Два счастья в Париже

© Галя Федорова, 2025

ISBN 978-5-0067-0343-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Два счастья в Париже

Грозный голос откуда-то сверху, будто с небес: «Il est interdit de travailler ici»1.

Что-то большое, ярко-рыжее, оно же женщина, оно же «femme policière»2, возникло передо мной.

Возникло внезапно, как чёрт из табакерки.

Перст указующий делает стремительное движение в сторону моего стульчика, и, о ужас, он улетает в чрево полицейской машины.

Я обескуражена.

Я обезоружена.

Я почувствовала себя человеком, у которого было две ноги, и вдруг осталась одна.

Я ещё не знала, что для парижской полиции это привычный приём, чтобы лишить художника дальнейшей работы.

В жизни свободных уличных художников всех времён, начиная с фаюмских портретистов, рисовавших за десяток яиц, были – да они и остались – три непредсказуемые напасти: это дождь, свирепый ветер и… полиция.

Я попала под третий пункт. О, «femme policière»!

Тебе никогда не увидеть доверчивых глаз девочки, в робком смятении присаживающейся на мой стульчик, и ты никогда не услышишь восторженный вскрик, когда маленькие руки подлетают к щёчкам при взгляде на своё отражение на белом листе.

Как далёк от всего этого твой узаконенный и холодный взор.

С’est la vie3!

Я опускаюсь на грешную землю.

Воскресенье, магазины закрыты. Стульчик купить невозможно. Я возвращаюсь домой.

Кругом Париж, и он в октябре прекрасен. Вот и мой дом, моё временное пристанище, дающее успокоение созерцанием бережно и даже истово хранимых вещей и вещиц.

Фолианты прошлых веков со спокойным достоинством аккуратно теснятся под потолком; инкрустированный ломберный столик с утратами ушедших времён; кусочек королевской ткани, убранный в овал; золочёные кисти арабского пуфика касаются пола сине-бирюзовой пропитки, создающей иллюзию неизбежного падения в морскую пучину, и вовсестенная картина – неожиданный бросок в талантливую абстракцию брата хозяйки, молодым оборвавшего свою жизнь выстрелом в грудь.

И фото, фото, фото в изящных паспарту – сохранная память хозяйки о милых её сердцу визитёрах этого дома.

Не найдя ничего и близко похожего на мой стульчик, почивший в недрах полицейской машины, я через боковую арочную дверь вхожу во внутренний дворик.

Конец октября скрутил головки цветов на клумбе в центре дворика и аккуратно расставил у стены отработавшие летом лопаты и грабли.

Там же мой цепкий взгляд выхватил рядок трубообразных, слегка расширяющихся кверху, подставок для установки в них вазонов с гортензиями. Прочные, из толстого чёрного пластика, они стояли строго правильной линией, чумазые от жирной садовой земли, с подтёками беловатого удобрения на боках, стояли гордо, со знанием выполненного долга в битве с летним зноем.

Быстро, но осторожно, беру одно «ведро» (так я назвала эти трубы из-за расширяющегося кверху силуэта и обнаруженного донышка снизу), прохожу в ванную и отмываю его чёрное тело.

Я полюбила его сразу. Особенно когда, перевернув его донцем кверху, я получила то, что искала – довольно прочный стул. Меня несколько смущала узость деликатного донца моего нового друга. И эта эргономическая несоразмерность сыграла в дальнейшем определённую роль. Но об этом позже.

А пока, упаковав мой новый «стульчик-ведро» в широкий пластиковый пакет с ручками и отбросив сомнения и робость, я решаюсь поработать на Tour Eiffel4. Моя робость вызвана не столько боязнью конкуренции со стороны «корифеев» -художников, работающих там, сколько пиететом этого знакового места.

Наступает «завтра». Я еду туда, где потоки туристов сливаются в бурную реку. Там и только там художнику предоставляется счастливая возможность выбирать натуру. И если подключить мотор вдохновенья и сделать достойную этого вдохновенья работу, то ты получишь труднообъяснимое чувство, похожее на счастье.

Я вхожу в метро. Надо отметить, что публика на линии «Nation-Trocadéro» своеобразна. Она нарядна, она едет на святая святых Парижа – Tour Eiffel. Публика возбуждена, доброжелательно-разговорчива и элегантно-радостна.

Моё появление с «ведром» никого не шокирует. Напротив, «s’il vous plaît»5, вскакивают, уступая место рачительному садоводу. Дружественным кивком и одобрительной улыбкой говоря: «Как же, как же, октябрь – время собирать груши-яблоки».

Дорога до станции «Trocadéro» долгая, и радостное возбуждение едущих нарастает соответственно убывающим станциям.

«Trocadéro», – вещает интимно расслабленный баритон. Выходим все. Дальше никто не едет. Вагон пуст. Дьюти фри, сувениры, эскалатор вверх.

Земля!

Слева – массивное знаковое здание с мощной гравировкой на позолоченных плакетках.

В его кромешной тени где-то вдали высвечивается солнечное пространство – это небо над смотровой площадкой.

Мы идём плотной, сосредоточенной толпой. Моё «ведёрко», одетое наполовину в пакет, раскачивается в такт быстрых шагов. Своим верхним раструбом легко, а иногда и буйно, постукивает по ногам идущих. Кроме того, норовит запутаться в роскошных хитонах восточных женщин. Маленький чёрный хулиган. Не за этим я тебя высвободила из унылого земельного плена.

Возбуждение идущих нарастает, их сосредоточенные шаги часто переходят в короткие перебежки и извинительное подталкивание друг друга.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Пер. с фр. – Здесь работать нельзя.

2

Пер. с фр. – Женщина-полицейский.

3

Пер. с фр. – Такова жизнь!

4

Пер. с фр. – Эйфелева башня.

5

Пер. с фр. – Пожалуйста!