Ложная реальность

Мария Норд Иллюстратор

© Ольга Фандорина, 2022

© Мария Норд, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0056-1348-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Летом 2019 меня поразил пример подруги, которая за месяц написала черновик романа в 50 000 слов. Это была история о работе, взаимоотношениях в коллективе и переживаниях, когда интриги, козни, лицемерие и подставы ждут за каждым поворотом. Основанное на реальных событиях, произведение получилось очень искренним и откровенным. И я подумала: «Вот бы мне тоже так рассказать свою историю». Наверное, в качестве примера мне был нужен близкий человек, у которого всё получилось. Только тогда загоревшаяся идея имела шанс не погаснуть от ветра переменчивого настроения.

Несколько недель я основательно готовилась: собиралась с мыслями, просматривала подходящие блокноты для черновиков, советовалась с подругой. Хотелось придать новому произведению особый смысл, поэтому я решила начать работу во время летней поездки в Калининград.

И вот в первое воскресенье августа, когда подруга, с которой я путешествовала, ушла по делам, я открыла блокнот и просто написала: «Впервые я увидела его на педсовете в августе 2012». Сначала получилось совсем немного – чуть больше пяти блокнотных страниц, примерно 500 слов. Я задумывалась над фразами, подбирала варианты получше, зачёркивала слова и целые предложения. В следующее воскресенье я написала уже шесть страниц, а в самолёте – девять с небольшим.

Вернувшись домой, я отложила произведение до лучших времён. Не то чтобы было психологически сложно, но пропал энтузиазм и появились другие дела. Чтобы продолжить повесть, мне был необходим челлендж, вызов самой себе. И я уже знала какой.

В ноябре я присоединилась к традиционному писательскому флешмобу NaNoWriMo. В первый же день меня – видимо, по тегу – нашла одна писательница из Петербурга и пригласила в общую дискуссию. Там организатор ежедневно постил вдохновляющие картинки, участники делились своим опытом, с гордостью заявляли о достижениях, говорили о впечатлениях. Мощный поток творческой энергии с лёгкостью подхватил и закружил меня. Я не жалела времени, скрупулёзно считая слова на страницах, чтобы в конце очередного дня опубликовать в WhatsApp статус: «Столько-то слов за день» с тегом марафона. В первые дни пришлось преодолевать себя, я безуспешно пыталась справиться с нахлынувшими чувствами, пока не догадалась написать концовку. Она получилась слабой и наивной, но на тот момент её качество не имело значения. Мне было важно само наличие финала, хотя бы формального. Только тогда я смогла вернуться к линейному повествованию. Когда я подошла к эпилогу естественным образом, концовка поменялась будто сама собой.

Но всему своё время.

Глава первая. Разворот на 180 градусов

Впервые я увидела его на педсовете в августе 2012, но из-за суеты и оживлённых разговоров заметила не сразу. Только когда директор взяла слово и по традиции начала представлять новых учителей, я обратила внимание на незнакомые лица. «Свежая кровь», – так говорят обо всех новичках, преимущественно молодых. На этот раз главным и самым ярким «эритроцитом» оказался статный и высокий Андрей Сергеевич Леонов. Директор объявила, что он займёт место Нинель Витальевны – и актовый зал пришёл в движение, зашелестел, загудел на сотню голосов.

Нинель Витальевна Ерошина, заслуженный учитель немецкого, по-арийски сдержанная и по-советски строгая, была завучем годов с 80-х. Она начинала вместе с директором и была её главным советником. За два года работы в лицее я привыкла считать этих двоих «столпами империи», и моё мнение разделяли многие. Например, Елена Владимировна Рубинова – завуч, которая училась в лицее, когда он ещё был обычной школой.

Пока директор вещала про Андрея Сергеевича и его достижения, Елена Владимировна повернулась ко мне и вполголоса сказала:

– Я думала, она будет всегда, а оно вон как получилось.

Коллега часто-часто заморгала на последних словах, как делала всегда, когда была недовольна.

Я посмотрела на Нинель Витальевну. Она сидела неестественно прямо, поджав и без того тонкие губы. Из-за бликов на массивных очках казалось, что её глаза сверкают. Можно было даже представить, что они приобрели цвет штормового моря.

