Друг мой, Тришка. Рассказы о животных детям

© Евгений Валерьевич Пономарев, 2025

ISBN 978-5-0068-1610-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Друг мой, Тришка

Прошло много лет с тех событий. Но помнятся они мне до сих пор ясно и отчетливо. В этот период я только начинал познавать окружающий мир. Тогда же у меня и появился мой первый друг.

Мне исполнилось пять лет, когда мы с мамой переехали в деревню. Деревня эта была очень маленькая, две улицы на три десятка изб. Она затерялась в окружении бескрайних полей и дремучих лесов. Рядом с деревней протекала небольшая речушка, которая называлась Шайтанкой.

В конце лета мы с мамой поселились в большом старом бревенчатом доме. Он находился почти на краю деревни. Придя в первый раз к дому, мама отворила со скрипом ворота. Войдя через них в ограду, мы оказались в огромных зарослях крапивы и лопуха. С противоположной стороны ограды стоял бревенчатый амбар. Рядом у амбара стояла сколоченная из досок собачья будка.

– Мама, а здесь жила маленькая собачка? – поинтересовался я, увидев крохотное строение для собаки.

Мама, осторожно приминала ногами крапиву, пробиралась к дому.

– А у нас будет собака? – снова спросил я свою маму.

– Давай сначала обживёмся на новом месте, а там поглядим, – ответила спокойно мама, отпирая огромный ржавый замок на дверях сеней.

В это же время мое внимание быстро переключилось на резкие звуки у себя над головой. Над сенями находилось гнездо ласточек. Своим появлением мы их сильно потревожили.

Отворив с грохотом дверь, мы вошли в дом. Посреди избы находилась огромная русская печь, слева от дверей стояла впритык к стене широкая лавка. В доме было довольно светло. Я насчитал семь окон. Два окна выходили в ограду, три на улицу, а ещё два – в заросший палисадник. Там росло огромное дерево с темной, даже черной корой на стволе. А рядом находилось деревце поменьше. Позднее мама пояснила, что большое дерево называется черемухой, а другое рябиной.

Выйдя из дома, мы снова пробрались через заросли крапивы, открыв воротца в огород. Там тоже все заросло высокой травой.

– Теперь это наш дом, – сказала мама. – Здесь, сынок, будем мы жить. В доме всё вымоем и выкрасим краской. Крапиву всю выкосим, а огород распашем. Будет у нас хорошо и уютно.

Шли дни, я привык к нашему новому жилищу. Каждый день открывал для себя что-то новое. В старом амбаре нашел много всякого инструмента: деревянные вилы, грабли, серп, коромысло. В конюшне и на сеновале тоже было много разных вещей. Особенно мне понравилась керосиновая лампа, которую я нашел на приступке при входе в конюшню.

Мама потихоньку преображала наше жилище. Она выкосила траву в ограде и огороде, вымыла окна и стены, побелила печку. Выкрасила пол темно-зеленой краской, а потолок и стены светло-синей. Повесила занавески, принесла из кладовки стол со стульями и комод. В доме появилась и другая утварь, в том числе и шкаф, большое зеркало, кресло, разная посуда. Вскоре и огород был распахан.

Наступила осень. Природа готовилась к зиме. Наша черемуха, отряхнув с себя последние листья, стояла задумчиво. Ствол ее стал еще темнее. Всегда светлая и раскидистая рябина стояла печально и задумчиво. Все кругом также выглядело задумчивым. Некогда яркий и разноцветный лес стал невзрачным. Вспаханные поля скорбно чернели. Даже речка стала журчать по-другому. Всё кругом стихло в ожидании чего-то. Наблюдая за всем этим, мне стало не по себе. Я сильно испугался.

– Мама, всё вокруг умирает, – расплакавшись кричал я. – И мы тоже умрём?

