- -
- 100%
- +
1.
Рано или поздно они все равно бы ушли из Уютной Щели. Самое большее, что о ней можно было сказать – и люди частенько так говорили, – это что Уютная Щель славный городишко.
Кроме того, что это славный городишко, сказать было действительно нечего. Уютная Щель была построена в одной из наиболее стабильных точек структуры, она покоилась в складке между серыми возвышениями, которые жители Уютной Щели предпочитали называть холмами. Здесь было около пятидесяти домов – каркасных строений, крытых дранкой, перед каждым из которых располагалась веранда и чистенький садик с ухоженным газоном и клумбами. Затем здесь была еще церковь, лавка Эли, ремонтная мастерская Джексона и, в самом конце главной улицы, парочка баров, а также (хотя никто не упоминал о нем в приличном обществе) бордель мисс Этти, в котором так или иначе побывал, наверное, каждый мужчина в городе.
Позади заведения мисс Этти проходила железная дорога. Само собой, она никуда не вела – просто огибала один из холмов и возвращалась обратно. Два ходивших по ней товарных вагона имели единственное предназначение (не считая того, что жители узнавали по ним время) – в них скрывались индукционные клети, соединенные с транспортным лучом Распределителя Материи.
С Распределителем Материи у жителей Уютной Щели был заключен потребительский договор, по которому они получали почти все, что им было нужно; проблема была лишь в том, что большинству горожан не нравилось, что их собачьи консервы, тюки тканей и новые ботинки появлялись вот так из ниоткуда во вспышке стазис-поля. Это служило им слишком ярким напоминанием о том, что происходило в других местах. И поэтому каждое утро поезд, пыхтя, утаскивал из города два пустых вагона, и каждый вечер, пыхтя, возвращал их полными всякой всячины. Затем они разгружались, и их содержимое доставлялось в лавку Эли, куда жители могли приходить и покупать все, что им вздумается, расплачиваясь деньгами, которые они брали из Банка Благоденствия.
Вообще-то эта система работала неплохо, вот только каждый год, когда необходимо было продлевать договор, Распределитель Материи начинал давить на городской совет, принуждая горожан брать все больше и больше товаров. И каждый год Эли проклинал все на свете, жалуясь на то, как ему придется снизить цены, и как это плохо скажется на его бизнесе, а затем горожане проклинали все на свете, жалуясь на огромное количество барахла, которое они должны были как-то использовать. Джед Макартур и его кузен Кэл сидели на веранде лавки Эли, жалуясь друг другу на предмет того, сколько газонокосилок человек может запихать к себе в гараж.
Вот, пожалуй, и все проблемы, что волновали Уютную Щель; спокойная, мирная жизнь городка обеспечивалась огромным стазис-генератором размером с два городских квартала, который располагался по ту сторону сосновой рощицы сразу за железной дорогой. Генератор черпал энергию непосредственно из самой структуры и гудел себе дни и ночи напролет, поддерживая существование Уютной Щели таким, каким оно должно было быть.
В жизни Уютной Щели не было проблем в течение долгого-долгого времени. Ни один разрушитель не появлялся вблизи города на памяти горожан, и даже их образ жизни редко терпел изменения. Время от времени где-нибудь в садике или посреди главной улицы возникал небольшой разрыв, но чаще всего он означал всего лишь ямку, об которую можно запнуться. Однажды, несколько лет назад, на Тисовой улице показался анкилозавр, но матушка Хоффман погналась за ним со шваброй, и он тяжелыми скачками удалился куда-то в холмы. Не считая таких небольших аномалий, генератор поддерживал положение вещей в Уютной Щели как раз таким, каким его хотели видеть жители.
Жизнь в Уютной Щели была безопасной, размеренной, но кое-кому она казалась разрушительно монотонной, и более чем вероятно, что именно монотонность эта и заставила их в конце концов начать подумывать о том, чтобы уйти отсюда.
Первым это высказал Билли. Билли хотелось, чтобы люди называли его Капитан Амнистия, но большинство жителей звало его Билли. Для него это было большим разочарованием. Он чувствовал, что его худощавое телосложение и жесткие проницательные глаза заслуживают лучшего наименования. Билли втайне был очень тщеславен.
Он и его приятель Рив лежали в задней комнате бара Мак-Турка, заведя альфамодулятор на эйфорию. Рив был более плотным, более солидным из них двоих. В другом веке он мог бы быть фермером. Была середина дня, в баре никого не было, и Билли скучал.
