Как солдат оборотнем стал

Солдат Ефим Кривов шёл со службы домой. Долго шёл – и всё больше по способу пешего хождения. И вот однажды пришлось солдату заночевать в копне сена. По всем приметам, где-то рядом было селение, но тьма кругом – хоть глаз выколи. Под ногами уж ничего не видать, а тут копна у дороги. Чего дальше-то ноги бить? Ефим в той копне и устроился. За годы службы солдатской где он только не ночевал: на песке, в болоте, на пожарище, да что там греха таить, и в хлеву приходилось спать, и на помойке… А копна сена – это такая благодать, что лучше и не придумаешь.

Ефим быстро сделал в копне нору, забрался туда, зевнул пару раз, так что скулы захрустели, закрыл глаза… Стало солдата потихоньку затягивать в омут сладостного забытья. Затуманилось всё, закружило и…, вдруг, встрепенулся солдат! Насторожился. Подбирался кто-то к убежищу его… Может, показалось? У Ефима сразу же сна ни в одном глазу. Привычка солдатская – всегда начеку быть. Стараясь не шуметь, повернулся служивый на другой бок и посмотрел в сторону дороги. Темно там, ничего не видать, но вот луна, выскользнув из полона черных непроглядных туч, слабеньким дрожащим светом озарила торный путь, по которому шагал огромный человек с мешком на плече. Шёл великан широким уверенным шагом, но, как раз напротив копны, остановился, будто почуяв нехорошее, опустил мешок на землю и стал озираться. Ефим притаился и не дышит почти. Не то чтобы он испугался, нет, но как-то не захотелось ему темной ночью да в чужом месте с незнакомым человеком разговоры говорить. Мало ли чего…

Незнакомец же, чего-то покопался в мешке, потом опять взвалил его на плечо и ушёл. Шаги его всё тише, тише, тише, тише… Долго еще прислушивался Ефим к ночной тишине, но скоро уснул, так ничего больше и не услышав. Намаялся за долгий день служивый…

Утром разбудил Ефима хриплый петушиный крик. Ко-ку-реку! Кричал петух где-то совсем рядом.

– Вставай, Архип, а то петух охрип, – пару раз зевнув, усмехнулся солдат и вылез из своей теплой постели.

А на улице, против вчерашнего, здорово похолодало. Серые облака, заполонившие небо, медленно куда-то ползли, подгоняемые порывами злого мокрого ветра. Дождя не было, но всё вокруг пропитано какой-то мерзкой сыростью. Ефим вылез из копны, поёжился, оправился, подхватил вещевой мешок и вышел на дорогу. Оказалось, до деревни всего-то шагов с полсотни: вон за ольховыми кустами крайняя изба виднеется.

– Так там и подхарчиться можно, – подмигнул, неведомо кому, солдат, передернул плечами и пошёл уверенным шагом по дороге, но тут же остановился.

Увидел Ефим на дороге ложку. Простенькая такая ложка, неказистая, правда, ручка у неё ярким красным цветом окрашена. Стало быть, из-за этого яркого цвета и приметил её Ефим на дороге. А какой солдат мимо ложки пройдет – ложка для служивого человека – наиважнейшая вещь. В поход и без ружья ходили, а вот без ложки – ни в коем случае. Нагнулся Ефим, рассмотрел находку, потёр о штаны и быстро спрятал за голенище. Пусть еще одна будет прозапас.

У крайней избы увидел солдат плешивого старика с сивой бородой. Старик стоял, опершись руками о плетень, и смотрел на дорогу.

– Доброго утречка тебе, дедушка, – улыбнулся Ефим, кланяясь старику. – Не дашь ли водицы напиться?

– Ступай своей дорогой, – прохрипел старик. – Знаю я вас: сперва водицы, потом репы пареной кусочек, а после меня с моей же печи под зад коленом. Иди…

– Ну, что ты, дедушка, – притворно всплеснул руками солдат, – разве я такой? Я за еду и поработать на славу могу. Любую заботу свою скажи. Я на всё готов: примусь за дело, как вошь за тело.

Старик посмотрел на Ефима, усмехнулся, потом показал большим пальцем куда-то за свою спину.

– Как вошь, говоришь. Вон, сухое дерево скорчуешь, так и быть, накормлю.

– Ну, дедушка, – засмеялся солдат, разглядывая большое сухое дерево возле избы, – не евши только поп да петух поют. Ты меня кашей сперва попотчуй, а потом и до дерева очередь дойдёт…

– Голодный волк сытого завсегда злее, – чуть нахмурил седые лохматые брови старик, но потом сжалился. – Ладно, пошли. Накормлю. Пользуйся моей добротой. Только, дерево ты мне обязательно скорчуй. Обещаешь?

– А как же иначе, честное благородное слово даю, – облегченно вздохнул Ефим и двинулся вслед за стариком на крыльцо.

Прошли они в избу. Старик вытащил ухватом из печи горшок с кашей и поставил его перед гостем.

– Благодарствую, – поклонился Ефим и вытащил из-за голенища ложку. Ту самую, что на дороге нашел. Первой она ему под руку подвернулась.

