Два выстрела

Ведь в итоге туда приходят все. И остаётся только вопрос: какими мы уйдём? Что будет написано в нашей тишине? На что мы растратили свои дни, силы, надежды? Мы сами выбираем, чем наполнить свою жизнь – и именно это становится нашей последней чертой. Одни уходят с любовью в сердце, другие – с грузом сожалений. И всё, что остаётся после нас, – это память о том, кем мы были и что сумели оставить людям, которых любили.

На плечи довил груз осознания, что родители не верили в Бога. Не противились моей вере, хотя часто подшучивали, что все это глупость. И сами… не принимали. Я много раз рассказывала о Христе, но для них это были сказки, совпадения, а теперь… Кажется уже поздно.

Вот две глубокие ямы, скоро туда отправятся родители, они разделят землю. Куда не посмотришь цветы. В каждом букете чётное количество.

Я покачал головой, вспоминая как часто отец дарил маме цветы, искренняя радуясь, видя ее улыбка. Все взгляды были устремлены на меня. На дочь. Кто-то сочувствовал, кто-то был равнодушен и пришёл для приличия. Но на каждое "Соболезную" мне было плевать.

Сестра папы, моя тетя, стояла рядом. Она была той, кто действительно понимал мое горе.

Я не знаю, что происходило вокруг, для меня время застыло, существовали только я и родители.

Мои родители.

Когда их гробы закрыли я не смогла удержаться на ногах и упала на колени. Все вокруг зашептались. Мои глаза были наполнены слезами и пустотой. Глубокой и удушающей пустотой, что грозила уничтожить меня.

Я впилась ладонью в черную землю. Мне было все равно, если в моей руке червяки или другая живность. В другой день я бы убежала от всей этой грязи подальше, но сейчас мне плевать.

Глаз задергался. Рука затряслась.

Сглотнув, я бросила землю в яму. Затем ещё горсть. И ещё.

Я нервно засмеялась, но не потому что мне было смешно или забавно. Мне был нужен, нет, необходим контраст с мрачной обстановкой вокруг. Иначе я бы не выдержала, и могильщикам пришлось бы капать ещё одну яму.

Единственное, что помогало держаться на плаву – непрестанная молитва, взывание к Богу. Он отвечал. Успокаивал. Чувство особо близости оковали мягкое от побоев жизни сердца. Боль не уходила, но с ней боролось что-то внутри и медленно, но уверенно побеждало.

Кто я без них?

Все будет хорошо.

Я перестала кидаться грязью только, когда тетя положила свою ладонь на мою, призывая остановится. Я послушалась, но осталась на коленях, не обращая внимания на то, как пачкаются колготки от земли. Я сжала кулак, стиснула зубы, чтобы в голос не разрыдался.

На плечо опустилась рука, но не женская, не тети

– Соболезную вашей утрате, – сказал мужчина. – Мы всей семьёй просим… – он осекся, видимо не хотел продолжать дальше.

В ответ я кивнула. Это, наверное, сотый раз, когда ко мне подходят принести соболезнование. За что эта самая семья извинялась я не знала, и знать не хотела. Ничего не хотела. Только бы свернуться комочком и пролежать так несколько лет.

Но я сильная, справлюсь. И пусть сейчас разбита о скалы утраты и горя, я знаю, что одержу вверх и смогу жить дальше, смогу снова улыбаться и смеяться. Я смогу, не взирая не на что. И никакой мужчина с ножом в спальне… Не сможет меня сломать. Я не дамся этому жестокому миру. Мой свет будет продолжать гореть и дальше, даже с этими воспоминаниями. Мой огонь не потухнет, потому что я не позволю.

Потому что все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе.