Черные рифы

- -
- 100%
- +
Внутри жилище мятежных матросов оказалось не таким уж мрачным, как предполагал Дэвид, глядя снаружи на полуразрушенное строение. Уцелевшая часть тюрьмы служила прежде караульным помещением. Это была большая, светлая комната, освещенная ярким солнечным светом, проникающим через четыре окна. Плетеная тростниковая перегородка разделяла комнату на две равные половины. В одной из них стоял длинный деревянный стол, три табурета и два пня, выполнявших роль стульев, в другой половине единственной мебелью был ящик из-под пушечных ядер. Кроватями обитателям жилища служили тростниковые циновки, покрытые шкурами диких коз, которые в изобилии водились на Сан-Фернандо. Несколько шкур висели на стенах, прикрывая трещины, оставленные землетрясением.
Гилберт и Ричард предложили Дэвиду самому выбрать место, где он хотел бы расположиться. Дэвид попросил их передвинуть тростниковую перегородку и отделить для него и дона Роберто небольшую часть комнаты, чтобы никто не беспокоил раненого адмирала. Его просьба была немедленно исполнена, как приказ капитана на военном корабле.
Дон Роберто не приходил в себя, не бредил, и только слабое дыхание напоминало о том, что он еще жив. Дэвид заново перевязал ему рану на голове, которая казалась почти безнадежной, и положился на судьбу. Сейчас он больше ничем не мог ему помочь.
– Если ваш друг оправится от такой раны, это будет настоящее чудо, – сказал Гилберт, глядя на дона Роберто взглядом бывалого солдата, повидавшего на своем веку немало ран и смертей.
– Да, – согласился Дэвид. – Он очень плох.
– Ваш друг тоже англичанин? – поинтересовался Гилберт.
Вопрос Гилберта застал Дэвида врасплох. Сказать ему, что дон Роберто испанец, Дэвид не мог. Среди пиратов не было испанцев, и кто знает, какие счеты имелись с испанцами у шайки Гилберта? Но и выдавать дона Роберто за чистокровного англичанина было слишком рискованно. Легкий акцент адмирала, с которым он говорил по-английски, неминуемо разоблачил бы обман. Дэвид понял, что у него нет иного выхода, как придумать испанцу родословную, которая бы правдоподобно объяснила его иностранный выговор.
– Да, мой друг англичанин, – ответил он, – но только наполовину.
– Наполовину? – удивился Гилберт.
– Англичанином был его отец, а мать была испанкой. Все свое детство он провел в Испании, поэтому и по-английски говорит с акцентом.
Ответ Дэвида не вызвал у Гилберта никаких сомнений. Дон Роберто был светловолосым, как настоящий англичанин, а Дэвид говорил так убедительно, что Гилберт и не подумал заподозрить его во лжи.
– А как зовут вашего друга? – спросил он.
– Роберт, – сказал Дэвид, переделав имя адмирала на английский манер.
Гилберт познакомил Дэвида со всеми своими друзьями, сообщив не только их имена, но и должности, которые они занимали на военном корабле.
Сам он, Гилберт Уилкинс, был не только предводителем шайки на острове и зачинщиком бунта на фрегате, но имел и самый высокий чин, дослужившись до корабельного боцмана; Ричард Баркли был сержантом морской пехоты; Нол Фостер и совсем молоденький Бен Стоун сложили простыми матросами, а рыжеволосый здоровяк Джон Шарп ходил канониром.
Новые приятели Дэвида рассказали ему, как замыслили поднять бунт на корабле, захватить его и отправиться пиратствовать к берегам Панамы. Они навербовали с десяток единомышленников и тайно припрятали оружие. Но в их ряды затесался предатель. Он рассказал капитану о заговоре и выдал подстрекателей.