– Мне скучно.
Его голос звучал неразборчиво. Очень сложно говорить, когда рядом на всю катушку работает альфамодулятор. Рив не спеша перевернулся на живот и убрал с лица длинные сальные волосы.
– Чего?
– Скучно, говорю.
– Скучно?
– Скучно.
– Ну, давай прошвырнемся до железки, посмотрим, как приходит поезд.
– Мы уже раз пятьсот смотрели, как приходит поезд.
– Ну так что? Давай посмотрим еще раз.
– Кому это нужно?
Рив пожал плечами и не ответил. Эти приступы недовольства случались у Билли постоянно, не стоило принимать их всерьез. Через какое-то время его посетила еще одна мысль.
– Можно сходить к мисс Этти.
– Зачем?
– Ну, не знаю – выпить, потрахаться. Вполне неплохо.
– Может, и так.
Они помолчали еще какое-то время. Вдруг Билли протянул руку и выключил альфамодулятор. Их нервные системы рухнули с высот, с глухим стуком приземлившись на грешную землю.
– Мать твою, Билли, за каким чертом тебе понадобилось это делать?
Билли сел. Вид у него был совершенно помешанный – как раз так выглядят люди, когда они пропитались альфа-волнами по самые уши.
– Давай дернем отсюда!
Рив почесал ногу.
– Так я как раз это и предлагаю. Пойдем к мисс Этти.
– Я говорю не про мисс Этти и не про железную дорогу! К чертям собачьим мисс Этти и железную дорогу! Я говорю – давай дернем из города, уберемся к чертовой матери из Уютной Щели и пойдем куда-нибудь еще.
Рив нахмурился и поскреб в затылке.
– Да? А куда? Если бродить по пустым землям там, снаружи, можно запросто сдохнуть или сойти с ума.
Билли подошел к окну и выглянул наружу.
– Спятить можно и сидя в таком городишке, как этот.
Рив пожал плечами.
– Здесь неплохо живется, в нашей Уютной Щели.
Билли взглянул на невозмутимое мирное лицо Рива и почувствовал, как в нем поднимается раздражение.
– Еще бы, конечно, здесь неплохо! Только вот здесь ничего не происходит. Идет все одно и то же, день за днем.
– И что ты по этому поводу предлагаешь?
– Я предлагаю убраться отсюда.
– Зачем?
– Должно же быть там, снаружи, такое место, где лучше, чем здесь!
На лице Рива отразилось сомнение.
– Какое место?
Билли пожал плечами.
– Откуда мне, черт подери, знать, пока я не добрался дотуда?
– Так ты хочешь пойти искать чего-то, и даже не знаешь, что это такое?
– Вот именно.
– И хочешь, чтобы я пошел с тобой?
– Ну да, если ты согласишься.
– Ты с ума спятил!
– Может быть. Так что, ты идешь?
Рив минутку поколебался, потом поддернул штаны и широко улыбнулся.
– Когда выходим?
Остаток дня они провели, обходя весь город и оповещая своих друзей-приятелей, что они уходят. Друзья-приятели качали головами и говорили им, что они спятили. Когда они уходили, друзья-приятели качали головами и говорили друг другу, что от Билли с Ривом никогда не приходилось ждать ничего хорошего.
В конце концов Билли и Рив завернули к мисс Этти – сказать последнее прости нескольким излюбленным проституткам. Проститутки смотрели на них задумчиво, но не качали головами и не называли их сумасшедшими.
Следующее утро застало их ни свет ни заря в лавке Эли, сжимающими в руках остаток денег с их счетов в Банке Благоденствия. Эли, шаркая, вышел из-за прилавка, потирая руки.
– Слыхал я, ребятки, что вы уходите из города?
– Верно, мистер Эли.
– Из этого города никто не уходит. За все эти годы я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь ушел.
– А мы вот уходим, мистер Эли.
– Ну, вы, ребятки, как хотите, а я не стал бы этого делать. Говорят, там, снаружи, страх как опасно. Меня вот ничем не заманишь в пустые земли. Помню, пару лет назад приехал на поезде какой-то бродяга…
– Но поезд ведь никуда не ходит, мистер Эли, – прервал его Билли. – Он просто объезжает холм и возвращается назад.
