Теперь открой глаза

Nicole Florina

Even When I'm Gone

© Copyright © Nicole Florina

© Ефросинья Аникина, перевод на русский язык

© В оформлении использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© ООО «Издательство АСТ», 2025

От автора

«Теперь открой глаза» – третья и последняя книга цикла «Останься со мной». Чтобы понять происходящее, книги нужно читать в определенном порядке.

Я провела немало исследований перед написанием всей серии и не остановилась на первой книге. Прошу, не забывайте о том, что все обсуждения медикаментов основаны на моем личном опыте, полученном за несколько лет приема. На том, как они влияли на меня саму. Лекарства на всех действуют по-разному. Я не доктор и не лицензированный психотерапевт, потому не советую изменять прием медикаментов, не поговорив со своим лечащим врачом. Судя по моему опыту и по разговорам с теми, кто живет с подобными болезнями, а также по бесчисленным часам исследований, могу сказать, что опыт каждого человека уникален. Не существует двух похожих друг на друга дорог. Эта история не должна полностью изменить ваше отношение к таким людям, но заставить посмотреть на все под другим углом. Принять тех, кто от вас отличается, и понять, что у каждой истории есть две стороны – и обе правдивы. Все зависит от точки зрения.

В этой книге обсуждаются нелегкие темы. Мнения персонажей могут не совпадать с моим собственным. Взрослые темы, мат, графический сексуальный контент и нелегкие случаи могут вызвать не самый лучший эмоциональный отклик. Вы предупреждены.

Надеюсь, вам понравится мир, который я создала.

Для моего сына,

который чувствует все слишком ярко —

Не стыдись показывать свои эмоции и не стыдись плакать.

Однажды появится тот, кому они понадобятся – все до капли.

А пока, милый, ты со всем справишься. Ты прекрасен.

Пролог

Человека нужно измерять по тому, что он сделает после того, как у него все заберут.

У меня три часа.

Я пришел сюда лишь с одной целью, но мне пришлось все отложить. Мия меня отвлекла… или спасла, тут уж как посмотреть.

В любом случае, нельзя больше медлить ни дня.

Сейчас вечер, все должны были уже разойтись по комнатам. Я уже пятнадцать минут стою перед зеркалом в пустом туалете на третьем этаже, оставив совесть на втором… или где там сейчас Мия. Надеюсь, в своей комнате, но у нее есть отчаянная привычка бродить по округе и вляпываться в неприятности.

Хейден Чарльз не чувствовал угрызений совести. Никаких. Хейден вышагивал по этим коридорам так, словно владеет каждым завихрением на мраморном полу под его ногами. Он спокойно жил, так, словно ничего не случилось. Но кое-что случилось. Хейден Чарльз – один из тех пятерых парней, что лишили жизни Ливи, мою сестру. Я наблюдал за ним, изучал этого парня последние семь месяцев. Он вовсе не замкнулся после того, как убил мою сестру, о, нет. Хейден просыпался, завтракал, посещал уроки, играл в саду в карты и продолжал жить – так, словно Ливи никогда и не было. Так, словно он никак не причастен к ее смерти.

Я уставился на себя в зеркало. Сердце тяжелело с каждой секундой. Ярость затопила меня – те пустые местечки, что оставила после себя сестра. Ярость эта была не горячей, а холодной, тяжелой, рваной по краям. Она поглотила меня. Пугала меня. Насмехалась надо мной. Этот гнев, черт подери, попросту изменил меня. Я забыл того человека, каким был прежде. Во мне осталась лишь ярость. Я забыл, каково это – существовать без нее.

А потом в отражении своих глазах я увидел Ливи.

– Отпусти, – повторял ее голос в моей голове.

Но я не мог отпустить. Не мог забыть. Чудовище внутри меня голодало. «Тик-так» звучало все громче, заглушало милый голосок Ливи.

Тик-так.

В валявшей сумке на грязном полу ванной у моих ног лежало все, что нужно для задуманного. Я планировал все целый год. У Хейдена была мать, младшая сестра и золотистый ретривер по кличке Пончо. Его отец сидел в тюрьме. Я все доводил до конца и прекрасно понимал, что именно планирую отобрать у этого мира… какую жизнь забрать у этой семьи.

