Тени дома с башенкой

Ольга, соседка, сразу вызвала полицию и скорую – другое дело, что сколько они будут добираться до Неприновки, было неизвестно. А позвонив в экстренные службы, Ольга слегла, жалуясь на сердце. Это обстоятельство и растревожило Марью Власьевну.

Покончив с кофе, Римма Борисовна оделась и женщины отправились нести дежурство возле многострадальной Ольги.

– Понимаешь, бабе Вере-то все одно, когда скорая с полицией приедет – а с Ольгой что делать, если прихватит, – причитала торопливо шагавшая впереди Мария Власьевна.

У Риммы Борисовны пока не было ответа на этот вопрос, но в одном она была уверена точно – лучше до этого не доводить.

Первым, кого она увидела у аккуратного домика, забором отделенного от участка бедной бабы Веры, был, конечно, Сергей Петрович. Полноватый мужчина переминался у открытой калитки с ноги на ногу – в одной руке удочки и сачок, в другой – старомодное металлическое ведро. Из дома доносились взволнованные женские голоса и оханье. Было видно, что Сергею Петровичу было слишком интересно, чтобы уйти, но слишком страшно, чтобы войти. Увидев подходивших к нему женщин, он возликовал.

– Беда-то какая! Я с рыбалки шел, а тут такие новости. Как же оно так вышло?

Римме Борисовне сказать на это было нечего, а Мария Власьевна, даже в таком состоянии, была женщиной слишком деятельной, чтобы тратить время на сантименты.

– Не говори, не говори, ужас какой, – деловито проборомотала она, успокаивающе дотронувшись до его руки, прежде чем скрыться в калитке. Римма Борисовна быстро последовала за ней, оставив Сергея Петровича вздыхать снаружи в одиночестве.

Впрочем, заходя в дом, она слышала, как он снова начал расстроенно причитать, видимо, найдя себе новую жертву среди прохожих.

В комнате сильно пахло лекарствами. На металлической кровати за печкой полулежала худощавая женщина лет 50 – Римма Борисовна вспомнила ее по застолью у Сергея Петровича. Это она первой взяла в руки подаренную ему книгу. Рядом охали еще две жительницы Неприновки.

– Олечка, милая, как ты тут? – ринулась к ней Мария Власьевна. И женщина, словно ждала сигнала, снова заплакала навзрыд. За ней заголосили и остальные.

Как раз в этот момент у тротуара неуклюже приткнулась белая буханка «скорой», а следом за ней и «уазик» полицейских. Ольга сделала слабое движение, собираясь подняться, но Римма Борисовна жестом ее остановила.

– Не надо тебе туда ходить, – она твердо посмотрела на Марью Власьевну. – Будьте здесь, я их встречу.

Хотя Римма Борисовна и старалась сохранить присутствие духа, видеть тело пожилой женщины, с которой она только вчера так спокойно разговаривала, ей не хотелось. Поэтому она показала медикам на участок, коротко объяснила, что случилось, а сама осталась стоять около забора. Слышно было, как в глубине двора душераздирающе блеяла коза – в этом звуке было столько боли и отчаяния, что могло показаться, что коза поняла, что происходит и теперь оплакивала хозяйку.

Вскоре, однако, из дверей дома бабы Веры выглянул молодой парень в форме, представившийся участковым, окликнул ее, и Римма Борисовна нехотя вошла в дом. Покосившееся деревянное крыльцо теперь выглядело как-то по-новому: кто бы мог подумать, что оно станет причиной смерти? Осторожно ступая и отчаянно стараясь не смотреть на стоящие на земле накрытые носилки, на которых угадывался силуэт человеческого тела, Римма Борисовна поднялась в дом. Полная женщина-медик с короткой мужской стрижкой заполняла какие-то документы, пристроившись у старенького телевизора. Рядом с ней стоял юный участковый, на щеках которого распускался нервический румянец – возможно, он привык к таким происшествиям не больше, чем Марья Васильевна.

– Кто обнаружил? – коротко спросил он.

– Соседка, пришла утром помогать, – сказала Римма Борисовна, для ясности мотнув головой куда-то вправо, где сейчас ждала их Ольга. Участковый кивнул – скорее всего, это был самый ожидаемый ответ.

– Умершая одна жила? Родственники были?

– Здесь одна, а так-то – я не знаю, – растерянно протянула Римма Борисовна. – Вам лучше поговорить с соседями, они вас ждут.

Парень кивнул и подождал, пока медик закончит с документами. Затем, сжимая под мышкой черную казенную папку, прошел к выходу. Римма Борисовна замешкалась, осматривая опустевшую теперь комнату. Что-то в ней вдруг показалось странным.

Участковый нетерпеливо кашлянул и она поспешила вслед за ним на выход. Уже на улице, когда он аккуратно прикрыл дверь, а водитель и фельдшер подняли носилки и понесли к машине, она поняла, что ее насторожило: школьные фотографии, висевшие на стене еще вчера, – их не было!

Следующие полчаса участковый записывал показания Ольги и других свидетельниц, продираясь сквозь слезы и периодические причитания. Так Римма Борисовна, все это время скромно просидевшая на стуле, узнала, что родственников поблизости у бабы Веры не было – был сын, но он давно уже жил в Москве. Тут разговор плавно свернул в сторону того, как сообщить ему печальное известия. Ольга дрожащими руками полезла в телефон в поисках нужного контакта, Мария Власьевна успокаивающе поглаживала ее по спине, другие женщины просто охали.

Римма Борисовна сидела, погрузившись в свои мысли, – если сын не мог внезапно заскочить к маме и неожиданно забрать фотографии (хотя зачем бы ему это делать?), куда они могли подеваться меньше, чем за сутки? Если только хозяйка сама затеяла перестановку, решила освежить комнату и спрятала старые снимки. Но Римма Борисовна сама видела, что старушка почти не ходила – лишь пару раз в день выглядывала к козе, да и то весь путь держась за стеночку. А с ее согбенной спиной дотянуться до снимков даже в низкой комнате крестьянского дома она могла, лишь встав на что-то. Конечно, она могла попросить, например, Ольгу, но та только что рассказала участковому, что последний раз видела старушку накануне утром. Римме Борисовне даже пришлось ответить на несколько вопросов, поскольку выяснилось, что она последний раз видела ее живой. Все это было очень странно.