Черные рифы

- -
- 100%
- +

Часть первая. Глава 1. Сан-Фернандо
…Великий океан отдыхал после ночного шторма. Его уставшие волны неторопливо скользили в своем монотонном, непрерывном танце. Начинался новый день. Взошедшее над горизонтом солнце беспощадно уничтожило хрупкую утреннюю прохладу и воцарилось на небосклоне единственным полновластным владыкой.
Дэвид очнулся от прикосновения жарких лучей. Они скользили по его лицу ослепительными как пламя языками. Открыв глаза, он увидел над собой бездонную синеву тропического неба. Раскаленный диск солнца обжигал землю тяжелым дыханием зноя.
Приподнявшись на локте, Дэвид огляделся вокруг: он лежал на песке на берегу маленькой бухты, окруженной отвесными скалами. В шагах тридцати от него шумел океан, а с другой стороны, за песчаной береговой полосой, начинались густые тропические заросли – хаотичное сплетение раскидистых деревьев, колючего кустарника и цепких лиан. Эти заросли тянулись до самого горизонта, где темнели высокие холмы, заросшие непроходимым, вечнозеленым лесом.
Неприятный шум в голове мешал Дэвиду сориентироваться во времени и пространстве. Он не понимал, где находится, но не сомневался, что этот берег, эти заросли и холмы он видит в первый раз.
Собравшись с мыслями, Дэвид попытался сбросить странное состояние полусна, не разделяющее реальность с видениями помутненного рассудка. Сознание постепенно прояснялось, и в памяти начали восстанавливаться события, которые забросили его на этот незнакомый, пустынный берег.
…Жаркий, очень жаркий день. “Кастилия” – корабль Дэвида – дрейфует на застывшей в безветрии океанской глади. Кажется, штиль никогда не кончится, но вот на горизонте появляются серые облака – первые предвестники грядущей непогоды, и паруса наполняются свежим бризом. “Кастилия” легко рассекает волны, преследуя корабль испанского адмирала де Альяриса.
Жестокий морской бой решает спор давних врагов. Корабль адмирала захвачен Дэвидом, и огненно-золотистый флаг Испании падает к ногам победителя.
Красивое лицо де Альяриса покрыто смертельной бледностью. Гордый кастилец склоняет голову, чтобы скрыть терзающий его стыд, и, наверное, именно в это ужасное, унизительное мгновение у него рождается план отчаянного самопожертвования.
Опьяненный победой, в порыве легкомысленного великодушия, Дэвид оставляет адмирала без охраны, не ведая, что сам помогает своему врагу осуществить жестокую месть. Адмирал побежден, но не покорен. Пока он жив, он будет бороться и мстить ненавистному англичанину за свое попранное достоинство, за свою оскорбленную гордость, и, прежде чем Дэвид успевает ему помешать, пистолетный выстрел взрывает порох на орудийной палубе “Кастилии”, обрекая корабль на неминуемую гибель.
Палуба содрогается под ногами Дэвида, над морем проносится громовой раскат, и в небо взметается ослепительный огненный шквал. Сильный удар отбрасывает Дэвида в какую-то черную бездну, и холодные объятия штормового океана тянут его в гигантский водоворот…
Потом он, кажется, плыл, борясь с безумным натиском волн, плыл, теряя последние силы и всякую надежду на спасение…
На этом воспоминания Дэвида обрывались. Он не помнил, как добрался до берега, но этот берег, очевидно, был островом Сан-Фернандо, скалы которого Дэвид заметил в туманной дымке за несколько минут до того, как адмирал де Альярис взорвал корабль.
Дэвиду не понадобилось много времени, чтобы осмыслить свое положение. Сан-Фернандо был маленьким, необитаемым островком, зачастую не отмеченным на морских картах. Сюда никогда не заходили корабли, разве что сильный шторм мог загнать в одну из его укромных бухт какое-нибудь судно. Такой случай можно было ждать очень долго – недели, месяцы, годы, а, может быть, и всю жизнь.