Я не знала и, честно говоря, не интересовалась, что произошло между Тамарой Алексеевной и её ближайшей сподвижницей. То ли Ерошина сдала и перестала справляться с объёмом работы, то ли многолетняя дружба со временем побледнела и потрескалась. Так или иначе, один из «столпов империи» пошатнулся, и, чтобы предотвратить падение, его по-быстрому заменили.

– Конечно, Нинель Витальевна будет приходить, помогать советами, – робко закончила директор.

Бывшая завуч сухо кивнула и попыталась улыбнуться. Она не приняла отставку. Впоследствии, несмотря на заявление директора, Нинель Витальевна ни разу не пришла проконсультировать своего преемника и не появилась ни на одном мероприятии, посвящённом памятным датам лицея.

В перерыве я всякого наслушалась о новичке и его связях и к середине дня успела проникнуться к нему искренней неприязнью. За Нинель Витальевну было обидно до слёз. Да, из-за её строгости и моей неопытности у нас случались конфликты, но Ерошина одним взглядом внушала уважение. Её грузную, степенную походку узнавали ещё до того, как она появлялась в учительской. Однако в трепете перед этой женщиной старой закалки не было страха – скорее, небывалое почтение. Она держалась с достоинством и носила свой статус, как невидимую медаль на шее.

Разумеется, новый завуч был обречён проигрывать в сравнении с ней.

Первым, что я сказала маме, когда вернулась с педсовета, было:

– Нинель Витальевну уволили, а её место занял какой-то молодой выскочка, родственник кого-то там из правительства.

Так и прошёл учебный год – в убеждении, что бок о бок с приличными учителями работает выскочка обыкновенный, одна штука, занимающий не своё место.

Летом один за другим умерли дедушка и бабушка, из-за чего омрачились первые дни отпуска, а День города надолго перестал быть праздником.

Вскоре начался новый учебный год, и он принёс свои проблемы. В первый же день Тамара Алексеевна вызвала меня к себе и, не тратя времени на экивоки, предложила классное руководство. Ну как предложила…

– У тебя много уроков в 8-м «Г»? – спросила она, листая какие-то документы.

– Ммм… – я склонила голову набок. – Восемь часов, сейчас ещё развитие речи добавится.

– Так ты, получается, у них основной учитель? С тобой они больше всего времени проводят?

– Ну… да.

– Возьмёшь классное руководство?

– Что? – дыхание перехватило. – А как же Екатерина Михайловна?

Директор откинулась на спинку кресла и сложила руки в замок.

– А Екатерина Михайловна уходит в декрет и переезжает в Литву.

– Чудесно, – я постаралась скрыть иронию улыбкой.

– Возьми. Понимаю, класс сложный…

«Нет, Тамара Алексеевна, не понимаете».

– … но я видела тебя с ними на открытом уроке, они хорошо себя вели, у вас прекрасный контакт.

«Потому что там были вы».

– Уверена, у тебя всё получится, – улыбнулась директор, поправляя шейный платок.

Так я стала руководителем весьма специфического класса, отношения с которым в лучшие дни можно было назвать натянутыми, а в худшие даже определение нельзя было подобрать. Я шла по коридору, и безрадостные картины недавнего прошлого оживали в памяти: драки на уроках, возмущённые строки в красных от замечаний дневниках, редкие, но тяжёлые встречи с вечно занятыми родителями учеников.

18.09.13. Меня преследовал высокий молодой человек интеллигентного вида, в прямоугольных очках и сером костюме с металлическим отливом. От одного присутствия этого человека меня бросало то в жар, то в холод, и мурашки бегали по спине. Он всё шёл за мной, словно зная, что мне от него не спрятаться. Я думала укрыться хотя бы в своём подъезде. Поднялась в свою квартиру, чувствуя, что меня догоняют. Открыла форточку в своей комнате. Прыгать было высоковато, конечно: всё-таки шестой этаж. Но разве есть другой выход? Я сосредоточилась, распахнула крылья. Взлететь удалось, но от недостатка сил полёт был совсем не таким, как я ожидала. Слишком низко, кошмарно медленно. Преследователь нагнал меня за несколько секунд, и тут я увидела его крылья – широкие и белые, как у меня. Меня будто молнией ударило: а чего я, собственно, от него убегала? Я сказала первое, что пришло в голову:

– У тебя плохо получается. Я летаю намного дольше тебя.

