ненавистного запаха бедности и отчаяния.
И тут дверь в комнату отца приоткрылась. Доносился его голос. Сначала приглушенный, потом все громче. Он говорил по телефону.
ВИКТОР (в трубку): Да я ей всю жизнь положил! А она? Таблетки забыла купить! У самой, видили, нервы! Какие у нее могут быть нервы? Сидит на моей шее, как…
Кира застыла. Исказившееся от ненависти лицо стало чужим. Она сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Вся ярость, все унижение, вся боль вылились в один сплошной клубок, требовавший выхода.
Она сделала шаг к двери. Рука сама потянулась к ручке. Она готова была вломиться туда и выкричать ему в лицо все, что копилось годами.
Но из кухни вышла мама. Она не сказала ни слова. Она просто смотрела на Киру. В ее глазах была не мольба, даже не страх. Была покорность. Та самая, что годами позволяла этому дому оставаться ее тюрьмой. Она молча покачала головой: «Нет. Не стоит. Ничего не изменится».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.