“Всю жизнь!” Дэвид содрогнулся от этой мысли, представив себе бесконечное, безнадежное ожидание.
Ему было тридцать два года – возраст, когда силы еще не ушедшей молодости и опыт прожитых лет помогают осуществить самые смелые, самые честолюбивые мечты. И Дэвид с ужасом подумал о том, что, возможно, он обречен провести на Сан-Фернандо все свои молодые годы, если ему вообще суждено выжить среди дикой природы. Может быть, он и вырвется из этого плена, но вырвется одичавшим, безумным стариком, когда ни слава, ни власть, ни любовь женщин уже не будут волновать его окаменевшее сердце.
Словно мираж, порожденный мечтами измученного путника, перед глазами Дэвида возник образ женщины, которую он любил. Образ Габриэль де Граммон вновь завладел его мыслями и чувствами, и он как наяву увидел ее удивительные глаза – цвета просвеченной солнцем морской волны. Никогда ни у кого не встречал он таких глаз. Глубокие, серьезные и нежные они светились трепетной любовью, не признающей обмана и лжи, а он предал ее любовь, разменял на жестокое самолюбие и бесчувственную гордость. Все обвинения и упреки, которые он безжалостно бросил Габриэль в тот злосчастный день в Лондоне, казались ему теперь несправедливыми и ничтожными, каждое сказанное ей тогда слово вызывало в нем сегодня мучительный стыд.
Если бы он мог хотя бы единственный раз вновь увидеть Габриэль и вымолить у нее прощение! Он, не раздумывая, отдал бы свою жизнь, чтобы залечить ее исстрадавшееся сердце. Но Габриэль была очень далеко, в том далеком мире, куда ему не суждено вернуться. Никогда!
Хладнокровие и выдержка покинули Дэвида. Им овладело опасное, безнадежное отчаяние. Ему захотелось лечь на теплый песок, уснуть и никогда больше не проснуться. Смерть казалась счастливым избавлением от мрачного будущего, которое его ждало.
Он сел на большой камень почти у самой воды и погрузился в состояние бессмысленной отрешенности. Он не заметил, как просидел так около часа, ни о чем не думая и не чувствуя ничего, кроме ноющей тоски. Палящее солнце медленно, но неуклонно двигалось к зениту. Становилось невыносимо жарко.
Раскаленное дыхание зноя вернуло Дэвида в реальность. Он очнулся от своего оцепенения и ощутил чувство стыда за унизительное малодушие и не мужскую слабость. Не для того судьба столько раз вырывала его из рук неминуемой смерти, чтобы он закончил свои дни на этом забытом Богом и людьми островке.
Дэвид подошел к воде и посмотрел на бескрайний простор. Морские птицы с веселыми криками резвились над волнами. В брызгах прибоя вспыхивала яркими бликами разноцветная радуга. Великий океан дышал свободой и надеждой.
– Нет! Я выберусь отсюда! – как заклинание произнес Дэвид. – На Сан-Фернандо придет корабль, обязательно придет, и я покину остров раньше, чем мир забудет имя Дэвида Рутерфорда!
В его памяти всплыли многочисленные истории о моряках, попавших на необитаемые острова, которым удалось не только выжить, но и вернуться к людям. Они выжили, потому что надеялись и умели ждать. А Дэвид умел ждать. Он призвал на помощь все свое мужество и принял брошенный ему вызов судьбы.
Прежде всего он решил заняться поиском источника пресной воды и места для ночлега. Таким местом для начала могли бы стать пещера или грот в скалах поблизости от холмов.
Обойдя зубчатообразный каменный утес, Дэвид спустился к морю и пошел вдоль отвесных скал по узкой песчаной отмели. Местами скалы подступали к воде так близко, что набегающие волны мощного прибоя окатывали Дэвида до самой головы, угрожая сбить его с ног и швырнуть на острые камни. Но через полмили скалы кончились, и Дэвид вышел на широкий берег, покрытый золотистым песком, вдоль которого плотной стеной тянулся густой тропический лес.
