Алька

– Чертовы туфли, уже натерли, – простонала подруга, снимая под партой обувь. – О, Аль, а давай ты мне их разносишь? У тебя нога поменьше, растопчи мне их просто, чтоб помягче стали – тебе они так не натрут.

– Но я никогда каблуки не носила, – испугалась Аля.

– Ну ради меня, – захныкала Галка. – Я до конца уроков сдохну в них.

И девушки поменялись туфлями.

Они уже почти подходили к своему двору, когда возле них притормозила красная иномарка. На пассажирском месте сидел Пашка, за рулем симпатичный молодой человек с вьющимися волосами, прикрывающими уши. «Был бы он белокурый, на Иванушку из сказки был бы похож», – подумала Аля.

Водитель опустил стекло:

– Красавицы, как насчет обеда в ресторане? Угощаю.

– Может, лучше ужин? – кокетливо откликнулась Галка. – Обед ведь не подразумевает продолжения. Знаете, да: «После вкусного обеда по закону Архимеда…»?

Взрослый парень и Галка рассмеялись: видимо, они знали какое-то другое продолжение этого всем известного детского стишка. Пашка во все глаза смотрел на Альку, которая лихорадочно соображала, чем накормить Светку и где ее оставить вечером.

– Вы на машине? Заедете за нами? – тараторила Галка. – Я в «Золотом Якоре» вечером никогда не была.

– К сожалению, вечером я на вахте, – ответил парень. – Паш, тебя домой или едешь со мной обедать?

– Если Аля поедет, – дрожащим голосом ответил тот.

– А кто у нас Аля? – спросил водитель.

– Я Галя, – состроила ему глазки Галка. – А это Аля, ей за сестрой присматривать надо, а вот я совершенно свободна.

Парень широко улыбнулся:

– А я Алексей. Брат вашего, как я понимаю, одноклассника. Ну что? Садитесь, если едете, я жутко проголодался, пока в ГАИ машину на учет ставил, – и он приглашающе распахнул дверцу автомобиля.

Пашка воткнул кассету в магнитофон, добавил громкости, и салон наполнился звуками рок`н`ролла. Алька пыталась заглушить чувство вины перед Светкой – наверняка сестра будет ждать ее. Неизвестно, что творится дома. «Ну и ладно. Я ее, что ли, рожала», – подумала девушка и отогнала неприятные мысли.

– «Амаретто» девчонкам и четыре комплексных обеда, – распорядился Леша в ресторане. Алька хотела только немного попробовать, но ликер был таким сладким, похожим на карамельную тянучку, что вскоре бутылка оказалась пустой. Тело стало легким, вся беспросветная жизнь уплыла далеко за границы сознания, остались только друзья, ресторан, «Don`t speak» из магнитофона и ощущение счастья.

– Принесите чай, – щелкнула пальцами Алька, подзывая официантку.

– Ха! Да ты пьяная, Аль, – удивилась Галка. – Сделайте ей заварку покрепче, она у нас дебютантка сегодня.

– Еще «Амаретто»? – спросил Алексей.

Алька покачала головой. Ее начинало мутить, но тело и мозг все еще находились в блаженной истоме.

– А можно музыку погромче? – шепнул официантке парень. – Или у вас днем не танцуют?

– К сожалению. Днем у нас солидная публика собирается, танцы только вечером, – ответила девушка.

Алька наклонилась к Галке:

– А давай сами споем? Шел отряд по берегу, шел издалека, шел под красным знаменем командир полка…

На них начали смотреть. Галка округлила глаза, они с Пашкой взяли Альку под руки и повели к выходу, пока Леша расплачивался за обед.

– Так, парни, домой ее нельзя, у нее мать строгая, – сообщила Галка. – У меня близнецы болеют, еще и ее сестренку придется забрать, так что ко мне тоже не вариант.

Пашка отвернулся. Он выглядел таким расстроенным, что, казалось, вот-вот – и он расплачется.

– Заберу ее на пароход, к себе в каюту, – сказал Леха. – Потихоньку проведу, никто не увидит. Выспится, вызову ей такси.

Потихоньку провести не получилось. В кают-компании играла музыка, вахтенные пригласили девчонок, те привезли портвейн и нехитрую закуску. Алька была непохожа сама на себя: веселая, взрослая и очень красивая с разрумянившимися щеками и влажными губами.

