Встретимся в Осени. Просьба не опаздывать и заранее не приходить. Маленькая терапевтическая повесть о женском кризисе середины жизни

– А что? Мне нравится эта идея, – подхватываю я и вижу, что Астра и Роза кивают в ответ, только Хризантема, похоже, задумалась.

– И что тогда мы будем делать каждый раз эти два часа? – снова спрашивает она.

– Слушать себя, тишину, других и ощущать, что рождается между нами, – продолжает развивать свои идеи Гортензии.

– А это не вы нас сюда заманили? – вдруг спрашивает Роза. – Что-то подозрительно много вы знаете о том, как все здесь должно происходить.

Гортензия качает головой, и вместе с нею качаются ее потрясающие серьги в виде золотых полумесяцев, которые я только сейчас замечаю.

– Не я. Но если бы была и я, то что это меняет? Давайте пользоваться выпавшей нам возможностью.

– Я думаю, что все же должен быть какой-то план, – не сдается Хризантема.

– Вы привыкли все делать по плану? – спрашивает ее Гортензия с улыбкой.

– План помогает не сбиться с пути, – назидательно произносит Хризантема, на что Гортензия фыркает.

– Путь мы будем создавать сами, мы еще не знаем, какой у нас путь.

– И что вы предлагаете? – почти соглашается Хризантема, расстёгивая пуговку на своем строгом пиджаке цвета перезрелой вишни.

– Посмотреть, где каждый из нас сейчас находится, – произносит странную фразу Гортензия.

– А мы все сейчас разве не в одном месте находимся? – удивленно произносит Роза и непонятно, то ли шутит она, то ли говорит всерьез.

– Физически да, – соглашается с нею Гортензия, – но мысленно каждый из нас находится в каком-то своем месте. Мне кажется, важно узнать, кто где находится и, прежде всего, для самих себя.

– И как это узнать, кто в каком месте находится? – раздражается Хризантема, она не называет идею Гортензии глупой, но в ее тоне сквозит ирония и скепсис.

– А о чем вы думаете сейчас? – спрашивает ее Гортензия, она словно не обращает внимания на то, с какими интонациями Хризантема сопровождает свои вопросы.

– Что я не хотела сюда идти, – признается Хризантема.

– А почему тогда пришли? – не сдается Гортензия.

– У меня нет выбора. Я должна сюда ходить, – Хризантема повторяет то, о чем говорила на первой встрече.

– Кому должны? – не может удержаться Роза.

– Мы договорились на первой встрече, что я не буду рассказывать то, чего не хочу, – защищается Хризантема.

– И что вы чувствуете, когда вынуждены ходить сюда, когда у вас нет выбора? – мягко спрашивает Астра.

– Нормально я себя чувствую. Когда делаешь, что должен, то все идет правильно, пусть и не всегда это приятно в настоящем, – Хризантема неожиданно рассказывает больше, чем я от нее ожидаю.

– А нормально – это как? – уточняет Гортензия.

– Как всегда, – твердо говорит Хризантема и тем самым показывает, что большей откровенности от нее не добьешься.

– Я думаю о том, что все, что происходит в нашей жизни – значимо. Я верю в то, что любой поворот на нашем жизненном пути неслучаен. Для чего-то наша встреча очень нужна, – почти торжественно произносит Гортензия, от ее торжественности веет чем-то мистическим и сакральным.

– Я думаю о том, почему остаюсь здесь. Сначала мне казалось, что это какая-то ошибка, но сейчас мне интересно. Хотя я думаю, что в реальной жизни мы вряд ли со всеми вами подружились бы, но здесь и сейчас я чувствую себя так, как раньше еще не чувствовала, – Роза обводит нас взглядом, в котором вызов сочетается с небольшим чувством вины.

– А как ты себя чувствуешь? – Гортензия неожиданно переходит на «ты», и никто ее не поправляет.

– Непривычно. Вроде мне должно быть некомфортно, потому что я вас почти не знаю и вы так сильно от меня отличаетесь, но мне достаточно спокойно. И любопытно, что будет дальше, – после некоторой паузы добавляет она.

– А чем мы от тебя отличаемся? – спрашивает Хризантема.

Роза немного мнется и не решается говорить, но мы смотрим на нее и ждем ответа.