Он ответил нарочито просто, пожав плечами:

– Научи.

Спокойствие и уверенность затопили меня, я широко улыбнулась, ещё не веря своим чувствам. Я и мой неожиданный спутник полетели вдоль улицы – сначала низко, а потом выше и ещё выше.

Как ни странно, первый месяц классного руководства почти не доставил мне хлопот, а вот в начале октября их прибавилось: папу положили в больницу с переломом ноги, и на несколько месяцев мы с мамой остались одни.

Хотелось, чтобы мама выбросила из головы фразу, которую обронил случайный собеседник в очереди: «Несчастье с ногой – это звоночек с того света от ваших родителей». Я оттачивала умение улыбаться, когда всё внутри сжимается от тревоги, и шутить, поднимая маме настроение.

– Какие тут катакомбы! – комментировала, пробираясь вслед за мамой по переходам овощехранилища. – Тут только фильмы ужасов снимать!

– Съезжу в «Леруа Мерлен», – говорила, поправляя перед зеркалом шапку. – Пройду квест «Найди обои в стиле немецкого ампира».

– Ёлка вон наклеена, – кивала на окно второго этажа одного из домов в центре. – А мы скоро живую потащим. Настоящие русские женщины.

В середине осени начались школьные олимпиады. Ученики старались получить новые знания и хорошие отметки, даже троечники подавали заявки: а вдруг повезёт? вдруг за участие пять поставят? Учителя тем временем силились не свалиться с ног от усталости. Мне же после череды неприятностей держать в памяти всё было решительно невозможно, и однажды система дала сбой.

На одной из олимпиад я почувствовала себя плохо. Голова закружилась, в ушах зазвенело, ноги налились свинцом – и сразу накатила слабость. «Присесть бы, а лучше – прилечь», – подумалось мне, и я действительно села за стол, стараясь не привлекать внимания.

«У меня всего одно обязательное лекарство. Одно! Как же я о нём забыла?!»

Я покосилась на Андрея Сергеевича, который сидел в комиссии вместе со мной. Будь на его месте кто-то другой, мне не составило бы труда отпроситься. Но это же сам Андрей Сергеевич Леонов! Он будет улыбаться, уговаривать, убеждать и, по-прежнему улыбаясь, никуда не отпустит. Из принципа. Так говорили коллеги. И теперь мне предстояло проверить, правы ли они.

– Андрей Сергеевич, мне нехорошо, – зашептала я. – Таблетку забыла. Можно уйти минут на тридцать пять?

– А почему не сорок? – бегло улыбнулся он. – Для ровного числа.

В другое время ирония в его голосе возмутила бы меня, но сознание мне уже изменяло.

– Нет, я не настолько далеко живу, – я потёрла рукой стремительно потеющий лоб.

– Может, всё-таки подождёте полчаса?

– Не могу, говорю же.

Андрей Сергеевич тихо цокнул.

– Мне что, скорую вам вызвать?

– Не надо скорую! Просто отпустите домой.

– Да мне тоже необходимо отлучиться. Я как раз хотел попросить вас.

– Издеваетесь? Вам-то куда?

Он глянул на часы.

– Ну надо.

Это совсем не тянуло на ясный и чёткий ответ.

– Знаете, по-моему, мне надо больше.

Плюнув на его уговоры, я молча собралась и ушла. Вернулась ровно через тридцать пять минут, как и обещала, но у моей неприязни к Андрею Сергеевичу появились реальные основания. Недовольство из-за ухода Нинель Витальевны сменилось раздражением на хождение вокруг да около и заговаривание зубов.

Лучшей новостью ноября стала выписка папы из больницы. Конечно, его работа откладывалась до марта, но сам факт того, что он , придавало папе сил. Он улыбался во весь щербатый рот, и тогда морщины крупными нитями протягивались до самых висков, но для меня не было зрелища милее и роднее. Папа старательно разрабатывал ногу, тренировался ходить на костылях и вообще пребывал в бодром расположении духа. дома

Правда, зимой солнце для меня померкло. Психологический климат на работе становился всё суровее, классное руководство расшатывало нервы, а домашние дела отнимали последние силы. К декабрю я окончательно уверилась: пора уходить из лицея.