Она танцевала и раньше – с Викой или дома, когда по радио неожиданно включали веселую современную музыку. Но в этот день что-то случилось: девушку было не остановить. Леха сидел на диванчике за столом и с легкой улыбкой смотрел, как она отплясывает. Волосы прилипли к мокрому лбу, Алька сняла туфли и кружилась босиком, глаза лихорадочно горели. Еще немного – и сказка закончится. Ей придётся вернуться домой, к тараканам, смраду, худенькой голодной сестренке и вечно пьяной матери.

Поэтому ей было совсем не стыдно танцевать с незнакомыми парнями на рыбацком пароходе, ловить на себе удивленные взгляды их девушек и… очень приятно, что Леха смотрел на нее.

– Школьница? – переспросил один их вахтенных. – И куда поступать собралась, стрекоза? С такой внешностью – только в театральный в Москве, заберут сразу. А потом в Голливуд.

– Или в бригаду, там тебя быстро какой-нибудь папик приберет и брюликами увешает, – ухмыльнулся второй.

Леха вскочил на ноги:

– Эй, потише, девочка со мной.

Завязалась бы драка, но одна из девиц попросила отвезти ее домой.

– Поехали, Альку тоже подбросим, – ответил ее парень, тот, что прочил девочке карьеру артистки.

– А че ее везти? – недовольно ответила девица. – Она со своим парнем приехала, пусть он ее везет.

– Так он на вахте остается, – улыбнулся парень.

– Пусть такси ей вызовет, проводим ее до ворот, дальше сама доберется. Еще заблюет салон, тачка новая, жалко.

Алька почувствовала себя Золушкой в полночь. Сказка заканчивалась. Ей справедливо указали ее место: никогда она не станет равной им – благополучным девчонкам в легких импортных шубках, выросшим с родителями и отпусками на черноморском побережье.

– Не надо меня провожать. И такси не надо. Я сама доеду, автобусы ведь ходят еще.

– Ждать долго придется, – сказал Леха. Он стоял без куртки возле трапа, сунув руки в карманы брюк и втянув шею в плечи, как будто продрог.

– Ладно, собирайтесь уже скорее, – капризно протянула вторая девица. – Решайте, кто остается, кто едет. Я два отгула взяла, мы с Витюшкой хотим кино посмотреть.

Она засмеялась и шутливо ткнула парня в бок. Тот обнял ее и повел в свою каюту.

– Я ухожу, – сказала Алька.

– Давай послезавтра возле «Даров природы» встретимся? – спросил Леха. – В час дня сможешь? Это воскресенье.

– Хорошо, – радостно откликнулась девушка и пошла к воротам.

– Одевайся тепло, поедем в одно место, – уже в спину ей крикнул Леха и улыбнулся.

Алька оглянулась и помахала ему, а он все стоял и смотрел. Взрослый, сильный, добрый…

Автобус подъехал через четверть часа, девушка вошла в уютное тепло салона, села и прислонилась лбом к прохладному оконному стеклу. Неужели это произошло с ней? Что будет завтра? Что она наденет на встречу с Лешей в воскресенье? Было ли это на самом деле или ей все приснилось? Аля тихонько ущипнула себя за ладошку – стало больно. «Я не сплю!» – радостно подумала она и сердце приятно замерло в груди.

В квартире было свежо. Запах лизола почти выветрился, в распахнутые окна врывался прохладный океанский ветерок. Из комнаты матери доносился храп. Светка свернулась клубочком на своей кровати и смотрела в стену невидящим взглядом.

– Аль, это ты? – прошептала девочка, глядя в пустоту.

– Да, – шепотом ответила старшая сестра. – Есть хочешь? Смотри, что я тебе принесла.

Аля достала из пакета с учебниками хлеб с салом, три отварные картофелины и – роскошь! – свежий огурец. В этот момент девушка поняла, что тоже хочет есть.

– Давай пировать, – пригласила она сестренку.

Малышка выбралась из-под одеяла. Алька застонала от жалости: худенькие ножки, бескровное осунувшееся личико и огромные тоскливые глазенки…

– Мама просыпалась? – резко спросила она.

– Не знаю. Я очень хотела кушать, попила воды и легла. Стало холодно, я иногда спала, а иногда просыпалась, – тихо проговорила девочка. – А потом стало темнеть. И ты пришла.

Алька встала, захлопнула окна и посмотрела на часы. Почти двенадцать. Слава Богу, что мать спит – никогда не возвращалась девушка домой так поздно. Взяла одну картофелину себе, две отдала сестренке. Сало вкусное, надо было больше взять, там, на пароходе, за едой никто не следил. Светка хрустела огурцом, жмурясь от удовольствия. Вкуснятина!