Эли, по-видимому, не услышал его. Никто в городе не мог бы сказать с уверенностью, глух Эли или просто не хочет слышать того, что противоречит его собственному мнению.
– Этот старикан приехал на поезде, и каких только историй он не порассказал! Там, снаружи, ни на что нельзя положиться. Если ты, например, уронишь что-нибудь, нельзя даже рассчитывать, что оно упадет на землю, нельзя даже сказать, будет ли там вообще земля.
Билли ухмыльнулся.
– Ну, мы-то рассчитываем на это, мистер Эли.
Эли погладил свою лысину.
– Ладно, все это хорошо, но я не могу стоять тут весь день и болтать с вами. Вы, ребятки, хотите что-нибудь купить?
Билли терпеливо кивнул.
– Нам нужно кое-какое барахло, мистер Эли. Кое-какое барахло для нашего путешествия.
Эли не спеша зашаркал вдоль стойки.
– У меня здесь полно барахла, ребятки. Для этого я здесь и нахожусь. Барахло – мой бизнес.
Билли и Рив начали бродить вдоль полок и витрин, выбирая вещи и кидая их на прилавок.
– Одна кожаная куртка, две пары джинсов, два рюкзака, пара ковбойских ботинок.
– У вас есть какие-нибудь концентраты?
Эли вывалил на стойку кучу пакетов.
– А как насчет переносных стазис-генераторов? У вас найдется парочка ПСГ?
Эли воззрился на самый верх полок.
– Не сказал бы, чтобы у меня был на них большой спрос.
Билли начал выказывать нетерпение.
– Так они у вас есть?
– Только не надо говорить со мной таким тоном, парень. Думаю, парочка где-нибудь да найдется.
Он вытащил две хромированные коробки, размером с полуфунтовую коробку для конфет, и сдул с них пыль.
– Я знал, что где-то они есть. Еще что-нибудь?
– Ага. У вас есть ружья?
– Ружья? Очень давно никто не спрашивал у меня ружей. У меня есть несколько дробовиков и пара спортивных винтовок.
Рив взглянул на Билли.
– Я бы не сказал, чтобы мне понравилось таскаться повсюду с винтовкой.
Билли посмотрел на Эли.
– А пистолеты у вас есть?
Эли почесал затылок.
– Кажется, должна быть пара репродукций флотских кольтов где-то на складе.
Старик, шаркая, вышел из комнаты. Билли оглядел лавку. Это темное, пыльное, заставленное вещами помещение, казалось, воплощало все то, что гнало его прочь из Уютной Щели. Эли вернулся, держа пару длинноствольных револьверов из другой эпохи. Он положил их на стойку рядом с остальными вещами. Потом он полез под стойку.
– У меня тут завалялась пара ремней с кобурами как раз под ваши пушки и дополнительными ремнями, чтобы пристегнуть ПСГ. Думаю, они вам тоже не помешают.
Билли взял один из ремней и застегнул его у себя на поясе, затем взял один из пистолетов. Прокрутив на указательном пальце, он уронил его в кобуру и снова вытащил, проделав все это одним длинным текучим движением. Он ухмыльнулся Риву:
– Круто, а?
– Круто, – кивнул Рив.
Билли повернулся к Эли.
– Ладно, мистер Эли, сколько с нас за все это?
Эли постоял, считая про себя.
– Триста семнадцать, ребята.
Билли вытащил из кармана рубашки пачку ассигнаций.
– Мы дадим триста. Будем считать, что вы сделали нам скидку.
Эли хмыкнул.
– Вы разоряете меня, ну да ладно, если учесть, куда вы уходите.
Билли вручил старику три сотенные бумажки.
– С вами приятно иметь дело, мистер Эли.
Они запихнули еду, запасную одежду и боеприпасы в рюкзаки и затянули на поясах ремни с пистолетами. Билли натянул новенькие ковбойские ботинки и влез в свою кожаную куртку.
– Как я выгляжу, Рив, старина?
– Мрачняк!
Билли прошелся пальцами по своим вьющимся черным волосам.
– И еще одна вещь, мистер Эли. У вас есть темные очки?
Эли положил на их прилавок.
– Бери, сынок. Будем считать, что это подарок в дорогу.
Билли ухмыльнулся.
– Спасибо, мистер Эли.
Он надел очки. Теперь его бледное лицо стало выглядеть еще более резким, окруженное массой черных волос.