– Что, безработной будешь? – всплёскивала руками мама. – На биржу труда таскаться, выбирать из чёпопалошных вакансий…

– Зачем тебе это надо? – вздыхал папа, почёсывая седеющую голову.

Но перспектива остаться без работы пугала меня не так, как постоянное чувство вины и стыда перед самой собой. Я не справлялась, и, чтобы понимать это, мне не нужны были отчёты, докладные и статистика успеваемости.

Я обдумывала варианты и примеряла на себя различные амплуа – благо умеющие работать с текстами всегда найдут себе применение. Редактор? Корректор? Автор статей для сайта? Всё равно, лишь бы уйти из лицея, подальше от классного руководства, отчётов и новых программ.

Коллегам я сообщила о своём решении в конце декабря, когда католики отпраздновали Рождество и мир, освещённый разноцветными гирляндами, погрузился в предновогоднюю суету. Мне тоже хотелось наслаждаться жизнью и радостным предвкушением, однако мой мир сузился до лицейских стен, кабинетов и коридоров.

Елена Владимировна восприняла известие о моём уходе с олимпийским спокойствием. Я ожидала удивления, упрёков и уговоров, а получила лаконичный и безэмоциональный ответ:

– Ну что ж, это твоё решение и твой выбор. Я его уважаю.

Я сдержанно кивнула. Эта женщина с неброской внешностью только выглядела маленькой, хрупкой и слегка рассеянной. В действительности её цепкий взгляд подмечал даже самые мелкие детали, и моя беготня по собеседованиям, обрывки фраз и тематические намёки явно привлекли её внимание.

Перед Еленой Владимировной и другими завучами встала задачка не из лёгких: сообщить директору о моём увольнении и испортить праздничное настроение или скрыть это и тем самым упустить возможность быстрее найти мне замену. Выбрали первое.

Конечно, мой предстоящий уход возмутил многих. В учительской шушукались, а некоторые высказывались в открытую.

– Кааак?! Да ладно! Посреди учебного года?! – хмурила брови-полумесяцы учительница истории Надежда Денисовна и, картинно уперев полноватые руки в боки, продолжала: – А ученики что же? Бросаешь их вот так?

– Не бросаю, а оставляю более способному, кто ещё не выгорел, – обрывала я.

– Да ладно тебе! – хлопала по плечу красавица-егоза Ирка Бобрикова. – Отдохнёшь на каникулах, ещё передумаешь.

Я в ужасе мотала головой и мягко убирала руку приятельницы с плеча.

В те дни я чувствовала себя злостным нарушителем спокойствия, который не только не справляется со своими обязанностями, но и смеет заставлять нервничать других. Роль этакого плохиша из переулка была для меня новой, однако осознавать себя ничего никому не должной и готовой кардинально поменять жизнь было восхитительно. Незнакомые ощущения щекотали нервы, я заполняла документы и проверяла последние тетради с чувством тотальной завершённости и от этого намного легче переживала явные или скрытые упрёки коллег.

6 января нового, 2014 года я должна была поехать на встречу с подругами, но день с самого начала не задался, а во второй его половине на меня и вовсе накатила хандра. Я выглянула в окно. Ехать в такую пургу и хмурость, да ещё когда давление неминуемо падает? Ну уж нет.

«Девочки, извините, я сегодня не приеду: неважно себя чувствую», – набрала я в чате, уже лёжа в постели. Выключила телефон – и сдалась на милость сну.

06.01.14. Мы так давно были вместе, что я уже не помнила: то ли мы пришли в лицей как пара, то ли очень быстро стали парой. Я знала только, что воспринимаю этого человека как продолжение самой себя.

Мы шагали в ногу по коридору второго этажа, мимо учительской и соседних с ней кабинетов.

– Олеся Владимировна, вы сдали отчёт?

– Да, Андрей Сергеевич. Едва успела, но сдала.

– Ну, четверть почти позади, чуть-чуть напрячься – и будем отдыхать.