– Аль, не приходи больше так поздно, ага? – наевшись, жалобно попросила Светка. – Я боюсь. Вдруг ты потом возьмешь и не вернешься. А меня в детдом. Там вши. Мне Колька сказал. Подстригут налысо.

Девочка начала всхлипывать.

– Светик, терпи, – ответила сестра. – Нам надо вырваться от матери, и я нашла верный способ. Ты ничего не бойся, я никогда тебя не оставлю. Если станет совсем страшно – беги к Галке, она тебя не выгонит.

Малышка успокоилась:

– Только не каждый день, ладно? Обещай.

Каждый день… Надо школу закончить с хорошим аттестатом, сдать экзамены, потом подать документы в техникум. Учиться необходимо, чтобы не попасть в бригаду, как предрекал тот, вахтенный с парохода.

– Я каждый день не смогу бояться, я заболею и умру, Аль, – засыпая, говорила Светка. – Но ради дела потреплю. И чтобы сапоги золотистые и белая шапочка.

Алька поцеловала сестренку и пошла в ванную. Заткнула слив, пустила воду и встала гудящими ногами в спасительное тепло. Ноги отекли и немного замерзли в Галкиных туфлях. И колготки надо сполоснуть – неудобно Надежде Алексеевне грязные возвращать. Хорошо, что не порвала. Простирнув заодно свои заштопанные «капронки» и бережно развесив их на батарее, Алька вытянулась на своей узкой кровати под одеялом, закрыла глаза и еще раз прокрутила в голове весь день с самого утра.

Память предлагала ей то отражающуюся в зеркале яркую красивую незнакомку, то восторженный взгляд бегущего по школе с классным журналом восьмиклассника, то липкий сладкий вкус «Амаретто», то добрую Лехину улыбку.

Галка куда-то испарилась из ее сознания.

***

Вика любила свой дом. Свою уютную спальню, несмотря на то, что жили они там вдвоем с мамой. Как-то мать предложила Вике сделать перепланировку и разъехаться – в частном доме так просто из двух комнат выкроить три. В прошлом году жилье было приватизировано – делай все, что воображение подскажет. Вика представила, как живет одна, в пустой комнате, и решительно отказалась. Ей так спокойно было засыпать рядом с мамой и просыпаться, видя, что мамина постель уже аккуратно заправлена, а на покрывале лежит ее отглаженная для работы одежда.

Быт был очень простым – придя из школы, Вика обедала, мыла посуду и пылесосила. Садилась за уроки. Если по телевизору не было ничего интересного, валялась с книжкой на диване или на своей кровати.

Все в их классе готовились к экзаменам, обсуждали, кто куда собирается поступать, ездили в город на подготовительные курсы. Алька, единственная подруга, переехала и пропала. Наверняка обзавелась новыми друзьями и забыла ее, Вику. Зимой на лыжах бегать было теперь не с кем, и девушка увлеклась комнатными цветами. Раньше думала, что только замужние дамы могут с такой страстью озеленять свое домашнее гнездышко. Но неожиданно привязалась к растениям, отщипывала отростки везде, где только можно, пока никто не видел, или, увидев у кого-то цветущий пышно подоконник, стучалась в дом к незнакомым людям и просила за монетку редкий росток. Кто-то сказал ей, что лучше всего приживаются краденые цветы или купленные за пятак.

Весной их с мамой дом стал похож на цветущий сад и радовал своих хозяек сочной живой зеленью всех оттенков. А сосед, дядя Миша, подарил ей бочонок под традесканцию.

Вот из-за этого бочонка она не сдала сочинение, а Светлана Александровна разозлилась и влепила ей «два/два». Вика пошла за бочонком, ждала, пока высохнет и выветрится лак. Потом дядя Миша долго искал мягкий целый полиэтиленовый вкладыш, чтобы вода при поливе не просачивалась в деревянные щели.

Девушка так вдохновилась пересадкой разросшейся традесканции, что совсем забыла о сочинении. Да что там сочинение – мама попросила ее начистить несколько картошин к ужину и достать из погреба банку тушенки, а Вика и этого не сделала! Пришлось им ужинать чаем с баранками, и мама немного обиделась. К ней в контору нагрянула комиссия, мать задерживалась на работе допоздна, а утром уходила раньше обычного и очень уставала.

