Унсур. Книга I Сын Молнии

СЛОВО АВТОРА.

Перед вами – книга простого человека, который однажды решил выпустить на бумагу свои мысли.

      Кто-то перед сном прокручивает в голове прошедший день и думает, «а ведь можно было сказать по-другому, сделать иначе».

      А я – просто начал представлять истории, где эти «иначе» могли стать чем-то большим.

      Из таких размышлений и родился этот мир – со своими бурями, молниями, страхами и надеждами.

      Я не ставил перед собой цель написать шедевр. Хотел лишь рассказать историю, которая давно жила во мне – шаг за шагом, как вспышка в грозовом небе.

      Меня вдохновляло всё: фильмы, сериалы, фантастика, легенды, аниме – всё, что умеет заставить сердце биться чуть чаще.

      И, если хотя бы один из вас, дочитав до конца, почувствует то же самое – значит, всё было не зря.

Спасибо, что открыли эту книгу.

      Пусть каждый её гром станет для вас напоминанием, что даже буря начинается с одной искры.

– Евгений Белоруков

УНСУР. КНИГА I. СЫН МОЛНИИ.

ПРОЛОГ.

Говорят, давным-давно, когда мир был ещё молод, а память о его рождении хранили лишь камни да ветер, жил мир по имени Унсур. Он дышал силами стихий – огнём, водой, землёй, воздухом и молнией. Эти силы были не просто природой. Нет. У каждой из них было сердце и своя воля. Мир жил ими, а они – им. И пока дышало это единство, жизнь текла, не зная конца.

Пять Повелителей стояли тогда над всем сущим – дети Матери-Силы, охранявшие равновесие.

Первым был Валмир, Повелитель Пламени. Он вышел из первой искры, что зажглась в пустоте. Был он горяч, упрям и справедлив, как само пламя. Топор его сиял, будто солнце, и каждый удар отзывался дрожью в земле. Но Валмир не сжигал бездумно – он защищал слабых, согревал тех, кто мёрз, и сжигал лишь зло, не касаясь добра.

Нараэль, владычица Вод, родилась из слезы Матери-Силы. В её взгляде можно было утонуть: в нём было и спокойствие моря, и сила бури. Словом, могла она усмирить шторм или вернуть жизнь высохшей реке. Говорят, в её водах жила память самого мира – обо всём, что было, и что ещё будет.

Эйра, дитя Ветра, была свободной, как птица, и непостоянной, как весенний порыв.

Смеялась она, когда рождалась буря, и танцевала на краю штормов. Её дыхание поднимало корабли на волнах, а порыв ветра мог стать клинком в бою. Где бы ни пролетела Эйра – там пела тишина.

Тарн, хранитель Земли, был могуч, как сама порода. Его молот воздвигал горы, ломал скалы, открывал подземные реки. Суровый он был, но под каменной кожей билось доброе сердце: Тарн выращивал сады, поднимал города и хранил всё живое под своим покровом.

А Каэл, владыка Молний, появился из столкновения двух грозовых облаков – света и ярости. В нём не было покоя, лишь стремление и решимость. Его клинки рассекали воздух быстрее мысли. Он был волей, самой искрой жизни, что не терпит остановки.

Долгое время стихии жили в мире. Унсур цвёл, и песнь его была чиста. Но однажды появилась тень. Из самого дна Бездны поднялся Белэтт – демон древний, созданный из того, что сами стихии отвергли при рождении мира. Белэтт не жаждал власти – он желал лишь разрушения. Он лепил слуг из мрака, вырывал души из тел и бросал их в бой.

Повелители сошлись с ним в битве. Последний бой гремел на Чёрном Плато, где сама земля дрожала от страха. Валмир жёг врагов, Эйра поднимала пламя ветром, Тарн воздвигал стены из камня, Каэл бил молниями, а Нараэль сдерживала всё воедино потоками воды.

Но Белэтт оказался силён, как сама бездна. Его раны затягивались, сила росла с каждым ударом.