Я повернула голову. Андрей тепло и ободряюще смотрел на меня, а потом взял за руку. «Как неприлично, в учебном-то заведении», – покачали бы головами в какой-нибудь другой школе – но не в нашем лицее. Здесь все, похоже, привыкли к тому, что я и Андрей не скрываем отношений. Во всяком случае, в беглых взглядах коллег я не заметила ни осуждения, ни даже удивления.

Я проснулась в поту. Сердце колотилось, будто внутри сходил с ума барабанщик, получивший в подарок новую установку.

Цвет неба за окном ещё не приобрёл насыщенный тёмно-синий оттенок, а в коридоре о чём-то бодро переговаривались родители – значит, я спала всего ничего. Но как много произошло-то, господи!

– Пожалуйста, только не это, – прошептала я, глядя в потолок. – Боже, пожалуйста, нет.

Симметричные узоры на белых потолочных плитках сходились и расходились и казались такими упорядоченными, такими правильными – не то что мои мысли.

Я ведь уже написала заявление, уже готовилась сменить работу, уже была одной ногой за порогом лицея и перед открытой дверью в новую жизнь. Внезапные чувства к едва знакомому человеку были так же неуместны, как длинноногий слон Дали на полотнах Рубенса.

Следующие два дня я прожила как в тумане, постоянно возвращаясь мыслями к Андрею Сергеевичу и вопросу «Как поступить?» Ничто не случайно. Об этом написано столько книг и песен, столько фильмов снято. «Амели», например. Или «Реальная любовь». Разве мой сон – не знак? Он как бы говорит – нет, кричит! – «Остановись!» Правда ведь? А если нет?..

Всё решило 9 января – первый рабочий день в году. Поднимаясь на третий этаж, я встретила Андрея Сергеевича. Мы всего лишь буднично поздоровались, но чаша «Уйти» на невидимых весах понеслась вверх, а чаша «Остаться» уверенно опустилась. Будничность из моей жизни исчезла напрочь.

Глава вторая. День Андрея

13 января я сообщила директору, что передумала уходить.

– Ещё не время, – завершила я свою короткую речь с извиняющейся улыбкой.

Тамара Алексеевна для вида поворчала и вернула мне заявление с короткой рекомендацией: «Сжечь!» Конечно, директору не улыбалась перспектива моего ухода, и дело было не в личном отношении ко мне. Просто перестраиваться в середине учебного года, переставлять уроки, расписывать замены, пока не появится новый учитель, и инструктировать его, когда он придёт… Та ещё морока, на самом-то деле!

Я пообещала, что «доведу учеников до конца девятого класса», но лгать самой себе не имело смысла: обещание было всего лишь сентиментальным прикрытием.

Много ли я знала об объекте своей страсти? Только слухи и обрывочные сведения, почерпнутые в редких разговорах в учительской. Поэтому моей целью стало разобраться, насколько они правдивы и что за человек Андрей Сергеевич Леонов. А если есть цель, то нужен и план.

В лицее испокон веков практиковались парные дежурства администратора и учителя. Администраторами были завучи, и из-за их малочисленности за каждым закреплялся определённый день. А вот в учителях недостатка не было, поэтому они дежурили по сменам не реже одного раза в месяц. За это полагались приятные бонусы – отгулы, прибавляемые к отпуску.

Моё прикрытие было идеальным – необходимость отдохнуть после пережитого стресса, вот я и записалась на две незанятые среды января. «И вообще в день Андрея буду здесь как можно дольше», – решила я, окидывая взглядом учительскую, пустую и тихую в семь утра.

Мой напарник зашёл очень кстати.

– Вы уже здесь?!

Обрадованно-удивлённый тон, взлетевшие брови, широкая улыбка, обнажившая ровные зубы… Много ли нужно, чтобы поднять настроение влюблённой девушке?

– Ну да, здесь, как же иначе, – я обернулась через плечо и приподняла бровь.

Действительно, разве могло быть по-другому…

Я начала обновлять гардероб. Больше яркости! Больше вещей, привлекающих внимание к фигуре: благо на формы мне грех было жаловаться.

После одного особенно долгого и плодотворного похода по магазинам я вернулась домой с шестью пакетами в руках. Только-только приласкала встретившую меня кошку – и из зала в коридор выглянула мама.

– Опять что-то купила? – она заинтригованно поправила очки на переносице и мотнула головой при виде пакетов.