Сначала капитан хотел вздернуть всех пятерых на рее, но потом передумал и высадил их на Сан-Фернандо, дав им небольшой запас пороха и пуль, пару мушкетов и несколько ножей, чтобы они не умерли с голода. Вероятно, капитан посчитал, что бессрочная ссылка на затерянный в океане остров послужит им лучшим наказанием, чем скорая церемония повешения.
Но какими бы “милосердными” соображениями ни руководствовался капитан фрегата, высаживая бунтовщиков на Сан-Фернандо, его решение все же спасло им жизнь. Они нашли себе пристанище в развалинах испанской тюрьмы, добывали пропитание охотой, научившись стрелять из самодельного лука, чтобы не тратить ценный порох, ловили рыбу, в изобилии водившуюся в здешних ручьях, собирали пригодные в пищу экзотические растения.
Слушая их рассказ, Дэвид понял, что ему не грозит смерть от голода, холода или жажды. Он хотел выжить, и судьба дала ему такой шанс. Теперь ему оставалось только ждать – ждать тот неизвестный корабль, который вернет его в утраченный мир.
Глава 2. Друзья и враги
Двое суток Дэвид провел почти без сна, сидя у изголовья адмирала де Альяриса, не приходившего в сознание. Жестокая ненависть к давнему врагу сменилась жалостью и состраданием. Размышляя бессонными ночами о превратностях судьбы, Дэвид не находил больше в своем сердце той беспощадной вражды, которая разделяла его и дона Роберто на протяжении нескольких лет, и он просил Бога сохранить жизнь человеку, которого еще трое суток назад хотел убить собственной рукой.
Возможно, при иных обстоятельствах Дэвиду понадобилось бы куда больше времени, чтобы позабыть эту старую вражду и искренне простить адмирала, но состояние безнадежного душевного одиночества на Сан-Фернандо погасило в его сердце костер смертельной ненависти. Дэвид сознавал, что дон Роберто был единственным человеком на острове, который мог бы понять его мысли и чувства и заполнить окружающую его душевную пустоту. Дружеское расположение благородного, умного, образованного адмирала стоило в сотню раз дороже, чем восторженное поклонение шайки неотесанных негодяев.
Двое суток адмирал боролся со смертью. Он лежал в сильной горячке и бредил по-испански, вызывая косые взгляды у Гилберта и его приятелей, не выносивших испанскую речь. К исходу третьего дня бред адмирала перешел в совсем невнятный шепот. Последнее, что мог понять Дэвид, было имя его сестры, Делии. Потом дон Роберто замолк и за всю ночь не произнес больше ни слова. Дэвид решил, что это конец, но утром жар у адмирала спал, лихорадочный румянец исчез с его щек, и вечером случилось чудо – испанец пришел в сознание.
– Дон Роберто! – воскликнул Дэвид, увидев, что адмирал открыл глаза. – Вы слышите меня?
Адмирал медленно перевел в его сторону усталый, бессмысленный взгляд.
– Ваш голос, – прошептал он. – Странный голос…
– Слава Богу! – облегченно вздохнул Дэвид. – Наконец-то вы пришли в себя!
– Пришел в себя? – переспросил адмирал, пытаясь осознать происходящее.
– Вы были без сознания трое суток, – ответил Дэвид.
Дон Роберто поднес руку ко лбу и нащупал повязку.
– Я ранен? – спросил он.
– Да, – сказал Дэвид. – Но самое худшее уже позади.
– Ваш голос, – снова повторил адмирал. – Мне знаком ваш голос.
– Я лорд Дарвел, – ответил Дэвид. – Разве вы меня не узнаете?
– Лорд Дарвел? – с изумлением повторил дон Роберто. – Да, теперь я вас узнаю. – И вдруг на его лице появилась тревога. – А что с Делией?! – воскликнул он, пытаясь встать. – Что с Делией?
– Не беспокойтесь, – ответил Дэвид. – Делия в безопасности. Сейчас она уже, вероятно, в Порт-Ройяле. А вам надо отдохнуть. Любое волнение для вас слишком опасно.