– Никто не умирает, – обняла меня мама, поцеловав мои мокрые глаза. – Деревья и кусты, а также все жучки, бабочки и мухи засыпают зимой. А многие птички улетели зимовать в теплые края. Природа готовится к зиме. А весной солнышко согреет землю своими лучами. Деревья снова будут шелестеть своей зеленой листвой. В траве опять будут бегать жучки. Вернувшиеся в наши края птички будут петь нам с тобой свои веселые песни. Так бывает каждый год. Всё засыпает, а потом снова все просыпается. Просто в городе ты не замечал смену сезонов. Здесь это видно отчетливей. Природа готовится к зиме.

– Не хочу зиму! – заявил я.

– А помнишь, как ты радовался, когда катался с горки у нас во дворе? – спросила мама. – А разноцветные огоньки на новогодней елке тебе тоже нравились. И ты очень веселился, когда Дед Мороз со Снегурочкой приходили к нам с подарками.

– Это в городе все было! – не унимался я. – А здесь я один. И друзей у меня вовсе нет. Одни старухи вокруг! Зачем мы сюда приехали?!

Мама, как могла, успокоила меня, пообещав, что зимой у нас будет горка и новогодняя елка.

Шли недели. Зима полностью вступила в свои права, сковав льдом нашу речку. Снег выбелил всю округу, накрыв собой пожухлую траву и спрятав черноту полей.

Из кучи снега мама смастерила горку, катание с которой было моим основным занятием на улице. Но одному кататься с горки мне было всё-таки скучно.

Еще одним моим занятием было изготовление разноцветных ледяных гирлянд. Мама научила меня этому. В железную кружку с водой нужно было развести одну из моих красок А в подкрашенную воду опустить два кончика ленточки. Кружка выставлялась в сени на мороз и через пару часов гирлянда была готова. Их мы с мамой вешали на ветви рябины, которая росла в палисаднике рядом с нашим домом.

Еще мама привязывала к веткам кусочки сала или корочки хлеба. Тогда из окна мы могли наблюдать как синички и снегири весело сновали между ветвей и разноцветных ледышек.

В одно зимнее утро мама внесла в дом елку и принялась устанавливать её на крестовину.

– Вставай, соня! – улыбалась мама, когда я проснулся. – Пока мы завтракаем, елка обогреется, и мы её будем украшать. Скоро Новый год!

– Ура! – начал я прыгать на кровати. – Новый год! Ура!

В те новогодние праздники к нам в гости приходили старухи-соседки. Они приносили с собой пироги, шаньги, блины или конфеты. А вот Дед Мороз со Снегурочкой так и не пришли, хотя я их очень ждал.

Прошло еще несколько длинных недель. И вот на крыше, на краю шифера, я стал замечать появление сосулек. Охота за сосульками стало моим новых развлечением. Было радостно слепить из мокрого снега снежок и бросить его в сторону крыши, сбив при этом несколько сосулек. Сквозь них я смотрел на яркое весеннее солнце. Солнечный свет в сосульках чудесным образом преломлялся мерцал.

Наступила весна. По нашей улице в считанные дни маленькие ручейки превращались в потоки вешней воды. Мои разноцветные ледышки, висевшие на рябине, исчезли. Горка и стоящий рядом снеговик тоже растаяли. Возле амбара стала появляться ярко-зеленая трава. Местами начали цвести жёлтые цветочки. Почки на нашей старой черемухе набухли, стали проклевываться зеленые лепестки. Прилетели скворцы и стали весело петь свои песни, сидя на козырьке крыши нашего дома. Все происходило так, как говорила мне мама. Все стало просыпаться и оживать.

Когда остатки снега растаяли, а земля уже местами подсохла, мама взяла меня с собой. Мы отправились к одному из домов, стоящих на другом конце нашей улице. По пути мама сообщила, что у хозяев появились щенки и она решила взять нам одного из них. Услышав это, я не поверил своему счастью.

– Мама, мы собаку заведем? – уточнил я.