Но у него была, блин, младшая сестренка. Он должен был понимать как никто. И, Боже… я дал ему целый год для того, чтобы Хейден пришел в себя и, может, поступил правильно. Но либо Господь слеп, либо… он просто ждет, что я своими руками совершу надлежащую кару.

Я оттолкнулся от раковины, выпрямился, схватил черную сумку, обхватив ручки кулаком.

Тик-так.

В темных коридорах из-за одежды я был невидим. Черная футболка, черные ботинки. Черная душа. С каждым шагом в сторону второго крыла сердце все громче предупреждало меня, но карма пела свою сладкую песнь не переставая. Только так я смог бы утихомирить чудовище.

Нужно действовать. Сегодня же.

В крыле дежурил Джерри, но раз в неделю он наведывался к Ронде и трахал ее за закрытыми дверьми медпункта. Я знал об их рандеву лишь потому, что Джерри однажды похвастался этим в подсобке. Ронда этого не заслуживала. Но я сюда не друзей искать пришел.

Джерри занят, и в коридорах никого. Времени у меня немного.

Я провел у замка общей картой охранника из кабинета директора – имени на ней не значилось, – сделал глубокий вдох и открыл дверь комнаты Хейдена настежь.

Хейден Чарльз ведь не думал, что смерть вежливо постучится в дверь?

– Какого хрена? – Хейден вскочил с кровати.

Темные глаза его, полные недоумения, впились в мою темную одежду. Он пытался понять, кто я и что тут забыл. Подняться Хейден не успел: я кинулся на парня, уперся коленкой в грудь и схватил его за горло.

– Я задам три вопроса, а ты должен ответить на них честно, – прошептал я ему на ухо. Приказал.

Хейден пытался вырваться, но со мной ему не справиться. Ни со мной, ни с чудовищем, живущим внутри меня. Я был огромным, и по венам моим бежал адреналин.

– Я пойму, если ты мне соврешь. – Хейден выкатил глаза, все еще безуспешно пытаясь вырваться из моей хватки.

Я знал, как нужно сдавить горло именно так, чтобы противник не совсем задохнулся. И потому сжал пальцы чуть сильнее.

Наркоша загремел в Долор на три года за употребление и распространение. Большинство студентов кукуют здесь по два года, но, к счастью для меня, мои цели оказались не особо умными и не сдали экзамены. Хейдену исполнилось двадцать – уже не мальчишка. Пора мужчине ответить за свои действия.

– Оливия. Ты насиловал ее?

Хейден яростно затряс головой и попытался дотянуться до моего лица – его собственное начало синеть. Но достать до меня он не смог, слишком уж далеко я стоял. Со смертью я был давно знаком. Мне уже приходилось убивать. Пальцы мои не дрогнули, но я чуть разжал их. Пусть говорит. Хейден яростно глотнул воздуха.

– Что, блин, за Оливия?

– Ливи, – прорычал я. – Отвечай!

– Эту шалаву все трахали, – выплюнул Хейден, и глаза его весело блеснули – вот как он думал о женщинах. – Изнасилованием не считается, раз она лежала там вся такая готовая. И как отлично принимала, а!

Чудовище внутри меня оскалило зубы. Мне стоило сломать шею этому ублюдку прямо там. Прямо тогда. Это не так уж и сложно: к тому же я уже держал его за горло. Но у меня оставались еще вопросы. И я хотел услышать ответы.

Я убрал от Хейдена одну руку, сунул ее в карман и раскрыл складной ножик. Поднес его к диким глазам пацана.

– Это ты ее убил?

Удивительно, но голос мой не дрогнул. Слова не потерялись. А вот держащая нож рука задрожала – этого я скрыть не смог. Хейден вдруг перестал бороться, и в его слезящихся глазах я увидел страх. Я не планировал резать его ножом, хотел всего лишь припугнуть, чтобы добиться от него ответов. Ответов, которые развяжут мне руки.

– Правду говори, черт тебя дери.

– Я не крыса, – прохрипел Хейден.

– Это ты повесил мою младшую сестренку?

Изнутри прорывались горе и скорбь, терпения не хватало. Пальцы на рукояти ножа задрожали: я готов был вырезать имя Ливи на его лице, чтобы он никогда не забыл о том, что сделал, – ни в жизни, ни в смерти. Чтобы все об этом узнали.

– Дрю! – поспешил выпалить Хейден; судя по вытаращенным глазам, он все понял. – Это сделал Дрю!