– Не жалко времени? И волосы каждый день накручиваешь. Проще же хвост сделать или крабом заколоть, как раньше.

Проще. Но как раньше меня не устраивало.

Выждав немного, привыкнув к своим новым чувствам, я написала о произошедших переменах своей лучшей подруге Лене и получила ответ, который может дать только по-настоящему близкий человек: «Слушай, ну ты даёшь! Остаться на работе, вернув сделанный шаг, – и всё это ради того, кто тебе нравится. Это подвиг! Желаю огромной удачи в этом деле, искренне!»

Последние слова расплылись и помутнели перед моими глазами, и я бережно сняла с них слезинки. «Вот пусть слёзы будут только такими, – подумалось мне. – От счастья или от трогательных слов».

В последний день января завывающая за окнами метель заставляла мысленно вторить ей и ныть о новых каникулах. А тут ещё я обнаружила в дальнем углу своего ящика в учительской непроверенные самостоятельные.

– Ооо, – я повела челюстью и устало закрыла ящик. За забывчивость надо платить, в данном случае – минимум сорока минутами. И это в единственное окно! Поесть бы и привести себя в порядок перед второй сменой, так нет же…

Невезение продолжилось: именно на этом уроке народу в учительской собралось как на праздник. Каждая из микрогрупп по два-три человека обсуждала своё, фразы сливались в моём сознании в причудливые сочетания, а диалоги складывались в монологи. Хотелось спросить, почему занявший первое место вдруг оказался бессовестным и как это в кабинете при идеальном ремонте всё может разваливаться. Но даже разомкнуть губы представлялось мне подвигом. «Проверить бы работы», – устало подумала я, сжав виски и попытавшись отрешиться от внешних раздражителей. И тут, посмотрев в зеркало, я заметила ободряющую улыбку Андрея, который сидел в кресле за компьютером. Он глядел на меня внимательно и, похоже, уже долго. Мне так и вспомнились старинные девичьи гадания, и будто наяву я услышала: «Суженый ряженый, приди ко мне наряженный». Разумеется, я ответила Андрею такой же открытой и искренней улыбкой.

Сил немного прибавилось, и после звонка у меня осталось только две работы, которые я потом с лёту проверила на перемене.

Во второй смене, когда от домашнего ужина меня отделяло всего полтора часа, я пришла в учительскую за «подзарядкой». Просто посидеть на диване, подышать глубоко и расслабить мышцы…

За столом, чуть сгорбившись, сидел Андрей и изучал пометки в тетради замещений. Его рука хаотично двигалась по столу – очевидно, в поисках ручки или хотя бы карандаша.

– Да что вы мучаетесь, – вздохнула я и протянула Андрею свою ручку.

– Danke schön, – ответил он, задержав пальцы на моих, и искры тока заплясали на моей коже. 1

Мы переглянулись и улыбнулись друг другу, и этой «подзарядки» мне хватило до позднего вечера.

С тех пор «случайные» прикосновения и переглядки сквозь зеркало вошли в привычку. Больше того, пристальный взгляд голубых глаз я ощущала спиной во время планёрок. Поворачивалась, чтобы успеть перехватить его, и в случае успеха думала: «Ещё одна маленькая победа». А ведь раньше глаза Андрея казались мне ледяными…

Чем больше времени проходило, тем активнее мечты об Андрее вытесняли из моего сознания другие мысли. К середине февраля я не могла не думать о нём даже несколько часов, тем более когда на уроках вспоминали Андрея Болконского или романы Леонида Леонова. Кровь мгновенно приливала к моим щекам, а колени пронзала дрожь.

Стоило мне увидеть Андрея или услышать его голос, как переживания усиливались до шума в ушах и приятной, щекочущей слабости во всём теле. Сердце словно обрывалось и падало, и это притом, что разговаривала я с Андреем всего лишь о погоде, уроках, курсе валют, событиях в мире и в городе. Мы были исключительно коллегами, у нас было обычное рабочее общение, и оно не предполагало ничего личного. Однако мне всё равно казалось, что в присутствии Андрея я несу полную чушь.

– Олесь, рассеянность и неловкость – это нормальная реакция влюблённого человека, – посмеивалась в телефон Лена.