– Да, – ответила мама. – Мы живем почти на краю деревни и нам нужен сторож. Да и что за двор у нас такой, если в нём нет собаки? Ты со мной согласен?

– Ура, у нас будет собака! – начал я прыгать от счастья и кричать на всю улицу.

Нас встретил хмурый мужчина. Заперев собаку в конюшне, он подвел нас к большой коробке, что стояла у сеней. В коробке было пять одинаковых по окрасу маленьких щенков. Все они были светло-коричневые с темными, почти черными мордами.

– Не могу понять, в какого пса они такие народились, – сказал мужчина, указывая на щенят. – Вроде и кобелей на древне у нас таких нет.

Щенята, урча, копошились в коробке, перебирая своими лапками. Я с восхищением стал разглядывать всех. Мужчина достал из коробки самого маленького и тощего из щенков, держа его за загривок. От того, как держали это маленькое живое создание мое сердце сжалось от жалости к нему.

– Один этот чахлый остался, никто не берет, – пояснил мужчина. – Хотел завтра его на пруд отнести и утопить, да тут вы. Ну так будете брать?

Я тогда не мог еще понять такого страшного слова «утопить». Только и понял из всего сказанного мужчиной то, что щенок провинился перед хозяином тем, что родился меньше, чем остальные.

– Да, берем, – моя мама взяла щенка, освободив его из плена сильной руки. – Сколько с нас?

– Ну если за этих мне дают по десятке, то за этого, рублей пять возьму.

– Этот не хуже других, – прижав щенка одной рукой к себе, мама вынула из кармана десятирублевую банкноту и отдала её хозяину щенка. – Вот возьмите и спасибо.

Она тут же взяла меня за руку и быстрым шагом пошла из ограды на улицу. По движениям и взгляду мамы я понял, что она была недовольна этим человеком. Но почему именно я не совсем понимал.

Придя домой, мама попросила меня подержать щенка. Я взял в руки теплый комочек и стал рассматривать его блестящие глазки, маленькие ушки, носик и хвостик. Он мне показался самым милым созданием на свете. Найдя большую картонную коробку, мама положила туда солому. Рядом поставила блюдце с подогретым на плите молоком.

– А теперь давай покормим нашего питомца, – радостно сказала мама. – Он родился самым маленьким. Другие щенки видимо его постоянно отталкивали от маминого молока, и он рос медленнее остальных. Ну ничего, мы его вырастим!

Она взяла щенка, поднесла его к блюдцу с молоком и аккуратно ткнула мордочкой в молоко. Щенок сначала фыркнул, заурчал и стал лакать молоко своим розовым язычком. Я подполз к щенку.

– Мама, смотри ест, ест! – радостно воскликнул я. – А как мы его назовем?

Мама подумала и сказала, что нужно придумать такую кличку, в которой есть шипящие и звонкие звуки, так животные лучше на них откликаются. Я никак не мог понять, что это за звуки такие.

– А давай назовем его Тришкой? – предложила она. – Можно его Тришкой или Тришей кликать, а когда и Трифоном величать!

– Давай! – охотно согласился я, погладив щенка. – Тришка, наш Тришка!

– Мама, а сосед сказал, что хотел утопить Тришку, это как?

– Знаешь, сынок, люди бывают иногда жестоки к животным, да и к другим людям тоже, – не сразу ответила мама. – Если бы мы не забрали нашего щенка, то он мог вскоре погибнуть. Сосед не стал бы его держать. Он бы бросил щенка в пруд, чтобы тот наглотался воды и утонул.

– Разве так можно, мама? – изумился я, едва удерживаясь, чтобы не разреветься. – Он же живой и такой милый! Мама, так нельзя делать!

– Сынок, в жизни много хорошего, но есть и плохое. И каждый человек должен бороться с плохим, чтобы всем было хорошо. Вот мы сегодня с тобой сделали очень хорошее дело. Мы спасли этого щенка от гибели, и тем самым мы сделали хорошо и ему, и себе. У нас появилась в доме собака, сторож. А у тебя появился новый друг.