Вика вспомнила про сочинение только утром и, естественно, не успела его написать. Можно было быстро накропать что-то, но девушка предпочитала «все или ничего»: лучше сдать позже идеальную работу, чем ставить свою фамилию под позорной отпиской. Но Светлана Александровна даже слушать ее не стала. Полкласса не сдали сочинение, она разозлилась и поставила всем «двойки». Вика понимала, что учительница права. Но у девушки никогда не было плохих отметок по литературе – это был любимый предмет. Надо завязывать с цветами, а то так и экзамены завалить недолго…

Первый раз за свои семнадцать лет Вика ощутила быстротечность времени. Школа отнимает почти весь день. Подготовка к вступительным экзаменам. А еще на прилавках новые книги появляются, как грибы. Раньше столько всего интересного было запрещено, а сейчас читай вволю! Но на чтение тоже нужно время. Фильмы интересные появились, например, «Титаник». Мать купила подержанный видеомагнитофон по объявлению, а в сигаретном ларьке возле остановки открылся прокат кассет. Так это у Вики еще и друзей нет, с которыми иногда так хотелось бы погулять, пообщаться. Но когда? Ей даже с мамой поговорить не удается!

И что, если она узнает про сочинение? Не успеет до дома с работы дойти, как ей уже скажут. Расстроится. Сядет на диван, повернется к папиной фотографии, перевязанной траурной лентой, и тихо вздохнет.

Жаль, что папы нет. Недавно звонили из его конторы, приглашали на открытие мемориальной доски погибшим морякам. И папина фамилия там есть. Но Вике от этого не легче. Им с мамой так не хватало отца, пахнущего рыбой и табаком, сильного, большого, шумного и такого родного.

Вика заплакала. Перед глазами все поплыло. Вот бы закрыть глаза, открыть, – а папа дома. Живой, сидит на диване и дразнит ее «Вика-чечевика». Он бы все понял, рассказал интересный случай из своей жизни: грустный или смешной. О том, как теряются друзья, нелепо появляются «двойки» в дневнике, а мама ругает за то, что не начищена картошка. Странным образом Вика повторяла все события из жизни отца, только он об этом так смешно рассказывал, что девушка даже начала сомневаться в правдивости этих историй. Но в любом случае, папа всегда ее успокаивал и придавал сил пережить любые неприятности.

«Двойка» была забыта. Вика выглянула в окно. Кусты смородины и малины уже зазеленели, розы стояли еще голые, но чувствовалось, что в них уже проснулась жизнь. «Посадить бы еще жимолость возле забора, тогда нашего крылечка с улицы будет совсем не видно», – подумала девушка. Так станет еще уютнее. А если уговорить маму смастерить скамейку и простой деревянный столик, сделать навес – получится вполне себе южная беседка. Да, в доме мужчина просто необходим. Эх, папка—папка, зачем ты тогда согласился выйти в море на списанном в утиль сейнере?

Вика поставила кастрюлю на плиту, и вскоре комната наполнилась вкусным запахом говяжьего борща. Хлопнула входная дверь, вошла улыбающаяся мать. Про сочинение не знает.

– Мам, я «двойку» получила по литературе.

Мать дернулась и перестала улыбаться. Молодая красивая женщина, только глаза потухшие какие-то. Вике стало стыдно.

– Я исправлю, мам. Светлана сегодня вспылила, наорала на всех, в журнал наверняка не выставила. У половины класса «двойки», – затараторила девушка.

Мама молча раздевалась возле вешалки.

– Мамочка, зря я тебе сказала. Просто испугалась, что от чужих узнаешь и еще больше расстроишься. Я сейчас же напишу это дурацкое сочинение и завтра сдам.

Вика подбежала к матери и взяла ее за руки. Мать сказала устало:

– Хорошо, если можно что-то исправить. А у нас недостача. Второй день ищем, где ошиблись – не найдем. Комиссия лютует. Переносили все в компьютер, всю бухгалтерию, а теперь не сходится ничего. Трудно мне с этой техникой. На калькуляторе считали – копеечка к копеечке всегда… Ну да ладно, давай ужинать.

Вика бросилась накрывать на стол: налила борщ в тарелки, поставила банку сметаны, нарезала хлеб, пару долек чеснока и достала солдатское вкусное сливочное масло в жестяной банке.

– Из папиной конторы звонили, забыла сказать. Мемориальную доску будут открывать, – сказала Вика, намазывая маслом натертый чесноком хлеб.