Неожиданно у Дэвида появилось странное ощущение, что за каждым его шагом неотступно следит чей-то пристальный взгляд. Дэвид замер, вслушался в голоса острова, внимательно всмотрелся в изумрудную зелень зарослей – никого! Только величественное спокойствие дикой природы.
И вдруг, оглянувшись на скалы, он увидел человека. Человек лежал у подножия скал, за косым каменным выступом, поэтому Дэвид и не заметил его раньше, когда проходил мимо скалистой гряды. Подойдя поближе, он сразу узнал его – это был Мэтт Керри, рулевой с “Кастилии”. Дэвид вспомнил, что Мэтт стоял у штурвала в тот момент, когда корабль взлетел на воздух. Мэтт был мертв. Вероятно, он утонул, не доплыв до острова, и штормовые волны выбросили его на берег.
Дэвид не знал, что ему делать с безжизненным телом. Оставить Мэтта на берегу на растерзание диким птицам он не мог, но и вырыть могилу было нечем. Тогда Дэвиду пришла мысль засыпать тело камнями. Он оттащил Мэтта подальше от воды, туда, где его не достали бы волны прилива, и начал собирать разбросанные у скал камни. Вскоре на берегу вырос невысокий каменный холм, надежно укрыв тело рулевого Кэрри.
Положив последний камень, Дэвид прошептал про себя слова позабытой молитвы. До этого момента он не чувствовал страха. Им попеременно владели отчаяние, тоска, растерянность, но не страх. Но сейчас ему стало страшно, словно в образе погибшего моряка к нему явилась сама смерть, предупреждая о его собственном скором конце. Его сердце сдавил суеверный ужас – ужас человека, заживо погребенного в сыром могильном склепе.
Тревожно оглядываясь на заросли, будто от них исходила неведомая опасность, Дэвид продолжил свой путь по берегу. Вскоре он наткнулся на обгоревший кусок корабельного планшира, и у него мелькнула надежда, что, возможно, еще кому-то из его команды удалось спастись с помощью этого деревянного обломка. Дэвид отдал бы несколько лет своей жизни, чтобы встретить здесь хоть одно знакомое лицо, но на берегу никого не было: только кое-где на песке чернели огромные валуны, похожие на перевернутые рыбацкие лодки.
У одного из валунов в порывах ветра мелькало странное белое пятно. Вначале Дэвид принял его за крыло погибшей морской птицы, припорошенной песчаной пылью, но когда он подошел поближе к камню, то понял, что ошибся. Странное белое пятно превратилось в порванный клочок фламандских кружев, и в солнечных лучах блеснул золотой позумент черного дворянского камзола.
Дэвид замер, потрясенный неожиданностью, в которую отказывался верить его разум: перед ним на песке лежал адмирал де Альярис! Человек, погубивший его корабль, продолжал преследовать его и на этом затерянном в океане острове, словно призрак, неудовлетворенный своей жестокой местью. Он преследовал его, как неотвратимый рок.
Дэвид приблизился к адмиралу и склонился над ним: адмирал не подавал никаких признаков жизни. Вокруг его головы на песке темнело большое кровавое пятно, чуть выше правого виска зияла рана, на правой щеке виднелся тонкий след от ожога. Дэвид коснулся его неподвижной руки и вздрогнул, ощутив неприятный, смертельный холод.
Несмотря на жестокую ненависть к де Альярису, которая бушевала в сердце Дэвида, бесславный конец доблестного адмирала разбудил в нем чувство невольного сострадания. Этот человек любил его сестру и был ее единственной настоящей любовью. И, глядя на безжизненное бледное лицо испанца, Дэвид подумал о том, что его смерть, возможно, навсегда лишит Делию счастья большой взаимной любви.
