Черные рифы
- -
- 100%
- +
– А в Англии ей ничего не угрожает?
– Что вы имеете в виду? – насторожился Дэвид.
– Не остались ли у вас в Англии враги, которые могли бы выместить свою ненависть на беззащитной девушке? Ваш титул и ваши владения – слишком заманчивая приманка для честолюбивых негодяев.
– В этом мире ни в чем нельзя быть уверенным, сеньор, – ответил Дэвид, у которого уже возникали подобные опасения. – Но Карл Стюарт обещал взять Делию под свое покровительство, и я надеюсь, что она найдет в его лице защитника.
– Что вы подразумеваете под королевским покровительством? – озабоченно спросил адмирал.
– Во время гражданской войны Делия оказала роялистам одну важную услугу, и Карл считает себя обязанным отблагодарить ее. Наверное, Делия рассказывала вам, как она, рискуя жизнью, предупредила герцога Бекингемского о провале роялистского заговора?
– Да, рассказывала, – ответил дон Роберто.
– Карл готов принять ее при дворе и дать ей должность фрейлины, – продолжал Дэвид. – Не знаю, какое решение примет Делия, но я предпочел бы, чтобы она уехала в Рутерфорд. Я не хочу, чтобы она жила в окружении лицемеров, развратников и продажных трусов.
– Вы полагаете, что в провинции Делия будет избавлена от подобного общества? – усмехнулся адмирал.
– В Рутерфорде она сможет сама выбирать себе общество, а при дворе ей придется мириться с тем обществом и теми нравами, которые ей навяжут Карл и орава его беспутных приспешников.
– При дворе Карла II есть и достойные джентльмены, – возразил адмирал. – Делия могла бы найти себе в Лондоне блестящую партию…
– … или попасть в сети наглого охотника за приданым, – прервал его Дэвид.
– Делия достаточно умна, чтобы отличить истинные чувства от бесчестных домогательств.
– Делия любит только вас, дон Роберто, – сказал Дэвид. – Она никогда не сможет вас забыть.
– Для нее я умер, милорд, – вздохнул адмирал.
– Нет, вы живы, граф! – воскликнул Дэвид. – И мы выберемся с этого острова!
– Возможно, и выберемся, – с обреченным равнодушием согласился адмирал, – но я никогда не увижу вашу сестру.
– Вы увидите Делию, – уверенно произнес Дэвид, – обязательно увидите.
Дон Роберто грустно улыбнулся.
– Спасибо вам, милорд, – проговорил он, – спасибо, даже если вы сказали это ради простого сочувствия ко мне.
– Я сказал это не ради сочувствия, – возразил Дэвид. – Вы должны вернуться к Делии, должны выжить и вернуться к ней.
– Делия молода. Время быстро залечит ее раны, и она полюбит другого…
– Другого? – прервал адмирала Дэвид. – Да, моя сестра может выйти замуж за другого, но она никого не полюбит так, как любила вас.
Дон Роберто ничего не сказал в ответ, но его рука сжала ладонь Дэвида. Это искреннее рукопожатие ответило Дэвиду красноречивее всяких слов. Оно стало первым шагом на пути примирения смертельных врагов.
* * *
Дон Роберто оправился от ран через два месяца. Зажили его ожоги и ушибы, прекратились терзавшие его головные боли. Крепкий организм молодого человека, закаленный в морских походах, победил в жестокой борьбе со смертью, и постепенно к нему вернулась его прежняя сила. Не вернулось только зрение. Ободряющие речи Дэвида звучали слишком неубедительно на фоне суровой правды. Дон Роберто с улыбкой отвечал на дружескую ложь, но его сознание терзала ужасная мысль: он с отчаянием думал о том, что, возможно, никогда в жизни не увидит солнечный свет.
Постепенно дон Роберто замкнулся в своем несчастье, говорил мало и неохотно и все чаще сидел в одиночестве, вслушиваясь в многоликие голоса тропического леса.
Гилберт и его компания, видя откровенное нежелание дона Роберто общаться с ними, оставили его в покое. Они смотрели на него как на пустое место, которое не заслуживает их внимания.
Дэвид, общительный, веселый, незаносчивый по натуре, быстро завоевал расположение своих новых приятелей. Он ходил с ними охотиться, ловил рыбу, учился готовить пищу, о чем раньше не имел ни малейшего представления. Он делал все, чтобы не дать отчаянию завладеть его разумом, понимая, что скука и безделье убьют его, как смертельная рана. Но внешнее спокойствие необитаемых островов всегда отравлено ядом губительной тоски, как отравлен лихорадкой воздух сырых джунглей, и мысли о безысходности не покидали его сознание. Обманчивая тишина зеленого рая дышала тревогой безнадежного ожидания.