После этих маминых слов я успокоился, взял на руки Тришку и прижался к маме. Она обняла меня и поцеловала в макушку. Правой рукой погладила нашего пёсика.

Вот так и появился у нас в доме Тришка. С этого момента дни напролет я не отходил от своего нового друга. За несколько недель щенок окреп. Я постоянно гладил его, наблюдал как он играет, бегает, грызет разные предметы. Щенок стал даже подавать голос. До этого он только мог урчать. Ко мне и маме пёс быстро привык. Он уже отзывался на свою кличку.

За лето щенок сильно подрос. Окрас у Тришки стал рыжевато-коричневого оттенка. Шерсть короткая и ровная по всему телу. Область вокруг глаз, носовая часть морды, щеки и подбородок были окрашены черным цветом. По спине, вдоль всего позвоночника, шерсть тоже была темная. Глазки вытянутые, по краям слегка заострены. Взгляд у пса был живой, умный и внимательный. Пасть у Тришки была черная. В чёрных дёснах сверкали белые крепкие зубы и трепетал розовый язык. Телосложение у него оказалось крепким, лапы мускулистые. Хвост широкий, с слегка загнутым кончиком.

Еще у моего пса была одна особенность. Тришка, заметив что-то новое для себя, приседал на задние лапы, приподнимал свои уши, и при этом начинал вертеть головой по оси своей морды. При этом кончик уха, который приближался к земле, выпрямлялся, а кончик другого уха падал. Поворачивая голову в обратную сторону, выпрямившийся кончик уха падал, а другой выпрямлялся.

Мне нравилась эта особенность в моем друге. Отойдя от него на несколько шагов, я начинал издавать ещё незнакомые для пса звуки: кряканье, шипение и цыканье. Тогда Тришка начинал усаживаться на задние лапы и внимательно следить за мной, присматриваться и крутить головой. Это вид пса сильно смешил меня. Расхохотавшись, я подзывал его к себе. Понимая, что со мной всё в порядке, пёс начинал улыбаться своей собачьей улыбкой и срываться с места. Быстро подбегая ко мне и проникновенно заглядывая в глаза.

– Все хорошо, Тришка, – обнимая пса, говорил я. – Это была всего лишь шутка!

Пёс вставал на задние лапы и доставал мордой до моего лица, лизал мне щёку. От этого я ещё больше заливался хохотом, а Тришка подпрыгивал, крутился и весело подвизгивал.

Мы часто проводили время на поляне возле нашего дома. Я убегал от пса, он догонял меня, мы с ним кувыркались на траве. Я громко хохотал, а Тришка звонко лаял, заливаясь восторгом. Устав от игр, я ложился траву и смотрел в небо. А мой пёс устраивался рядом. Он клал свою голову ко мне на живот и от удовольствия закрывал свои темно-карие глаза.

В конце лета мама соорудила из огромного деревянного ящика конуру для Тришки. Снаружи обтянула конуру рубероидом, чтобы дождь её не промочил. С внутренней стороны входа повесила плотную тряпицу, чтобы внутрь не задувал ветер. Новую конуру она поставила на место прежней, оставшейся от собаки бывших владельцев дома. По сравнению со старой, Тришкина конура казалась огромной. Я с легкостью мог пролезть внутрь конуры. Что я и сделал, когда её только установили. Маме это не понравилось, и она взяла с меня обещание, что я не буду залезать в конуру к Тришке. Я пообещал маме. Мы оба лежали на теплой соломе, вслушиваясь в звуки, доносившиеся с улицы, наше с дыхание и стук двух сердец.

Однажды, в один из тёплых осенних дней мы играли с Тришкой на нашей поляне перед домом. Вдруг появилась соседская курица. Пёс, навострив уши, встал в охотничью позу и с громким лаем бросился на курицу. Та, от неожиданности, с громким кудахтаньем понеслась к своему двору. Тришка вслед за ней. В несколько прыжков он догнал птицу и придавил её передними лапами к земле. Курица начала громко пищать и барахтаться под лапами пса. Тут показалась хозяйка курицы.