Каша была вчерашняя и холодная, но, как известно, голод не тетка, долго уговаривать не будет. И стал солдат кашу уплетать так споро, что хозяин избы от удивления рот открыл. Ефим хотел спросить старца, дескать, чего словно каменный истукан застыл, кисельку бы в плошку плеснул, но не успел служивый столь дельной мысли высказать вслух. На улице шум какой-то поднялся, и старик пошёл на крыльцо посмотреть.

Ефим быстро «умял» полгоршка, а дальше дело пошло хуже: суховата, все-таки, каша …

– Киселю бы или кваску, – подумал солдат, оглядываясь на печной шесток. – Обязательно надо чем-то горло промочить. У старика на печи непременно бадья с квасом стоит…

Ефим встал, подошёл к печи, приподнялся на цыпочки, заглянул на палати, и тут заскрипела дверь.

– Дедушка, – немного смутился солдат, – а я тут гляжу, кваску бы мне, горло промочить. У тебя есть квасок-то?

Улыбающийся Ефим выглянул из-за печи, и тут же удар кулака сшиб служивого с ног! Солдат ударился затылком о ножку стола, но даже поморщиться не успел от боли: сильные злые руки схватили его, связали и бросили в угол за печку лицом вниз.

– Я как ложку-то увидел, так сразу и понял, что тут дело не чисто! – громко разорялся хозяин избы. – Приметная ложка-то! А лишь сказали мне, что сегодня ночью семью Кузьмы Ёлкина вырезали, так я и смекнул – кто душегуб. Попался, наконец-то!

– Точно, – вторил старику другой сердитый голос, – Кузьмы ложка. Я ж её сам ему резал: вон, видите, нож у меня сорвался. Вон, вырез кривой! И для ручки я ему алой краски давал. А давайте, братцы, сейчас же этого ирода на вилы поднимем. Третью уж семью на деревне вырезал! У, душегуб треклятый!

– Давайте! – откликнулись сразу несколько голосов, и кто-то схватил Ефима за шиворот. – На вилы!

– Стой! – раздался громкий властный голос. – Не сметь! Я за начальством в город послал. Пусть они сами решают, что и как, а наше дело закон блюсти.

– Да как же так, старшина?! – истошно заорали прямо над головой солдата. – Он наших режет почём зря, малых деток не жалеет, а мы закон блюсти? Не дело это, Иван Петров! На вилы его, ребята!

– А я сказал: стой! – теперь уже орал старшина Иван Петров и послышался треск рвущейся материи. – Начальство разберётся! Минька, Гринька! Оттащите эту падаль в старый амбар! Заприте его там покрепче! Пусть под запором пока посидит!

Минька с Гринькой оказались ребятами ловкими. Ефим и слова промолвить не успел, как подхватили его крепкие руки, выволокли на улицу, а потом запихнули в амбар, угостив напоследок парой крепких пинков под зад.

Все эти странные события произошли столь неожиданно и быстро, что Кривов еще долго лежал носом в прелой соломе, силясь понять, а что это, собственно говоря, с ним случилось. По крыше амбара забарабанили частые капли дождя. Ефим попробовал подняться на ноги, но тут соломенная труха попала ему в нос: и расчихался солдат так, что слёзы из глаз. А вот как успокоился солдатский нос, так и время подумать пришло.

– Чем это я им не угодил? – думал Ефим, присаживаясь у стены и морщась от боли в связанных руках. – Не обидел, вроде, никого. За что ж меня так? Неужто за горшок каши такая плата? Или за любопытство своё страдаю? Или слово своё я не сдержал?

Недоумевал солдат, прислушиваясь к шуму дождя. А дождь на улице лютовал всё крече и крепче. Еще немного посидев, надумал Ефим подняться, дойти до двери и несколько раз ударить накрепко запертую дверь ногой. Но с улицы никто не отозвался. Солдат выругался самым неподобающим образом и опять поплелся в угол, где лежала куча серой соломы.

– Надо как-то им объяснить, что напраслину на меня возвели, – думал Ефим и всё силился сорвать путы с рук, но куда там… А тут еще живот в придачу ко всему разболелся, недаром говорят, что беда к беде, как обжора на лакомый кусочек стремится.

Места себе не находил солдат, что угрь на сковородке вертелся, а толку, как с козла молока, хоть волком вой. И завыл бы Ефим за милую душу, но тут распахнулась дверь, и вошел в амбар высокий жилистый мужик. А вид у того мужика, словно его только из омута вытащили: мокрый до нитки, лицо бледное, аж в синеву, нос, как у филина клюв, белки же глаз – все в кровавых извилинах. В правой руке пришелец держал большой кривой нож. И шаг за шагом приближался этот мужик к солдату.

– Ты, ты, чего это? – испугался не на шутку Ефим и стал пятиться назад, но пятиться никак не получалось, только в прелой соломе закопался.

Тут еще молния синим светом озарила разбойника с ножом, и следом гром с треском надрывным: трах-та-ра-рах! Пушек турецких Ефим не особо страшился, а тут душа к самым пяткам скатилась.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.