* * *
В этом ожидании прошли шесть месяцев. Однажды поздно вечером в сентябре 1662 года Дэвид сидел у костра на поляне перед их жилищем и жарил на углях большую рыбину, которая сама попалась ему в руки, когда он переходил ручей в ущелье. Все немногочисленное население острова уже спало, за исключением часового на холме.
Неожиданно Дэвид услышал за спиной шорох и, обернувшись, увидел дона Роберто. Внезапное появление испанца, шаги которого заглушила густая трава, заставило Дэвида вздрогнуть и удивиться. Дон Роберто научился ориентироваться по звукам, и треск костра мог бы служить ему маяком, но Дэвид развел огонь подальше от разрушенного строения, чтобы запах дыма не потревожил его обитателей и треск сухих веток не долетал до завешанных циновками окон.
– Роберто! Как вы меня нашли? – спросил Дэвид.
Адмирал де Альярис присел рядом с ним у костра.
– Я долго пытался уснуть, – проговорил он, – но не смог. Мне все казалось, что в лицо светят яркие лучи солнца. Я словно чувствовал их.
– Сегодня светлая лунная ночь, – сказал Дэвид.
– Лунная ночь? – задумчиво повторил испанец. – Я почти забыл, что это такое, забыл, какой свет у луны… Знаете, трудно разделить день и ночь, когда между ними стерта всякая видимая грань. Но вот уже несколько дней я начал замечать странное явление: днем мрак как бы отступает, рассеивается подобно туману. Перед глазами остается серая мгла, сквозь которую изредка мелькают желтые мерцающие пятна. Когда приходит ночь, все исчезает, и я снова погружаюсь в полную темноту. Сначала я думал, что это мои фантазии, отголоски ночных снов, но сегодня мрак снова отступил, и уже ночью. Я встал, подошел к окну, и перед моими глазами вспыхнуло желтое пятно. Я отвернулся – пятно исчезло, вновь посмотрел в окно и вновь увидел этот странный свет. Тогда я вышел наружу и пошел на него. Свет не уходил, наоборот, я почувствовал, что он приближается. Потом я услышал треск костра и ваш голос.
– Вы шли на пламя костра, Роберто! – взволнованно воскликнул Дэвид. – Вы не только различаете свет и темноту, но и видите огонь!
– Похоже, что так, – кивнул испанец.
– Вы понимаете, что это значит? – спросил Дэвид, впервые за шесть месяцев ощутив настоящую радость. – К вам возвращается зрение!
Дон Роберто печально улыбнулся.
– Это означает только то, что теперь мне не грозит наткнуться на горящий канделябр, если когда-нибудь мы вернемся туда, где в домах горят канделябры.
– Непременно вернемся! – воскликнул Дэвид. – Вчера мимо нас прошло португальское судно.
– И сколько таких кораблей прошли мимо нас за полгода? – усмехнулся адмирал де Альярис.
– Пять или шесть.
– И ни один не пристал к этим берегам.
– Всему свое время, Роберто. Надо только запастись терпением. Когда к вам вернется зрение, к вам вернется и надежда.
– А так ли важно видеть на этом проклятом острове? – усмехнулся дон Роберто. – Мы погребены здесь заживо, как в склепе, а в склепе всегда темно.
Слова адмирала прозвучали эхом тех мрачных мыслей Дэвида, которые он старался запрятать в самые глубины своего сознания. И он с содроганием подумал о том, как сильно завладела испанцем безнадежная обреченность, если даже надежда увидеть свет не способна излечить его от этого страшного отчаяния.
– Моей могилы на этом острове не будет, – решительно произнес Дэвид.
– Никто не знает, где найдет свой конец, – сказал дон Роберто.
– Я найду его в море, – ответил Дэвид.
– Это предчувствие или надежда?
– Это моя судьба, Роберто.
– Да, все мы здесь понемногу сходим с ума, – усмехнулся испанец.
– Безумство – смириться со своей участью, – возразил Дэвид. – И я не верю, что мы спаслись только для того, чтобы всю оставшуюся жизнь провести на Сан-Фернандо.
– Что же вселяет в вас такую надежду?