И вот тогда на поле вышли смертные. Люди. Никто их не звал – они просто пришли. С копьями, мечами, с верой и страхом, но без отступления. Они встали рядом со стихиями, отвлекая тварей тьмы и давая Повелителям шанс. Вместе они низвергли Белэтта и заковали его в Бездне Забвения. Но победа стоила дорого. Стихии утратили бессмертие и приняли плоть смертных. Разошлись они по миру и передали людям свои знания. Так появились пять великих стран:

Валемния – земля огня и кузнецов;

Наралия – морская держава островов;

Эйрин – страна ветров и свободных народов;

Тарния – земли каменных садов и крепостей;

Каэлия – страна бурь и молний.

Прошли века. Люди забыли древние уроки. Сила стихий стала оружием, а легенды – детскими сказками. Имя Белэтта превратилось в миф.

Но пророчество не исчезло. На Столпах Забвения остались высечены слова:

Когда иссякнут реки,

и с неба прольётся чёрный дождь,

когда земля треснет,

и тьма поднимется из недр, —

тогда Молния явит Сына.

Через него заговорят все стихии,

и будет восстановлен мир,

расколотый войной и временем.

Прошли тысячелетия. И знамения начали сбываться. Реки сохли, дождь чернел, земля трещала. Люди видели тени, что двигались сами, и слышали голоса из глубин. Мир Унсур вновь стоял на краю беды.

А где-то, среди страха и безмолвия, жил тот, кому суждено всё изменить. Он не знал, кто он есть, и не ведал, что в его крови спит сила древней Молнии.

И стихии ждали. Долго ждали. Молчали и слушали. И знали – скоро их зов будет услышан.

ГЛАВА 1. ПРОБУЖДЕНИЕ И ПРАВДА.

Солнечные лучи пробились сквозь щели в крыше, и Лайт нехотя открыл глаза. Пыль танцевала в воздухе, где-то трещала муха. Сено кололо щёку, волосы спутались и липли к лбу.

Он приподнялся, потянулся, задел головой низкую балку и выругался сквозь зевок.

– О боже… я проспал! – вырвалось у него.

Он вскочил, смахнул с себя соломинки и выскочил наружу. Ветер сразу растрепал непослушные русые пряди, а солнце ударило в глаза так ярко, что он зажмурился.

Во дворе всё было по-старому: запах свежего хлеба из дома, куры у крыльца, пара гусей, громко обсуждающих что-то у бочки с водой.

Лайт был высоким для своих семнадцати лет, жилистым и чуть неуклюжим – видно, что вырос на работе, а не за книгами. На нём висела простая льняная рубаха, засученные рукава, потёртые штаны, ремень с мешочком и старые сапоги. Всё привычно, всё родное.

Он подбежал к двери, распахнул её так резко, что мать выронила тарелку с кашей.

– Святая Нараэль! – вскрикнула она.

Отец поднял бровь, потом оба засмеялись.

– Опять в сарае спал? – улыбнулся Элиот.

– Если бы ты не гонял его работать до темноты, он бы спал в кровати! – вмешалась Скарлет.

– Мама, папа, я вас люблю, но у меня экзамен! Если опоздаю – всё, Рейтар меня завалит! – Лайт наспех умылся, переоделся и вылетел обратно во двор, даже не притронувшись к завтраку.

Дверь хлопнула. Несколько секунд родители стояли молча.

Элиот провёл рукой по коротким тёмным волосам, тихо вздохнул:

– Скарлет… пора рассказать ему правду. Он должен знать, кто он на самом деле.

Жена опустила взгляд. На щеках мука, от фартука пахло травами. Она вытерла руки, вздохнула и ответила устало, но мягко:

– Он наш, Элиот. Какая разница, кто его родил? Мы воспитали его. Он наш сын.

Муж стоял напротив – крепкий, с обветренными руками, следами старых шрамов. Он долго смотрел на жену, потом чуть кивнул:

– Я знаю. Просто иногда думаю о том воине… Анаке. Он тогда говорил странные вещи. Может, не зря.