– Вы совершили ужасную ошибку, дон Роберто! – с сожалением прошептал Дэвид. – Ужасную ошибку!
Словно в ответ на его слова раздался тихий вздох. Дэвид отшатнулся от адмирала в каком-то суеверном ужасе, но тут же взял себя в руки и вновь склонился над испанцем. Положив руку ему на грудь, он уловил слабое биение сердца: адмирал де Альярис был жив!
– Дон Роберто! – позвал Дэвид, осторожно похлопывая его по щекам. – Сеньор адмирал!
Дон Роберто не ответил.
Дэвид побежал к морю, зачерпнул в ладони воду и побрызгал на лицо адмирала, но и это не привело де Альяриса в сознание.
Какую бы ненависть ни испытывал Дэвид к испанцу, совесть не позволяла ему бросить его на произвол судьбы и равнодушно наблюдать, как он умирает. Оторвав кусок от своей рубашки, Дэвид перевязал адмиралу голову, положил его в тень, падающую от валуна, а сам пошел к скалам. Он вспомнил, что, проходя мимо них, заметил там широкую расщелину, которая могла бы на время послужить укрытием от ветров и дождей.
Дэвид легко разыскал расщелину и вошел внутрь. Через несколько шагов узкий каменный коридор расширился и привел Дэвида в небольшую пещеру, освещенную тусклым светом, проникающим через трещину в скале. Внимательно осмотрев пещеру, Дэвид решил, что лучшего места, куда бы он мог перенести тяжело раненного адмирала, ему поблизости не найти. Он расчистил от камней припорошенный песком каменный пол и вернулся к дону Роберто. Испанец по-прежнему был без сознания. Дэвид попытался осторожно приподнять его, но на белой повязке, закрывавшей рану, сразу же растеклось кровавое пятно. Дэвид опустил адмирала на песок и стал думать, как бы перенести его в пещеру, не причинив ему вреда.
– Эй, приятель! Тебе нужна помощь? – раздался вдруг возглас на английском языке.
Дэвид оглянулся и мгновенно вскочил на ноги: из-за скал к нему направлялись трое мужчин, вооруженные мушкетами и охотничьими ножами. Дэвиду хватило беглого взгляда, чтобы узнать в них моряков английского военного флота, но, увы, моряков бывших. Одежда у них была грязной и поношенной, словно у нищих бродяг из лондонских трущоб. Ни один капитан королевского флота не потерпел бы в своей команде таких оборванцев, и Дэвид понял, что эти люди уже давно не ступали на палубу корабля. Вероятно, они были такими же узниками острова, как и он сам, попавшие на Сан-Фернандо не по собственной воле.
– Да, мне нужна помощь, – ответил он, стараясь казаться совершенно спокойным и уверенным в себе, хотя новоявленное общество не внушало ему особого доверия. – Мой друг тяжело ранен. – Произнеся эти слова, Дэвид сам удивился, с какой легкостью он назвал адмирала де Альяриса своим другом.
Незнакомцы подошли к Дэвиду и окружили его, отрезав все пути к отступлению, хотя он и не собирался никуда бежать.
– Как вас сюда занесло? – спросил высокий, широкоплечий парень, судя по его властному тону, главарь компании.
– Мы потерпели крушение вчера вечером в нескольких милях от острова, – ответил Дэвид, рассматривая лица окружавших его мужчин. Они казались ему грубыми и равнодушно-жестокими, как у наемников. Самому старшему из незнакомцев вряд ли было больше тридцати пяти лет, но неопрятные бороды и потрепанная одежда прибавляли им еще лет по десять.
– С какого вы корабля? – поинтересовался высокий незнакомец.
– С английской торговой шхуны, – солгал Дэвид, надеясь, что у сомнительной компании нет счетов с моряками торгового флота.
– Значит, с торговой шхуны? – недоверчиво переспросил высокий парень.