– Все вы старше меня… – наконец отвечает она со смущением. А я думаю, как ее реакция сейчас похожа на ту, которая возникает у ребенка в компании, где все товарищи старше его. Роза не гордится тем, что моложе, а скорее чувствует неловкость. Почему-то я думаю, что это новый для нее опыт.

– А сколько тебе лет, голубушка? – спрашивает ее Астра и в ее вопросе нет неприятного любопытства, только искренний интерес.

– Это неважно. То, как себя чувствуешь, не зависит от цифры в паспорте, – Роза явно хочет скрыть свой возраст, из-за чего как раз и рождается подозрение, что не так уж мы и старше ее.

– Но иногда все-таки в свой паспорт нелишне посмотреть, – роняет Хризантема и вроде она говорит это Розе, но кажется, что всем нам.

– У меня похожие чувства о том, что мы все отличаемся друг от друга, – неожиданно признается Астра. – Только я не думаю, что вы старше меня, просто я думаю, что у каждой из нас разные представления о том, что важно в жизни.

– А как ты это определила? – удивляется Хризантема.

– Я почувствовала, что каждая из вас может позволить себе приходить сюда, даже если нет времени и есть другие дела, а меня уже второй раз накрывает вина, когда нахожусь здесь.

– Вина перед кем? – интересуется Гортензия.

– Перед своей семьей. Она – самое ценное, что у меня есть. А здесь… Мне, конечно, вполне неплохо и даже интересно, но кажется, что я теряю что-то важное, когда я здесь, а не с ними.

– А что без своей семьи ты себя совсем не представляешь? – удивляется Роза.

– Нет! – удивление Астры еще больше, чем удивление Розы.

– А сейчас я думаю о том, какой вы меня видите, – говорю я неожиданно для самой себя и замечаю, как немножко покачиваюсь на стуле, словно через это действие пытаюсь обрести потерянное равновесие.

– В смысле какой? – не понимает Хризантема.

– По дороге сюда у меня что-то попало в глаз, пока я пыталась разглядеть в зеркале, что же это такое, в зеркальном отражении я увидела какую-то другую женщину, не ту, которой я всегда себя представляла. Какую-то резко постаревшую. Это как будто совсем не я.

– Я понимаю, о чем ты, – откликается Астра. – Я недавно ехала в метро и вдруг поймала свое отражение в окне вагона. В нем я увидела чужую уставшую тетку, мне стало так страшно, что та тетка – это я. Мне обычно некогда смотреть в зеркало, а тут от этого изображения было никуда не сбежать, было так много народу, что я не могла просто так взять и отвернуться. Я даже на какой-то миг закрыла глаза, но воображение стало рисовать мне еще более страшные картины, так что пришлось глаза открыть и признать, что измученная женщина в возрасте, которую я вижу напротив себя в окне, это я.

– Девочки, вы смотрите в неправильные зеркала, есть зеркала, в которых видны все изъяны, а есть те, которые показывают вашу красоту, – вступает в наш разговор Гортензия.

– Разве то, как вы выглядите, зависит от зеркала? Мы точно уже не девочки и даже не девушки. Зачем врать самим себе? – жестко отвечает ей Хризантема.

Роза смотрит на нее с любопытством и в то же самое время с тревогой.

– А я не считаю себя старой, – с вызовом заявляет она и даже топает своей лакированной туфелькой.

– Все всё равно стареют, даже если отрицают это, делая всякие манипуляции, – с каким-то мрачным удовольствием спорит с нею Хризантема.

– Я считаю, что если я выгляжу молодо, то я не старая, – не соглашается с нею Роза.

– Старая, стареющая, начинающая стареть – это не одно и то же, – мудро подмечает Гортензия.

– Да, и выглядеть молодо нельзя бесконечно. Организм все равно стареет. Разве тебе сейчас для поддержания физической формы не надо тратить в два раза больше на это времени и есть в два раза меньше того, что ты раньше могла себе позволить? Разве сил у тебя не стало меньше? Раньше ты скакала как горная козочка с рассвета до заката, а сейчас еле дожидаешься вечера, чтобы скорее лечь в постель и отдохнуть. А память? Не стала подводить? – задает Розе свои провокационные вопросы Хризантема. – Это все про старость, и неважно, как ты выглядишь! – последним предложением она словно подводит жирную черту под всей своей речью.