Скарлет нахмурилась, отвела взгляд к окну.

– Пятнадцать лет мы молчали. Не надо ломать его мир сейчас.

Элиот выдохнул, словно отпуская спор.

– Ладно. Пусть думает об экзамене.

Она улыбнулась чуть теплее:

– И помни, он наш сын. Всегда.

В доме снова стало тихо. Слышно было, как за окном шумит ветер и где-то вдали кричит соседский петух.

Лайт выскочил на улицу и рванул по знакомой дороге. Воздух был тёплым, пахло сеном, пылью и свежим хлебом – кто-то уже ставил булки остывать на окнах. Где-то лаяла собака, мелькали соседские заборы, знакомые лица махали ему вслед.

Он бежал, перепрыгивая через лужи, едва не сбив телегу. Сердце колотилось, дыхание сбивалось, но он не останавливался.

– А ты чего опаздываешь, герой? – раздалось сбоку.

Из-за угла выскочила Мира. Рыжие волосы в высоком хвосте, веснушки, ухмылка до ушей – такая же, как всегда. Она легко подстроилась под его темп, не отставая ни на шаг.

– Опять проспал?

– Ага. Хочешь пари? Кто первый – тот забирает десерт проигравшего!

Не дожидаясь ответа, он ускорился. Мира засмеялась и тоже рванула вперёд. Ветер бил в лицо, сапоги гулко стучали по дороге. На последнем повороте Лайт споткнулся о камень и – бац! – рухнул прямо в кучу свежего навоза.

Мира согнулась от смеха:

– Кажется, я победила! Десерт мой!

Он поднял голову, морщась от запаха:

– Нечестно. Земля была против меня.

– Конечно-конечно, – хихикнула она и махнула рукой. – Давай, встретимся у академии!

Лайт, бормоча что-то про “чудовище в юбке”, отряхнулся и побежал дальше.

У ворот академии уже толпились ученики. Каменное здание возвышалось над деревней – серое, с арками и узкими витражами. Над входом флаг с гербом Каэлии слегка колыхался на ветру.

Алекс, его друг, стоял неподалёку, прислонившись к колонне. Высокий, широкоплечий, с лёгкой ухмылкой.

– Ну здравствуй, чемпион грязевых гонок, – сказал он, подавая полотенце.

– Ты мог бы хотя бы сделать вид, что тебе меня жалко.

– Если бы я жалел – мне было бы скучно.

Оба засмеялись. Потом Лайт кивнул в сторону дверей:

– Пошли, пока нас не вычеркнули из списка.

Внутри пахло камнем и пылью. В коридоре, за столом, сидела мисс Ридс – пожилая женщина с добрым, но строгим лицом. Она подперла щеку рукой, выглядела усталой, будто ей надоело слушать учеников.

– Имя, – сказала она сухо.

– Мисс Ридс, вы же нас знаете с детства! – улыбнулся Алекс.

– Имя, – повторила она, не поднимая глаз.

– Лайт Аллистер.

– Алекс Грин.

Она поставила отметки, протянула каждому по дощечке с номером.

– Проходите. Следующий!

Дальше, за дверями, шум стоял как на базаре. Ребята обсуждали задания, кто-то хохотал, кто-то нервно жевал прядь волос. У стены стояла Мира, а рядом – её подруги Гвен и Стэйси.

– Ну что, упал герой, но встал? – поддразнила она.

– Ага. B теперь у тебя ужин с моим десертом, – отшутился Лайт.

Он подошёл к доске, ожидая увидеть своё имя и номер испытания. Но вместо расписания там висело короткое объявление:

ПРАВИЛА ЭКЗАМЕНА ИЗМЕНЕНЫ.

ВСЁ ОБЪЯВИТ МАСТЕР РЕЙТАР.

Алекс тихо присвистнул.