– Да, – уверенно подтвердил Дэвид.
– А, по-моему, он врет, Гил, – вмешался низкорослый, щуплый малый с хитрым взглядом черных, как смоль, глаз. – Не похож он на моряка торговой шхуны. От него за милю несет королевским офицером.
– Я не королевский офицер, – возразил Дэвид, поняв, по тону парня, что он и его друзья не питают особой любви к офицерским чинам королевского флота.
Высокий молодчик по имени Гилберт криво усмехнулся.
– Не лги нам, парень, – проговорил он, глядя на Дэвида, как на вражеского лазутчика. – Мы не потерпим, чтобы по нашему острову расхаживал тот, кто нам не нравится.
– По вашему острову? – с иронией переспросил Дэвид. – А я всегда думал, что Сан-Фернандо никому не принадлежит.
– Выходит, ошибался.
– И с каких это пор вы предъявили на остров свои права?
– С того дня, когда один мерзавец в офицерском мундире высадил нас здесь с фрегата подыхать, как собак, – ответил Гилберт.
– Неудавшийся бунт на корабле? – спросил Дэвид.
– Да, бунт, – вызывающим тоном подтвердил Гилберт.
– И чем же вам не угодили корабельные порядки?
– Тем, что мало платили.
– Вот как? – усмехнулся Дэвид. – Любопытно, каким способом вы рассчитывали повысить себе жалованье?
– А в море есть только один способ разбогатеть, – ответил Гилберт.
– Пиратство?
– Догадливый парень!
– Тогда вам еще повезло, что капитан высадил вас на Сан-Фернандо, а не отправил в Англию в кандалах, – заметил Дэвид.
– Нам, может, и повезло, а вот повезло ли тебе, что ты попал к нам на остров, это еще вопрос, – сказал Гилберт, не скрывая угрозы.
– Я не служу в королевском флоте и не должен расплачиваться за грехи капитана, который высадил вас на острове.
– Не принимай нас за болванов, парень, – проговорил Гилберт. – Мы не слепые и видели, как вчера в нескольких милях от берега взлетел на воздух корабль. Зарево осветило все вокруг на много миль. Это взорвался боевой корабль, набитый порохом и ядрами, а не торговая лоханка, груженная всяким барахлом.
– Я не говорил вам, что мой корабль взорвался.
– Посмотри на своего приятеля: на его руках ожоги, а рубашка почернела от копоти.
Дэвид понял, что ему не удастся обмануть компанию неудачливых бунтовщиков. Впрочем, теперь, когда он узнал, с кем имеет дело, в его обмане больше не было смысла. Гилберт и его сообщники почли бы за честь принять в свою преступную шайку знаменитого капера. Главное, чтобы они ему поверили.
– Да, я солгал вам, – признался Дэвид. – Я не моряк торгового флота, я капитан капера, капитан Дэвид Флеминг.
– Дэвид Флеминг? – изумленно переспросил Гилберт. – Французский капер?
– Да, – кивнул молодой человек. – Тот корабль, что взорвался вчера у острова, был моим кораблем.
Гилберт и его приятели растерянно переглянулись.
– Но как могло случиться, что ваш корабль взорвался? – спросил Гилберт.
– Его взорвал пленный испанский офицер, который находился на борту, – ответил Дэвид.
– Он погиб? – поинтересовался Гилберт.
– Наверное, – сказал Дэвид. – Я думаю, что он и не надеялся остаться в живых. Его поражение было для него слишком тяжелым ударом. Меня же и моего друга отбросило взрывной волной в море.
– Почему вы сразу не сказали нам, что вы – капитан Дэвид Флеминг? – спросил Гилберт изменившимся, почтительным тоном.
– Потому что я не знал, кто вы такие. На свете есть немало людей, которые относятся к каперам не лучше, чем вы к офицерам королевского флота.
– Это верно, – согласился Гилберт.