Дон Роберто облегченно вздохнул и попросил у Дэвида воды.
– Я ничего не понимаю, – произнес он. – В голове какой-то туман. Где я нахожусь?
– Может быть, мы поговорим об этом попозже, когда вам станет лучше? – предложил Дэвид.
– Нет, – возразил дон Роберто. – Мы поговорим об этом сейчас. Я ваш пленник?
– Скорее, товарищ по несчастью, – ответил Дэвид.
– Вы смеетесь надо мной? – с возмущением воскликнул адмирал.
– Я никогда не посмел бы смеяться над вами, – серьезно произнес Дэвид.
– Я вас не понимаю, милорд, – с недоверием проговорил адмирал. – Где мы находимся?
– На острове Сан-Фернандо.
– На острове Сан-Фернандо? – изумленно повторил дон Роберто. – Но как мы сюда попали? Разве “Кастилия” не взорвалась?
– Взорвалась, – ответил Дэвид. – К сожалению, взорвалась.
– Тогда почему… почему… – адмирал замолчал, не закончив своей мысли, о которой Дэвид легко догадался.
– Вы хотите спросить, почему мы оба живы? – произнес он. – Ведь это никак не входило в ваши расчеты?
– Да, не входило, – подтвердил дон Роберто.
– Все очень просто объяснить: меня и вас взрывной волной отбросило в море, и течение вынесло нас к берегу Сан-Фернандо. Вы помните, что мы проходили недалеко от этого острова?
– Помню.
– Я очнулся утром на песчаном берегу, – продолжал Дэвид, – решил осмотреть остров и нашел вас на побережье. Вы лежали без сознания.
Дон Роберто устало закрыл глаза и замолчал, собираясь с силами.
– Мы спаслись только двое? – прошептал он.
– По-видимому, так, – ответил Дэвид. – Могли спастись только те, кто находился во время взрыва на верхней палубе. А в тот поздний час там оставались только вахтенные. Я нашел на берегу своего рулевого, но он был мертв.
– Но Сан-Фернандо необитаем, – сказал дон Роберто. – Тридцать лет назад здесь случилось сильное землетрясение и уничтожило испанское поселение.
– Испанскую тюрьму, – уточнил Дэвид.
– Возможно, – согласился дон Роберто. – Я никогда не был на этом острове.
– Да, остров необитаем. Но сейчас здесь живут пятеро английских моряков с военного корабля. Их высадили на Сан-Фернандо за бунт полтора года назад. Они приютили нас в своем жилище.
– Вы сказали, что я был без сознания три дня? – спросил адмирал.
– Почти четыре.
– И все это время вы были рядом со мной?
– Да, – ответил Дэвид.
– Почему вы не бросили меня берегу? Вы же всегда хотели моей смерти?
– Почему я вас не бросил? – переспросил Дэвид, ожидавший этого вопроса. – А как бы вы поступили на моем месте?
– Не знаю, – откровенно ответил дон Роберто.
– Считайте, что вы обязаны жизнью моей сестре.
– Вы спасли меня ради Делии? – недоверчиво спросил адмирал.
– Я вас не спасал, – сказал Дэвид. – Я ничем не мог вам помочь, но, вероятно, ни вам, ни мне еще не пришло время умереть.
Дон Роберто ничего не ответил на слова Дэвида. Воцарилось томительное молчание. Дэвид решил, что адмирал хочет отдохнуть, но дон Роберто вновь прервал гнетущую тишину.
– Сколько сейчас времени? – неожиданно спросил он.
– Не могу сказать точно, – ответил Дэвид. – Мои часы испортились от воды. Судя по солнцу, часов пять вечера.
– Пять часов, – задумчиво повторил адмирал. – Солнце еще не зашло?
– Конечно, не зашло, – сказал Дэвид. – Но я не хотел, чтобы вас тревожил свет и закрыл окно. Если вы желаете, я его открою.