– Пахнет сюрпризами.

– Пахнет бедой, – ответил Лайт, глядя на надпись.

Толпа в зале гудела, пока не распахнулись тяжёлые двери.

Сначала вошёл ветер – будто кто-то снаружи специально распахнул их настежь. Потом шагнул он – Рейтар.

Высокий, широкоплечий, лысина блестит под светом факелов. Плащ выцвёл, но держался гордо. За поясом – меч, чуть виднеется рукоять. И взгляд. Такой, что все разговоры мгновенно стихли.

– Так… вижу, шуметь вы умеете, – произнёс он, проходя вперёд. Голос низкий, раскатистый, будто гремит по каменным стенам. – Посмотрим, умеете ли слушать.

В зале стало тихо, слышно было, как кто-то неловко кашлянул.

– В этом году выпускников много, – продолжал он. – Больше, чем когда-либо. Значит, или молодёжь стала храбрее… или дураков прибавилось.

Смех прокатился по залу, но быстро стих – взгляд Рейтара был достаточно, чтобы он утонул в горле.

– Экзамен пройдёт в три этапа. Будете работать парами. Сами решайте, с кем. Не думайте, что пронесёт. Первое испытание – проверка выносливости и реакции. Второе – работа в связке. Третье – бой.

Он говорил спокойно, но в каждом слове ощущалась сила.

– Перед этим пройдёте медосмотр. Всё просто. Те, кто не выдержит – домой. Те, кто справится – поедут в столицу. Удачи вам, герои. Хотя удача не спасёт, если мозгов нет.

Он развернулся и ушёл так же внезапно, как появился.

Толпа зашевелилась. Ребята переглядывались, кто-то уже звал друзей в пару. Лайт с Алексом встретились глазами – решение было очевидным.

– Ну что, снова вместе? – спросил Алекс.

– Как будто у меня есть выбор.

– Отлично, – усмехнулся друг. – С тобой я точно не выиграю, но хоть не скучно помру.

– Спасибо за поддержку. Пошли к медпункту.

Коридоры академии пахли пылью и старой бумагой. На стенах висели гербы и выцветшие портреты прежних выпускников.

Очередь в медпункт тянулась длинная. Кто-то нервно топтался, кто-то пытался шутить. Алекс зашёл первым, а Лайт остался у двери, чувствуя, как в животе урчит от голода – с утра ведь ничего не ел.

Он обернулся, заметил приоткрытую дверь в соседний кабинет. На полке – стопки папок и бумаг. Любопытство шевельнулось, и он заглянул внутрь.

Он вошёл тихо, как будто просто осматривается. На полках – аккуратные стопки бумаг, связки старых журналов, записи в переплётах. Запах пыли, чернил и сухих трав – в комнате явно редко проветривали.

Лайт провёл пальцем по корешкам, машинально читая фамилии. Почти все знакомые: ученики из его потока, старшие выпускники. И вдруг – папка с пометкой Аллистер, Лайт.

Он замер. Потом потянулся и вытащил её. Бумаги внутри были тонкие, пожелтевшие от времени. Первое, что бросилось в глаза – строка в самом верху:

Принят в семью Аллистеров. Приёмный сын. Настоящие родители – неизвестны.

Он перечитал раз, потом второй.

Мир будто дернулся. Воздух стал густым, а шум в коридоре – далёким, будто через воду.

“Приёмный?..”

Грудь сжало. Он опустился на край стола, не чувствуя под собой ног. В голове метались образы: мама у печи, отец в поле, вечерние разговоры, смех. Всё это вдруг стало будто чужим.

Он не сразу понял, что сжимает папку так сильно, что бумага мнётся.

“Почему… они не сказали?”

Гнев и боль ударили разом. Хотелось выбросить всё к чёрту, закричать, чтобы весь мир услышал. Но не получилось – в горле встал ком.

Он сидел так несколько секунд, потом медленно выдохнул.