– А если он снова нас обманул? – вмешался низкорослый парень. – Если он только выдает себя за капитана Дэвида Флеминга?
– Да, у меня нет никаких доказательств моих слов, – ответил Дэвид. – Решайте сами, верить мне или нет.
– Заткнись, Нол, – прервал его Гилберт. – Все, что рассказал этот джентльмен, похоже на правду. Но, чтобы положить конец спорам, давай спросим Дика Баркли.
– Дика Баркли? – воскликнул Нол. – Почему Дика?
– До того, как попасть к нам на фрегат, он несколько лет прослужил в береговой охране Порт-Ройяля. Вы стояли в Порт-Ройяле, капитан?
– Я прожил там почти пять лет, – ответил Дэвид.
– Возможно, Дик вас узнает.
– А кто такой Дик? – спросил Дэвид.
– Наш друг.
– Так вас здесь целая команда?
– Нас пятеро, – ответил Гилберт. – Двое наших друзей ждут нас в нашем жилище.
– Тогда ведите меня к вашему Дику и кончим этот бесцельный спор, – сказал Дэвид. – Если он действительно служил в Порт-Ройяле, он меня узнает. И помогите мне перенести моего друга. Я не оставлю его на берегу.
Гилберт кивнул в знак согласия и послал Нола к зарослям срезать два небольших деревца, чтобы соорудить носилки для дона Роберто. Когда Нол вернулся, Гилберт размотал веревку, висевшую у него на поясе, и ловко обкрутил ею деревце, смастерив нечто вроде сетки. На эти импровизированные носилки и положили дона Роберто.
В глубь острова шла узкая тропа, петлявшая среди густого леса. Деревья сплетались над ней плотной завесой, почти не пропускавшей солнечный свет.
– Сколько же времени вы провели на этом острове? – поинтересовался Дэвид у Гилберта.
– А какое сегодня число? – спросил Гилберт.
– Третье марта.
– 1662 года?
– Да.
– Значит, мы торчим здесь год и десять месяцев.
– Почти два года! – с отчаянием прошептал Дэвид.
– Да вы не переживайте, капитан, – произнес Гилберт. – Мы сначала тоже чуть не сошли с ума, но ничего, постепенно привыкли. Живы, и слава Богу.
– И за это время у вас не было ни одной возможности выбраться отсюда?
– Не было. Один раз приставал к этим берегам испанский галеон, заходил за пресной водой. Но вы сами понимаете, что проситься к испанцам или на английский военный корабль – это все равно, что самому надеть себе петлю на шею.
– Один корабль за два года?
– А ты, приятель, думал, что здесь марсельский порт? – с ехидной фамильярностью спросил Нол.
Дэвид не удостоил его ответом и снова обратился к Гилберту.
– На что же вы надеетесь? – спросил он.
– Может быть, нам еще повезет и сюда зайдет какое-нибудь голландское или французское судно.
– А если не зайдет?
– Тогда мы все здесь и подохнем, – со спокойствием философа заключил Гилберт.
Вскоре заросли начали редеть, и тропа вывела путников в зеленую долину, зажатую отвесными склонами холмов. Где-то вдали шумела горная речка и слышался глухой рокот водопада.
Долину пересекала полуобвалившаяся каменная стена, за которой виднелось одноэтажное каменное строение, похожее на конюшню. Большая часть строения была совершенно разрушена, превратившись в груду бесформенных камней, в уцелевших стенах зияли широкие трещины.
– Что это за развалины? – спросил Дэвид.
– Бывшая испанская тюрьма, – ответил Гилберт. – Испанцы ссылали сюда преступников, приговоренных к пожизненной каторге. Они работали в каменоломне в двух милях отсюда. Разве вы не слышали об этом?
– Нет, – ответил Дэвид.
– Лет тридцать назад тюрьму разрушило землетрясение, и испанцы не стали ее больше восстанавливать.
– Вы живете в этих руинах? – поморщился Дэвид.