– Да, откройте, – попросил дон Роберто со странным волнением в голосе.
Дэвид подошел к окну и убрал плотную тростниковую штору, не пропускающую солнечные лучи. Комнату залил яркий вечерний свет.
– Великолепный закат! – произнес Дэвид, вдыхая свежий аромат леса.
– Милорд, подойдите ко мне, – позвал его адмирал.
Дэвид вернулся к испанцу и сел у его изголовья. На бледном лице адмирала появилось выражение тревоги. Его губы слегка вздрагивали, словно он хотел что-то сказать, но не решался.
– Вы хотите о чем-то меня попросить? – поинтересовался Дэвид, озабоченный этой странной переменой в настроении дона Роберто.
– Да, – почти шепотом произнес адмирал. – Я должен вам кое-что сказать. Сначала я не мог понять, не мог поверить… Вернее, не хотел поверить, но теперь у меня не осталось никаких сомнения… – Дон Роберто замолчал, переводя дыхание.
– О чем вы, сеньор? – обеспокоенно спросил Дэвид, которому передалось волнение испанца.
– Я ничего не вижу, милорд, – ответил адмирал.
– Как ничего? – в ужасе воскликнул Дэвид.
– Почти ничего, – повторил дон Роберто. – Только ваш темный силуэт в какой-то серой дымке.
На лбу Дэвида выступил холодный пот. Признание адмирала потрясло его до глубины души, отозвавшись болью в его сердце, неравнодушном к чужой беде.
– Вероятно, это последствия вашей раны, – произнес он, стараясь сохранить твердость голоса. – Так бывает иногда после ранений в голову. Но известно немало случаев, когда через некоторое время зрение возвращалось к человеку.
– Чаще оно не возвращается, – сказал адмирал. Он говорил спокойно, даже равнодушно. Казалось, он окончательно справился с волнением и взял себя в руки.
– Я не сомневаюсь, что вы поправитесь, – возразил Дэвид, хотя отнюдь не был уверен в том, что говорил. – Я знал в Порт-Ройяле одного парня, которого ударили в морском бою саблей по голове. После этого он целый месяц не мог отличить лошадь от коровы в пяти шагах от себя. А через некоторое время я встретил его в таверне “Королевский фрегат”, где он ловко шельмовал в карты.
– Вы говорите это, чтобы меня утешить, – печально усмехнулся дон Роберто.
– Нет, клянусь вам, то, что я рассказал, чистая правда! – воскликнул Дэвид.
– Значит, тому парню повезло, – прошептал испанец.
– Дон Роберто, – обратился к нему Дэвид, – я хочу попросить вас об одной услуге.
– Я слушаю вас.
– Я должен вам сказать, что мы находимся в обществе людей с весьма условными понятиями о чести. Они приютили нас только потому, что я известный капитан капера. Они сами хотели захватить корабль и заняться морским разбоем. Если бы не моя пиратская слава, эти негодяи расправились бы с нами без всякого сожаления. Они ненавидят офицеров, испанцев, да, как мне кажется, ненавидят всех, кто не разделяет их бандитских взглядов, поэтому у меня не было иного выхода, как выдать вас за моего помощника, англичанина.
– Вы выдали меня за английского пирата? – усмехнулся дон Роберто.
– Да, и я хочу попросить вас, чтобы вы говорили здесь только по-английски.
– У меня не такое уж безупречное произношение, чтобы сойти за вашего соотечественника, – сказал дон Роберто.
– У вас отличное произношение, – возразил Дэвид, – разве что в некоторых словах появляется испанский акцент. Но я сказал этим висельникам, что ваша мать была испанкой и все свое детство вы провели в Испании.
– И они поверили?
– Поверили, но если они узнают, что вы – испанский адмирал, расправа с нами будет короткой.
– Вам-то с вашей репутацией в пиратском сообществе бояться нечего, – с иронией заметил дон Роберто.