– Что нам эта доска, – отозвалась мама, перемешивая сметану в борще. – Пока выучишься да устроишься на работу, придется нам пояса потуже затянуть. В институт ездить – это тебе не в школу за домом, еще и с питанием после третьего урока. Придется раскошелиться, о проезде не забывай… И одеть тебя помоднее – студентка уже, взрослая девица.

Они несколько лет жили без папы, но что-то в голосе матери заставило Вику опустить ложку и всмотреться в ее лицо. Временные неприятности на работе или все гораздо серьезней? Девушка вспомнила падение Алькиной матери по наклонной плоскости после сокращения на консервном заводе и не на шутку испугалась. А сама протянула:

– Мааам, ну чего ты сгущаешь? Проездной недорого стоит, еду могу с собой брать. А одежда… Можно подумать, в пединститут все богатеи придут. Такие же, как я, в обычной одежде. И даже хуже. Стипендию заработаю. А потом найду подработку, как освоюсь.

– Почему пединститут? – удивилась мама. – Мы же в мореходку планировали на экономический. Куда ты потом со своим педобразованием? Еще немного – и школьная система совсем развалится.

– Потому что в мореходке платно, – отрезала Вика. – Не хочу, чтобы ты гробилась на работе. А попаду на иняз – найду хорошую работу.

– Ну что ж, – согласилась мать. – Пробуй. Иностранный язык сейчас любые двери открывает.

Вика снова заволновалась – подозрительно легко мать отказалась от своей мечты сделать дочь экономистом. Разве так бывает?

Надо писать сочинение, а девушка не может собраться с мыслями: перед глазами стоит растерянное, уставшее мамино лицо. Сев на свою кровать, Вика услышала плеск воды и тихое бормотание телевизора. Мама моет посуду, сейчас разложит на обеденном столе свои бумаги и будет заново вглядываться в цифры, сверять счета и искать утерянные копейки. Нет уж, экономистом быть несладко. То ли дело стать переводчиком и устроиться на работу в иностранную фирму. Сделать евроремонт в доме и построить летнюю беседку…

Девушка посмотрела на буйно цветущую герань на окне, плотные блестящие оранжевые занавески и уютные пледы в тон им. А письменный стол и книжные полки папа смастерил сам, когда Вика поступила в первый класс. Столешницу красиво обтянул толстой тканью «под кожу», и такой же тканью перетянул сиденье обычного деревянного стула. Поначалу Вика протыкала шариковой ручкой бумагу, так как столешница оказалась слишком мягкой. Зато сейчас у нее самый лучший в классе почерк. Да что там в классе – во всей школе! Недаром все стенгазеты поручали выпускать им с Алькой.

Вздохнув, Вика вырвала двойной лист в линию, сверху написала дату, заголовок «Мой любимый рассказ о войне» и задумалась. Сочинение надо было написать по произведению Кондратьева «Сашка». Но Вике не нравился этот рассказ. Как он может быть ее любимым? Вот «А зори здесь тихие…» Васильева – это понятно. Весь класс тихонько глотал слезы, когда в актовом зале им включили запись этого фильма. Мальчишки – и те отворачивались, пряча глаза. Нет, Сашка в рассказе тоже молодец: и людям помогал, и Зину преданно любил, но девичий батальон как-то Вике ближе…

Девушка улыбнулась, вспомнив забавную семейную историю. Давным-давно мама принимала участие в самодеятельности. В местном клубе ставили «Зори», артисток фотографировали, и дома хранилась черно-белая карточка – веселая мама, красивая, в гимнастерке и в пилотке. После пятого класса Вику отправили на каникулы к бабушке. Бездонный кладезь занимательных историй, бабуля рассказала, как испугалась, получив эту фотокарточку. «Я боялась читать письмо, думала, кровиночку мою в армию призвали, и опять война начнется», – причитала бабушка. А Вика смеялась: «Ну какая война, нас весь мир боится, у нас же ядерная кнопка!»

Память перенесла девушку в то далекое уже лето. Бабушка работала в школе гардеробщицей и записала внучку в библиотеку. Сколько же книг Вика тогда перечитала! Влюбилась в повести Волкова про Элли, Страшилу и Железного Дровосека. А вот «Маленький принц» расстроил, встревожил – слишком глубокий смысл был заложен в эту сказку, доступный душе, но непонятный детскому разуму.

Но самое счастливое время было – вечер перед сном. Вика вдыхала аромат чистого постельного белья, зажмуривалась и слушала бесконечные удивительные истории про русалок, побег от войны огромного семейства, жизнь в собственной усадьбе, а потом в бараке возле озера Хасан. Картины сменялись одна другой и были волнующими, потому что взаправду случились с ее родной бабушкой, а значит, и немного с ней, Викой.