– А что – не нравится? – ухмыльнулся Нол.
– Мрачное место.
– Извини, приятель, но королевских дворцов на Сан-Фернандо нет, – съязвил Нол.
Когда Дэвид подошел к строению поближе, то увидев, что его правое крыло сохранилось почти в целости и было вполне пригодно для жилья, если только можно считать пригодным для жилья тюремный барак. Сорванную ураганом крышу новые обитатели барака заменили толстым тростниковым настилом, трещины в стенах закрыли самодельными циновками, а вместо двери приспособили крышку огромного стола, стоявшего, вероятно, в караульном помещении.
У двери, прямо на траве, дремал черноволосый, смуглый как индеец парень. Услышав шаги, он лениво потянулся и открыл глаза. Безразличное состояние полусна, владевшее им еще мгновение назад, сменилось испуганным удивлением.
– Это кого вы сюда притащили? – спросил он своих товарищей, глядя на Дэвида, как на смертельную угрозу.
– Они с того корабля, что взлетел на воздух вчера вечером, – ответил Гилберт.
– Странно, – произнес парень. – Я думал, что на том корабле никто не спасся.
– Как видишь, эти двое спаслись.
– А кто они такие?
– Кто они такие? – усмехнулся Нол. – Это мы хотели спросить у тебя.
– У меня? – удивился парень.
– Да. Тебе знаком этот джентльмен? – Гилберт указал на Дэвида.
Дэвид понял, что смуглый островитянин и есть тот самый Ричард Баркли, который некогда служил в Порт-Ройяле. Ричард подошел к Дэвиду, внимательно всмотрелся в его лицо, покрытое царапинами и ссадинами, перевел озадаченный взгляд на его рубашку, перепачканную несмываемой пороховой копотью, и снова посмотрел на его лицо.
– Черт возьми! – воскликнул он. – В это трудно поверить! Но … но это же капитан Дэвид Флеминг!
– Ты уверен? – переспросил Нол.
– Ну да, уверен! Конечно же, уверен! – ответил Ричард. – Вы помните меня, капитан? Я – Дик Баркли, служил в береговой охране Порт-Ройяля четыре года назад!
– Нет, не помню, – откровенно признался Дэвид.
– Кто ты такой, Дик, мы и так знаем, – вмешался Гилберт. – Главное – что ты узнал капитана. Простите, сэр, что мы не поверили вам сразу, – обратился он к Дэвиду.
– Хорошо, – снисходительно кивнул Дэвид, – не будем вспоминать о нашем неприятном разговоре.
– Капитан, мы почтем за честь, если вы согласитесь остаться с нами, – предложил Гилберт. – На этом острове нам лучше держаться всем вместе. Мало ли что может случиться.
– Но эти развалины слишком далеко от берега, – заметил Дэвид. – Как же вы наблюдаете за морем и проходящими кораблями?
– Мы по очереди несем вахту вон на том холме, – Гилберт указал на самую высокую вершину, горделиво возвышавшуюся над островом. – Оттуда, как на ладони, просматривается все побережье Сан-Фернандо и океан миль на двадцать в ясную погоду. Там сейчас дежурит Джек Шарп. Так что будьте уверены, капитан, ни один корабль не проскочит мимо острова незамеченным.
– Ну что же, я принимаю ваше приглашение, – ответил Дэвид таким тоном, словно делал одолжение.
Он понял, что попал в общество людей жестоких и подлых. Но для этих негодяев он был героем, стоящим на высшей ступени иерархии того мира грубой силы и наживы, куда они безуспешно пытались попасть, подняв бунт на военном корабле. И Дэвид поспешил занять место “правителя” крохотной колонии, которое отдали ему преступные обитатели Сан-Фернандо в порыве низменного восторга. Он посмотрел на них так, будто они были членами его команды, дав понять, что и на этом острове он остается властным капитаном, и вошел в дом, где ему предстояло теперь жить.