– Океан и… и Габриэль, – признался Дэвид. – Она ждет меня, и я должен вернуться.
– Она не знает, что вы живы, милорд. Для нее вы умерли еще полгода назад, – сказал адмирал.
– Она любит меня, – произнес Дэвид, – а значит, для нее я все еще жив.
Дон Роберто печально улыбнулся и прислушался к ночным голосам Сан-Фернандо. Шелест листвы, крики ночных птиц, стрекот насекомых сливались в таинственную ночную какофонию. Где-то вдали, за холмами, монотонно гудел океан, величественный, жестокий и прекрасный. А за ним была далекая Европа…
Глава 3. Возвращение королевского долга
Прохладным пасмурным днем 2 сентября 1662 года у дверей гостиницы “Восточная звезда” – одной из самых дорогих гостиниц Лондона – остановился экипаж. Из него вышла стройная женщина под густой траурной вуалью, одетая в черный бархатный плащ и платье из черного шелка. Женщину сопровождала молоденькая, темноволосая служанка, похожая на уроженку южной Испании.
Хозяину гостиницы хватило беглого взгляда, чтобы узнать в незнакомке даму знатную и, судя по ее внушительному багажу, весьма состоятельную. Он придал своему лицу угодливое выражение и поспешил встретить даму у порога.
– Чем могу служить вашей милости? – низко поклонившись спросил хозяин, прикидывая в голове стоимость большого изумруда в кольце на руке незнакомки.
– Мне нужен номер с комнатой для прислуги, – произнесла дама властным, красивым голосом.
– О, разумеется, ваша милость! – закивал хозяин. – У меня сейчас свободны два превосходных номера – на первом и на втором этаже.
– Я предпочла бы на втором этаже и с окнами в палисадник, – ответила дама. – Не люблю уличный шум и грохот карет.
– Извольте, ваша милость, я покажу вам комнаты. Смею надеяться, они вам понравятся! – засуетился хозяин, приглашая даму следовать за ним.
Номер, который хозяин предложил знатной незнакомке, состоял из просторной гостиной, уютной спальни и небольшой комнаты для прислуги, отделенной от господских апартаментов коридором. В гостиной был балкон, выходящий в палисадник. Пышные кроны деревьев сплелись над ним зеленой аркой, и комнату наполнял свежий запах листвы.
– Мне подходит этот номер, – проговорила дама, придирчиво осмотрев комнаты. – Прикажите слугам принести сюда мой багаж.
– Осмелюсь спросить вашу милость, – вкрадчивым голосом произнес хозяин, – надолго ли вы почтили нас своим присутствием?
Дама усмехнулась, понимая истинную причину его любопытства. Он хотел знать, намерена ли она заплатить вперед или, как многие знатные, но стесненные в средствах постояльцы, попросит открыть ей долговременный кредит, что ему не очень-то улыбалось.
Незнакомка развязала золотистые шнурки на бархатной бордовой сумочке, достала из нее бархатный кошелек, вышитый маленькими жемчужинками, и высыпала на ладонь несколько новеньких французских луидоров. Жадный взгляд хозяина обласкал сверкающие желтые кружки и застыл на кошельке, пытаясь через плотный бархат пересчитать его содержимое.
– Я заплачу вам за неделю вперед, – сказала дама, – но, возможно, пробуду у вас дольше.
– О, как пожелаете, ваша милость, – расплылся в сладкой улыбке хозяин, – как пожелаете…
Золотые луидоры с ласкающим звоном перекочевали из руки дамы в карман хозяина.
– Не угодно ли вашей милости отобедать? – поинтересовался хозяин. – Такой отменной кухни, как у меня, вы не найдете ни в одной лондонской гостинице.
– Я не оспариваю достоинства вашей кухни, – ответила дама, – но обед вы подадите мне позже. Я устала с дороги и хочу отдохнуть.
– Как изволите, ваша милость, не смею вас беспокоить, – поклонился хозяин и бесшумно исчез за дверьми номера.
Через час смуглая камеристка дамы спустилась в общий зал и попросила хозяина подняться к ее госпоже.
Окрыленный щедростью новой постоялицы, толстый хозяин взлетел по лестнице с быстротой мальчишки и предстал перед дамой с привычной подобострастной улыбкой на круглой физиономии.
На этот раз женщина была без вуали, и он смог, наконец, увидеть ее лицо.