– Это что же такое творится? – вопила она на всю деревню. – Собак на цепи не держат, они всех куриц передавили. Куда хозяева смотрят? И людей искусать могут и скотину задрать. Это что же делается? Это что же за вредительство-то за такое?

Заслышав крики соседки, Тришка выпустил из лап курицу. Она с громким кудахтаньем скрылась во дворе. Сам же пёс, вслушиваясь в продолжающие крики соседки, присел на задние лапы и внимательно начал смотреть на неё, привычным образом вертя своей головой. Тут я подбежал к Тришке, обхватил его за шею и потащил в сторону нашего дома. Через несколько минут соседка пришла к маме жаловаться на нашего пса. Тришка почувствовал, что его обвиняют в чем-то плохом. Опустив свой хвост и склонив голову, он стал прижиматься к моей ноге. После ухода соседки, мама присела на лавочку и тихим голосом пояснила мне, что Тришка подрос и его нужно посадить на цепь.

– Мама, но он же не задавил курицу, – начал я оправдывать своего друга. – Он только хотел поиграть с ней. Ты же знаешь, Тришка добрый пёс. Ему будет плохо на цепи.

– Мы брали его для охраны, – пояснила со вздохом мама. – Мы его не привязывали, так как он был совсем маленьким. А сейчас Тришка вырос. Он уже не щенок. Люди пугаются взрослых собак. Ничего не поделаешь, сынок. В городе собаки на поводке и в наморднике гуляют. Такова жизнь.

Тришку посадили на цепь. Но когда мы с мамой уходили за деревню, всегда брали с собой нашего пса. Там, отстегнув его с поводка, давали ему вдоволь набегаться по просторам.

Однажды зимой, глубокой ночью мы с мамой услышали странный Тришкин лай с визгом. Мама вышла во двор посмотреть, что там случилось. Тришка крутился на цепи, подвизгивал и смотрел в сторону огорода. Мама решила, что в туда пробралась чужая собака. Подойдя к воротцам, мать увидела, что из предбанника соседской бани идет дым. Почуяв, неладное, мама побежала к соседке. Из-под крыши бани начал подниматься черный дым, а в окне появились языки пламени. Разбудив соседку, мама побежала к другим домам, звать на помощь.

Жители соседних домов быстро направились к месту пожара. Несколько мужчин пробрались к горящей бане, открыв дверь, они стали лопатами закидывать внутрь снег, пытаясь сбить пламя. Подоспевшие соседи с ведрами, наполненными водой, заливали огонь. Вскоре пожар удалось потушить.

Утром соседка пришла к нам.

– Я баню вчерась решила немного подтопить, чтобы наутро стирку завести, – поясняла соседка. – Видимо уголь из печи выкатился, и такая оказия вышла. Ну, спасибо, что спасли баню мою, предупредили о пожаре.

– О пожаре предупредил наш Тришка, – пояснила мама соседке. – Он необычно громко лаял и подвизгивал.

– Недавно за курицами моими бегал, а сейчас от пожара спас, – внимательно посмотрев на пса, сказала соседка. – Бывает же такое?!

Тришка, сидел на задних лапах и внимательно смотрел на людей, довольно высунув свой алый язык.

После ухода соседки мама подошла к Тришке и стала его гладить.

– Спасибо тебе, Трифон, – сказала мама. – Ты очень умный пёс.

С этого дня мама всегда называла нашего пса Трифоном. Я же по привычке продолжал звать его Тришкой.

Общение и игры с моим псом с окончанием лета и осени не прекращались. И зимой мы были не разлей вода. Катание с горок, рытье тоннелей и ходов в сугробах – все делали вместе. Еще одним моим любимым увлечением было катание на лыжах. Надев лыжи, я брал на поводке своего пса. Уходили мы с ним обычно по проложенному среди полей зимнику далеко от деревни, к ближайшему лесу. На опушке леса, держа в одной руке поводок, я разворачивался в сторону дома.