Чудовище внутри меня рассмеялось. Ну гляньте, как только посмел! Томми, парень Ливи, убил Дрю. Так что и обвинить его куда проще – защититься он уже не сможет. И Хейден об этом знает.

– Давай-ка попробуем еще разок.

Их имена мне уже известны. Я навещал Томми в тюрьме, и он выдал мне фамилии всех пяти парней, что насиловали мою сестру. Дрю, Хейден, Чад, Уильям и Лайонел. Но мне нужно было выбить из Хейдена признание. Хотелось услышать, как он это скажет.

– Это ты убил Ливи?

Хейден крепко зажмурился, а потом распахнул глаза и направил на меня темный взгляд.

– Хочешь, чтобы я рассказал тебе о том, как я наблюдал за Лайонелом и Дрю, когда они ее душили? Как ее веснушчатое личико посинело, а руки опустились? Как я помогал приподнять ее, чтобы Лайонел обернул вокруг шеи простыню? Что она умерла до того, как взлетела? Ты правда думаешь, что я признаюсь в таком? Да тебе придется убить меня. Не пойду я в эту адскую тюрьму!

Его признание – вернее, жалкое подобие признания – на время парализовало меня. Перед глазами замелькали картины: вот моя сестренка борется за свою жизнь, а ее держат пять парней в два раза крупнее.

Я едва смог вздохнуть и открыл глаза.

– И последний вопрос, Хейден, – голос мой дрожал, я все силы тратил на то, чтобы не воткнуть лезвие прямо ему в глаз. – Ты раскаиваешься в содеянном?

– Раскаиваюсь? – рассмеялся он. – Либо она, либо я. Я выбрал себя.

Три вопроса. Мне нужно было услышать ответы на три вопроса для того, чтобы отправить задницу Хейдена прямиком в ад… но совсем не в тот, на который он рассчитывал. На этот раз обмякнет его тело.

В темных глаза заметался ужас. Он не мог пошевелиться, не мог говорить. Хейден Чарльз, наконец, познал тот же страх, который сковывал Ливи в последние секунды ее жизни: он ничего не мог поделать, ему оставалось лишь ждать приближающуюся смерть.

Я повесил его в комнате и не стал дожидаться кончины. Он заслуживал того, чтобы умереть в одиночестве. А если он сможет сбежать, то все равно задохнется: наркотики это обеспечат. Я уже видел такое прежде. И все проверил, потому что никогда не иду на дело неподготовленным.

Ноги сами понесли меня вниз по коридору, вверх по лестнице и, наконец, в душевую. Лишь когда дверь захлопнулась за моей спиной, я позволил себе опуститься на пол. Меня всего трясло: я вытянул руки, несущие смерть, и они тоже задрожали. Я посмотрел на них и почувствовал, как меня затапливает ужасом и отвращением. Меня замутило: я представил последние мгновения жизни Хейдена. Попытался подняться, держась за выложенную плиткой стену, но ноги отказывались меня слушаться. К горлу подступила тошнота. Я подался вперед, тяжело дыша, а глаза горели. Меня вывернуло прямо на пол душевой.

Убийство – не новое для меня занятие. Я и прежде убивал, но это всегда тяжело.

Чудовище успокоилось. Но пройдет всего немного времени, и оно снова вернется голодным.

Осталось лишь подождать.

Я не сразу смог выбраться из дебрей своего смятения. Лишь через несколько минут я смог поднять руки, провести ими по челюсти… Снова и снова. Я тер лицо, и вскоре оно запылало. Мне хотелось содрать с себя кожу. Я принял душ, почистил зубы и снова оделся в форму охранника, не переставая думать о своем плане.

Я предусмотрел все: где буду жить, когда покину Долор. Деньги, паспорт… и все остальное, что учитывали обыкновенные преступники, скрывающиеся от правосудия. Я уже рассказал директору о том, что после этой подработки уеду из страны и не вернусь обратно. Удостоверился в том, чтобы меня не искали. И чтобы никто не смог понять, что в смертях виноват я… Итана Скотта никто не найдет. Но я не учел, какие чувства будут обуревать меня после того, как я совершу убийство. Кто я такой? Посмел играть в Бога. Почему я чувствую угрызения совести, они ведь были больными ублюдками… почему внутри все переворачивается? Почему мне не становится лучше?

Этого я не планировал.