Дама была молода: не старше двадцати пяти лет, и красива – большие синие глаза, тонкие черты лица, светлые с золотистым отливом волосы. Но корыстолюбивый хозяин гостиницы превыше женской красоты ценил красоту иную – чарующий блеск золотых монет – и, увидев даму без вуали, сделал вывод, что она не просто богата, а, вероятно, очень богата, ибо в ее ушах сверкали серьги с бесценными изумрудами.
– Вы звали меня, ваша милость? – с поклоном спросил он.
– Да, звала, – ответила дама.
– Чем могу вам служить?
– Мне нужно отправить два письма, – сказала дама, – одно в Оксфордшир по почте, а вот это, второе, надо отнести по указанному адресу здесь, в Лондоне. Надеюсь, у вас есть слуга, который выполняет подобные поручения?
– О, да, конечно есть, – закивал хозяин. – Но для надежности я пошлю с вашим письмом моего сына. Должен ли он принести ответ?
– Нет, – ответила дама. – Ответ придет позже.
– Будут ли у вашей милости еще какие-нибудь желания? – спросил хозяин.
– Пока нет, – сказала дама, доставая из кошелька шиллинг. – Но, если кто-нибудь спросит у вас о леди Дарвел или принесет письмо на это имя, вы проводите этого человека ко мне.
– Леди Дарвел? – изумленно переспросил хозяин.
– Да, леди Дарвел, – повторила дама.
Лицо хозяина отразило безграничное удивление, и он с тупым любопытством воззрился на сестру человека, о загадочной жизни которого ходили настоящие легенды.
По реакции хозяина леди Делия Дарвел поняла, что имя ее брата лорда Дэвида Дарвела, герцога Рутерфорда еще не забыто в Лондоне. А когда хозяин ушел, поклонившись чуть ли не до пола, и на лестнице послышались его торопливые шаги, словно он спешил на пожар, у Делии не осталось никаких сомнений, что уже через час все постояльцы гостиницы будут знать о приезде в Лондон сестры герцога, а значит, через день-два эта интригующая новость станет достоянием всего высшего столичного общества, жадного до скандальных слухов.
Делия усмехнулась, представив, с каким пылом высокородные сплетники будут обсуждать ее возвращение в Англию. Но ее не пугала неприязнь королевского двора. После семи лет изгнания, потерь и постоянной борьбы за собственное достоинство мнение придворных лицемеров значило для Делии не больше, чем мнение продажных девиц из портового кабака. Пусть говорят что угодно. Какое ей до этого дело? Она вернулась в Англию, и прославленное имя Рутерфордов не уйдет в небытие, как надеялись враги ее брата.
В открытое окно комнаты ворвался монотонный рокот безветренного дождя. Листва деревьев зашуршала от прикосновения тяжелых капель.
Делия вышла на балкон, закрытый, как зонтиком, ветвями старого дуба, и вслушалась в шум дождя. Ее душу охватило необыкновенное, давно забытое беззаботное умиротворение.
Последние полгода она жила в состоянии обреченного отчаяния, не в силах оправиться от ужасного потрясения, которым стала для нее гибель брата Дэвида и жениха испанского адмирала Роберто де Альяриса. Взорвавшийся на ее глазах корабль унес в штормовую пучину все ее надежды и мечты.
Полгода, каждый день Делия ходила на берег океана, не решаясь покинуть Ямайку, словно ее удерживала здесь невидимая сила. Ее терзало странное, непонятное предчувствие. Ей казалось, что Дэвид и Роберто живы. Она не могла осознать их смерть, не могла поверить в нее ни разумом, ни сердцем. Каждый день, с утра до вечера она сидела на молу Порт-Ройяля и, глядя на волны, безнадежно ждала, что в океанской дали появятся, наконец, паруса знакомого фрегата.
Кто знает, к чему привело бы девушку это бесцельное ожидание. Но последние слова брата, приказавшего ей вернуться в Англию, и тоска по родному поместью Рутерфордов заставили ее собраться с силами и сесть на корабль, идущий в Европу.
И океан сотворил чудо.
Когда корабль обогнул последний остров Вест-Индии и вышел на просторы Атлантики, Делия словно очнулась от кошмарного сна. Что-то светлое, радостное, счастливое ворвалось в ее душу вместе с океанским бризом, и в нескончаемом движении волн она вновь ощутила течение жизни, остановившееся для нее тем ужасным днем. Боль не ушла, но затихла, отпустив измученное сознание. Угасшие чувства вспыхнули с новой силой, и в неясном очертании будущего блеснул первый луч утраченной надежды.