– Тришка, домой! – кричал я своему другу. И пёс с громким лаем увлекал меня за собой. Стоя на лыжах, я все быстрее разгонялся по ровной и хорошо накатанной дороге. Восторга от этого было немерено. Мы с моим другом радовались свежему ветру, бьющему в лицо, искрящемуся на ярком солнце снегу, синеве неба и бескрайним просторам.

Еще нам нравилось выходить на нашу заснеженную поляну и резвиться там, гоняясь друг за другом. Я бросал пригоршни пушистого снега в сторону Тришки, мой пёс с лаем ловко уворачивался от летящего в него снега. Потом он зарывал свою морду в снег и резким движением вверх поднимал в воздух тысячи снежинок, которые летели мне прямо в лицо. Всё это сопровождалось громким хохотом и озорным лаем. Тришка чувствовал мою радость всему, что нас окружало, был очень доволен этим.

Проводив зиму и весну, мы наслаждались летними солнечными днями. Часто ходили с псом на нашу речку Шайтанке и там плескались в тёплой воде. Я брызгался водой, мой пёс отскакивал от меня. Иногда он выжидал момент и резко прыгал в воду рядом со мной, поднимая вверх брызги воды. Наигравшись, я выходил из воды на берег и ложился на тёплую и мягкую траву. В этот момент Тришка, незаметно подкрадывался ко мне и с шумом начинал отряхивать со своей шерсти воду, брызгая во все стороны. Это было завершением наших водных забав. Потом мой друг снова отправлялся к воде и начинал ловить пескарей. Было любопытно наблюдать за ним. Зайдя в воду, пёс замирал на несколько минут, зорко смотря в воду. Заметив рыбу, он резко погружал в воду свою морду, делал несколько шагов и вытаскивал из воды пойманную им рыбу. Подняв свою морду вверх, он с хрустом съедал пойманную добычу. Вдоволь порыбачив, пёс подходил ко мне и устраивался рядом со мной, положив свою мокрую морду мне на грудь. Прикрыв свои глаза, он начинал мирно дремать.

С осени я начал ходить в школу, которая находилась в соседнем селе. До школы и обратно я ездил на автобусе. В школе у меня появились друзья. Но прогулки и игры с моим псом по-прежнему продолжались.

Как-то в конце зимы Тришка сорвался с цепи и на насколько дней убежал из дома. Такое бывало с ним и раньше. Уходил на несколько дней из дома. Часто возвращался домой весь потрепанный, а иногда и покусанный другими кобелями.

В этот раз Тишка не появлялся дома уже неделю. Мы с мамой начали сильно беспокоиться. Особенно мама стала переживать, когда узнала, что в соседнем селе отстреливали бродячих собак. Я стал успокаивать себя и маму, сказав ей, что на Тришке ошейник и издалека видно, что он домашний.

В один из дней, окончив учебу в школе, я с другими школьниками ехал на автобусе в сторону нашей деревни. Проезжая полем, мы увидели необычную картину. На краю заснеженного поля стоял УАЗик. А рядом с ним, на снегу, лежали трупы двух собак. В поле за тремя собаками мчался снегоход. На снегоходе ехали два мужчины. Сидевший позади управлявшего снегоходом, стрелял из винтовки в бегущих впереди них собак. После очередного громкого хлопка одна из убегающих собак замертво упала, зарывшись мордой в снег. Остальные две побежали в сторону деревни. Но вдруг один из псов, вернулся убитой собаке. В этом все я узнал своего Тришку. Некоторое время Тришка бегал вокруг погибшей собаки. Снегоход быстро приближался к нему. Пёс рванул в противоположную от деревни сторону, к лесу. Стрелки помчались за ним.