Я вернулся на второй этаж как раз вовремя: ужин уже почти прошел. Время текло, и никто не заметил, что Хейден Чарльз так и не появился в столовой. Я повернул за угол и нос к носу столкнулся с Зиком.

Если не считать Линча, Зик торчит в этой дыре дольше всего. Брат Томми. Зик изучал меня издалека: я чувствовал на себе его взгляд. Он пытался меня разгадать.

– Зик, – прошептал я.

Я вдруг почувствовал, что он знает, что он все разгадал… но ведь это невозможно. Я иррационально боялся того, что Зик залезет мне в голову и увидит все убийственные воспоминания. Стоило ему поймать мой взгляд, и я почувствовал себя прозрачным. Он видел меня всего – как на ладони.

– Все в порядке, друг мой?

Зик посмотрел на меня грустными глазами, выдохнул, а потом кивнул. Мальчик умел говорить, но выбрал молчание. Он молчал с тех пор, как его нашли на ступенях Долора. В его записях отмечались выборочная немота и расстройство сенсорной обработки, возникшее после тяжелой сепарационной тревожности в детстве. Говорил он только с Томми. Когда я навещал последнего в тюрьме, тот упоминал, что в детстве он служил Зику своеобразным барьером от окружающего мира. Томми всегда говорил за Зика, а когда их разлучили, то тревожность вернулась с новой силой. Томми нашел его после долгих лет поисков и отправился в Долор для того, чтобы вызволить брата. Но он его подвел.

Мы с Томми были во многом похожи. Например, оба подвели своих родственников.

И оба убивали.

Я попытался подружиться с Зиком ради Томми, но тот мало кого к себе подпускал. С ним рядом чаще всего отирались Мия и Мастерс. Никогда не понимал, что Зик в них нашел. Но что-то ведь нашел? Может, Мия успокаивала его тревожность так же, как и мое чудовище.

После ужина я остался на посту в душевой. Последние слова Хейдена все крутились в голове, и я сжал руки на поясе в попытке успокоиться. Глаза мои словно сами по себе отыскали Мию по ту сторону комнаты. Я искал успокоения. И заметил, что она будто бы поплыла. С кем она разговаривала, со своим другом Джейком? Мия часто так делала. Хотелось бы мне узнать, о чем она думает, когда вот так теряется в своей голове. Не планировала ли она чужие смерти? Была ли она такой же больной? Злобной? Как звали ее монстра?

В коридоре из динамиков раздался голос Линча, и я отвел взгляд от девушки, которая так нравилась моему чудовищу. Тело Хейдена нашли быстро, и кампус тут же закрыли. Я глянул на часы. Как вовремя.

Я думал, что самое сложное осталось позади, но это было не так. Когда я вошел в комнату Хейдена и увидел, что натворил, тошнота вернулась. Я думал, что никогда не смогу возненавидеть себя сильнее, чем в тот день, когда подвел Ливи. Я ошибался. Увидев подвешенного к потолку Хейдена, я возненавидел себя во сто крат сильнее. И ненависть эта будет неизбежно расти, потому что я еще не закончил. Я только начал.

К трем утра я наконец вернулся в свое крыло – к Мии. Мне хотелось лечь с ней рядом и остудить об нее свой гнев, свои стыд и вину. Ей это удавалось. Я вошел к ней в комнату, но Мия спала. Наконец просто спала, свободная от своих кошмаров. Мне хотелось утопиться прямо на месте. Схватить это чертово чудовище и обернуть его в успокаивающее одеяло Мии. Заставить его заснуть.

Я снял ремень и рубашку и опустился рядом с ее ледяным телом, пытаясь поделиться теплом. Мия всегда была ледяной. Она была убеждена, что родилась лишь с половиной души.

– Олли, – прошептала Мия.

Ей нужен был совсем другой человек, и это кольнуло мою гордость. Но эгоизм победил. Я тоже в ней нуждался. Я провел руками по прохладной шелковистой коже и удивился, почему меня не тошнит. Ведь эти руки убивали. Мия повернулась, проснулась и попыталась поговорить о моих тревогах. Но я не мог этого сделать. Я был сломанным человеком с ужасными намерениями. В тот момент я нуждался лишь в тишине ночи и почти голом теле Мии рядом. Мне хотелось, чтобы она притворилась, что я тоже ей нужен. Чтобы ее буря успокоила мою. Мия превращала мое чудовище в домашнего зверька. Рядом с ней он становился послушным.