– Именно поэтому ты так рано смирилась со своим внешним старением? – ехидно спрашивает ее Роза, хотя видно, что она расстроена.

– Я думаю, вы обе правы, – пытается примирить их Астра. – Старость невозможно победить, но ее можно немного приостановить.

– Чушь! – громко заявляет Хризантема. – Как ее можно приостановить? Старение нашего организма начинается уже в двадцать лет, можно это отрицать, можно от этого бежать, а можно просто принять и жить дальше.

– А тебе не страшно стареть? – я обращаюсь к Хризантеме и читаю ужас в глазах Розы.

– Старость – это такая же часть нашей жизни, как и другие. Ты же не боишься осени или зимы? – спрашивает меня Хризантема.

– Зиму я не люблю, – отвечаю я, а сама начинаю думать, чем же передо мною провинилось это время года. – Зима кажется бесконечной, я постоянно мерзну и все время боюсь, что мой папа поскользнётся, упадет и станет совсем беспомощным, я боюсь, что кто-нибудь простудится из нашей семьи, особенно я, потому что мне нельзя болеть, иначе, кто станет заботиться обо всех других. Зимой нельзя много ходить пешком из-за холода, так мало живого вокруг и так мало света. Наконец, я боюсь, что порвутся мои сапоги, а на новые не хватит денег, – мыслю я вслух и ужасно страшусь того, что надо мною сейчас начнут смеяться.

– Зимы разные бывают, смотря, где жить. Я вот зимой всегда стараюсь уезжать в теплые края, – мечтательно произносит Роза.

– Как птица улетаешь на юг? – улыбается Гортензия, и Роза слегка обижается на нее.

– А если бы ты всего этого не боялась, то твое отношение к зиме изменилось бы? – не отпускает меня Хризантема.

– Может быть, – задумываюсь я. – Если бы я жила в большом теплом доме, не мерзла бы, ожидая транспорта, не переживала за папу и был бы человек, на которого я могу рассчитывать, кроме себя самой, наверное, тогда я могла бы даже полюбить зиму.

– Значит, в старости тебя больше всего страшит холод, темнота и одиночество? – спрашивает тихо Астра.

– А тебя? – задаю я встречный вопрос Астре, которая, как мне кажется, понимает меня лучше всех сейчас. Мне одной так не хочется думать об этой леденящей душу зиме.

– Меня больше всего страшит ускользающее время, что все меняется, что что-то уходит и никогда не будет так, как раньше, – отвечает она.

– Нет, у меня все немного иначе, я, наоборот, боюсь, что чего-то упущу, и что-то уже никогда не случится, что я так и не успею пожить. Мне страшно, что, напротив, ничего не изменится, что все до конца моей жизни будет, как сейчас, а потом жизнь закончится, а я пойму, что так и не жила, – говорю я и с удивлением осознаю, что никогда еще так ясно я не ощущала, чего я на самом деле опасаюсь в своей жизни.

– А чего ты хотела бы? – с интересом спрашивает Роза. – Если бы сейчас все было возможно в твоей жизни, что стала бы делать? Как начала бы проживать свою жизнь?

– Пока я не знаю, – растерянно отвечаю я. – Я не думала об этом.

– Так вот поэтому твоя жизнь и не меняется, – поучает меня Хризантема, – потому что ты знаешь только, как ты не хочешь, а как хочешь, не знаешь.

– Начинать можно с любого конца, – защищает меня Астра. – Можно с того, чего не хочешь, а можно с того, чего хочешь.

– А что же в старости страшит тебя? – переключается Хризантема на Розу.

– Я сделаю все, чтобы не стареть как можно дольше, – с вызовом заявляет Роза.

– Это ты уже говорила. Что в старости самого страшного для тебя? Или невыносимо даже смотреть в эту сторону? – не сдается Хризантема.

– А я считаю, что в любом возрасте мы продолжаем быть красивыми и привлекательными женщинами, – вдруг говорит Гортензия, словно озвучивая страхи Розы. – В любом возрасте есть своя красота.

– Обычно так говорят те, кто рано перестал за собой ухаживать или совсем не ухаживал и не заботился о своей красоте, – нападает на нее Роза, а сама вдруг начинает плакать.