– Ну, думаю, мы вполне готовы.
Рив кивнул.
– Похоже на то.
– Счастливо, мистер Эли.
Эли покачал головой.
– И все же вы, ребята, должно быть, совсем спятили.
2.
Она/Они продвигалась над гладкой, разграфленной квадратами плоскостью своей контрольной зоны. Свет, вызванный Ее/Их появлением, светил ярко, несмотря на то, что не имел видимого источника, и не отбрасывал теней, если не считать бледного размытого пятна в том месте, где Ее/Их ноги висели над гладкой поверхностью.
Она/Они медленно плыла вперед, и хотя здесь не было никого, кто мог бы слушать, Ее/Их движение было неслышным, и хотя никто не смотрел, Она/Они приняла обычную для себя троичную форму. Троица. Три абсолютно одинаковые женщины, которые выглядели как одна и двигались как одна. Ее/Их стройные прямые фигуры скрывались под белыми длинными плащами, слегка колыхавшимися от движения, и складки каждого были полностью идентичны складкам двух других. Ее/Их головы были облечены в серебряные шлемы с высокими гребнями и изогнутыми забралами, прикрывавшими нос и скулы, оставляя темные прорези, сквозь которые неотступно блистали Ее/Их глаза.
Контрольная равнина протягивалась до самого горизонта, делясь на одинаковые квадраты. Сверху нависало яркое небо, лишенное облаков и совершенно белое. Лишь призрачный туман, клубившийся в отдалении, там, где небо смыкалось с равниной, свидетельствовал о том, что Ее/Их контроль был ограниченным, зависел от расстояния, и что зону окружали извивающиеся щупальца хаоса.
Она/Они остановилась и принялась пристально вглядываться в одну точку в темной, колеблющейся кромке. В той точке, куда Она/Они смотрела, темная область словно бы расширялась, распространяясь на равнину и слегка выгибаясь к небу.
«Нарушение». Слово, казалось, повисло в воздухе, вытесняя тишину.
«Возможен разрыв», – последовала фраза.
«Опасность возникновения фрейд-феномена».
Структура возникшего на горизонте завихрения изменилась – оно начало вращаться, образуя почти правильный круг. Центр круга стал приобретать пространственную глубину. Тишина, вновь возвратившаяся после того, как отзвучало последнее слово, наполнилась низким гудением, исходившим, по-видимому, от вырастающей на горизонте трубообразной формы.
Еще несколько слов прорезали гудение.
«Фрейд-феномен приближается».
Гудение усилилось, превратившись в рев, и внезапно прямо из устья образовавшегося туннеля хлынуло стадо носорогов, бегущих бок о бок и направляющихся прямо к Ее/Их троичной фигуре. Равнина дрогнула под их бронированной тяжестью. Там, где они пробегали, поверхность зоны прогибалась, покрываясь муаровыми разводами.
Ее/Их центральная фигура подняла руку, держащую энергетический жезл. Желтое светящееся жало блеснуло навстречу носорогам, которые замедлили свой бег и остановились, ослепленные светом, а затем развернулись и потрусили в том направлении, откуда пришли.
Она/Они опустила энергетический жезл, глядя, как животные вновь исчезают в клубящейся кромке хаоса. Новые слова возникли в тишине зоны.
«Фрейд-феномен возвращается».
«Нарушение на кромке сохраняет свой уровень».
«Предполагаю появление следующего хаос-модуля».
Область бешеного кипения на горизонте продолжала набухать, понемногу надвигаясь на равнину. В центре вихря возник плотный цилиндрический объект. Он начал медленно двигаться внутрь зоны.
«Подтверждаю появление хаос-модуля».
Модуль находился уже внутри зоны, его покрытое синеватой металлической чешуей тело наполовину зарывалось в поверхность равнины. На его переднем конце находилось отверстие, засасывавшее ткань зоны по мере того, как модуль скользил по направлению к Ней/Ним. Позади себя он оставлял полосу клубящегося хаоса, протягивавшуюся до самой кромки и сливавшуюся с ней.