– Если вскроется мой обман, – в тон ему произнес Дэвид, – вряд ли моя подмоченная репутация послужит мне охранной грамотой.
– Ну что же, если речь идет о вашей жизни, я постараюсь забыть мой родной язык и буду говорить только по-английски.
– Речь идет и о вашей жизни, – сказал Дэвид, задетый надменным тоном адмирала.
– Моя жизнь сейчас немногого стоит, – проговорил дон Роберто. – Самым лучшим для меня было бы погибнуть вместе с “Кастилией”.
– Самым лучшим для вас было бы не взрывать мой корабль, – с досадой возразил Дэвид. – Если бы не ваша безумная затея, мы не торчали бы на этом чертовом островишке в компании отпетых мерзавцев, а вы… Да что теперь говорить!
– А я бы не ослеп, – докончил адмирал недосказанную Дэвидом фразу. – Вы это хотели сказать?
– Допустим, – признался Дэвид.
– Милорд, – холодно произнес дон Роберто, – я не люблю недомолвок и хочу, чтобы вы знали: я не жалею о том, что сделал. Если бы мне пришлось вновь пережить позор того дня, когда я попал к вам в плен, я снова взорвал бы “Кастилию”, но не оставил ее в ваших руках.
– Вы так меня ненавидите? – спросил Дэвид.
– Странный вопрос, милорд, – проговорил адмирал. Его голос срывался, и Дэвид понял, что ему трудно говорить. – Вы лишили меня всего, что я имел. Вы отняли у меня Делию, вы превратили меня в ничто и хотите, чтобы я смирился с этим и простил вас?
– Не возлагайте на меня всю вину за ваши несчастья, – возразил Дэвид. – Моя сестра дорога мне не меньше, чем вам. Ради нее я был готов покончить с нашей враждой. Я смирил свою гордость, что далось мне очень нелегко, и предложил вам перед боем принести взаимные извинения, но вы отказались.
– Слова прощения ничто, если нет прощения в сердце, – сказал дон Роберто. – А ни вы, ни я не умеем прощать своих врагов. Нам легче умереть, чем прослыть слабовольным трусом. Мы научились презирать слабость и страх, но не заметили, как наши сердца превратились в камень.
– Камень не способен любить, – проговорил Дэвид. – А вы любили мою сестру…
– Я люблю ее и сейчас, – прошептал дон Роберто. – Хотя мне больше не суждено ее увидеть.
– Кто знает, сеньор! – произнес Дэвид. – Может быть, вы еще увидите Делию.
По лицу адмирала скользнула тень неподдельного удивления.
– И вы говорите это после того, как сделали все, чтобы нас разлучить?
– Дон Роберто, я не хочу выяснять, кто из нас больше виноват в том, что мы стали смертельными врагами. Каждый из нас найдет сотню доводов в свое оправдание. Я хочу забыть о старых счетах и положить конец нашей вражде.
– Похвальное намерение, милорд, – с иронией произнес адмирал. – Жаль только, что эта достойная идея пришла вам в голову слишком поздно.
– Лучше поздно, чем никогда, – сказал Дэвид.
– Поздно, милорд, – повторил дон Роберто, – слишком поздно.
– Вы хотите, чтобы мы навсегда остались врагами? – разочарованно спросил Дэвид.
– Не знаю, – ответил адмирал. – Если я скажу сейчас, что простил вас, я скажу неправду.
– Спасибо за откровенность, – усмехнулся Дэвид. – Я и не должен был ждать от вас иного ответа.
– Вероятно, у нас очень мало шансов выбраться с этого острова, если бесстрашного капитана Дэвида охватил приступ смиренного всепрощения, – произнес дон Роберто.
– Я не говорил, что готов простить всех, – возразил Дэвид. – А что касается наших шансов выбраться отсюда, то они действительно невелики. Не буду от вас скрывать: за два года на Сан-Фернандо заходил только один корабль.