Вспомнился утренний смех родителей, то, как мать поправила фартук, как отец вздохнул, глядя в окно. Всё это было настоящим.

Он сжал кулаки, поднялся.

– Хорошо… пусть я не их по крови. Но я их сын. Я всё равно докажу, что достоин этого имени.

Голос прозвучал хрипло, но твёрдо.

Он аккуратно положил папку на место, выровнял стопку и вышел в коридор.

В коридоре стояла тишина. Только где-то вдали слышались голоса – кто-то шутил, кто-то спорил о заданиях. Лайт шёл медленно, будто ноги стали тяжелее. Воздух казался густым, и даже свет из окон резал глаза.

Из медпункта вышел Алекс. Он выглядел так же, как всегда – уверенный, спокойный.

– Ну что, жив? – спросил он с улыбкой.

– Вроде да. Сейчас моя очередь.

Алекс кивнул и пошёл по коридору дальше, даже не подозревая, что у друга внутри всё перевернулось.

Лайт вошёл в кабинет.

Там пахло чистотой и чем-то травяным. За столом сидела женщина лет сорока, в белом халате. Волосы убраны в пучок, на лице лёгкая улыбка – спокойная, привычная.

– Аллистер, Лайт? – уточнила она, сверяясь с журналом.

– Да.

Медосмотр прошёл быстро. Рост, вес, реакция. Холодный металл стетоскопа, несколько коротких вопросов. Женщина делала пометки, не задавая лишних.

– Всё в норме, – сказала она наконец. – Крепкий парень. Иди.

– Спасибо, – ответил он тихо и вышел.

На улице воздух показался слишком ярким. Солнце било в глаза, пахло пылью и хлебом из пекарни. Люди смеялись, кто-то тянул ведро с водой, дети гоняли деревянный обруч. Мир жил, как обычно, только у него внутри что-то треснуло.

Он дошёл до площади и остановился у фонтана. Холодные брызги упали на лицо, немного отрезвили.

“Приёмный… чужой…” – слова вертелись в голове, как занозы.

Он сел на край фонтана, посмотрел на своё отражение в воде. Лицо знакомое – но будто не его.

Прохожие мелькали мимо, кто-то поздоровался, кто-то махнул рукой. Лайт кивнул в ответ, не поднимаясь.

Потом просто встал, выпрямился и выдохнул.

– Ну и ладно, – сказал он вполголоса. – Какая разница. Всё равно это моя жизнь.

Он поправил ремень, оглядел улицу и пошёл на экзамен.

Деревня звучала привычно: где-то смеялась Мира, за двором стучал молот, петух перекликался с псом. Всё, как всегда. А внутри стало чуть спокойнее.

После полудня солнце уже стояло в зените. Академия гудела, готовясь к испытанию. Лайт почти не ел – в голове вертелись мысли о родителях и экзамене.

Кто-то проверял доспехи, кто-то спорил с напарником, а кто-то просто стоял с закрытыми глазами, стараясь успокоить дыхание.

Лайт чувствовал, как сердце гулко стучит где-то в груди. Всё казалось громче обычного – шаги, шорох плащей, даже шелест листвы за стенами. Воздух был сухим, пах пылью и металлом.

Алекс стоял рядом, привычно крутя в руках перчатку. На лице – спокойствие, но Лайт знал: внутри тот так же волнуется.

Рейтар вышел на середину площадки, как гром среди ясного неба. Голос прозвучал, будто удар молота:

– Первый этап – проверка скорости, ловкости и взаимодействия! Каждая пара должна пройти полосу препятствий. Перепрыгнете барьеры, пролезете под сетями, достанете флажки и вернётесь обратно. Лучшие – получат преимущество. Остальные – запомнят, каково быть последними.

Он махнул рукой – и наступила тишина.

Лайт коротко кивнул Алексу. В глазах у обоих было одно и то же – решимость. Без слов.

– Готов? – тихо спросил Алекс.

– Всегда, – ответил Лайт.