Она/Они вновь подняла энергетический жезл. Модуль, подобно раскрывшей пасть рептилии, размеренно двигался к Ней/Ним, взрезая поверхность равнины; его гладкие сияющие бока отражали меняющиеся краски возникавшего за ним хаоса. Клинок желтого света вспыхнул вновь, но не оказал удовлетворительного действия на машину. Тонкий луч света увеличился до широкой полосы. Цвет металлической чешуи изменился с синего на бледно-зеленый, но модуль продолжал приближаться. Желтая световая полоса потемнела, становясь огненно-красной. Модуль изменил окраску на сияющую серую, почти белую, но его движение оставалось таким же размеренным.
Она/Они испытала новое для себя чувство ужаса, когда полоса света, испускаемая жезлом, неумолимо вынуждена была принять один за другим все цвета спектра. Желтый, зеленый, синий, наконец фиолетовый; затем луч поблек и окончательно исчез.
Модуль возвышался над Ней/Ними.
Когда его разверстая пасть поглотила Ее/Их, поверхность зоны пошла морщинами и стала неотличимой от окружающего хаоса. Она/Они была втянута внутрь модуля, теряя форму по мере того, как Ее/Их структура плыла и искривлялась, падая одновременно в нескольких направлениях, сквозь туннели, которые изгибались и превращались в мебиусовы фигуры, светившиеся изменчивым розовым сиянием, навстречу мягким космическим звукам барабанной дроби.
Она/Они никогда до сих пор не попадала во власть модуля, и теперь обнаружила, что отчаянно борется с течениями, угрожавшими разрушить целостность Ее/Их структуры.
Последним усилием Она/Они приняла грубо-сферическую форму, чтобы лучше противостоять давлению. Как только Ей/Им удалось восстановить власть над своей стуктурой, туннели внезапно исчезли, и в совершенной темноте Ее/Их начали омывать волны жесткой энергии. Окружающее пространство, казалось, стало сжиматься, и у Нее/Них появилось ощущение падения; затем мир вздрогнул, и Ее/Их сознание заполнила фраза:
«Фолксимвол».
Она/Они стояла посреди пыльной, залитой горячим солнцем улицы, окаймленной деревянными зданиями. Она/Они имела мужскую структуру и была одета в грубую хлопчатобумажную рубаху, широкие штаны и тяжелые ботинки. Напротив Нее/Них стоял мужчина, одетый таким же образом, его лицо затеняла широкополая черная шляпа. Его рука свободно висела рядом с большим пистолетом, прицепленным к правому бедру.
– Давай, бродяга!
Ее/Их рука – мужская рука, мозолистая и загорелая до черноты – схватилась за точно такое же оружие, свисавшее с Ее/Их пояса.
Пистолет мужчины уже был в его руке, из него с ревом вырвалось пламя. Она/Они отчаянно пыталась восстановить свою структуру, в то время как металлический снаряд прорывал ее ткани, углубляясь вовнутрь. Ощущение боли затмило Ее/Их сознание, не давая Ей/Им восстановить энергию, необходимую, чтобы переместиться из коллективной иллюзии фолксимвола. Такое перемещение было невозможно, однако деревянные здания все же начали меркнуть, и голубизна небес покрылась завихрениями хаоса. Фигура мужчины, в которую Она/Они была превращена, начала распадаться.
Стоя на прежнем месте, посреди бледного призрачного городка из вестернов, Она/Они вернулась к своей троичной форме. Двое стояли прямо; третья, скорчившись, лежала в пыли.
3.
Билли и Рив перешли железнодорожные пути и двинулись вверх по голому серому склону холма. Нетрудно было видеть, где кончалось поле действия генератора Уютной Щели. На всем протяжении изогнутой границы земля вскипала и растворялась в голубовато-сером дыму. Прозрачный воздух внутри поля за его пределами также превращался в клубящийся многоцветный туман. Билли и Рив подошли к границе и остановились.
– И что, мы вот так возьмем и шагнем туда?
– Все равно что шагнуть за край мира.
– Мне это не нравится.
– Ну, назад мы уже вернуться не можем. Ничего, ПСГ помогут нам удерживать вещи на своих местах.
Они щелкнули переключателями у себя на поясах и бок о бок шагнули в мерцающую пелену.
Как оказалось, ПСГ даже во включенном состоянии могли удерживать вещи на местах лишь в той области, что непосредственно окружала несущих их людей. Билли и Рив обнаружили, что около фута туманной пелены перед их лицами превратились в прозрачный воздух, и каждый раз, когда они ставили ногу, под ней образовывался клочок твердой земли. Они могли дышать, идти и даже разговаривать друг с другом, хотя их голоса звучали глухо и полуразборчиво. Рив в тревоге взглянул на Билли:
– Черт побери, как же мы узнаем, куда мы идем?