– И вам нужен приятель, человек вашего круга, кому бы вы могли поплакаться на вашу несчастную судьбу?
– А разве вам не нужен такой человек?
– Мне? Мне уже ничего не нужно, – ответил адмирал и до крови прикусил губу, сдерживая стон, вызванный скорее душевной, чем физической болью. – Зачем… зачем вы спасли меня? – воскликнул он с такой безысходностью, что у Дэвида навернулись на глаза слезы. Он всем своим существом почувствовал то ужасное отчаяние, что терзало сердце дона Роберто.
Дэвид захотел сказать ему что-нибудь хорошее, что-нибудь такое, что ободрило бы его, вернуло ему веру в собственные силы и желание жить, но нужные слова не приходили на ум.
– Никогда нельзя терять надежду, – неуверенно проговорил он, словно оправдываясь за неуклюжую попытку сочувствия, и дружески положил руку на плечо дона Роберто.
Но эта осторожная попытка примирения была с негодованием отвергнута.
– Оставьте меня, – ледяным тоном произнес адмирал.
Дэвид разочарованно вздохнул, с жалостью посмотрел на измученное лицо испанца и вышел, сожалея о провале своих миротворческих планов. Для дона Роберто де Альяриса он по-прежнему остался непрощенным врагом.
За весь вечер дон Роберто не обмолвился с Дэвидом ни единым словом, а к ночи у него вновь начался жар. Адмирал бредил, и Дэвид опасался, что он снова впадет в длительное беспамятство. Но утром дон Роберто проснулся в здравом рассудке и заговорил с Дэвидом неожиданно учтивым, даже мягким голосом:
– Я хочу попросить у вас прощение, милорд, – сказал он.
– За что? – удивился Дэвид.
– Вы спасли меня, ухаживали за мной, пока я был без сознания, а я, кажется, наговорил вам вчера много неприятных слов.
– Не стоит извиняться, сеньор, – ответил Дэвид. – Наш вчерашний разговор и не мог быть другим.
Дон Роберто задумался и прервал молчание только через несколько минут.
– Милорд, – обратился он к Дэвиду, – я, так же как и вы, не хочу больше вспоминать о том зле, которое мы причинили друг другу, но не требуйте от меня сейчас дружеского расположения. Чтобы залечить такие раны нужно время, много времени.
– Я понимаю вас, дон Роберто, – ответил Дэвид.
Адмирал снова замолчал, вслушиваясь в окружающую его тишину, а потом спросил:
– А чем заняты эти люди?
– Вы имеете в виду наших достойных приятелей? – усмехнулся Дэвид.
– Да.
– Трое отправились добывать пропитание, один несет вахту на самом высоком холме острова, чтобы не прозевать корабль, который может нас отсюда вытащить, а главарь спит в соседней комнате.
– Он не может слышать наш разговор?
– Нет. Если бы наш разговор кто-нибудь слушал, я бы вас предупредил. А вы хотите меня о чем-то спросить?
– Да, – ответил дон Роберто. – Почему вы вернулись из Англии в Вест-Индию?
– Почему я вернулся? – переспросил Дэвид. – Вас это удивляет?
– Конечно, удивляет, – спокойно произнес дон Роберто. – Карл II помиловал вас, вернул вам титул, восстановил вас во всех правах, и вы – герцог Рутерфордский, доблестный офицер – вновь возвращаетесь в Порт-Ройяль, в этот гнусный пиратский притон?
– А кто вам сказал, что Карл II восстановил меня во всех правах? – прервал Дэвид адмирала.
– Вы сами сказали, что король вас помиловал, – напомнил адмирал.
– Это верно, Карл меня помиловал, – произнес Дэвид, – но он лишил меня самого главного – права жить в Англии.
– Я не понимаю вас, милорд.
– Карл изгнал меня из Англии так же, как семь лет назад меня изгнал Кромвель.
– Вы снова в изгнании? – удивленно переспросил дон Роберто.
