Кошкин Дум

Новостные каналы…, бегущие в люди…, разобранная СТО…, манекен… руки… люди… ТРУБА…!

На слабеющих посекундно ногах, с безумием торнадо в голове, Карамелькин на автопилоте добрался до подъезда, и из последних сил, весь в струящемся поту, в запотевших очках и с вибрирующей челюстью ввалился в квартиру.

Несмотря на весь шум, а нашумел Карамелькин на полные штаны и брошенные на ламинат четыре тяжеленных пакета, жена, видимо, не проснулась. Карамелькин, задыхаясь от волнения настолько, что вдох вызывал в груди болезненные ощущения, первым делом скинул как попало обувь и куртку прямо на пол прихожей и рванул в туалет. И как ни хотелось ему опорожниться, в тот момент, когда он стянул штаны и шлепнулся на унитаз, позывы внезапно прекратились. Витя потел. Спустя минуту дыхание выровнялось, и он, наконец, смог сделать вдох полной грудью и перестать судорожно бороться с нехваткой воздуха. Зато тут же с болью скрутило живот и Витя, желая снять напряжение, растопырил полусогнутые руки, и уперся ладонями в узкие стены туалета.

Одновременно со светом в туалете включалась вытяжка. Достаточно шумная, чтобы снаружи приглушать лишние звуки, и чтобы внутри приглушать звуки извне. В реальной жизни такой глушитель стоит чуть ли ни у каждого первого в голове, Витя же предпочитал страховаться и дублировать. Дверь в туалет открылась, – когда дома не было посторонних, закрываться на замок в семье Карамелькиных было не принято. Из-за вытяжки Витя не слышал, как жена поднялась с дивана и подошла к туалету. Он взглянул на ее заспанное, безмятежное и со счастливой улыбкой лицо, и на мгновение подумал, что все это – лишь паническая атака, что ничего на самом деле не было, что ему все померещилось.

– Тебе что-то болит? – Маша заметила состояние мужа, и ее полусонные глаза мгновенно распахнулись.

– Посмотри в окно, – спокойно попросил он. Карамелькина вдруг отпустило: мой дом – моя крепость.

Маша прошелестела ночнушкой, направляясь на кухню.

– Ничего себе, – в голосе ее не было должного удивления, – и куда это они все собрались?

Карамелькин понял, что она смотрит на парковку.

– Левее, – крикнул он.

– Охренеть, – вот, эта интонация была уже ближе, но все же недостаточно соответствующей происходящему.

Маша увидела трубу, но поначалу не увидела в ее появлении ничего такого. Мало ли кто, чего и как строит в наше-то время. Ее возглас был связан с грандиозностью, но никак не с тем, что размеры трубы были просто сверхъестественными.

Витя присоединился к жене. Маша стояла, уперев руки в бока, Витя прятался за цветастой занавеской. Оба смотрели на бликующее серебром новообразование. Вдалеке над серым небом раздался низкий монотонный трубный звук из района контроктавы, ровный как безнадежность, и Маша повторила «охренеть!» еще раз. Витя повторил вслед за ней, но уже не только трубе, но и парковке – народу там прибавилось как на базаре в пик продаж, похоже там не было ни одной (кроме Витиной) машины, в которую бы не пихали самые разнообразные вещи.

Когда обороты спали, Карамелькин тронулся.