Как и каждую ночь до того, Мия притянула меня к себе. Я подождал, пока она заснет. А потом провел пальцами по фигуре и хорошенько вгляделся в нее. В нее всю. Мия не возражала. Ничего не говорила об этом. В глубине души я знал, что она хочет Мастерса, но она использовала меня. Всякий раз. Вот чем мы занимались. Таковыми были наши отношения. Мы подкармливали друг друга единственным способом, который знали.

Мия уснула быстро. Ее легкое дыхание гипнотизировало меня. Я почувствовал умиротворение и провел руками по нижней части ее живота, по заднице, подтянул поближе к себе, вдохнул цветочный аромат…

Неважно, что там говорилось в ее документах. Мия была очаровательна.

Ее едва заметные вдохи обжигали мне шею. Грудь моя вздымалась, упираясь в ее.

– Ты простишь меня, Мия? – спросил я, прекрасно понимая, что однажды я либо оставлю ее, либо трахну, либо убью.

– Хмм, – протянула она в полусне.

Я больной ублюдок. Больной ублюдок и убийца.

Но у Мии было то, без чего я не мог жить. И каждую ночь я это забирал.

Не понимая, что это превращается в зависимость. Пока не стало слишком поздно.

Один

Этому миру нужны женщины с хребтами, изъеденными мужеством,

И мужчины с сердцами, исцелованными нежностью.

Тьма должна была победить. Победить с легкостью, потому что у нее на руках были все карты. Все возможности. Она могла утопить меня в себе. Но почему на этот раз так не случилось? Почему, даже когда прошло столько времени, я все еще хотела выбраться из мрачной черной бездны прежде, чем она поглотит меня?

Мысли об Олли продолжали дарить мне надежду. Я знала, что он там, стоит на свету и ждет меня. Я закрывала глаза и представляла нас обоих: под светом высокого солнца, бегущих по полям маков, задевающих ногами гладкие, щекочущие лепестки. Там было тепло. Там было лучше, чем в реальности.

Но то были временные небеса. Бог мог сколько угодно дразнить меня и Олли тем будущим, которое мы для себя выдумали. Жестокая пытка: подарить мне то, в чем я и не думала нуждаться, а потом забрать все это в одночасье. Как посмел он испытывать мои силы? Он разве не знал, что на этот раз я не иду к нему навстречу?

Я просто жду.

В последние два года я позволила силам извне управлять своей жизнью, своими чувствами и своей головой. Я позволила другим выбирать для себя наказание за все свои ошибки.

Спасибо, Господь, за то, что испытываешь меня. Я выучила урок. Я достаточно страдала. И все искупила.

В конце концов, даже проклятые заслуживали счастья. Последнее, что я запомнила перед тем, как отключиться, – черные грязные ботинки, свисающие сверху. А потом зрение мое размылось и отключилось. Наступила тьма.

По щеке скользнула слеза. Я открыла глаза, и меня снова поприветствовала темнота. Но я не впустила ее… только не сейчас. Мне хотелось закричать, но губы мои перехватывала липкая лента. Я не только не могла издать ни звука, мне и дышать становилось все труднее. Паника нарастала.

Воздуха не хватало. Нос жгло. Запястья и щиколотки связали вместе, и я изогнулась, взбрыкнула ногами, но только ударилась коленками об окружающие меня стены. Выхода не было. Я зажмурилась. По лицу скатилась еще одна горячая слеза. Грудь горела. Воздуха не хватало. Меня охватил страх, попытался утащить в свои бурные воды.

Итан. Это все он. Почему я раньше не смогла этого понять? Когда-то я признала, что у Итана сердце мрачного жнеца, но я месяцами позволяла этому человеку забираться ко мне в постель – даже в те ночи, когда он убивал. Не только сердце Итана могло бы принадлежать мрачному жнецу. Он сам был настоящим ангелом смерти. И я позволила ему дотрагиваться до себя, успокаивать. Подпустила слишком близко, и теперь страшно бесилась из-за этого. У меня только и получалось, что хорошо судить людей по их поведению… и насчет Итана я крупно ошибалась.

Он довел тех парней до смерти – лишил их жизней. И ему все бы сошло с рук, если бы я не застукала его. В том классе на третьем этаже он посмотрел на меня с ужасным удивлением. Его ярко-голубые глаза расширились. В моих отразился тот же ужас, а потом Итан повалил меня на землю.