Увидев на горизонте английский берег, Делия не смогла сдержать слез. За то недолгое время, пока корабль входил в гавань Портсмута, она мысленно пережила всю свою жизнь: счастливое детство в Лондоне, беззаботную юность в Рутерфорде, гражданскую войну, лишившую ее самых близких людей, и многолетнее изгнание… Но теперь ее скитаниям пришел конец. Она возвращалась домой, и впереди ее ждала новая жизнь.
Делию охватило неистовое желание скорее увидеть Рутерфорд, вдохнуть его знакомый воздух, пахнущий фиалками и росой, пробежаться по старым, длинным галереям замка, встречающим гулким эхом высоких каменных сводов.
Сердце девушки забилось от радостного ожидания. Она чувствовала себя так свободно и легко, словно не было долгого и утомительного путешествия через океан.
Не отдохнув ни дня в Портсмуте, Делия поспешила в Лондон, где намеревалась пробыть некоторое время, чтобы уладить формальности, связанные с ее вступлением во владенье Рутерфордом.
Остановившись в гостинице “Королевское знамя”, она сразу написала два письма. Одно было адресовано управляющему Рутерфордом Бернарду Гейджу. В нем Делия уведомляла его о своем возвращении в Англию, а второе письмо предназначалось знаменитому и влиятельному лондонскому адвокату сэру Чарльзу Бланту, который по просьбе Дэвида занялся делами семьи Рутерфордов.
Ответом на письмо адвокату стал визит самого досточтимого сэра Чарльза. Не прошло и трех часов, как Делия передала письмо в руки хозяина гостиницы, – в ее номер постучали, и она увидела на пороге пожилого джентльмена благородной наружности.
– Я имею честь говорить с леди Дарвел? – осведомился он, окинув Делию серьезным, проницательным взглядом.
– Да, сэр, – ответила девушка.
– Мое имя сэр Чарльз Блант, миледи, – представился джентльмен.
Делия ответила на его поклон и указала ему на кресло.
Сэр Чарльз не замедлил воспользоваться ее приглашением. Он опустился в кресло и взгромоздил на стол дорогой портфель из сафьяновой кожи с золочеными пряжками, который неизменно носил с собой.
Делия села напротив сэра Чарльза. Ее настороженный взгляд внимательно изучал адвоката. Она пыталась понять, можно ли доверять этому человеку.
– Сэр Чарльз, – тихо проговорила Делия, – вам известно, что мой брат герцог Рутерфорд погиб?
– Да, миледи, – с искренним сочувствием ответил адвокат. – И поверьте, известие о его смерти потрясло меня до глубины души. Это был достойный молодой человек. Очень достойный. За то короткое время, что я был с ним знаком, я успел проникнуться к нему самым искренним уважением.
– Сэр Чарльз, – продолжала Делия, – после гибели брата я нашла в его бумагах адресованное мне письмо. В этом письме Дэвид рекомендовал мне вас как поверенного в делах нашей семьи.
– Да, миледи. Когда король вернул вашей семье конфискованные владения, я помогал герцогу улаживать юридические формальности. Если бы вы не сообщили мне сегодня о вашем приезде в Лондон, я все равно разыскал бы вас, чтобы передать вам все необходимые документы. Это мой долг. Я дал слово вашему брату.
– Вы защищали Дэвида на суде? – спросила Делия.
– Защищал, – вздохнул Блант, – но, увы, неудачно.
– Как же это могло случиться, сэр Чарльз? – с недоверием проговорила Делия. – Брат пишет, что вы лучший адвокат Англии.
– Милорд герцог называет меня лучшим адвокатом Англии? – переспросил Блант.
– Да, – ответила Делия.
– Ваш брат очень великодушен к человеку, который проиграл его дело.
– Разве Дэвид ошибался?
– Не знаю, миледи. Человеку трудно самому беспристрастно оценивать свои заслуги, но дело вашего брата было единственным, которое я проиграл за последние пятнадцать лет, – не без гордости произнес Блант.
– Значит, вы действительно хороший адвокат, сэр Чарльз, – согласилась Делия. – И неужели вы с вашим опытом и авторитетом не смогли защитить Дэвида от несправедливого приговора?
– Нет, миледи, когда я взялся за дело милорда герцога, я не сомневался, что оно обречено на провал.
– Почему же вы за него взялись?
– Меня попросил об этом один влиятельный человек, которому я не мог отказать.
– И кто этот человек?