Они подошли к стартовой линии. Пот на ладонях, дыхание сбивалось, земля под ногами будто ждала. Ветер трепал волосы.

– На старт! – крикнул Рейтар. – Вперёд!

Рёв толпы.

Лайт сорвался с места. Камни под ногами, узкие проходы, барьеры, верёвки. Всё мелькало, будто в ускоренном сне.

Он перепрыгивал через бревно, скользил под сеткой, хватал за руку Алекса, если тот терял равновесие. Их дыхание слилось в одно.

– Лево! – выкрикнул Алекс.

– Вижу!

Они обогнули угол, нырнули под перекладину. Где-то позади кто-то рухнул на землю, но Лайт не обернулся. Всё, что было важно – флажок впереди.

Платформа. Высоко. Скользкая.

– Я поднимусь, – выдохнул Алекс, – ты страхуй.

– Быстрее! – крикнул Лайт, подсаживая его, чувствуя, как пальцы скользят по потной коже.

Флажок сорван, ветер ударил в лицо.

– Бежим! – одновременно крикнули они и рванули назад.

Последний барьер. Земля будто дышала под ногами. В ушах гул, мир размазан в движении.

      И вдруг – финиш.

Толпа загудела. Кто-то хлопнул, кто-то свистнул.

Алекс рассмеялся, хлопнув Лайта по спине.

– Вот это мы дали!

Лайт пытался отдышаться, пот стекал по шее, но улыбка не сходила с лица.

– Думаю, не последние.

– С таким стартом – точно нет, – ответил Алекс, всё ещё тяжело дыша.

Оба стояли молча, чувствуя, как напряжение постепенно уходит. Сердце успокаивалось, но где-то глубоко внутри уже росло предчувствие следующего этапа.

Толпа учеников немного поредела. Кто-то сидел прямо на камнях, кто-то растирал ноги, кто-то молча пил воду.

Рейтар стоял на возвышении, как каменная статуя, и только глаза двигались, наблюдая за каждым.

– Второй этап, – произнёс он, когда все стихли. – Испытание на смекалку. В лабиринте знаний вам предстоит решить задачи, найти выход и не потерять друг друга. Ошибётесь – начнёте сначала. Тут сила не поможет.

Он кивнул в сторону узкого прохода, ведущего вглубь академического двора.

– Вперёд, по порядку!

Лайт с Алексом переглянулись и шагнули внутрь.

Внутри воздух был прохладный, пах камнем и старой бумагой. Высокие стены тянулись вверх, почти касаясь сводов. На стенах – резные символы, таблички, гербы. Всё выглядело как музей, но стоило пройти дальше – тишина сгустилась, а воздух стал плотнее.

– Вот он, лабиринт, – пробормотал Алекс. – Красиво, но жутковато.

– Сосредоточься, – ответил Лайт. – Здесь не красота важна.

Первый поворот привёл их к стене с вырезанными гербами династий. Под ними – пустые ячейки.

– Похоже, нужно расставить их по порядку, – сказал Алекс, осматривая таблички на полу.

Лайт нахмурился, вспоминая уроки истории.

– Сначала Каэл, потом Нар, потом Лирн… – пробормотал он, переставляя гербы.

Когда последний встал на место, послышался тихий щелчок – и стена сдвинулась.

– Есть! – выдохнул Алекс. – Работает.

Дальше коридоры становились уже и запутаннее.

На втором участке надписи путались между собой, требуя логики. Каждый неверный ответ возвращал их к началу блока – камни буквально двигались, заставляя их идти по кругу.

– Да что за издевательство, – выругался Алекс, стирая пот со лба.

– Спокойно, – ответил Лайт, глядя на символы. – Это не сила, это терпение.

Он шёл пальцем по резьбе, замечая крошечные трещины, линии, которые подсказывали правильный порядок.

– Вот. «Здесь ошибка», —сказал он, нажимая на другую плиту.

И снова – щелчок, тихое движение воздуха, новый проход.

Чем дальше, тем труднее.