– Прости, – шептал он снова и снова.

Это было последним, что я услышала перед тем, как меня накрыла тьма.

Лишь когда машина остановилась, я поняла, что мы вообще куда-то ехали. В этом темном, крошечном пространстве я бы этого никогда не осознала. Хлопнула дверь, и багажник, в который меня засунули, задрожал. Я резко перестала плакать и замерла. Ждала неизбежного.

Вот и все. Итан убьет и меня тоже.

Я никогда не боялась смерти. Вообще, это смерть боялась меня. Я годами балансировала на лезвии, не заботясь ни о чем на свете. Искушала судьбу, поднимая руки и шепча ей: «Давай, забери, если сможешь». По всему выходило, что смерть была маленькой испуганной сучкой.

Но потом в моей жизни появился Олли.

И когда он вошел в нее, не спрашивая разрешения, то сразу же стал центром моей гравитации. Поначалу любви Олли хватало на нас двоих… а потом я и сама научилась любить. Любить себя, а потом и ту, в кого превращалась. Ни Долор, ни эти ужасные подколы, ни травля не смогли у меня этого отнять.

И Итан тоже не сможет.

Если смерть – не маленькая испуганная сучка, то должна стать ею. Потому что я не сдамся просто так. Не сейчас. Ведь я борюсь не только за себя, но и за Олли, и за нашу совместную жизнь.

Багажник распахнулся, и в крошечное пространство проник порыв свежего ветра. Солнце сияло так ярко, что я тут же зажмурилась. Чуть дернула головой – дальше, дальше от солнца. А потом глаза привыкли.

– Мы на месте, – объявил Итан, но на этот раз голос его звучал блекло. Так, словно ему было все равно.

Я неохотно распахнула веки и рассмотрела Итана. Его пустые глаза смотрели на меня. Я попыталась что-то сказать, но лента мне не давала. Проклятья, угрозы, крики… все это превратилось в хмыканье на высокой частоте. На мгновение Итан отвернулся и почесал затылок. Плечи под черной футболкой напряглись. А потом он выпрямился и снова повернулся ко мне.

– Ты сама виновата, – с нажимом произнес он.

Прозвучало так, словно он пытается убедить в этом не меня, а самого себя. Итан покачал головой, рвано выдохнул, а потом две огромные ручищи вытащили меня из багажника и закинули на плечо.

Я попыталась вырваться, но он крепко держал меня под коленками. Пока я боролась, смогла разглядеть, что нас окружает густой лес – зелено-коричневое полотно. Отсюда даже неба разглядеть не удалось: его закрывали предательские ветви и листья.

Деревья тянулись до самого горизонта. Никаких признаков цивилизации. Вокруг ни души, кроме нас с Итаном. Ни Долора, ни помощи… только мы вдвоем. Ангел смерти и бывшая социопатка.

Скрипнула дверца: Итан толкнул ее плечом и умудрился закрыть ногой за собой. Свет снаружи померк.

Меня снова накрыло тьмой. Застоявшийся воздух пах плесенью и пустотой. Все стены покрывали деревянные дощечки. Итан повернулся, чтобы запереть дверь на замок, и я смогла разглядеть убранство комнаты. Довольно маленькой. Кухня с крошечным окном над раковиной у задней стены. Рядом – дверь. Еще один способ сбежать. Справа от меня пыльный диван в цветочек упирался в деревянную стену: он стоял напротив главного входа. Времени не хватило – Итан вдруг повернулся и молча прошел по скрипящим половицам. Мы подошли к другому дверному проходу и спустились по лестнице.

Бороться было бесполезно. По крайней мере до тех пор, пока не смогу избавиться от связывающих меня пут. Руки и ноги стянули так крепко, что заболела кожа. Любое движение – и стяжки впивались еще сильнее. Нужно поберечь силы. Итан сделал шаг с последней ступеньки и уронил меня на пружинный матрас: я ударилась о него спиной, а затем подпрыгнула.

Итан заметался по комнате, запустив пальцы в волосы. Я молча за ним наблюдала. Пространство крошечное. Никакой мебели, кроме матраса, на котором я лежала. Взгляд скользнул мимо Итана – на окно. Пространство между нами разрезали солнечные лучи: пылинки танцевали в воздухе, будто бы легчайшие снежинки. Окно было высоко – не достать.