– А вы думали, что Карл Стюарт пожалует меня чином адмирала, как королева Елизавета пожаловала Дрейка? – усмехнулся Дэвид.
– Если исходить из интересов Англии, это было бы разумное решение, – произнес дон Роберто.
– Разумное решение? – не поверил Дэвид. – Странно слышать такие слова от человека, который пророчил мне место на виселице.
– Как бы я к вам не относился, вы достойны звания адмирала, – без тени сомнения произнес дон Роберто, – и на месте Карла II я не пожалел бы никаких чинов, чтобы вернуть в английский военный флот такого превосходного моряка, как вы.
– Благодарю за признание моих заслуг, – проговорил Дэвид, слегка растерявшись от неожиданной похвалы испанца. – Но, к сожалению, Карл Стюарт придерживается насчет моей особы иного мнения.
– Личные счеты? – поинтересовался дон Роберто.
– О, это долгая история, долгая и невеселая, – ответил Дэвид. – Боюсь, что она вас утомит.
– Нет, сегодня я чувствую себя лучше, – возразил адмирал. – Или, может быть, мое любопытство, кажется вам слишком назойливым?
– Мне нравится разговаривать с вами, дон Роберто, – сказал Дэвид, – но наш вчерашний спор не прошел для вас бесследно. Ночью вы снова бредили, и я не хочу, чтобы по моей вине вас вновь терзала лихорадка. Вам нужен покой. Я пойду посмотрю не вернулись ли с охоты наши приятели, а вы постарайтесь уснуть.
– Нет! – взволнованно воскликнул дон Роберто, пытаясь удержать Дэвида за руку. – Не уходите, милорд. Я не хочу оставаться один в этой…этой темноте.
Откровенное признание адмирала раскрыло Дэвиду истинную причину, которая заставляла дона Роберто говорить с ним, невзирая на давнюю неприязнь, говорить превозмогая усталость и боль: это был страх – панический страх перед молчаливой, безнадежной темнотой.
– Хорошо, дон Роберто, – с осторожным сочувствием произнес Дэвид. – Я не уйду, я останусь с вами, если вы хотите.
Дон Роберто молча кивнул.
И Дэвид начал рассказ о своих злоключениях в Европе.
Он рассказал адмиралу о том, как вернулся в Англию и убил королевского фаворита виконта Рейли, присвоившего родовые владения герцогов Рутерфордских, поведал о том, как королевское правосудие приговорило его к смерти, но неожиданное вмешательство судьбы спасло его от топора палача; он рассказал, как погиб его лучший друг адмирал Говард и о том, как он расстался с любимой женщиной, несправедливо обвинив ее в неверности. Дэвид рассказал обо всем, что случилось с ним в Англии, и каждый раз, когда он замолкал, думая, что дон Роберто уснул, тот просил его продолжать. И Дэвид говорил, говорил долго, сам не заметив, как его рассказ превратился в откровенную исповедь.
– Простите меня, милорд, – произнес адмирал, когда Дэвид закончил свою историю.
– За что? – не понял Дэвид.
– За то, что я заставил вас снова пережить ваши несчастья, – ответил дон Роберто. – Я не знал, что за ваше помилование вы заплатили такую дорогую цену.
– Я всегда платил за все дорогую цену, – задумчиво проговорил Дэвид. – А короли никогда ничего не делают задаром. Рано или поздно за их милости приходится платить, и, порой, намного дороже, чем эти благодеяния стоят.
– Да, вы правы, – согласился адмирал, и вдруг по его лицу пробежала тень волнения. – А вы уверены, что поступили правильно, приказав Делии вернуться в Англию?
– Конечно, – не колеблясь, ответил Дэвид. – Нельзя же ей оставаться в Порт-Ройяле среди разнузданной пиратской братии. Никто не знает, что я спасся, а слава погибшего капитана – пусть даже и знаменитого – не очень-то надежная защита для одинокой и красивой девушки.