Сочинение никак не писалось. Девушка вспомнила, что мать еще утром вынула из бульона говяжью кость и попросила Вику отнести ее соседскому псу.

Выскользнув из дома с завернутым в бумагу лакомством, Вика остановилась в изумлении – к ее дому шагала Алька. Откуда она здесь? Они не виделись весь учебный год, даже не созвонились ни разу. Вика знала только, что подруга переехала в район переговорного пункта, а точного адреса у нее не было.

Уняв заколотившееся радостно сердце, девушка отвернулась и пошла к соседнему дому.

– Вика, стооой! – услышала она за спиной и оглянулась. Алька, улыбаясь, бежала к ней, держа в руках белый пакет.

– Я… Мне… Мама попросила дядь Мишиному Байкалу косточку отдать, – растерянно ответила Вика. – А ты чего здесь?

– Я к тебе, Вичка, соскучилась жутко, – Алька крепко свободной рукой обняла подругу. – Мать совсем с катушек съехала, я никак не могла выбраться. Телефон у нас отключен. Пригласишь в дом? Правда, я с пустыми руками.

Девушки кинули кость через соседский забор, вошли в свой двор и уселись на крыльце. Алька осмотрелась:

– Красота тут у вас, запах настоящий, живой. Мы в квартире пыль глотаем и дышим газами с дороги.

В распахнутое окно на звук голоса выглянула мать и воскликнула:

– Алечка! Дорогая моя пропажа!

Посмотрела на напряженное лицо дочери и добавила:

– Вика, я чайник ставлю, приглашай гостью в дом.

Девушка оглядела модную одежду Альки: высокие белые кроссовки, плотные черные лосины и просторная толстовка с карманом на животе и капюшоном. Подумала: «Приоделась. Нашла работу? Пакет из супермаркета… Какая же она красивая стала. Волосы, как шелк».

Разговор не клеился, пока Алька не заметила, что у подруги много цветов. Она ходила по дому, рассматривала каждое растение, восхищалась:

– Вика, супер. Как красиво! А у нас дома – сарай. Может, дашь мне отростков? Только мне сажать их некуда, если только в консервные банки… Ты где землю брала, в огороде? Украшу нашу со Светкой спальню. У нас ведь ничего нет, только две кровати, мать все деньги пропила. А кухня до того прокурена, что все живое там сразу зачахнет.

Вика решилась спросить:

– Аля, а такие вещи дорогие у тебя откуда? И где ты их хранишь, если даже шкафа нет? Пакет интересный…

Алька уселась на Викин изрядно потертый стул:

– В пакете у меня учебники, берегу его, потому что прочный. Одежду мне отдает богатая одноклассница. У нее отец кэпом ходит в загранку. Там семья очень жалостливая – они и продукты мне подкидывают. Светке недавно одежду и обувь отдали после близняшек. А храню я вещи – не поверишь! – в коробке под кроватью. Коробку в магазине взяла. Каждый раз иду домой и трясусь – вдруг мать пропила наше богатство.

Девушка посмотрела на лист с темой сочинения.

– О! Тоже война? Я уже отмучилась, хочешь, помогу написать? – предложила она Вике. – Но я только «Сашку» Кондратьева читала, другое не вспомню так сразу.

Лед был окончательно растоплен. Дружба разгорелась с новой силой. И вот уже Алька, высунув язык, пишет черновик сочинения о войне, а Вика сосредоточенно осматривает растения в поисках молодых побегов, которые наверняка укоренятся и украсят Алькину комнату.

– Слушай, пишу и думаю – хоть бы моя мать уже упилась чем-то, проще похоронить, – сказала вдруг Аля. – Думаю так, и страшно становится. А с другой стороны, лучше никакой матери, чем такая.

Вика растерялась. Похороны отца стали самым страшным потрясением в ее жизни. Но он не пил… Был самым лучшим папой в мире. Что она может ответить подруге?.. Так вот почему Алька не приезжала! Ее мать допилась до ручки, раз ей такие мысли в голову полезли. Подняв голову, Алька пояснила:

– Понимаешь… Недержание, а почки сгнили… Устала я проветривать и мыть. Светку в детдом заберут сразу. Не знаю я, Вик, не знаю…

Алька пришла сегодня из школы и увидела, что мать сидит на кухне и курит.

– Окно бы открыла, – попросила дочь. – И так дышать нечем.