Билли оглядел окружавшую их мерцающую пелену и пожал плечами.
– Мы ведь все равно не знаем, куда идем, так что будем просто идти вперед, пока не придем куда-нибудь.
– А если мы никуда не придем?
– Значит, будем просто идти и идти без конца.
Рив хотел было сказать Билли, что он спятил, но передумал и закрыл рот.
Они брели сквозь яркий искрящийся туман. У них не было ощущения времени, и ничто не указывало на то, что они вообще куда-то идут. Судя по их ощущениям, они могли вообще топтаться на одном месте. Единственным, что менялось в окружавшем их абсолютном однообразии, были появлявшиеся время от времени изменения направления гравитации, толкавшие их вбок, словно внезапные порывы ураганного ветра. Это мешало идти и раздражало их, но в то же время и успокаивало – в том смысле, что ПСГ каждый раз ухитрялись снабдить их достаточным пятачком твердой земли, чтобы упасть, хотя земля не всегда оказывалась на том месте, где они ожидали.
Несмотря на то, что течения времени они не ощущали, Билли и Рив обнаружили, что постепенно набирают целую коллекцию синяков и ссадин. Рив пососал содранные костяшки пальцев и сплюнул в сияющий туман.
– Ей-богу, хотел бы я сейчас оказаться перед стойкой у мисс Этти! Могу сказать тебе это, не скрываясь.
Билли продолжал брести вперед.
– У мисс Этти еще даже не открыли.
Рив удивленно взглянул на него:
– Что значит – не открыли? Да мы идем, почитай, весь день! Сейчас, наверное, уже вечер.
– Думаю, что мы идем не больше часа.
Рив с горечью посмотрел на окружавшую их радужную круговерть.
– День или час, какая разница в этом дерьме? Я вообще не думаю, что где-то еще что-нибудь есть. Уютная Щель – единственное место, которое осталось.
Билли, повернувшись, хмуро взглянул на него.
– А Распределитель Материи – как насчет него, а? Должен же он где-то существовать!
– Распределитель Материи? Так ты его ищешь?
– Конечно, нет, но если он есть, значит, кроме Уютной Щели есть что-то еще, так?
– Не поручился бы, однако, что мы его найдем.
Билли презрительно посмотрел на Рива и двинулся вперед. Рив снова сплюнул и пошел следом. Они тащились все дальше и дальше. Реальность их прежней жизни оборачивалась полузабытым сном, им казалось, что они вечно бредут сквозь ничто.
Как раз в тот момент, когда в душе Билли уже забрезжило отчаяние, его нога ступила на поверхность, которая оказалась неожиданно неровной. Он посмотрел под ноги и увидел зеленую траву. Он остановился и нагнулся. Это была действительно трава. Подняв голову, он широко улыбнулся Риву:
– Трава, парень! Это трава, она растет на клочке земли у меня под ногами!
– Ты рехнулся.
– Да нет, правда, она реальная!
Билли сорвал одну из былинок и протянул Риву. Тот медленно повертел ее между пальцами.
– И действительно, похоже на траву.
– Это трава, дьявол меня сожри! Слушай, вот что мы сейчас сделаем. Мы сделаем два шага вперед, этак аккуратно, и у меня такое чувство, что мы на что-нибудь да наткнемся.
Рука об руку они сделали первый шаг. Под их ногами оказалось еще больше травы, она простиралась вокруг больше чем на четыре фута. Они шагнули во второй раз, потом в третий – и вышли из разноцветного ничто.
Они стояли у подножия травянистого склона. Билли упал на колени и принялся кататься по земле.
– Мы сделали это! Мы сделали это!
Рив сел и принялся развязывать рюкзак.
– Хочешь пива?
– У тебя что, есть пиво?
– Ну да, я спер упаковку, пока Эли был на складе.
– Ну ты даешь! Да, конечно, я хочу пива!
Рив вытащил из рюкзака две банки и протянул одну из них Билли. Тот повертел ее, посмотрел на этикетку – это была «Древесная Лягушка», с толстой зеленой лягушкой, ухмылявшейся ему из-под красной надписи. В первый раз за все это время Билли почувствовал, что существует такая вещь, как тоска по дому.