– Остановите автобус! – соскочив со своего места, я кричал на весь салон. – Там мою собаку стреляют, остановите!

Водитель только выругался и продолжил движение. Заехав в деревню, автобус притормозил на остановке. Я бросился в открытую дверь и побежал в обратном направлении. Мое сердце сжалось от боли. Дорога передо мной размывалась от слёз. Я запинался и падал, снова вставал и бежал. Вдали виднелся уезжающий с поля УАЗик. В поле не было ни души. Я подбежал к тому месту, где стоял автомобиль. На снегу было несколько темно-красных пятен. Направился туда, где застрелили собаку. Снова страшная отметина смерти на белом снегу, а вокруг несколько следов от обуви. Тут же были и следы собаки. Это были следы моего Тришки. Я побежал в сторону леса по следам своего пса, которые местами пропадали под следами снегохода.

– За ним гнались! – думал я, громко рыдая.

На опушке леса я потерял следы своего пса. Были только следы снегохода. Они петляли среди молодых сосен. Подбегая к одному из деревьев, я заметил на снегу брызги крови.

– Кровь моего Тришки! – вырвался крик изнутри меня. – Они его подстрелили!

Отчаянно рыдая, я снял рукавицу и начал трогать красный снег. Кровь ещё не успела застыть на снегу. Меня обуяло отчаяние. Подступивший к горлу ком не давал мне дышать, а слезы рекой текли по моим щекам.

– Нет, Триша, Триша, – упав на снег, я неистово закричал. – За что?!

Сколько я пролежал тогда на снегу не помню. Опомнился только, когда уже стемнело и в деревне зажглись фонари. Я брёл по снежному насту через всё поле, в сторону деревни. Навстречу шла мама.

– Мама, они нашего Тришку! – снова зарыдал я, бросившись в объятия мамы.

– Сыночек, пойдем домой, – успокаивала она. – Ты видел, как они его подстрелили?

– Нет, – захлебывался я слезами. – Только его кровь и следы.

– Трифон очень умный пёс, – сказала тихо мама. – Он не мог просто так сгинуть. Он обязательно вернется.

Мы зашли в дом. У дверей на полу стоял мой рюкзак, который принес кто-то из школьников. Мама предложила мне поесть. Но я отказался. Она тоже не стала ужинать. Уложила меня в кровать и села со мной рядом. Начала гладить меня по голове. Потом тихо перешла на свою кровать. В эту ночь я заснул тяжелым сном. А мама ранним утром сходила в соседнее село и выяснила, что отстрелом занимались охотники.

В этот же день она наняла машину и съездила в районный центр к охотникам. Вернувшись после обеда, она застала меня ещё спящим. Не снимая валенки, и верхнюю одежду, держа в руках шаль, мама склонилась надо мной. Она смотрела на меня и улыбалась.

– Я ездила к охотникам, – сказала мама, когда я открыл глаза. – Я видела трупы собак. Среди них нет Тришки. Он убежал от них!

– Убежал? – вскочил я с кровати и обнял маму. – Значит он жив! Мама, он жив! Наш Тришка жив!

Мама обняла меня, выронив из рук на пол свою шаль.

– Но, где же он тогда? – спросил я.

Я накинул на себя пальто и шапку, сунул ноги в валенки и выбежал из избы. Заглянул в конуру, там было пусто. Рядом лежала цепь. Вышел на улицу. Никого не было. Я тщетно всматривался в поля. Вернулся грустным в дом. Мама настояла, чтобы я поел. Мы пообедали. После чего я оделся потеплее и снова вышел во двор. Чтобы занять себя делом я начал разгребать дорожки от снега, закидывать снегом завалину дома и бани, носить воду в баню. Я не знал, что ещё сделать, чтобы время шло быстрее. Делая домашние дела, постоянно глядел в сторону полей. Поля были безжизненной пусты. Меня одолевало отчаяние, и мне хотелось снова рыдать. Но надежда, которую дала мне мама была сильнее.