Теперь задания требовали внимания к деталям: углы, зеркала, подсказки в орнаментах.

Каждый раз, когда они ошибались, пространство словно издевалось – возвращало их в начало.

– Чёрт, я уже не чувствую ног, – простонал Алекс.

– Значит, идём правильно, – усмехнулся Лайт. – Настоящие испытания никогда не бывают лёгкими.

На последнем блоке пришлось соединять события из истории Каэлии в хронологию.

Алекс держал таблички, Лайт быстро выкладывал последовательность.

– Порядок восстаний… потом реформы… потом объединение земель…

– Проверяй быстрее, я не выдержу больше этих камней, – буркнул Алекс.

Щелчок. Проход открылся.

Впереди – свет. Они вышли на небольшую площадь, где воздух был свежим, а солнце било прямо в глаза. Толпа уже собралась.

Рейтар стоял там же.

Он коротко кивнул.

– Молодцы. Лабиринт прошли не все. Остальные покинут испытание.

Лайт молча стоял, глядя, как несколько пар выходят с опущенными головами.

Он чувствовал, как усталость накрывает волной, но внутри горело что-то похожее на гордость.

Алекс тихо сказал:

– Кажется, мы ещё живы.

– Пока да, – усмехнулся Лайт. – Посмотрим, что будет дальше.

К вечеру солнце начало клониться к горизонту. Камни на дороге остывали, а деревня постепенно стихала. После экзаменов шум академии остался где-то позади, но в голове Лайта всё ещё гудело – от усталости и от мыслей, которые не давали покоя.

Алекс свернул к своему дому, махнув на прощание рукой:

– Завтра узнаем результаты. Отдохни хоть немного, ладно?

Лайт кивнул, но ничего не ответил.

Когда он вошёл во двор, воздух пах дымом и хлебом. Из дома слышались голоса – смех Миры и её отца, Далона. Этот смех резанул по нервам, как будто всё вокруг по-прежнему спокойно, а у него внутри буря.

Далон заметил его первым:

– Ну здравствуй, герой. Как прошёл день?

Лайт лишь кивнул, не отвечая. Он прошёл в дом, шаги тяжёлые, взгляд жёсткий.

Мира, державшая в руках кошку, замерла.

– Лайт?.. Что случилось?

Он посмотрел на неё коротко, будто сквозь стекло.

– Где мама и папа?

– В кухне, – тихо ответила она.

Лайт распахнул дверь. Родители сидели за столом – Скарлет месила тесто, Элиот чинил ножны. Всё выглядело, как всегда. И именно это взбесило его ещё больше.

– Почему вы мне не сказали?! – вырвалось у него. Голос хриплый, сорванный.

– Почему я узнаю о своём прошлом из бумаг, а не от вас?!

Руки Скарлет дрогнули. Мука осыпалась на пол.

– Лайт… мы хотели защитить тебя, – тихо произнесла она.

– Защитить?! – он стукнул кулаком по столу. – От чего? От правды?

Элиот поднялся, но не стал приближаться.

– Сын… я боялся, что ты начнёшь искать тех, кого уже нет. Мы просто хотели, чтобы ты жил спокойно.

– Спокойно? – Лайт рассмеялся коротко и горько. – Врать – это по-вашему “спокойно”?

Скарлет шагнула ближе, голос у неё дрожал:

– Мы не врали. Мы просто… не смогли сказать.

Мира стояла у двери, не решаясь войти. Она хотела сказать что-то, но слова застряли.

– Лайт, – тихо произнёс Элиот. – Мы любим тебя. Всегда любили.

Эти слова сбили остроту его гнева, но не убрали боль. Он отвернулся.

– Я знаю. Просто… не могу сейчас вас слушать.

Он прошёл в свою комнату, захлопнув дверь. Тишина. Только потрескивал огонь в очаге.

– Он вернётся, – сказал Элиот почти шёпотом.

– Дай ему время, – ответила Скарлет.