– Герцог Бекингем, – ответил Блант. – Он принимал большое участие в судьбе вашего брата.
– Герцог Бекингем был кое-чем обязан нашей семье, – сказала Делия.
– Я понял это, миледи, – проговорил Блант, – хотя герцог и не посвящал меня в подробности его взаимоотношений с семьей Рутерфордов. Сначала я согласился защищать вашего брата по просьбе герцога, но, когда познакомился с лордом Рутерфордом лично, я решил, что буду защищать его, даже рискуя собственной карьерой и репутацией.
– Вы хотите сказать, что приговор Дэвиду был предрешен заранее? – воскликнула Делия.
– Не знаю, что вам на это ответить, – замялся сэр Чарльз.
– Ответьте, что думаете, – настойчиво потребовала девушка.
– Думаю, что да, – признался адвокат.
Делия горько усмехнулась: ответ Бланта подтвердил терзавшие ее подозрения.
– И у суда было достаточно оснований, чтобы вынести моему брату смертный приговор? – спросила она Бланта.
– Если надо, суд всегда найдет основания для обвинительного приговора, – уклончиво ответил адвокат.
– Меня не интересуют ваши судейские уловки, – возразила Делия. – Меня интересует, был ли приговор Дэвиду вынесен по справедливости?
Голос девушки звучал так холодно и сурово, что сэр Чарльз невольно почувствовал себя на месте подсудимого, которому дано последнее слово.
– Миледи, – неуверенно начал он, – дело вашего брата было очень непростым. С одной стороны, все предъявленные ему обвинения были доказаны: он совершил каперское нападение на военный корабль королевского флота и признался в убийстве виконта Рейли, который был фаворитом короля. Но, с другой стороны, в деле герцога имелось достаточно обстоятельств, которые могли бы послужить вполне законным основанием для его оправдания.
– Почему же эти обстоятельства не были учтены?
– Вы задаете сложный вопрос, миледи, – усмехнулся Блант.
– Не настолько сложный, чтобы вы не смогли на него ответить, – возразила Делия.
– Видите ли, миледи, в дела правосудия порой вмешиваются очень влиятельные силы, – многозначительно проговорил Блант.
– Иными словами, сэр Чарльз, судьи выполняли приказ короля? – горько усмехнулась Делия.
– Я этого не сказал, – настороженно произнес Блант.
– Это и так понятно, – проговорила девушка. – Вернувшись в Англию после несправедливого изгнания, Дэвид столкнулся с тем же произволом, как и во времена Протектората Кромвеля.
– Я полагаю, что король не мог простить герцогу Рутерфорду убийство своего фаворита. Конечно, виконт Рейли отнюдь не был образцом благородства и добродетели, но, совершив самосуд, ваш брат как бы отверг саму возможность королевской справедливости.
– Ах, сэр Чарльз! – воскликнула Делия. – Оставьте эти юридические умозаключения для университетских диспутов. Карл не мог простить Дэвиду его славы, его независимости, его гордости. Ведь мятежный дух свободы опасен и заразителен. Дэвид был слишком неудобным подданным и от него поспешили избавиться.
– Но король все же помиловал герцога Рутерфорда, – напомнил Блант, – заменив казнь изгнанием.
– Велика честь! – хмыкнула Делия. – Карл забыл обо всех жертвах, которые принесла наша семья, чтобы вернуть ему трон, и отомстил Дэвиду за бесчестного, продажного собутыльника. А Дэвид еще надеялся на какую-то справедливость!
– Вы очень любили брата? – с сочувствием спросил сэр Чарльз.
– Очень, – ответила Делия, – хотя наши отношения не всегда складывались гладко. Если бы не мой долг перед моей семьей, я никогда бы не вернулась в Англию, а навсегда осталась бы там, где погиб Дэвид.
– Миледи, такое поместье как Рутерфорд, не может оставаться без хозяина.
– Я всегда думала об этом, сэр Чарльз, и очень скучала по Рутерфорду. Теперь я намерена серьезно заняться семейными делами и рассчитываю на вашу помощь.
– Я всецело к вашим услугам, – учтиво проговорил адвокат.
– Я хочу выкупить все земли, которые наша семья потеряла при Кромвеле. Это возможно?
– Думаю, что возможно. Но должен вас предупредить, что за последнее время цены на землю очень выросли, Вам придется заплатить большие деньги.
Замечание Бланта нисколько не смутило Делию, уверенную в том, что ее состояния вполне хватит для осуществления ее планов.